Русский характер

Татьяна Хамаганова (2021)

В книгу бурятского писателя вошли рассказы о русской деревне, с целой галереей образов русского характера. Серьезные и смешные, наивные и добрые, чудные и непутевые, мечтательные и деятельные. Все они — очень живые и естественные. Множество диалогов, переданных ярким народным языком, позволяет читателю остро почувствовать эмоции персонажей. Издание адресовано почитателям русской прозы всех возрастов.

Ветер свободы

Надумал как-то Степан отправиться в путешествие. Надоела ему жизнь деревенская, каждый день одно и то же. Недели как близнецы-братья. Тоска смертная. Свадьбы или там именины какие и то перестали играть, потому как жениться некому, а на второе денег нету. Даже похороны стали редким явлением, хотя деревня заселена в основном пожилым людом-народом. А они будто законсервировались, кряхтят, сопят, но живут. Закалка стальная, гвозди бы делать из этих людей…

Вопрос уперся в транспорт. Выбор небольшой: на велосипеде или на своих двоих. Конечно, солиднее на велике, все-таки колеса, да и какой-никакой скарб можно загрузить, а на горбушке много ли потащишь.

«Все. Завтра же спозаранку уйду», — подумал он. В груди сладко защемило от предчувствия новизны жизни. Степан Курекин, невзрачный мужичок тридцати семи лет, жил один в родительском доме. Скотину не держал, огород не садил, подрабатывал грузчиком в двух частных магазинах на одного хозяина. Тот платежкой не обижал, даже иногда из одежки куртку какую китайского производства подкидывал или футболку с надписями на непонятном языке, а то и из продуктов чего-нибудь просроченного. А что, он не гордый, много ли ему одному надо, желудок луженый, все переварит. Утром, проснувшись, Стёпка еще часок повалялся в постели и пришел к выводу, что не стоит сегодня отправляться в путешествие, надо основательно подготовиться, мало ли что может случиться в пути! Необходимо хорошенько все продумать, с дружками посоветоваться, определить маршрут.

— Я же не бродяга и не бомж. И цель должна быть. Все! Понял! Что-то постоянно свербило внутриутробно, будто чего-то недокумекал. Обнаружилось. Цели не было! — вслух обрадовался Степан. — Так, какую же цель перед собой поставить?

Полдня он промучился, но так и не придумал, ради чего можно двинуться в поход. Как раз в нужный момент заглянул к нему Юрка, или, попросту говоря, Кочерга, хотя наружно никак не соответствовал кухонной утвари, был достаточно упитанным, щекастым, медлительным. Еще с детства он привык откликаться на эту кличку, никогда не обижался. Но зато страшно сердилась Томка, его жена. Попробуй при ней обозвать Юрку Кочергой, тут же тумака получишь.

— Отучу я вас всех, — кричала она, — чего бы это мне ни стоило! А народ упирался, не хотел менять привычку. Почему он стал Кочергой — целая история. Фамилия у него Капустин. Поначалу его звали Капустой, потом с чьей-то легкой руки стал Кочерыжкой, а уж потом сократили до Кочерги.

— Привет! Ты мне как раз и нужен, — обрадовался Степан. — Зараз с тобой посоветоваться надо.

— Тороплюсь я, — неспешно заявил Юрка-Кочерга, — забежал стрельнуть сигаретку.

— Погоди, покурим, — Стёпка достал из кармана курево. Сели они на завалинку.

— Ну, чего? — чиркнув спичкой, спросил Кочерга.

— Тут вот какое дело. Понимаешь, мне цель нужна.

— Начни сначала, — невозмутимо изрек тот.

— Я и говорю. Изначально ведь цель нужна, потом все остальное. Я прав? — с надеждой посмотрел на него Степан.

Кочерга привык к манере общения друга. Он начинал разговор с того момента, о чем в данное время думал.

— Цель для чего?

— Путешествия, конечно.

— Уже тепло. Куда курс держим?

— То-то и оно. Некуда. Цель нужна!

— Проясняется кое-что. Ты решил удариться в путешествие, но не знаешь, для чего. Так? Я правильно понял?

— Ну слава богу, допер наконец-то, — взволнованно пустил густую струю дыма Стёпка. — Уж не знаю, как и быть.

— Причина какая?

— Какая причина?

— Ну, что-то натолкнуло тебя на эту мыслю?

— Тоска заела. Надоело ящики-коробки таскать. Хочу на людей поглядеть, по новым местам пройтись, интерес к другой жизни проявить.

— Дык цель уже есть.

— Какая же это цель? Путешественники просто так не гуляют по белу свету. Вон, Пржевальский зебру нашел, Колумб Америку открыл, Кусто акул изучал…

— Еще Миклухо-Маклая с Куком вспомни, после на обед к папуасам пойдешь заместо котлет.

— Я серьезно, Кочерга. Хочу в поход, мочи нет!

— Кого ты перечислил, это все ученые, а ты — Стёпка Курекин, и все. Кого изучать-то надумал? — лениво сплюнул сквозь зубы дружок.

— Обрыдло мне дома сидеть, понимаешь? Из угла в угол тоску гонять.

— Понимаю. Но букашек-таракашек изучать, бабочек ловить не сможешь, не энто… как его… молог, да и какой интерес с ними возиться. Разве ж редкие имена будешь собирать?

— Это еще зачем?

— Есть такая наука, только забыл, как называется. Но ты все равно не сможешь, — задумчиво изрек Кочерга.

— Почем знаешь? — чуток обиделся Степан.

— Бить тебя постоянно будут.

— За что? — насторожился тот.

— Эта наука требует общения с людьми. Ты начнешь свою цель изъяснять с середины, кто поймет? Только нервы людям потреплешь, а который нетерпеливый или, там, подозрительный возьмет да и съездит по уху от напряжения чувств.

— Не, не буду кликухи собирать, елы-палы, — быстро согласился Степан.

— Может, телеграфные столбы вдоль дороги будешь чинить? Где что падает — подымешь, выправишь. Вот тебе и цель, и людям польза, — важно заявил Кочерга, удивляясь своей прозорливости.

— Ага, хочешь, чтобы возле каждого столба меня арестовали? Не докажешь ведь, что доброе дело хотел совершить. Скажут, диверсант-подрывник, и потом, предлагаешь лопату с ломом с собой тащить в поход?

— Тоже верно. Время сейчас смутное, перестройка, будь она неладна, из коммунизма в капитализм прям, а может, и в анархизм, не разобрались еще, скажу тебе. Запросто арестуют, — разочарованно вздохнул мужик. — Слушай, придумал! Какая твоя изначальная специальность?

— Какая?

— На кого учился-то после школы?

— А… на сантехника.

— Вот! По пути следования ты будешь строить фонтаны. Это как раз по твоей части: и трубы, и вода, и напор, — довольный своей идеей, заулыбался Кочерга.

— Краны, там, унитазы я могу починить, а фонтаны, черт его знает, как делают, — засомневался Степан.

— Это же такая красота! Ты своим появлением людям радость доставишь. Струи, брызги, бульканье, возле твоего фонтана девки с парнями свиданку назначат, целоваться будут. Тебя как звезду знаменитую ждать будут. Очередь из сел и деревень выстроится.

— Не-е-е… еще больней.

— Расшифруй.

— Деревнями начнут бить.

— Почему?

— Не умею я фонтаны строить. Поставлю посередь села унитаз, пущу снизу вверх струю и скажу: вот, мол, вам фонтан, подходите, подмойтеся, так, что ли?

Кочерга, представив такую картину, невольно рассмеялся:

— Как-то забавно называется такой унитаз. Видел по телику. То ли «беда», то ли «горе». И кто его только придумал? Главно дело — для чего?

— Биде называется…

— А-а-а…

Помолчали. Каждый устремился в свою думку.

— Душа спокойней будет, — нарушил затянувшуюся паузу Степан.

— Обскажи начальную мыслю, — попросил лениво Кочерга.

— Обойдусь без цели, так лучше будет. Иду себе и иду, никого не трогаю, и меня не трогают, — объяснил Стёпка. — Может, вместе двинем, а?

— Вдвоем-то, конечно, было бы сподручнее, но Томку мою ты знаешь. Она не отпустит, так мозги поколупает, а потом все извилины утрамбует.

— У, такой хай подымет, — инстинктивно съежился Стёпка. — Что одному в радость — другому в гадость.

— Даже мысль такую в башке опасно держать. Учует в момент, — вздохнул Кочерга.

— Ей бы шпионом работать. Все унюхала бы.

— Знаешь что, Степан, давай-ка сходим до Гришки. Он тебе точно цель поставит, и не одну. Идеи у него так и хлещут из «репы», — обрадовался он.

Гришу Голикова нашли в огороде в интересном положении, то есть с большим фингалом под левым глазом.

— Женка со вчерашнего дня собачится. Вот в ссылку отправила, на лесоповал, — пошутил он.

— Проштрафился, значит? — уселся на корточки под черемухой Кочерга.

— Скандал учинила по поводу небольшой расслабухи с соседом Проклом. Я ж не виноват. Ему захотелось, я только компанию составил. А она давай орать да кулаками махать, — почесал затылок Гришка.

— Дома твоя? — шепотом уточнил Степан.

— Не. Ушла в магазин. Не бойтеся, это надолго.

— Так, не мешкая, приступаем к делу, — задумчиво промолвил Кочерга, — тут, эта… вон Стёпка в путешествие ударился. Нужна твоя помощь.

— Цели нету, — быстро вставил Стёпка.

— А на хрена ты в поход собрался? — удивился Гришка. — Уж кому-кому, а тебе-то, холостяку, от кого бежать? Не жизнь, а полная расслабуха: хочешь — пей, не хочешь — жуй.

— Скучно человеку, — пояснил Кочерга, — у тебя каждый день как в стане врага, а ему чем заняться? Тараканов давить?

— Мне б твои заботы, — позавидовал от души Гришка, — на хрена я вообще женился?

— Придумай цель жизни. Не хочет Степан без толку шляться, обутки трепать, задача должна быть, говорит. Желательно пользительная.

— А чё тут думать? Ищи бабу, как сказали французы. Вот тебе и цель, и задача, — рубанул тяпкой Гришка, — хотя, опять же, на хрена они нужны? Годи маленько, погорячился я! Счас придумаю чего-нибудь.

— Цель должна быть возвышенная, приятственная и, главно дело, не пустяковая, не французы мы, — укоризненно проворчал Кочерга.

— Придумал! — засверкал «фонарем» Гришка. — Будешь собирать анекдоты! Кого в пути встретишь, проси, чтоб анекдот ядреный потравил. Писать-то хоть умеешь? — вдруг засомневался он.

— Дело говорит, — оглянулся на Степана Кочерга. — Соберешь кучу, книжку выпустим или Петросяну продадим, он богатый. Опять же польза.

— Спиться недолго, — пробурчал Степан.

— Сначала и поподробнее, — попросил Кочерга.

— Кто тебе на тверезую голову, за здорово живешь анекдот расскажет? Наливать надо. Сопьешься, да и денег нету столько.

— А ты с подходцем: мол, так и так, ученый я, устное народное творчество, фонклёр собираю — не откажут, — убеждал Гришка.

— Ручки не напасешься, — проворчал Стёпка, явно недовольный целью.

— А ты карандашом пиши. Починил — и порядок, — тут же парировал тот.

— Не сойдет за ученого, — оглядывая Степана с головы до ног, засомневался Кочерга, — не поверят. За сантехника — куда ни шло, а за ученого… Нет, не поверят. Опять же, за обман побить могут.

— Чего это все приготовились меня бить? Прям выстроились вдоль дороги с дубинками, — обиделся Степан.

— На хрен тебе сдалось это путешествие? — потрогал свой синяк Григорий. — В пути-то всякое может случиться. Гарантии на безопасную жизнь нету. И на чем поедешь? Автостопом?

— Как это? — удивился будущий турист-путешественник.

— Выходишь на дорогу и голосуешь. С попутки на попутку. Удобно.

— Чё-то я не подумал, — обрадовался Степан, — автостопом поеду! Велосипед сломаться может, ноги надежнее.

— Придумал! — Гришка аж подпрыгнул на месте. — Говорите, что цель должна быть пользительная, так?

— Именно, — солидно пробасил Кочерга.

— Стёпка, пойдешь вдоль Байкала. Будешь от мусора берег очищать. До самого Северобайкальска можешь дойти. Чем не поход?

— Буду вечерами рыбу ловить, уху варить, — воодушевился Стёпка, — на закаты глядеть. Красота! Елы-палы!

— Ну ты башка! — уважительно посмотрел на Гришкин фингал Кочерга.

— Мужики, может, втроем сорвемся, а? — вошел в азарт Гришка. — Поднажмем на экологию. Будем этими… ну, зеленые которые?

— «Гринпис», — важно изрек Кочерга.

— Во-во! Грин… как его… писами станем!

— Матюгнулся будто, — неодобрительно отозвался тот.

— Будет чего вспомнить на старости-то, сколь же можно под игом баб ходить? — мотанул головой Гришка.

— Не трави душу, — поддержал его Кочерга, — задолбали они нас. Матриархат какой-то! Амазонки местного розлива, черт бы их побрал, тока на лошади скакать не умеют, а махать чем ни попадя — запросто.

— Уйдем втихаря, и ваших нету, а? — подал голос молчавший Степан.

— Вот они завоют. Отомстим им по первое число! За все отомстим: и за синяк, и за оскорбление, и за унижение, — горько воскликнул Григорий.

— Это кому же ты мстить собрался? Уж не мне ли? — вдруг замаячила за оградой Нина.

— Да я это… про сорняки говорю, — Гришка усиленно замахал тяпкой.

— Аккуратней! Всю морковку обдерешь! А вы чего приперлися? — грозно повернулась к ним она.

— К другу уже и зайти нельзя, — поднялся с земли Кочерга, — не стращай глазами-то. Не пугай, пужаные мы.

— Валите отседова! Нечего мне мужика портить!

— Кто портит-то? Сама вон шкуру ему уже подпортила, — намекнул на Гришкин синяк Кочерга.

— Тебя не спросила! Мое хозяйство, что хочу, то и ворочу! Скажу Томке твоей, что мужика моего на выпивку подбивашь, и тебе враз шкуру подпортят.

— Но-но, полегше на повороте. Не на тех напала! — отступил на шаг Кочерга.

— А ты чего вылупился тут? — повернулась к Стёпке она. — Топай отседова, тихушник!

— С тобой связаться — только жизнь свою коротить, елы-палы. Пойдем, Кочерга!

— Ой, кому нужна твоя жизнь? Только воздух колышешь да пыль поднимашь.

— Нинка, попридержи язык-то! — подал голос Гришка.

— А ну уматывайте, кому сказала! Знаю вас! Одно на уме! Как бы из дому выскользнуть да праздник души устроить. А то, что я одна верчусь как белка в колесе, — повернулась к мужу она, — тебе и дела нету! Когда мне крышу сарая починишь? Скоро дожди зарядят, тогда будет тебе праздник! Пьянь синюшная! А вы, алкаши долбаные, чего уставились?!

— Никогда не были алкашами, любят бабы все преувеличивать, — пробурчал Кочерга.

Друзья быстро ретировались от греха подальше. Степан, несмотря на такой унизительный финиш, все же остался доволен посещением Гришки. Друг не обманул надежды, обрисовал цель. А Кочерга обиженно сопел. Он был гордый.

— Знаешь что, — промолвил он, — удеру-ка с тобой в поход. Женщины наступают на горло нашей песне. Пускай прочувствуют отсутствие наличия хозяина в доме.

— Вовремя я сообразил, — как всегда, непонятно выразился Степан.

— Объясни, — отреагировал Кочерга.

— Тоже строгая была.

— Кто?

— Моя.

— Бывшая, что ли?

— Ага.

— Чего разбежались-то? Все хочу спросить.

— Вовремя я сообразил податься в деревню. Надоело в городе. Воздуху не хватало. А она ни в какую. Ей нравилась городская кутерьма. Отпустила меня с условием, что квартиру на нее перепишу. Квартира у нас там своя. ЖКХ мне выделил. Лет десять сантехником мантулил.

— Значит, ей оставил квартиру?

— Не ей, а дочке. Жена недавно замуж вышла, второго ждет. Мужик попался неплохой. Не обижает моего ребенка.

— Откуда знаешь?

— Съездил к дочке под Новый год. Подарки увез. Веселая она была. Раньше надо было вернуться в деревню, домой-то. Жалко, что мать меня не дождалась. Мы бы сейчас с ней хорошо жили. Ей покой, и мне приятно.

— Да, грехи наши земные, — вздохнул Кочерга, — ладно, пойду. Спешу я.

— Топай. Завтра спозаранку и тронемся.

— Слышь, наверно, это дело отметить надо, а? Дороги может не быть. И Гришку позовем. Вечерком заглянем к тебе. Картоху отвари, там, хлеба… А мы с собой возьмем.

— Закусь найдется.

— Ну, бывай!

— Жду.

Друзья расстались возле дома Степана.

Вечером, часу эдак в десятом, вкрадчиво образовались Кочерга с Гришкой. Стёпа бурно обрадовался, будто месяц их не видел:

— Картошка стынет, заходите в избу!

Мужики спешно прошмыгнули в сени. Перед тем как захлопнуть дверь, Степан, высунув голову, зорко осмотрел округу и, убедившись, что преследований нет, быстро закрыл ее на щеколду.

Войдя в горницу, друзья были приятно удивлены. Хозяин постарался на славу. Стол ломился от яств. В большой сковороде томилась жареная картоха, на тарелках лежали сало, нарезанное солидными кусками, соленые огурцы, десяток вареных яиц, сахар-рафинад в коробке; довершал натюрморт крупный неочищенный омуль с томными глазами. Ну и, само собой, хлеб-соль.

— Ух ты! Настоящий банкет! — вытаскивая из кармана пиджака бутылку, восхитился Кочерга.

— Обижаете, мужики! Это же я отвальную делаю. Спрячь бутылку, Григорий! Я что, нищий? Пол-литру не в состоянии купить для друзей? — с этими словами Стёпа вытащил из холодильника запотевшую бутылку водки. — Специально в морозилке держал.

— Эх, — потирая руки от предвкушения веселья, выдохнул Гриша, — жизнь — это хорошая штука, «твикс» — сладкая парочка! Давайте сникерснем!

Кочерга, с молчаливым достоинством пригладив усы, уселся за стол:

— Ну, мужики, за дело!

— В хорошей компании и пьется хорошо, а, Кочерга?

— Гришка, а твоя не прознает, чем ты занимаешься в данный момент? — осторожно поинтересовался Стёпа.

— Ни боже мой! Она меня отправила тещину картошку полоть. На другой конец села по такой духоте на проверку не потащится, а сотовая связь, слава богу, до нас еще не дошла. Могу до полной темноты пропадать.

— Запах куды денешь?

— Продумано. Скажу, что теща поставила чекушку за ударный труд на ее плантации. А завтра с утра сбегаю да покручусь с тяпкой вокруг поля, в середину она не полезет.

— Хитер старый лис, — хохотнул Кочерга. — Ну, наливай, что ли, Степан Ефимыч!

— Это мы могем, — Стёпка аккуратно разлил водку по граненым рюмкам.

Кочерга встал и важно изрек:

— Не забулдыги мы какие-нибудь и не в подворотне пьем, а вот за этим богатым столом. Что хочу сказать…

— Короче, — перебил его Гришка нетерпеливо.

— Тостовать положено! Никак друг наш в путешествие направляется. Имей в виду: в опасное! — укоризненно посмотрел на него Кочерга.

— Молчу, тостуй уже! Ухи нараспашку!

— Так вот что я хочу сказать, — прихлопнул комара у себя на щеке Кочерга. — Вот комар, тварь божья. Зудел над ухом, жить хотел. Раз — и лишился радости. Так и мы. Жены норовят нас прихлопнуть, чтобы в нас личность убить, чтобы мы превратились в марионеточных кукол, зомби и роботов. Но мы не твари какие-нибудь, а человеки со своим достоинством. И вот среди нас появилась личность, имею в виду Степана, который бросил вызов всему женскому роду. Он хочет отправиться в свободное плавание, чтобы почувствовать дух свежего ветра.

— Короче, Стёпка, мы тебя уважаем! — опрокинул рюмку в рот Гриша и захрустел соленым огурцом.

— За тебя, Степан Ефимыч, — повысил Кочерга на полтона голос, — пью стоя! За твой героический поступок!

Гришка виновато приподнялся со стула.

— Чего встал? Проглотил уже водку-то, — съехидничал Кочерга.

— Спасибо, друзья, — тронутый до глубины души пышным тостом друга, выпил залпом и Степан. — Угощайтеся, налегайте на картоху, ёлы-палы.

Отрывались они долго и от души. Было много сказано слов. Уже решили сорваться в путь-дорогу втроем. Даже маршрут разработали. Долго спорили, чуть не разругались. Потом устали. Но у них было…

Возбужденное состояние сменилось безысходной апатией. Мужики напились в лохмотья, но где-то далеко в мозжечке постоянно пульсировала мысль о женах. Это очень портило настроение.

Расставание было нескончаемым: обнимались, хлопали друг друга по плечу, едва держались на ногах, но себя уважали… Гришка все пытался доказать, что завтра на рассвете всенепременно уйдет в поход и плевал он на тещину плантацию, потому как живет не в хижине, имея в виду дядю Тома, а в своем собственном дому. А Кочерга пытался запеть: «…калинка, калинка, калинка моя, в заду ягода малинка, малинка моя».

Наступило сумрачное утро, голова у Степана раскалывалась на сорок маленьких осколков. Не то чтобы отправиться в путешествие, он не в состоянии был мизинцем пальца ноги шевельнуть: результат смешения водки с «бормотухой».

Остальные двое получили по полной все, что положено в таких случаях, от своих благоверных. Напрочь были выбиты из головы такие будоражащие кровь слова, как «свобода», «свежий ветер», «личность», «Байкал», «экология»…

Душе хотелось легкости, веселья, а получилось, как всегда, — похмелье.