Психотомия

Текелински, 2020

Глубокие исследования психологии и её становления. Экскурс по долинам человеческого духа, и анатомия сознания. Антропологические аспекты природы, и созерцательные перспективы Вселенной.

Умение жить

Понять, как тебе следует жить, — ещё полдела. Воплотить своё понимание в жизнь, создать для себя соответствующую атмосферу, и отбросив всё ненужное, отвлекающее и толкающее на чуждые пути, найти только свою дорогу, — вот самое важное в твоей жизни. Но в силу слабоумия, недалёкости, и приверженности к сомнамбулистическим состояниям разума, это является самым сложным и наиболее трудоёмким занятием для человека.

Научиться жить исходя из чужого опыта можно, но это будет не твоя жизнь. Если ты хочешь жить только своей жизнью, тебе придётся учиться только из своего опыта. Большинство людей на этой планете, на самом деле живут не своей жизнью, в силу цивилизационного давления, для которого воспитание, как непререкаемый алгоритм действий для всякого абитуриента нашей цивилизации, является главенствующим основоположением в понимании совершенствования, исходящим из исторического опыта поколений. Но дело всё в том, что история никогда никого не научила, как ему в действительности следует жить. Ибо все, что было в истории, так или иначе, даёт лишь удовлетворение правилами и постулатами присущими определённому времени, которого теперь нет, и уже никогда не будет.

Человек не умеет жить, и никто, кроме него самого, не может его этому научить. Но на самом деле, в глубине своего сердца человек это осознаёт. Ведь ни в одном учебном заведении нашей цивилизации, мы не найдём подобной дисциплины. И то, что наиболее близко этому, как то психология, с её многочисленными ответвлениями и конфессиональными умопостигаемыми философемами, не даёт ничего, что позволяло бы говорить об идеологической конструкции самого понятия — «умение жить». Несостоятельность, и полный провал всей моральной концепции, зародившейся в глубине веков на почве религиозных воззрений, и продолжающаяся по сей день, которая вызывает у современного мыслящего человека лишь чувство лжи, подмены и глубоко спрятанного интереса адептов и жрецов всевозможного толка, необходимо и последовательно теряет свою власть над человеком. Человек меняется, и его внутренняя психология уже не желает «прокрустова ложа» исторических идеологических постулатов. Ибо он чувствует, что всё это не из его жизни, что всё это чуждо его внутренним психологическим константам, которые созрев на почве постмодернизма, стремятся к новому, — иному облагораживанию. И его счастье, в силу облегчения цивилизационных бытовых коллизий, теперь зиждется не на нивелировании страданий, (то, что было присуще древним людям), но на ином векторе, — векторе стремления к пенатам наиболее гипертрофированных удовольствий.

Впечатление, что мораль живёт своей жизнью, а люди живут своей, отдельной от её плагинов и устоев, возникает не только у развитых в своём умопостижении, аналитически настроенных людей, но и у всякого обывателя. Все моральные и этические аспекты современности, опираются на так называемую справедливость, выведенную и обозначенную человеческим разумом, как непререкаемую константу его жизни, о которой, кстати сказать, сам мир и природа ничего не знает. Но откуда взялась тогда эта справедливость в головах аборигенов, если её не существует в природе? Вопрос, на самом деле, в своей сути имеет ассерторическую реальность. Ибо в действительности — не существует несправедливости, так как всё и вся здесь фатально закономерно и последовательно выверено, и всякая несправедливость, с точки зрения мира и природы, была бы простой надуманной фикцией (если представить, что сама природа и мир способны на оценки внутри и вовне себя). Мораль ищет справедливость там, где царит иллюзия, где будто бы все люди равны, будто они похожи друг на друга, и имеют в своих головах одинаковые воззрения на мир и действительность. Здесь убеждённость, что человек должен непременно поступать так, как ему диктует некая совесть, (не его собственная совесть, но совесть, навязанная жрецами праведности). — Теми, кто имеет достаточную наглость заявлять о своей правде, и кто возносит эту правду, (присущую только им), на пьедестал неоспоримой истинности для всех и каждого, и такой же ценности. Эти жрецы говорят: Ты просто не знаешь, в силу скудности своего ума, что жить в соответствии с нашей моралью, значит жить счастливо. Но мы заставим тебя быть счастливым, даже если на это потребуется сломать тебе хребет! Вся очевидность в оценках поступков, зиждется на укоренившейся и давшей плоды, памяти исторического опыта. Поступающий в соответствии с моральными устоями человек, живёт более спокойной, а значит менее подверженной страданиям, жизнью. И какая ещё требуется очевидность, если это подтверждается веками? Как жить по законам социума, юридическим постулатам государства, так и жить в соответствии с моральными устоями — выгодно! И в этом нет сомнений…. Но достаточно проницательный и глубокий ум увидит здесь некую иную очевидность.

То, что на относительно ровном поле нашего социума, встречаются «бугорки», возвышенности, и колоссы, уходящие в облака, торчащие из этого ровного поля, словно скалы, и называемые Гениями, — есть продукт нарушения. И в большинстве своём, они, Гении, далеки от моральных устоев. Для них, они дурно пахнут, в силу старости, ветхости и изжитости. Но кто, скажите на милость, вменит им самим, как личностям, это нарушение, это отношение к «историческим гробам», как преступление? У них иная природа чувств и мыслей, иная природа воззрений и оценок — иная судьба! Они не подпадают под общий план, и не соответствуют общим лекалам человеческого планктона. Они вне социальных паритетов, и не несут ответственности за свои действия перед этим «планктоном». И то, что Гении, как правило, не несут и моральной ответственности, так же очевидно, достаточно проанализировать некоторые жизни таковых. И кто способен им указать на счастье, коим упивается большинство? У них своё счастье, отличное от счастья этого большинства, и они готовы следовать только ему. Пусть оно, словно кровь с молоком, словно лёд и пламя — но оно их счастье, и они дорожат им, не взирая ни на что.

Но способны ли эти «Великие отшельники» научить жить людей? Вопрос — непраздный. Ибо это как раз то, к чему расположены, и на что надеются многие обывательские головы. Они полагают, что именно здесь можно почерпнуть опыт, и найти те направления, и те установки, которые должны привести их к пенатам настоящего счастья, и дать им то, о чём они без конца думают, и о чём мечтают. Но им не найти здесь того «философского камня», что превратит их плевела в зёрна, а патоку в золото. Не имеющий в своём доме печь, может согреться только подпрыгиванием и отжиманием от пола. Человек может получить только то, что уже имеет. Всё привнесённое — чуждо, и не имеет того повсеместного зерна, что непременно должно всходить на всякой почве. Здесь привитая к древу чуждая веточка, никогда не даст плоды.

Счастье обывателя, счастье морального человека, и счастье гения — живут на разных островах. И переплыть океан, разделяющий их, конечно можно, но жизнь одного, на острове другого, будет — каторгой.

Смотреть пристально в собственное сердце, найти там всё, что действительно тебе нужно, чего ты на самом деле хочешь, — самая нелёгкая из всех задача, ставящихся человеком пред собой. Она потребует каждодневной продолжительной работы. Но это того стоит.