Капсула времени. Кукла с фарфоровым лицом

Таша Гришаева, 2022

Истории о девочке с кудрявыми волосами Яне Родиной. Что стало с ней после расставания с Антоном Соболевым? Как сложится ее жизнь? И сможет ли она найти свою настоящую любовь? Все это, а также новые герои в продолжении серии книг «Капсула времени».

Пролог

Наконец-то, я студентка первого курса медицинского университета, который когда-то окончили мой дед Родин Яков Ардалионович, мой отец Александр Яковлевич, моя мать Елена Александровна, и в котором учится моя старшая сестра Татьяна.

Да, в нашей семье есть такая старая и очень добрая традиция — становиться врачами. И я решила ее не прерывать. Я считаю, что это одна из самых благородных профессий, да и к тому же, когда дома ты каждый вечер слушаешь рассказы о лечении пациентов с различными заболеваниями и о проводимых по этому поводу операциях, то рано или поздно начинаешь понимать на каком языке разговаривают твои родители, произнося фразу: «Сегодня была произведена субтотальная резекция дистальной трети желудка с анастомозом между ним и двенадцати перстной кишкой».

Родоначальником нашей династии врачей считается мой прадед — Ардалион Иннокентьевич Радов. Родился он еще в царской России, в 1916 году. Молодой советской власти нужны были специалисты в разных сферах жизни, мой дед решил, что занятие медициной — является всеобъемлющим понятием: от душевного врачевания, до физического исцеления.

В год получения им диплома врача, началась Великая Отечественная война.

***

Работал Ардалион Иннакентьевич с начала войны в тыловом госпитале нашего города. Под госпиталь, как и во многих тыловых городах, было отдано здание школы, которое находилось в центре города. Принимал госпиталь тяжело раненых и демобилизованных с полей сражения. Работа была нелегкая и изнуряющая. Не один раз дед подавал прошение об отправке его в действующую армию, но каждый раз получал отказ, у него, как у оперирующего хирурга была бронь. Родина нуждалось в нем, как во враче, а не как в солдате. Работать в госпитале было тяжело не только физически, но и психологически: изо дня в день он и его персонал видели страдания молодых и не очень солдат и офицеров, покалеченных этой войной. Каждый день в руках молодого врача была чья-то жизнь, и не всегда ему и его команде удавалась ее спасти. Каждая смерть тяжело раненного пациента оставляла на сердце Ардалиона незаживающую рану. Ему казалась, что он помнит их всех поименно. Помнил Ардалион Иннокентьевич и тех, чьи жизни им удавалось спасти, несмотря на то что это казалось было невозможным. На практике же — никто не знает откуда у организма появлялись силы на борьбу со смертью, и смертельно раненный шел на поправку. Реабилитация таких пациентов в условиях военного времени, при частой нехватке медикаментов, была длительная, нередко домой они возвращались калеками: кто без руки, кто без ноги, а кто и без обеих ног. Но в то время это не имело для врачей никакого значения. Главное — было спасти жизнь человеку, вырвать его из костлявых лап, ходившей за каждым из них смерти. А калека в такие времена — это была не редкость, а обыденность жизни. Ничто не сравниться с тем счастьем, когда мать или жена после долгой разлуки могли обнять и поцеловать своего любимого сына или мужа.

Единственной отрадой в этом каждодневном аду для молодого хирурга стала молодая медицинская сестра Нина.

В июне 1941 года семнадцатилетняя Нина окончила школу с золотой медалью. Девочке хорошо давались гуманитарные науки, она любила читать стихи, а сама не раз писала короткие сообщения в школьную стенгазету, возглавляя редколлегию. А однажды ее рассказ о буднях рабочих, которых она встречала каждый день, так как одно из градообразующих предприятий находилось недалеко от ее дома, напечатали в городской газете, и девочка решила, что после окончания школы она будет поступать на факультет журналистики. Но начавшаяся война в ночь, когда все школьники огромной страны праздновали свой самый долгожданный праздник — выпускной, внесла свои коррективы. С первых дней войны девушка поняла, что мечту о журналистики пока нужно забыть, до лучших времен и записалась на ускоренные курсы медсестер. Тогда-то она и познакомилась с молодым врачом Ардалионом Иннокентьевичем. Хирург Ардалион и медсестра Нина проработали всю войну бок о бок в военном госпитале.

Ардалиону Иннокентьевичу сразу приглянулась молодая медсестра Нина, эта хрупкая девочка с большими карими глазами, с тонкой косичкой, которая всегда была перекинута у нее через плечо. Но время было не то, чтобы романы крутить, надо было работать, спасать чужие жизни, не оглядываясь на свою.

Ниночка, как ласково называли ее бойцы, первое время даже не обращала внимание на молодого, высокого и очень худого хирурга с орлиным профилем. Она просто старалась хорошо выполнять свою работу: облегчать страдания раненым и быть полезной врачам.

Но однажды, в мае 1942 года к ним в госпиталь привезли тяжело раненного в живот, но почему-то еще живого капитана. Полночи хирург Ардалион и медсестра Ниночка боролись за жизнь этого человека. Когда закончилась операция, и больного увезли из оперблока на каталке в палату, за окном появились первые слабые лучики рассвета, которые окрасили далекий горизонт в красный цвет. Уставший Ардалион вышел на крыльцо госпиталя, сел на ступеньки, достал папиросы и закурил.

— Вот и весна пришла, — тихо сказала Нина, подходя сзади и устало присаживаясь рядом с хирургом.

Нина положила подбородок на кисти рук, локти которых опирались на ее тощие коленки. Врач посмотрел на измученное тяжелой ночной сменой лицо медсестры. Глаза девушки в этот момент были устремлены куда-то в даль, туда — за горизонт, где быстро поднималось красное яблоко рассвета.

— Да, пришла весна, — согласился Ардалион и протянул пачку с папиросами девушке.

— Нет, спасибо. Я не курю, — отказалась она и внимательно посмотрела на хирурга.

— Это хорошо. Курить вредно, — сказал молодой врач и глубоко затянулся, прищурив правый глаз.

В этот момент Нина заметила, как лихорадочно блестят глаза у ее коллеги. Она даже испугалась этого блеска, который мог говорить о том, что доктор заболевает.

— Что с вами, доктор? — встревоженно спросила она его.

— Как вы думаете, Нина, он будет жить? — ответил Ардалион вопросом на вопрос.

— Кто? — не поняла девушка, о ком говорит врач.

— Этот капитан, — пояснил Ардалион, мотнув головой в сторону госпиталя.

— Конечно, будет, — горячо отозвалась Нина.

— Вы в этом уверены?

— Конечно, уверена.

— Почему? — с грустной усмешкой спросил он ее и щелчком выкинул окурок.

Нина проследила за полетом окурка и сказала:

— Я в этом уверена, потому что именно вы оперировали этого капитана.

— И чем же я отличаюсь от других? — задумчиво глядя, как встает солнце из-за горизонта, спросил врач у девушки.

— А вы лучший, — безапелляционно заявила медсестра.

Ардалион с интересом посмотрел на Нину. Девушка же, сама не зная почему, обхватила лицо хирурга обеими руками и крепко прижалась своими губами к его губам.

Раньше Нина никогда не целовала мужчину и не знала, как это делается. Но желание сделать это здесь и сейчас было сильнее ее.

Ардалион не ответил на поцелуй девушки, хотя ему этого очень хотелось. Он просто взял ее за плечи, отодвинул от себя и посмотрел Нине прямо в глаза. Чистые, невинные и очень усталые глаза — вот, что увидел хирург.

— Идите спать, Ниночка, вы устали, — сказал врач, продолжая разглядывать девушку.

Он заметил маленькую, едва намечающуюся родинку над ее верхней губой слева и улыбнулся: — «на счастье». Затем он перевел взгляд на курносый нос, гордо вздернутый и такой милый, что захотелось поцеловать ее именно в носик, а потом долго вместе смеяться от того, как она сморщит его. Но Ардалион не мог себе этого позволить.

— Хорошо, — согласилась девушка. — Я действительно очень устала. А как же вы?

— Я еще немного посижу и тоже пойду, — вздохнул Ардалион и отвел свой взгляд от усталых глаз Нины в сторону, — Сегодня был тяжелый день.

Нина поднялась. Уходя, девушка, обернулась, посмотрела на молодого врача и сказала:

— Вы только не засиживайтесь здесь долго, Ардалион Иннокентьевич. Вам тоже нужно отдыхать.

Ардалион сидел на ступеньках спиной к уходившей Нине. Не поворачиваясь, он мотнул головой в знак согласия. Девушка скрылась за тяжелой дубовой дверью госпиталя.

«Что это было? — размышлял молодой врач. — Неужели я ей и в правду нравлюсь? Или это усталость на ней так сказывается? В любом случае сейчас не до любви, — хмуро подумал он. — А если не сейчас, то вообще, когда? — пронеслась противоположная мысль у него в голове. — Завтра? А если не будет никого завтра? Ведь война. Ну, ладно разнылся тут, тряпка, — остановил сам себя Ардалион. — Пора идти спать. Как известно — утро вечера мудренее».

Ардалион встал, еще раз взглянул на весеннее солнышко и отправился в свою ординаторскую, где можно было прикорнуть несколько часов на кушетке, пока не было новых поступлений раненых.

Проснувшись через пару часов, Ардалион, как ни странно, чувствовал себя бодрым и выспавшимся. Настроение его от чего-то было хорошим. Как будто предчувствуя что-то хорошее, он спустился по широкой лестнице вниз со второго этажа, где находилась его ординаторская. Первым делом зашел на медицинский пост, где сегодня дежурила медсестра тетя Глаша. Узнал, что вчерашний пациент находится хоть и в тяжелом, но в стабильном состоянии. Пошел на ежедневный обход пациентов, чтобы, наконец-то сдать это тяжелое дежурство врачу сменщику.

В огромной просторной и очень светлой, от наличия больших окон от пола до потолка, палате, которая занимала все левое крыло первого этажа госпиталя, и в которой находилось большое количество коек, занятых ранеными солдатами и офицерами, Ардалион встретил Нину. Девушка заметила доктора и улыбнулась. «Он жив», — прошептали ее губы. «Да, я знаю», — улыбнулся в ответ врач. С этого самого весеннего дня молодой хирург и медсестра Нина никогда больше не расставались.

После этого тяжелого дежурства Ардалион встретил Нину у ворот госпиталя. В руках у него был маленький, нежный букет ландышей.

— Нина, можно вас проводить домой? — спросил он девушку.

— Конечно, можно, — улыбнулась Нина своей детской улыбкой, и посмотрев на цветы, спросила. — А это что мне?

— Ах, да, — смутился молодой врач, протягивая букет белых цветов. — Это действительно вам, Нина.

Девушка взяла протянутые Ардалионом цветы и случайно, а может быть и нет, коснулась его руки. Пальцы у Ардалиона Иннокентьевича были тонкими и длинными, как и должны были быть у настоящего хирурга. «Или пианиста», — подумала Нина.

— Спасибо. Очень мило, — сказала она в слух, прижимая букетик к груди и вдыхая его сильный весенний аромат.

Только весенние полевые цветы могут источать столь сильный дурманящий запах свежести. Весна — это зарождение жизни, именно то время, когда природа просыпается ото сна, и кричит с помощью запахов о том, что она не умерла зимой, а наоборот: набравшись сил, вернулась, чтобы жить и рождать новую жизнь. «Как это похоже на то, что происходит в нашем госпитале, где такие, как Ардалион Иннокентьевич возвращают бойцов к жизни», — подумала Нина и обратилась к молодому доктору, который стоял напротив нее и рассматривал девушку так внимательно, будто видел ее в первый раз в жизни.

— И где вы только смогли найти эти цветы, Ардалион Иннокентьевич?

— А вы знаете, Нина, что у нас на заднем дворе госпиталя есть небольшой лесок? — улыбнулся доктор. — Так вот там, в укромном месте, где мало кто гуляет они и растут.

— Я очень люблю ландыши, — призналась Нина.

— Рад, что они вам понравились, — сказал Ардалион, взяв девушку под руку.

— Как же цветы могут не понравиться? — удивилась Нина. — Особенно подаренные вами, — Ардалион улыбнулся, Нина продолжала, хитро прищурив глаза. — А от куда вам, доктор, известно это секретное место, где растут такие прекрасные цветы, если там мало кто гуляет?

— Каждый раз после тяжелого дежурства я хочу побыть наедине с самим собой, — сказал Ардалион. — И это обязательно должно быть тихое место, где совсем нет людей. Мне необходимо подумать, что я сделал сегодня правильно, а что должен был сделать по-другому, и чем еще я мог бы помочь своим пациентам. Вот именно для этого я и стал уходить в наш лесок подальше от всех. Так и набрел на эту уединенную поляну.

— А вы мне ее когда-нибудь покажете? — спросила Нина, заглядывая в усталые после ночного дежурства глаза Ардалиона Иннокентьевича.

— Обязательно покажу, — ответил Ардалион и заправил выбившийся локон девушке за ухо. Ее темные волосы слегка вились, чему девушка явно была не рада, заплетая их в тугую косу.

В этот момент Нина была так хороша, что молодому человеку захотелось поцеловать ее, но испугавшись своего порыва, он сказал:

— Ну что, Нина, пойдемте. Я вас провожу домой. Где вы живете?

— Я живу в общежитии при госпитале. Знаете, где это? — спросила девушка.

— Да, конечно, — ответил Ардалион.

Идти до общежития было недалеко. Если по прямой, то квартала два, не больше. Но молодые люди выбрали обходную дорогу — ту, что подлиннее. Несмотря на то, что они оба очень устали, им хотелось подольше побыть вдвоем. Вот так — рука об руку.

Они шли по дорожкам сквера, наслаждаясь видом молодой зелени. Молодые бледно-зеленые листочки, которые только-только распустились на деревьях, казалось, излучали аромат свежести. Нина вдохнула этот пьянящий аромат полной грудью и почувствовала себя счастливой впервые с начала войны. Она прижалась к руке Ардалиона и почувствовала, как та напряглась. Девушка взглянула на своего спутника. Ардалион смотрел вверх, сквозь молодую зелень на голубое небо. «Сегодня ни облачка, — подумал он. — Хороший, теплый весенний день намечается. И рядом со мной нежный ангел».

— О чем вы думаете Ардалион Иннокентьевич? — спросила Нина доктора, заметив его мечтательный взгляд.

— Я думаю, Ниночка, а что будет когда эта война закончится?

— И что же будет? — улыбнулась девушка.

— А все будет хорошо, Нина. Будет такое же голубое небо. Будет светить яркое весеннее солнце. И в воздухе будет витать запах весенних цветов.

Какое-то время молодые люди шли молча, а потом Нина спросила:

— А как вы думаете, Ардалион Иннокентьевич, когда закончится война?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Но я точно знаю, что это произойдет обязательно весной.

— Почему? — удивилась Нина. — Почему вы так в этом уверены?

— А вы не замечали, Нина, что счастье к нам всегда приходит именно весной? — спросил ее доктор, девушка пожала плечами, — Вот и счастье победы придет к нам весной.

В центре широкого сквера, по которому молодые люди не спеша возвращались домой, находился фонтан, который теперь не работал. Его золотая, облупившаяся местами краска напоминала о том времени, когда этот самый фонтан был притяжением молодежи в этом городе. Нина и Ардалион подошли к фонтану и присели на лавочку рядом.

— Знаете, Нина, когда я учился в медицинском институте, мы с одногруппниками часто бегали в этот сквер и сидели возле этого фонтана вот на этой самой скамейке, — сказал молодой доктор, улыбаясь. — Даже зимой. Представляете?

— Зимой фонтан тоже работал? — засмеялась Нина.

Когда Нина улыбалась, на ее по-детски пухлых щечках появлялись ямочки. «Мои ямочки счастья», — как позже говорил Ардалион.

— Нет, конечно. Фонтан зимой не работал, — засмеялся врач. — Но все равно, это место было для нас самым любимым в городе.

Ардалион поднял голову к небу, вдохнул полной грудью весенний воздух. Закрыв глаза, вспомнил, как они — мальчишки и девчонки, студенты медицинского института — весело и шумно бегут по аллеям этого сквера, празднуя окончание сессии. Лица ребят были такие счастливые. «Где они сейчас? — подумал Ардалион. — Всех война раскидала». Из воспоминаний Ардалиона вытолкнул голос Нины:

— А я до войны жила на окраине города, недалеко от машиностроительного завода — сказала девушка, — и редко выбиралась в центр.

— Вы жили с родителями? — спросил ее спутник.

— Нет. Я жила вместе с моей тетей — сестрой мамы. Мама рано умерла, а папа ушел к другой женщине еще до моего рождения.

— Он оставил вашу маму беременной вами? — удивился Ардалион.

— Да, оставил, — вздохнула Нина. — К сожалению, так бывает.

— К сожалению, — покачал головой Ардалион. — Так вот почему вы живете в общежитие.

— Угу, — Нина кивнула головой.

Девушка встала со скамейки и протянула руку доктору.

— Пройдемте, Ардалион Иннокентьевич. Нам пора. Сегодня была тяжелая ночь. Нам обоим необходимо отдохнуть.

Рука у девушки была такая нежная и холодная. Ардалион взял эту маленькую руку с тонкими пальчиками в свою крупную ладонь. Его рука в отличии от руки Нины была горячая. Он прижал ее ладошку к своему лицу, желая согреть. Нина почувствовала жесткую щетину на его щеках и улыбнулась. Ардалиону совсем не хотелось прощаться со своим ангелом. Но девушка была права: завтра опять нужно идти в госпиталь, чтобы вести бой со смертью. Иногда неравный бой.

— Ну, вот мы и пришли, — сказала Нина, когда они подошли к двухэтажному бараку с серыми и кое где облупившимися стенами, в котором разместилось общежитие работников госпиталя.

— Нина, а можно я вас и завтра провожу?

— Можно, Ардалион Иннокентьевич, — сказала девушка и чмокнула его в небритую щеку. — Спасибо за цветы.

— Это вам спасибо, Нина, — ответил Ардалион.

— А мне-то за что? — удивилась девушка.

— За то, что вы самое лучшее, что со мной случилось за последний год.

Нина улыбнулась, прижала цветы, вдохнула их аромат и убежала в общежитие.

Через полгода Нина и Ардалион поженились. Скромно, тихо, так, что не многие в госпитали сразу узнали это. А еще через год Нина поняла, что беременна.

— Ну, как же так, Ардалион? — спрашивала она мужа, глядя на него испуганными глазами. — Как же так? Мы ведь совсем не планировали сейчас заводить детей.

— Мы не планировали, а он взял и завелся, — весело отвечал Ардалион.

Мужчина был безумно рад, что у него появиться сын или дочь. «Нет. Определенно это будет сын», — говорил себе Ардалион.

— Ну, вот что ты все время смеешься? — сердилась Нина на своего мужа. — Что ты все время шутишь? Ты что не понимаешь, как это серьезно? Какие дети? Ведь война!

— Но она рано или поздно закончится, — успокаивал свою жену молодой и счастливый доктор. Даже в тяжелое, кровавое военное время можно чувствовать себя счастливым.

— Вот именно — рано или поздно! — почти кричала Нина. — А вдруг — поздно?

— Что ты такое говоришь, Нина? — упрекнул ее муж. — Ты же слышала по радио, что наши уже Киев освободили и гонят, и гонят этих проклятых фашистов по Европе.

Шел декабрь 1943 года. Страна с большими надеждами на скорую победу готовилась встретить 1944 год.

— Слышала, — присев на табуретку на общей кухне их коммунальной квартиры, сказала Нина. — Но все равно страшно.

Комната в коммуналке досталась Ардалиону от родителей, которые умерли в первые годы войны.

— Я понимаю тебя, Ниночка. Но ты ничего не бойся. У нас с тобой в запасе еще девять месяцев.

— Восемь, — поправила его жена.

— Ну, хорошо — восемь, — согласился Ардалион с ней. — К тому времени война закончится.

— А если не закончится? — не могла успокоиться Нина.

— А если не закончится, — продолжал он. — то ты не забывай, что у тебя есть я. Все будет хорошо, маленькая. Не переживай.

— Ну, если ты так думаешь… — протянула Нина.

— Я в этом уверен, — бодро ответил Ардалион своей жене.

— Хорошо. Тогда давай поедим. А то я голодная, как волк. Даже не знаю, что со мной.

Настроение у Нины менялось со скоростью света: то она волновалась о будущем их семьи и всего мира в целом, при этом громко рыдая, то смеялась без причины, говоря, что она самая счастливая женщина на свете, потому что у нее есть такой замечательный муж, как Ардалион. «И еще, нас скоро станет трое, а может даже и четверо», — лукаво подмигивая, говорила она мужу и начинала целовать его куда придется: в нос, в глаз, в губы. «Сумасшедшая», — смеялся Ардалион, в шутку отбиваясь от жены. «Нет, беременная», — отвечала она ему. Но чаще всего Нина хотела есть за двоих.

— Ардалион, почему я постоянно хочу есть? — капризно надула Нина свои губки, обращаясь к мужу. — Я же скоро ни в одну дверь не смогу войти.

— Товарищ медсестра, — обратился он к жене улыбаясь, — вы и в правду не понимаете, что с вами?

— Ах, да, — девушка шутливо прижала ладонь к своему лбу. — Я уже успела забыть, что я беременна.

— Энцефалопатия беременных, — поставил ей диагноз муж и засмеялся, увидев округлившиеся глаза своей жены.

— Я тебе сейчас дам — энцефалопатия, — схватила Нина полотенце и в шутку пригрозила им мужу. — Ты что меня дурой назвал?

— Нет, только глупышкой.

Ардалион подошел к своей жене, обнял ее за пока еще тонкую талию одной рукой, другую руку он запустил девушке в коротко под каре подстриженные волосы. Свою косу Нина отрезала на следующий день после их с Ардалионом свадьбы, после того как ее новоиспеченный муж сказал, что такую красоту из темных завитушек грех утягивать в косу,

и она должна носить волосы всегда распущенными. Но так как это было не практично в работе медсестры, то Нина решила сделать себе модную в то время стрижку. Чему Ардалион был рад. Он любил запускать свои длинные пальцы хирурга в ее волосы и страстно целовать. Ардалион подхватил Нину на руки и унес в их тринадцатиметровую комнату. Он никогда не мог справиться со своей страстью, которая вспыхивала в нем при одном только взгляде на сою жену. Позже, лежа в кровати, Ардалион в благодарность жене за то, что она есть у него, покрывал все ее тело горячими поцелуями, при этом щекоча ее своим горячим дыханием, и Нина от этого заливалась звонким смехом.

«Хорошо, что днем соседи все на работе, — говорила Нина, — а нам с тобой сегодня в ночную смену. А то позора не оберешься с тобой».

Через восемь месяцев родился у Нины и Ардалиона сын. Мальчика назвали Яков. Беременность у Нины протекала тяжело. Ее постоянно тошнило, и совсем не было сил. Плохое питание сказывалось на здоровье будущей матери. А ведь, несмотря на это, Нине приходилось работать в госпитале, как и прежде. Роды были длительные. Нина мучилась больше суток. А бедный Ардалион все это время не находил себе места и отказывался покидать родильное отделение госпиталя, пока его жена не родит. Мальчик родился здоровым, а вот за жизнь матери врачи боролись долго. Казалось бы, все обошлось. Но из роддома Нина вышла больным человеком. Детей у них с Ардалионом больше быть не могло. Тяжелый госпитальный труд не прошел даром.

Молодые родители души не чаяли в своем первенце и делали все, что было в их силах, чтобы вырастить здорового и образованного мальчика. Ардалион, как мог, поддерживал свою больную жену, но через семь лет Нины не стало. В тот год мальчик пошел в первый класс.

После смерти матери Яков решил, что он обязательно станет врачом и будет лечить всех женщин в Советском Союзе, чтобы ни одна мама больше никогда не умерла.

Отец его так больше и не женился. Он пронес любовь к своей Нине через всю жизнь, и посвятил всего себя воспитанию их сына. И на его письменном столе всегда стояла маленькая вазочка с искусственными цветами. Это были ландыши — любимые цветы его жены, которые он каждый год дарил ей в один из весенних дней, в день их первого свидания. А потом такой же букетик из нежных цветов они с сыном приносили их любимой маме и жене на могилку. Отец долго стоял возле могилы и подробно рассказывал Нине, как они с Яковом прожили этот год, и каких успехов добился их сын. Слушая эти рассказы отца, Яков каждый год старался быть хорошим и успешным мальчиком, чтобы отец опять смог рассказать маме, что у них все хорошо, а он — их гордость.

Яков был очень похож на мать. Пока он был ребенком, на его пухлых щечках во время улыбки появлялись «ямочки счастья». Повзрослев, сын вытянулся, похудел и стал все больше и больше походить на самого Ардалиона. Только его всегда улыбчивые карие глаза и слегка вьющиеся волосы были так похожи на глаза и волосы Нины.

Яков с отличием закончил школу, поступил в медицинский институт и стал акушер-гинекологом, чтобы лечить всех женщин, как и обещал самому себе в детстве.

***

Но не все из моих родственников так трепетно относятся к заветам предков. Одним из таких ярких представителей непослушания является мой родной дяди и единоутробный брат моего отца, а по совместительству и сын моего легендарного деда — Родин Алексей Яковлевич.

Лешка у нас работает белошвейкой. Ну, это, конечно, мы его так называем: «белошвейка». А, на самом деле, он известный стилист в нашем городе. Врачом становиться Алексей не собирался никогда. Более того, его тошнило от вида крови, и он не мог переносить страдания людей, сам испытывая боль от увиденного не только на моральном, но и на физическом уровне. Мой дед, наблюдавший, как его младший сын штопает сам себе им же порванные брюки, тяжело вздыхал и говорил, что из Алексея мог бы выйти отличный пластический хирург. «Уж больно шовчик ровно кладет и незаметно». Но его младший отпрыск решил, что вместо того, чтобы кроить и штопать людям лица, он лучше выучиться этих людей красиво одевать, и тогда бедолагам, которые недовольны своей внешностью или фигурой, не нужно будет прибегать к услугам пластического хирурга. «Это почему еще?» — не понимал его отец.

«А потому, папа. Что в моей одежде они будут всегда выглядеть привлекательно и экстравагантно, — говорил Алексей, расхаживая по просторной светлой комнате с портняжным метром на шее, как врач с фонендоскопом. — А ты сам знаешь народную мудрость, что у нас встречают по одежке, а провожают по уму. Так вот — если они не дураки, а мои клиенты не могут быть дураками по определению, — продолжал будущий портной, остановившись возле окна и глядя куда-то вдаль. Казалось, что Алексей уже видит, как его будущие клиенты выстроились к нему в длинную-предлинную очередь, конец которой теряется где-то там за горизонтом. — Так вот, повторяю: если они не будут дураками, то на их внешние недостатки никто не обратит внимание. Зато все запомнят тот шикарный образ, который я им придумаю», — закончил Алексей и, повернувшись к отцу, сделал жест руками типа: «вуаля, смотрите на меня, какой я гений». Конечно, Лешка и был гением. Теперь-то наша семья знала это точно. А дед Яков так и не смирился с выбором сына.

«Ну, и самомнение, сынок», — все, что смог он ответить на заявление своего сына.

Настойчивость, с которой Алексей шел к своей цели, поражала. Он окончил институт дизайна, где с первого курса зарекомендовал себя незаурядным и экстравагантным учеником. Вскоре у Алексея появились первые клиенты. Позднее о таланте юного стилиста узнало высшее общество нашего города, вернее его женская половин. Он стал регулярно получать заказы от жен и не только жен первых лиц нашего города, за которые, разумеется, платили неплохие деньги. Деньги платились не только за хорошую работу, но и за конфиденциальность. Каждая его клиентка хотела иметь что-то шикарное и самое главное — неповторимое. А с фантазией у Алексея было и есть все в порядке. Поэтому он никогда не повторяется в своих работах. И его заказчицы были всегда уверены, что они являются единственными обладателями данного наряда. Что может быть хуже для женщины, особенно для женщины, которая вращается в высших кругах общества, чем появиться в это обществе в одинаковых нарядах, которые поставляют в изобилии наши сетевые магазины одежды? К тому же Алексей стал прекрасным модельером, который учитывает все особенности фигуры той или иной женщины и знает, как подчеркнуть ее достоинства и спрятать все ее недостатки. За что его просто обожали далеко не молодые и не очень стройные, но вечно находящиеся на диете и вечно молодящиеся жены начальников, которые в нарядах Алексея выглядели не хуже молодых и таких юных любовниц своих мужей.

Помню, как он сшил моей лучшей подруге Лере Ивановой на последний звонок в школе юбку, которая при движении распадалась на множество клинышек, показывая ее стройные ноги. И это была не просто его прихоть, а стремление показать, что у Лерки самые красивые ноги в нашей школе.

С Лерой мы дружили с первого класса. Именно она помогла мне пережить расставание с человеком, которого я любила и люблю до сих пор.