Зимние дожди

Татьяна Тимирева, 2022

Автор пишет, что вначале это были мемуары в тетрадке, написанные с целью поразмышлять, когда стоило начинать уже жить? А получилась книга о любви и отношениях, написанная просто, где то с юмором, а порой драматично и даже излишне откровенно. В книге, тот период жизни, когда малая Родина – это недоумения, подножки от взрослых, необразованных и злых, побег в Петербург, который не принял молодую девочку.Она возвращается обратно, туда, где никто не ждет. Но не сдаваться, а вновь стартануть. Попытка начать все сначала, переплетается с поиском смысла жизни в те, советские времена: "Я заблудилась, и брожу посреди тупиков. Есть где – то мир, который мой? В детстве я потеряла его, а он никуда не делся, просто стал невидимым".Это вторая книга автора, по мемуарам из тетрадки. Первая называется "Запах вешних вод"– это там про детство, и любимый Питер. А "Зимние дожди" – это все сначала.

Глава 1

Я ехала в поезде и смотрела в окно, мне 21 год и все кончилось. Страдания, потери, любовь и надежда. Возвращалась в городок юности, где мама и отчим. В шестнадцать лет сбежала оттуда покорять Петербург. Да никого я не хотела покорять. Просто мечтала полюбить этот город с его метелями, постоянными дождями, стать с ним одним целым, всегда любила дожди. А теперь понимаю, это расставанье навсегда.

Как надежно постукивали колеса поезда, уютно, по-домашнему, покачивались сиденья и несла чай проводница в фартучке. Я вышла в тамбур вагона, а тут холодно и громко, так и в Питере было. Года три прожила красиво, а потом расплачивалась за эту красоту, отбывая наказание в кузнечном цеху, на автозаводе. Как так получилось и за что, об этом позже расскажу.

Хотя, в первой моей книге, «Запах вешних вод», об этом много. А пока я стою в тамбуре вагона и смотрю на свои руки, они в мозолях и ссадинах «Я пахала» — подумала про себя. В кузнечном цеху жара, металлические стружки летели в лицо. И все это тоже кончено. Я вернулась в купе, села за столик и ехала — ехала. Ото всего.

Про своего питерского парня уже не думала, выплакала все. Если это реально, забыть человека, что был с тобой одним целым. Но, когда отправили отбывать наказание, не было возможности видеться с ним. Это все я, гордая, не захотела, правда потом одумалась, а он уже уехал в свой город.

Дима тоже не с Питера, он красивый парень, мог уже с кем-то быть. Вот она — ревность, никого не щадит. Все равно, дескать, ты уже с кем то, ну и прощай. А может это молодость, злая, не бережливая. И ты думаешь, впереди еще целая жизнь, все еще будет, а раз так, то всем пока.

И вот возвращаюсь, в городок юности, не особо приятно, но знаю, что это временно. Просто нельзя без прописки, надо зацепиться, раньше так было. Год побуду у матери, а там посмотрю. Главное, отдохнуть от работы и понять, как жить то сегодня, если солнце светило вчера. И, кто меня ждет в моем городке?

Наверно там все уже замужем, никто меня не помнит. А я помню, в каком состоянии, уехала, летящая с гранатой в туман. И все от близких людей. Тогда думала, уеду и спасусь от всех. Но в Петербурге много поняла. Надо не бежать от того, что ранит, а сжать кулачки, быть смелой. Я никогда не умела так.

Но от себя убежала, да. От тех, кто в прошлом том остался, возможно нет. А от себя смогла. И кто сказал, что это невозможно? Неправильно сказал. Да, я стала не такая, как хотелось, но получила свои уроки. Мне 21 год и начинаю все сначала.

Глава 2

Я дома, после разлуки. Мама улыбнулась чуть, как я приехала. А для меня эта чуть, как подарок. Она редко ласкова, последний раз, когда я маленькая была. А потом ненавидела будто, когда отчим появился. А этот, отчим, и внимания не обратил, что я вернулась, ни здрасьти, ничего.

А как хотелось сесть с ними за стол, и рассказать про то, какая стала. А они рассказали бы про себя. Но, меня не позовут за стол, тут все как раньше. Я ужинаю одна, в своей комнате, а они вдвоем на кухне. Но я же пять лет их не видела! Как так? Не посидеть, ничего.

Именно поэтому, снимаю тапочки и подкрадываюсь к их двери, хоть подслушать. Как они, что они?

— Ой, какая страшная она, худая, пьяница! — говорила мама, а отчим одобрительно чавкал. Фу, как противно они ели, сразу вспомнила я. А вот и запах коньячный, наливают коньяк, с детства помню. А я, как вор, за дверью и, как в детстве, боюсь к ним зайти. Потому что, мать, обрабатывала его против меня.

— Ни фигуры у нее, ничего. И, работать она не будет, вся в отца. — громко шептала она.

Я отошла от двери, стало жаль себя ту, маленькую. Эти, до боли знакомые слова, я слушала еще, когда приносила одни пятерки. Училась в музыкальной школе. Это бабушка так воспитала меня, а к маме приехала, себя не узнала, вместо маленькой девочки, дылда выросла. В школе выше всех мальчиков.

Может мама тоже испугалась? А как я старалась заслужить хоть ее улыбку. Помню, мне поставили сразу три пятерки.

— Мам, я три пятерки получила!

— Врешь ты все, не была ты ни в какой школе. — спешила она, доложить отчиму

— Врет она все, в школе не была. Вот увидишь, тебя ненавидеть будет. Худая будет, работать не будет! — внушала ему мать.

Дело в том, что отчим из глухой деревни, он любил работящих, да толстых, в телевизоре. А мать ориентацию взяла на его вкус. Вот почему я худая, и, естественно, никогда не буду работать. Но, какая же я страшная?

Как раз наоборот, симпатичная, в меня влюблялись и писали записки в школе. Например, я тебя люблю. А я не отвечала, стеснялась. А на обложке этой книги, и в самой книге, мои личные фото. Выставила, да. Потому что никакая не страшная.

А теперь я большая и поняла, мать банально ревнует? Но за что так нечестно, обидно? Она била против правил, лгала, и охаивала, меня. Мамины, охаивания, приносили много боли. Причем непонятно, кого ревновала и, конкретно к кому? Я всегда боялась, что зайдут друзья, например, она отвечала

— А зачем она вам, пьяница? Уходите отсюда!

Но, это были друзья приличные, дети. А я в пятом классе, страшно, кто бы знал. Скажете, жалуюсь? Нет, просто хочу понять, за что? Она росла в военное время, немного рассказывала. Но пока это мои мемуары, и я приехала обратно к маме.

— Мам, я наверно, не впишусь в мой, городок?

— А зачем тебе вписываться? Все работают, и ты иди на завод.

— Хорошо, пойду — соглашаюсь с ней, чтобы угодить

Глава 3

Итак, я устроилась на завод. Рабочая роба, и по сменам. Но никто не знает мою правду. Ведь приехала с завода, тяжелого, кто поверит молодой девушке, что пахала в кузнечном цеху? Руки грубые, мозги тупеют, жить, чтоб ходить на работу.

Не боюсь я работы, просто тоска. Как мать работает всю жизнь на одном заводе?

Но, решила доказать, что я хорошая, и никогда не предам ее. А чем больше угождала, тем сильнее она злилась. И, однажды мать решила меня пристроить.

— Тань, я как начну всем рассказывать, что ты никому не нужна. А один парень заинтересовался.

— Мам, почему я никому не нужна? Хватит, мам.

— Я ему фотку твою, страшную, худую, показала. Ты ему понравилась.

— Ну почему страшную, причем тут, худую, мам?

— А парень хороший, у нас на заводе работает, и не посмотрел, что ты такая.

— Какая же я такая, интересно, а?

— На кого ты похожа то? Кто тебя возьмет? А он, жениться, согласен. Я спрашивала.

— Но я его даже в глаза не видела.

Я не верила, что она считает меня страшной, ведь проходилась в основном по внешности, а еще есть зеркало. И я видела себя в зеркале.

На следующий день она снова начала разговор

— Я ему еще одно фото показала. Ты ему понравилась, пойдем сегодня знакомиться.

— Меня хоть спросила? И замуж, неизвестно за кого, я не пойду.

— Не пойдешь? Тогда проваливай отсюда! Уходи, куда хочешь!

На кухне послышался грохот, дальнейшее я знала. Сначала начнет матом крыть, потом все кидать на пол. Я так боялась, когда с ней это, сковал детский страх. Пусть кто хочет так орет, только не мама.

— Мам, а как жениха зовут? Если хочешь, поехали.

Она резко меняет тон

— Что ты сказала, Тань? Его Виктор звать. Познакомитесь и узнаешь.

А я долго одна, от мужчин даже отвыкла. Но дело не в этом, уже боялась привыкнуть опять, после Питера, после Димки.

Глава 4

В восемь часов вечера мы подошли к известному, в городе, кинотеатру. Нас ждал седоватый мужчина, показалось староват. Не модный и совсем не жених, а откуда я знаю, как выглядит жених? Постояли, и мама ушла, оставив нас наедине. А я, сразу не поняла, что за бред? Дяденька стоит. Таких дяденек полно кругом, а я тут причем?

А давай в кафе пойдем? Я давно завязал, но можно взять сухого вина.

— Давайте

Мы зашли в бедненькое кафе, сели за столик. Он взял бутылку и бутерброды на тарелочке. Разлил вино по стаканчикам, выпили, причем молча, ни тоста, ни слова не сказал. И ждет чего-то. А я с неприязнью на него смотрю; седой, в старомодном пиджаке, дешевой забегаловке.

Сказали бы мне раньше, что буду с ним сидеть, не поверила бы. Как я опустилась там, в кузнечном цеху, стены виноваты или люди? Я ушла в раздумья о жизни, вино не противное. А, мужичек, молчит.

— Может быть за тех, кто в море? — поднимаю пустой стакан и наставила на него горлышком, представляя, что это пистолет.

— Ах, да, сейчас! — он разлил в стаканчики и свой сразу выпил, я сделала несколько глотков.

— Я, конечно, не ожидал, что ты такая.

— Ну и какая же я такая?

— Такая девушка со мной не будет. Я думал, ты на фото симпатичная, а ты наяву, видная.

«Я думала, мать его накрутила», а он продолжал, не останавливаясь.

— У меня и волосы седые, видишь? Но я не старый, это не от возраста.

— Отчего же?

— От нервов. Была у меня машина, от отца досталась, мы с другом на ней рассекали.

— А сейчас у тебя есть машина? — наличие транспорта важно, потому что до этого Вити, как до лампочки.

— Она в гараже, заржавела, я зарекся, не сяду за руль никогда.

— Почему?

— Ехали с другом к девкам, бухие были. Я, как с армии пришел, не просыхал. Короче, по трассе едем, не то тормоза отказали или скорость большая. А впереди грузовая машина ехала.

Он налил в свой стакан, а мой проигнорировал. А я взяла бутылку и налила себе, не хотела показывать себя с хорошей стороны, а как раз наоборот. Он, кажется, тоже. Опрокинул свой стакан и закурил.

«Внимания не обратил, что сама себе налила. Я ему тоже безразлична» — отметила про себя.

— Короче, грузовая машина ехала, и я, со всей дури, на полном ходу под нее. Лбом стекло выбил, кровища кругом. Оборачиваюсь, а где друг сидел, короче…

Он встал и отвернулся от нашего стола, плечи поднялись, плачет что ль, не пойму? Сижу и смотрю, а он стоит, вдруг стало жаль его. А я себя знаю, сейчас пожалею, бросать жалко будет, а надо выйти отсюда одной, однозначно.

— Витя, не плачь там, рассказывай дальше.

— Короче, друг погиб на глазах, а я седой стал в один день. Меня в больницу, но в себя не пришел, крыша съехала, короче. И меня в психушку.

— Это в дурдом?

— Да, два года там пробыл, а иначе посадили бы. Да я бы сел, хрен с ней, друга жалко.

— Два года в дурдоме, ну ты даешь.

— Это я рассказал, чтобы между нами, вранья, не было.

— Ну а дальше то, что было?

— Я в той аварии тоже поломался, с костылем ходил, думал, кому нужен? Пошел на повара учиться, работал в этом кафе. Я еще возьму сухую, можно?

— Нужно, Витя, нужно. Ты поэтому сюда пришел, что работал тут?

— Да нет, получилось случайно, кинотеатр рядом.

Он взял еще, разлил по стаканчикам и, наконец, посмотрел на меня

— Я ведь даже женат не был, не мог на баб смотреть. А мне 32 года, старый?

— Нет, не старый, а мне 21.

— Если тебя, Танюша, разница в возрасте не смущает, то я хоть сейчас жениться готов.

— Жениться? Но ты меня совсем не знаешь.

— Ну и что? Я маму твою знаю, вместе работаем. Я потом ушел из кафе, все друга вспоминал и запил. Пришлось на завод идти.

— Да, жизнь у тебя тяжелая. А я тоже не подарок, мама рассказывала?

— Да, ну и что? Давай поженимся, я не пью, работаю, квартира есть, гараж есть.

— Не знаю, Витя. От твоих рассказов в себя не приду.

— Понятно, но решил ничего не таить, я никогда не буду тебя обманывать, и гулять не буду, Танюша, я так устал.

— Я подумаю, Витя, провожай меня на автобус.

— Может, до дома?

— Нет, на автобус.

Не хотелось, чтобы провожал. И не хотелось больше узнавать его и понимать.

Глава 5

Пока ехала домой, думала, и зачем на завод пошла? Хотела маме угодить, а теперь этот жених там работает. Я не хочу с ним видеться вновь

— Мам, он мне не понравился. Можно я буду тебе помогать, во всем, что скажешь.

— Не надо мне ничего. Не хочешь за Витю, иди тогда водку пей. Иди, болтайся, я так и знала, что, как отец твой будешь!

Как это надоело, причем тут водка? Она и в детстве так кричала «иди водку пей». Я первый раз портвейн попробовала именно на зло. А потом он мне долго мешал, в основном, в Питере. Правда, там шампанское было, но не нравилось оно мне. А я опять его брала.

— С чего ты взяла, что я водку пью, мам?

— Ничего-ничего. Скоро будешь пить. Или уже выпила, да?

Она будто издевалась, а я решила проверить кое-что

— Давай тогда водку и буду пить!

— Будешь пить? Врешь ты все, Таня, да?

— Не вру, неси водку.

— Какую тебе водку то? А поесть чего будешь? Сиди, я сейчас

Она пулей мотанулась в магазин, и принесла ликер. Ну как на нее обижаться? Как сейчас помню, я наливаю себе ликер, мама не выпивала. Она подает жареные котлеты, а я поднимаю рюмку

— Во-во! Пей-пей! Я так и знала, что ты пьяница. Будешь, как отец.

— Ты же сама мне принесла и сказала пить.

— Мало ли что я сказала! Кто не хочет, тот не будет пить.

И опять понеслось, голос переходит в бас и начинается буря. А я не могу это слышать и убегаю с кухни. В комнате, взяла тетрадку и дрожащей рукой записала: «Сама меня заставила пить, а потом разоралась. Чудо юдо, какое-то!».

А тетрадку зашила в подушку, подобрав нитки в цвет, чтобы незаметно. Но на следующий день был скандал века. Она кричала так:

— Это мать то, твоя, чуда-юда? Вон она как думает про мать, тварь такая!

Я достала подушку, все так же зашито и незаметно, как? Мать обыскивала все, и вычитывала все мои листочки в карманах, но не сдерживалась и выдавала себя.

Глава 6

Дома невозможно, и на следующий день, я снова пошла на свидание с Витей. Он уже был в пиджаке и галстуке. Очень похоже на жениха.

— А свадьба будет? — сразу задаю вопрос, больше ничего не скажешь

— Конечно

— А если, тебе волосы покрасить, чтобы седину не было видно?

— Ну, как скажешь.

— А этот пиджак с брюками, ты уверен, что они тебе нравятся?

— Нормальный пиджак, с получки брал

— Давай тебе другой купим, а брюки на джинсы поменяем?

— Зачем мне джинсы? В них одни придурки ходят

— А-а, ну ладно. Я насчет свадьбы подумаю.

Идея переделать Витю, терпит крах, и стало грустно.

— Погрустнела? Ну, давай пиджак сниму, что еще снять прикажете? Э-эх! Ладно, снимай с меня все, волосы крась, я в твоих руках.

Я так обрадовалась, даже не стала продолжать свидание. Но это первое свидание с будущим мужем. У всех оно было «вот и я сподобилась» — ухмыльнулась про себя. Провожать опять не разрешила, пусть домой идет. Вот переделаю его, тогда пройдемся вместе.

А может, я забыла, что делать с мужчинами? Такая мысль мелькнула. Полтора года точно, с ними не общалась. И что теперь? Отказаться от идеи перекрасить Витю? Но это уже увлекло. Так-то, он честно все говорит, другой бы наврал. Взрослый, глаза нормальные, может мне замуж выйти?

Глава 7

Автобус подъехал к моей остановке, я вышла и бегу домой

— Мам, я есть хочу! — кричу с порога

— Садись ужинать и рассказывай.

— Что рассказывать то? Я замуж выхожу.

— Вот и молодец, правильно.

Она разогрела сковородку с картошкой, достала из холодильника котлеты, поставила передо мной, а сама села у окна

— Он мне такое рассказал про себя! Волосы дыбом.

— А ты не слушай, мало ли с кем не бывает. Зато он, не гулящий. Не видела, чтобы на кого смотрел. А как твое фото увидел и говорит «красивая». А я ему «только вот несчастная она, вон что с ней приключилось».

— А он?

— А он «Ну и что? Это не значит, что она плохая». И я решила познакомить вас.

Мы поговорили еще, и я пошла спать. А на следующий день, я уже бежала к Вите. Он ждал там же, и мы прогуливались, будто хорошо друг друга знали

— Жить будем у меня, две комнаты наши, в третьей мама. Отца давно не стало, квартиру ему давали. А мама никогда не работала, домохозяйка.

— Витя, может у меня? Я стесняюсь твою маму.

Я боялась встречаться с его мамой. Вдруг, эта женщина поймет, что у меня нет серьезного чувства, и строим мы свой домик наспех, и он и я. Но на самом деле, я почувствовала родство душ. Может ему так же, как и мне, давно хотелось стабильности и покоя.

А еще он знал мою маму, она хоть и ругачая, но к работе относилась ответственно. Я часто видела, с ней здоровались, и она отвечала

— Это с работы

Среди мужчин ходит легенда, достаточно посмотреть на маму, и узнаешь, какая будет дочь. Ошибаются, как дочь своей матери говорю. Не все так просто.

В выходной познакомились с его мамой, она была угрюма, но ко мне доброжелательна. Стоило ей начать говорить, Витя перебивал и говорил сам.

— Вот приедем сюда жить — сказал маме.

— Смотрите, ваше дело — больше ничего не сказала, и я была благодарна ей за эти слова.

Приближался день свадьбы, Виктор был выкрашен, переодет, подзавит. И, оказалось, очень симпатичный жених.

Глава 8

В городской квартире с нами, жила бабушка, мамина мама, но только зимой. Летом она снимала домик в деревнях, и уезжала. Вместе с домом ей давали сельпо-магазин, и она была там хозяйкой. Мама постоянно ругала бабушку, и она уезжала на весну, лето и до зимы, и работала в сельском магазине.

Это она, привезла для матери дядю Федю, отчима, из деревни, на нашу с ней беду. Это бабушка, покупала мне пианино, давала деньги на модные вещи, когда я была малолетка и жила с ними. Но, хочу рассказать про нашу с ней тайну.

Куплено свадебное платье, фата, а у нас с Витей, даже не было близости, потому что я издевалась над ним. Но это я так считала, что издеваюсь, не подпуская его. Хотя он, и не намекал. Но вдруг решилась, на близость, и вечером представляла:"как это будет».

Но вечером, у меня началась паника. Не понимая, что со мной, а просто твердо знала

— Не хочу. Ни свадьбы, ни этого Вити. Это невозможно. Я хочу, только его, моего питерского парня, Димку. Хочу к нему, к Димке, и больше ни к кому. Как можно было уехать, не увидев его? Что со мной было вообще? Он же родной, мы с ним столько прошли. И, такая паника началась! Хотела идти к матери и Вите, и послать их всех. Но поехала к бабушке, на работу.

— Бабушка, я не пойду замуж. Не могу я, бабушка! — я горько рыдала

— Матери не вздумай сказать, она нас с тобой на улицу выгонит.

— Бабушка, у меня в Питере парень был, он писал мне «туда», и хотел пожениться. А я отказала.

— Почему отказала то, если любишь?

— Стыдно было, что меня посадили там, в Питере. Да за спекуляцию джинсами, вещами.

— У нас соседка сидела за растрату, заведующей работала, и, мужик дождался, запил только. Парня то, зачем бросать?

— Сначала я испугалась. А, когда химию дали, в кузнечный цех отправили, Димка уж уехал.

— А он знал, что ты этой спекуляцией занималась?

— Да, он отговаривал меня. А дали полтора года, в кузнечном цеху отработать, это так много.

— Но ведь химию дали то, на завод? Мог бы приехать.

— Я сама не захотела, хотела быть хорошей перед ним, а теперь, кто я?

— Главное матери не говори, нам достанется, как всегда. Скажем ей, что едем за подарком, в Москву. А сами к твоему Димке и махнем, идет?

— Как к Димке? Это правда? — я не могла поверить, но вспомнила бабушку, она всегда на моей стороне была, всегда!

Она закрыла на висячий замок свой магазин-сельпо, и мы поехали на вокзал. Взяли билеты и уехали. Вите и матери сказали, что, в Москву за подарком. Мать не удивилась, мы и раньше так ездили, в юности.

В Питере нашли мою общагу, выяснили, что Дима бросил все, и уехал на родину. Взяли его адрес и рванули в Калининград. И вот я иду по Димкиной улице. А ноги то, мои ноженьки подкашивались. Не дошли даже до его дома, вдруг нам встретилась девушка.

— А вы не скажете, где тут Дима, Такой-то живет?

— Дима такой — то? — она внимательно посмотрела на меня, симпатичную блондинку

— А он женился. Теперь с женой живет. — выдала она, и ревниво смотрела на меня.

— Женился… — мы с бабушкой развернулись, и побрели обратно.

— Ты все равно теперь с ним не будешь, Таня. У нас порода не та, я же знаю, не та порода то.

Мы шли опустошенные, как проигравшие. Вот оно — мое беспомощное прошлое, привет — привет. Это по тебе, прошлое, я буду что — то жалеть, пытаться полюбить себя такую, как я есть. И пытаться жить сегодня.

Ну почему тогда, нельзя было, все сделать дотошно, и правильно? Почему надо было все так расхлябать? Я так жалела потом! Особенно когда узнала, что женился он через 13 лет только. И что за девушка, встретилась на пути. Как можно было верить? Надо было его найти, ведь такой длинный путь проделали, эх…

Мы остановились в гостинице, купили билеты обратно, а я вспомнила, как Дима рассказывал про янтарь и чаек, что с руки брали хлеб.

— А где тут берег моря? — спросили прохожих и поехали туда.

Мы сидели с бабушкой на берегу, прямо на песке Димкиного детства, а волны несли к нашим ногам янтарь. Все, как Дима рассказывал. Набрали янтарь, целую сумочку. А потом достали бутерброды, перекусить, я поднимала руки с хлебом, а настоящие чайки, брали с рук моих хлебушек и улетали. Все, как рассказывал Дима.

А утром мы уехали. А вдруг, когда собирала янтарь и кормила чаек, то Дима рядом был и думал обо мне. Даже сейчас не по себе. Поездка стала нашей тайной, никто и не узнал, все готовились к свадьбе.

Уже на следующий день мы с будущим мужем расписались в загсе. Так мама настояла. А свадьба на следующий день прошла.

Глава 9

После свадьбы прошло несколько месяцев.

— Танюша, ты стала не радостная, работа не радует? — обедали мы с мужем.

Он бывший повар, готовит сам, и быстро так, а я на подхвате.

— Нет, не радует, а если я не буду на заводе работать?

— Будешь, Танюша, будешь. А может, это не работа, а Хрен в сандалиях, виноват? Может, ты к этому Хрену, в сандалиях, бегаешь, а?

— Какой еще, хрен в сандалиях? — я замолчала, что такое, что со мной…

— Стой! — схватила я его за рукав

— Ты чего?

— Где ты видел, Хрена в сандалиях?

— Я его не видел, это мамка твоя говорила, что какой — то хрен, ошивался возле твоего дома, к тебе приходил

— А когда это было?

— До свадьбы еще. А, мамка твоя с отчимом, с лестницы его спустили.

Я оделась и выбежала из квартиры. Я бежала к матери. Никто в нашем городе, в сандалиях не ходил, таких, что бы бросились в глаза. Я знаю — это он! Димка стеснялся своего роста и любил, чтобы пальцы торчали. Мы покупали те самые сандалии, это он.

— Мама, мамочка. Расскажи, кто меня искал до свадьбы, приходил сюда?

— Никто не приходил

— А в сандалиях?

— Это давно, до свадьбы вашей. Ходил один вокруг дома, белобрысый. Я, говорит, с ней в Питере учился.

— А ты что ответила?

— Послала его. Зачем он тебе, голодранец то, худой? На улице холод, а он в сандалиях, длинный такой с рюкзаком.

— Мам, эти сандалии стоят, как твои пять сапог. Он издалека ехал, откуда он знал, что тут одеть?

— Нечего тут ошиваться, вышла замуж, значит живи с Витей!

— А я любила его. Любила, понимаешь? — голос мой сорвался, я заплакала.

— Подумаешь, любила она! Вечно тебе нравится черти что. На кого он похож то? Худой, ноги голяком, ни работает, небось нигде!

Мать кричала громче, и началась истерика, полетели тарелки, опять досталось шторе тюлевой.

— Любила она! Ишь ты. Работать не хотят. Я так и знала, как отец, будешь! — мать орала, а я ушла.

Я шла и ненавидела ее, ненавидела отчима, я вспомнила их. Как они, выставляли, меня, маленькую, на улицу, как свистели частушки под полонез Огинского, который я играла на пианино. А я плакала под этот полонез. Не давали делать уроки.

Пришла к мужу, он сидел на кухне

— Я у матери была

— Про, Хрена, спрашивала?

— Да

— И что?

— Он издалека приезжал, с Калининграда, пару суток ехать. А они — пошлые мрази, мать с Федей

— Нельзя так про мать. Она тебя обувала, одевала. Моя мать совсем не работала, а я ее люблю. А твоя работает.

— Значит, если работаешь, то все можно, да?

— Конечно

— Пить, гулять, предавать, матом орать на ребенка можно, главное работать?

— Ну конечно, а как без работы, Тань?

— Ты старый, Витя.

— А говорила, разница в возрасте устраивает, я тебя насильно замуж не брал.

— Ты не по годам старый, по характеру что ли.

— Уж не знаю, правильно твоя мамка говорила, тебе не угодишь, я работаю, не гуляю, не пью

— Волшебником.

— Чего это ты, Таня?

— Песню вспомнила"просто я работаю волшебником"

Разговор всегда так прекращался, он шел по делам, в гараж, или к телевизору. А я представляла, как Димка ходил по моей улице, как его отчим обложил матом, гнала мать. Они и раньше так сделали, с моей первой любовью, еще в школе, гнали матом мальчика, а отчим ударил его. Как страшно мне было тогда.

Все повторилось. А с Димкой, больше не виделись, далеко живем.

Глава 10

Теперь я замужем, все, как у всех, нормально. На работе одобряли все.

— Не грусти, мужик у тебя хороший — говорила напарница по цеху

— Да, да, все хорошо — отвечала ей.

— Да ладно, вижу, нос повесила. Я тоже молодая была, в мужиках не понимала. Он тебя удовлетворяет хоть? — постоянно эти разговорчики.

А я, избегала их, не понимала женщин, которые весь день играют в карты, а в перерыве говорят о ерунде.

— Да, да, нормально — отвечала ей

— Давай в дурачка? С нами, сыграй! — раскидывала она колоду карт.

На работе делать нечего, утром кран открыли и следим за температурой. А я не могла в эти карты, и не вписывалась в коллектив. Спрячусь, и думала. Да нет, не думала. Если б думала, может, надумала что.

Просто жизнь кипела, что не могла опомниться. События — события. Разгрести некогда, какое там удовлетворение. Я немного позавидовала женщине. Как можно просто жить, оказывается. Я и не знала.

А у меня, как жизнь повернула. Да и что я им расскажу? Напарнице на работе, мужу, матери? Кто поверит, что мы в Питере, такую зарплату за день зарабатывали. Как обедали с Димой, только в ресторане. И, на этой работе себя чувствовала, как изгой с другого мира. И не хотела общаться.

А дома, под храп мужа, целыми ночами я думала, о Диме. Если бы я была искренняя, говорила все, как есть, он бы не уехал. Он бы взрыл всех, как крот, но нашел меня. Дима молодой, но как мужчина сформировался. Это ценила в нем. Нет, не повелся бы, на чьи — то слова, пока не убедился сам.

Если бы ему кто сказал, что я такая плохая, или даже, что я, замужем, он бы проверил лично сам. Но гнала его моя мать! Мать, про которую я врала, что она культурная, да, врала. И про отчима врала, что он порядочный. Я хотела, что б он думал, что я из хорошей семьи.

Если бы я говорила правду. А ведь, еще равнодушной прикидывалась, дескать, мне все равно, есть он или нет. Хотя понимала, что прилипла к нему и люблю. Если бы, я была без масок и ролей в моей жизни, то была бы с Димой сейчас, любящей и любимой.

А я где сейчас? И кому моя правда, нужна? Но тогда, не могла сказать это:"Дима, я уехала со своей Тулы потому, что моя мать крыла матом день и ночь! А отчим, не умеющий читать, первую мою любовь ударил, мальчика. Дима, никогда ему не верь"

Он тогда, слушать мою мать не стал бы. А отчима, взял за грудки и тряс бы, пока тот не сказал, где я. Если бы я была искренней, без масок и ролей, но я не была такой. Еще думала, как повезло, что меня воспитала не мать, а бабушка, отцова мать. Изумительного такта человек. Страшно представить, кем бы я стала, если б не это двойное воспитание.

То, что заложила бабушка, прорастало, назло грязи, предательствам. И я, удержалась, на плаву. Стала такая, как сейчас, когда пишу эти мемуары. А какая, я? Все равно люблю жизнь. Всевышнего, люблю. Ведь любовь — это и есть жизнь.

А что накуролесила, то каюсь, поэтому, не все потеряно, потому, надеюсь. Надеюсь, еще изменюсь, и буду больше любить. Надежда, ей и живем. Верю еще, что жизнь впереди и надо потерпеть, и постараться.

Глава 11

Я замужем, поэтому, мама и муж, лучше знали, что мне надо. Деньги, что получали, он контролировал. Открывал кошелек и проверял, а я уходила из комнаты.

— Почему ты выходишь сразу, Таня? Я же деньги считаю.

— Считай

— Неужели не интересно, сколько накопили?

Я не понимала, что их перекладывать, эти деньги? Если все равно толком ничего не купишь? А перед глазами пакет с деньгами, мы с Димкой прям на полу, на ковре сидим, смеемся, шутим. Я пошла к мужу и, опять не удержалась.

— А мы с этим Хреном не складывали в кошелек. Не вмещались.

— Танюша, хватит врать. Я на дурака похож? И, пора угомониться, не маленькая уже.

"А ведь они, муж и мать, мне не верят, для чего тогда я им?"

А мама стала приветлива ко мне

— А мы с дядей Федей, к вам в гости придем, пустите, а?

— Приходите

— Вот и придем, в воскресенье то. Деньги не тратьте, вы молодые, вам пригодятся. Мы все принесем.

Вот и воскресенье, стол накрыт. Мама принесла кастрюлю котлет, я сразу заметила, их бабушка делала. Такие большие шары, чесноком пахнут, объеденье.

Только не позвали они бабушку, относились к ней небрежно, свысока. А она бы пришла, я знаю. Она даже мучилась, так хотелось глянуть, как мы все вместе сидим. И консервы, и сыр с колбасой — это из бабушкиного магазина.

А их, московскую колбасу, не принесли. Хотя всегда в холодильнике лежит. На стол коньяк, сухое для матери, шампанское для меня. Рюмочки, салфеточки, для отчима отдельно — граненый стакан под коньяк, как любил. Всем угодили, семейная идиллия.

— Я за нашу партию. Я работаю и все путем! — отчим опрокидывал коньяк, закусив соленым огурцом.

— А, Танька, вон смеется над тобой, да, Тань? — смотрела на меня мать

— Ты тоже, Тань, шампанское то выпей.

— Зачем смеяться? Он правильно говорит, работа — это самое почетное. Их так советская власть воспитала. И они гордятся. Я тоже за партию выпью.

Мы выпили. Я шампанское, Витя коньяк, а мама глоток и поставила

— Работа — это почетно. Разве лучше, тунеядцем, быть? — спросил муж кого — то.

А я неловкость чувствую, что за спектакль? На кого намекают? Ежу понятно, на меня. Это мама его накрутила, они же в одном цеху работают. А я всегда для нее, плохая, вся в отца. Или уже не знаю, в кого? Просто, девочка для битья и все.

Я выпиваю для смелости и речь толкнула

— А, что у вас за работа? Пришел, кран открыл и в карты режетесь?

— Ну не скажи, это не просто кран, там надо разбираться. — вступила мать

— В кранах разбираться? В кузнечном цеху люди пашут, вот это — работа. Шишки видели на руках? — показываю руки, отбитые тяжелыми железными заготовками для запчастей.

— Ой, Тань, хватит врать. В кузнечном цеху она работала. Ха — ха — ха! — мать рассмеялась.

«Почему они не верят, моим словам, чувствам, даже вот оно — рукам? С детства так, как чужие». И меня шампанское, как говориться, не брало. Я злая, подкалывала мужа, дерзила матери. А они улыбались, и это сильней раздражало, будто знают, что виноваты.

— Почему ты считаешь, что на заводе легко? Вот ты, Федя, для чего работаешь?

— Как для чего? Чтоб вот так вот сидеть, за этим столом. — отчим важно надулся

— Мой отец тоже работал, а теперь за его столом, Федя сидит, коньяк пьет. — я принялась за вкусную, бабушкину котлету.

— Это она нас упрекает, что учиться ей не дали. — выкрутилась мать

— Нет, я к тому, что с такими талантами, можно вообще не работать. Моего отца вытурили и все есть, и квартира, и стол, где сидеть. Ха — ха — ха! — тоже издевательски смеюсь, знаю, мать довольна, когда я плохо про отчима

— Что с тобой последнее время происходит, Танюша? — взял меня за руку муж

— Витя, что за привычка меня трогать, когда я ем.

— Не мешай ей, Витя, пусть ест. Отца она вспомнила, ишь. Твой отец работать не хотел. — позаботилась обо мне, мама.

— А, кто же стол заработал, за которым Федя сидит? И квартиру на отца, давали! — разрумянилась я от шампанского.

Мама встала, чему-то улыбаясь

— Пойду, посмотрю, как там Витина мама.

А я не знаю, что со мной? Никогда не упрекала отчима Федю.

А, Витина мама, отказалась сидеть за семейной идиллией, она из своей комнаты не выходила. Когда я дома одна, заходила, разговаривала, а тут — не захотела.

А отчим опрокидывал очередной стакан коньяка, со словами

— А вот ты мне скажи — и! — наставил на меня мутные, от спиртного, глаза. Я не могла смотреть в мутные глаза отчима, аж руки задрожали от злости

— Нет, ты мне скажи-и! А зачем твой отец приходил, а?

— Витя, ответь ты — зачем мой отец приходил? — обратилась я к мужу

— Когда приходил? Куда приходил?

— Когда отец с матерью разошлись, то отец с получки приходил, а они гнали его матом по всей улице.

— Ой, я этого не знал, Танечка, не знал.

"Он все понимает" — сделала я открытие и потеплела к мужу.

— Думаю, он к тебе, Тань, к дочери приходил, а зачем еще? Тебе налить? А может коньячку, Танюша?

— Можно — мы с Витей выпили коньяк, закусив нарезанным лимоном

— А вот дядя Федя не понимает, зачем мой отец приходил!

— Да, зачем приходил, а? — прищурил глаз отчим.

Как он глуп. А я его, так боялась в детстве. Дрожала от страха, пряталась под кровать.

— Да хотел он, с тобой, Федя, в гольф сыграть. — поясняю отчиму. Коньяк подействовал.

— Танюша, хватит искать причины, там, где их нет. Не отчим виноват, что ты учиться не стала, а твоя лень виновата!

— А тебе почем знать, муженёк? Ты ж тогда в палате, с Наполеоном отдыхал?

— Почему с Наполеоном, просто находился в стационаре

— Ой, не скромничайте, ваше превосходительство, рядом был Наполеон, не ниже! Или? Ах, боюсь представить, кто!

— Танюша, что с тобой происходит? — не обиделся Виктор.

Я грубила, а они улыбались. Вошла мама, разговор с Витькиной мамой не состоялся.

— Мам, где была? Хотела, похвалиться, что вы работаете? Ой, не тактично. Витина мама никогда на работу не ходила, она домохозяйка, мам.

— Пошли, Федь, отсюда! Больше к вам не придем.

— Гуд бай! — несет меня

— Вот видишь, что она говорит? Я же сказала, работать не будет… — мать вытолкала Федю, и они пошли в прихожую.

— Конечно, не буду работать! Что бы стать такими как вы? Щасс!

Витя затащил меня обратно, усадил за стол и налил рюмку

— Тихо, не ори, Танюша, они уходят уже, все… — в прихожей хлопнули дверью

— Что ты натворила? Больше они не придут к нам.

Они больше не приходили. А я переживала ночью, когда муж храпел, как боялась их в детстве. Никогда не дерзила. За мужем спряталась? И почему он лыбится весь вечер, я же его дурдомом упрекнула?

Я посмотрела на выкрашенную мной, лохматую шевелюру мужа, а он тихонько посапывал в ночи.

Глава 12

Почему насчет работы, постоянно какой — то акцент? Дело в том, что в советские времена, работа, имела другое значение. На заводах Страны и в городе, висели доски почета. На них фотографии работников, кто отличился прилежным трудом. И даже давали медали.

Отчим с мамой так гордились, что работают, что иногда казалось, а раньше? Тунеядцами были, что ли? Если он работает, то имеет право жить в нашей квартире, а папа, если какое — то время не работал, был изгнан с позором.

Хотя квартиру, большую, трехкомнатную давали и на папу. А празднует парад в ней, отчим, потому что, работает. Так поясняла мать.

Уже столько лет прошло, и Советского союза нет, а работа теперь нужна, для пропитания, так сказать. Или купить жилье, одеваться, обуваться и просто жить. Но за это получать медаль уже стесняются.

А отчим с матерью, меня и понимать не могли. Выросли на хуторах каких то, в пост военные времена. В наш городок, под Тулой, приехали поздно, отчим в 30 лет, мама в семнадцать. Может разный менталитет?

В юности удивлялась, они как с другого мира. Отчим, слушал только частушки, и частушечные песни. А в это время, в нашем дворе, со всех окон звучал рок-н-рол. И, вся моя комната обвешана плакатами зарубежных музыкантов.

Кстати, как приехала, встретила подруг юности, Римму, а с ее сестрой Галиной бегали на танцы. Как легко с ними было общаться, разучивали модные песни. Ребята во дворе играли на гитарах.

— Ой, Тань! Ты такая стала. Да, худая прям!

На языке нашего двора, это означало: с внешностью супер, девочки завидовали, кто худой, модно было. Хорошо, что ее встретила, а с некоторыми, тяжело общаться было. Но я общалась, потому что угадывала, кто нравился маме.

Всегда хотела угодить ей, а результат? В 16 лет сбежала с городка, после кучи предательств. А может нас никто не предавал? Просто, ромашка, никогда не станет апельсином, ну — у, это к примеру.

Это в Питере поняла, как он ломал меня, да изменял. Я не мешала Питеру менять меня, потому что, полюбила. А на малой, моей Родине, много было чужого. И теперь я снова здесь.

— Мам, я подруг детства видела, столько лет прошло.

— Откуда они тут? Тут одни пьяницы, только валяются, и водку пьют.

— Мам, а как соседка, тетя Роза?

— А тебе зачем? Она не работает, только пьет.

Я знала, девочки никакую водку не пьют. Мать просто ревнует меня к подругам, отчима ко мне, отца тоже, какая разница к кому. Того, кто спросил про отчима, к тому, кто про него еще не спрашивал,"интересно, почему" — прищуривала она глаз.

А потом снова, охаивала меня, оговаривала и лгала. Я слышала разговор мамы с моим мужем. «А зачем же тогда, ты мне такую, подсунула?» — говорил он ей. А ведь он меня еще не знал! «Поведется или нет» — мелькнула тогда мысль.

Да, копаюсь, жалуюсь чуть, просто не укладывается, до сих пор. Ну хватит"лирического", продолжаю вспоминать события.

Глава 13

Я вернулась в городок юности, потому что, в советские, нельзя было не работать. И без прописки жить. Думала, перекантуюсь и уеду, но умудрилась замуж выйти. А городок, как стоял, так и стоит. Да и некогда разгуливать по городу, работала по сменам. Приезжала электричка к вокзалу, и толпа рабочих штурмом брали ее.

Каждый день так добирались до работы, большая часть города. Подходит электричка, двери открываются, и моя мама профессионально влетает в вагон. И занимает место у окна. А народу битком, как ей удавалось? Но это еще не все. Плюхнувшись на сиденье у окна, она раскидывает колоду карт, за секунду! А вокруг стоят в давке люди. А мать с подружками режутся"в дурака".

Вон оказывается, какая у мамы жизнь. И так почти 20 лет. Почему я не могу забиваться в эту электричку? Не могу ехать с посторонними людьми, прижавшись, друг к другу. Не ловко плюхаться на сиденье, оттолкнув кого то, а пытаюсь уступить, как дура. А еще скучнее играть в карты. В детстве у отца, шахматы были, куда ни шло, но карты — тоска.

А потом, всей толпой шли в цех. Там реактора, в них что — то вертелось, надо следить за температурой, крутить краны. И я крутила эти краны. Часто из другого цеха, приходил муж.

— Вить, а если я не буду тут работать?

— Будешь

— Не могу смотреть, как мама штурмом берет электричку, Витя!

— Я твоей матери обещал, что б ты работала

— А зачем ей? Она выставляет меня, тунеядкой, перед отчимом. А теперь и тобой?

— А зачем перед отчимом? Он чрез чур любезен что ль?

— У меня отвращение к нему, но из тактичности скрывала. А мать чуяла, что я неравнодушна, но не понимала — в чем.

— И что она делала то?

— Оговаривала, а словами убить можно. И ты вот, заладил «будешь работать», хватит из меня тунеядку лепить, Витя.

— А ты, цаца, слова ей не те сказали. А я грузчиком в 6 — м классе работал. Когда отца не стало, у нас жрать было нечего. Я рад был бы любым словам, только б не грузить мешки.

— А я мечтала уроки делать, а приходилось болтаться. На улице, меня свои не принимали, я для них, чужак. И в свой мир, не подтянуться. Зависла я, Виктор.

— Как зависла?

— Ты не поймешь, это питерский жаргон.

— Ты не доедала, или одевалась хуже других?

— При чем тут, это? Я зависла и сейчас, что я тут забыла?

— Никто не ценит, когда сыт, одет и обут. И ты не ценишь. А как без работы, Тань?

— Вить, у меня на лбу написано:"тунеядка", что ли? С чего ты взял, что я работать не хочу? Просто нравится другая работа, учительницей или актрисой, золушку играть.

— Начинай лучше золушку играть, я пошел.

— Почему ты уходишь, когда о важном, говорим? Я мечтала об институте, не хочу тут жизнь прожигать.

— Ты будешь работать на этом заводе, я так хочу.

Он ушел в свой цех, а я осталась краны крутить, почему-то представляя:

"Это так почетно, работать. Но тебе то — почет не светит, ты ж плохая, не работящая".

А дома думала по ночам"как ни крути, а нужен институт и деньги. Столько работаем, а деньги где". Я взяла Витькину пачку сигарет и вышла на балкон

— Куришь втихаря? Почему не спишь ночами? И это, меня никогда не целуешь? Поцелуй меня, ну? — он потянулся ко мне, смешными в трубочку губами

— Я тебя целовала, но холодно во рту

— А это зубы вставные, пару штук всего, не все!

— Я думаю, где денег взять — отвечаю ему, про мечты об институте молчу.

— А зачем тебе деньги? Продукты я покупаю, всего хватает

— Купить пальто, например.

— Тебе надо пальто? Пойдем в магазин и купим. Танечка, так бы и сказала.

Да, мне очень надо пальто, какую чушь сказала. Я не знаю, что мне надо, мне просто плохо. С этими мыслями пыталась уснуть.

Глава 14

Прошел год и больше. Все мои колючести и выделывания муж терпел. Я заметила, очень старался.

— Пойдем с получки в ресторан, Танечка?

— Деньги тратить?

— Заработаем, для себя живем. Я же знаю, ты в ресторан хочешь.

— С чего ты взял? — я совсем не хотела в ресторан.

— Сама рассказывала, как в ресторанах обедали с этим…

— Но мы деньги не считали, Вить. А когда они тяжело достаются, зачем?

— Нормально достаются. С получки в ресторан. С какого начнем?

С получки мы ходили в ресторан, брали сухое вино и жареных, табака. А со следующей получки, в другой. Витя старался угодить, и оказался простой, не жадный парень.

Но, недовольной вороне, то бишь мне, опять не хватало. Продолжались воспоминания, и питерские похождения.

— Хочу собаку, Витя. Мне собака жизнь спасла, ну правда. Я как то, с обрыва в ущелье упала и собаки нас нашли, если б не они. Хочу, прям с улицы взять, тоже спасти ее, Вить. Ты мне не веришь?

— Что ты упала с горы? Уже верю. Но со мной не упадешь, и собака не пригодится нам.

— Но почему?

— Я не готов, с ней гулять надо.

— Давай тогда в Москву поедем? — капризничала я.

— В Москву можно.

Мы поехали в Москву, смешная поездка получилась. На обратном пути, зашли в магазин океан. А там выкинули баночки икры. Маленькие, стеклянные, черная и красная, на них лосось нарисован, а стоят — копейки.

Дело в том — там мелким шрифтом написано — белковая. Из минтая что ли, делают? Не отличишь даже банку. На вкус другая, но кто понимает? Сейчас ее полно, а тогда только изобрели, искусственную. Набираем икры полную сумку, для прикола.

— К пиву то, что надо

— Бери больше

Сумку с банками икры, пива чешского и на Курский вокзал, на Тулу. Зашли в плацкартный вагон, заплатили проводнице, сидим. Поезд тронулся. А мы открываем, чешское. К пиву икру, ему две баночки, черную и красную и мне две. Хорошо едем домой.

У кого баночка с икрой заканчивалась, в сторону двигаем, следующую вскрываем. В советские времена, икра лососевая — это дефицит, дорого и не достать. Люди примолкли, напряжение создалось в плацкарте. Но кто же знает, что она копейки стоит? Тогда только появилась белковая, да и то в Москве.

Проводницы нам улыбаются, соседи тоже. Мы тоже всем улыбаемся, пиво хорошее, я всем по баночке подарила.

— Продайте, пожалуйста, еще баночку?

— Да так берите

Следующая станция наша, Тула. Только вышли из вагона, как нас забрали двое ментов. Так раньше милиционеров звали, полиции еще не было. Витьке руки скрутили, меня толкали прям. А, у меня после Питера, при виде милиционера — истерика начиналась.

Я хныкала и злилась одновременно, жуткое чувство. В будущем прошло. Что же вы думаете, было дальше?

— Но мы закон послушные граждане, товарищ! — уговаривал муж

Но нас вели

— Но мы ни в чем не виноваты, товарищ!

Нас завели за вокзал, в темное место, и попросили сумки показать. Витя открыл сумку, а там еще баночек двадцать икры. Милиционер взял сумку и сказал

— Валите отсюда

— Можно идти?

— Да, идите

— А как же наша сумка?

— Витя, пожалуйста, оставь сумку! — взмолилась я.

Мы пошли на автобус, а милиционер с нашей икрой в другую сторону.

— Откуда они узнали, что у нас икра? Только с поезда вышли, и сразу к нам?

— Проводница сообщила.

Когда я очухалась, стало обидно, что отдали сумку. Мы же не украли ничего. Это все я, когда мужу руки завернули, жаль его стало. Я ночью плакала, обняла, пожалела его. Редко так обнимала его, тепло. А он понимает меня, тоже жалеет

— Что они с тобой сделали, Танечка?

— Кто?

— В Питере твоем, в милиции. Ты реагируешь не нормально, плачешь второй день. Ну хочешь заявим, что сумку отобрал, накажем их?

— Нет, Витя

— Ну, приди в себя, ну что ж такое, может врачу показаться?

— Нет, Витя, я справлюсь. Ты, чего не спишь? Спи.

Я оценила его смелость, заявить в милицию, на милиционеров. Ему жаль меня, что я в таком состоянии. И мы первый раз, любовно обнимались, я целовала его. Этот случай сблизил нас.

Глава 15. Немного философии и моря.

Может я изменилась, или муж постарался, но жизнь налаживалась.

С нелюбимой работой смирилась, разве мечты покоя не давали. Институт, например. Тогда не было платных учебных заведений, а поступить сложно. Абы куда, смысла нет, не диплом нужен был, а что-то такое возвышенное, и, обещания, данные в детстве отцу.

— Который выпивал? — упрекал Виктор, он не поддерживал мои мечты.

— Да, выпивал. И, возможно что-то пропивал, не мог дать материально.

— А того, кто кормил, и не пропивал, ты не ценишь, Таня.

— Да, не ценю того, кто работает, кормит, но кроет матом, оскорбляет, не понимает. Так получилось, Вить.

— А что дал тебе пьющий отец?

— Важные слова, Витя. И при мне не ругался, а когда напивался, то говорил одно и тоже"Не надо из-за дураков топиться, дочь"

— А ты топиться собиралась? Не знал. По тебе тоже, дурка плачет, так мы — два сапога пара, Тань?

— Это в детстве, когда отчим, выкинул моего щенка. Я тогда приехала к отцу на речку, и хотела утопиться. «Не надо, дочь, из-за дураков топиться. У них ума нет, а ума нет, считай калеки"

И всегда в конце добавлял так «Сказал отец!»

— Отец это помнил долго, я уже подросла, и все повторял, когда выпьет. Они помогали, его слова. Когда отчим матом крыл, я решила, никогда такая не буду. А сама пряталась под кровать. Однажды, уже дылда здоровая, полезла под кровать, когда они орали.

Но не вместилась, и хотела заплакать, а вспомнила слова отца"ума нет, считай калеки", и рассмеялась. Всегда сомневалась, таков ли человек плох, если выпивает? И порядочен ли, если работает и не пьет? А, когда говорят о ком-то плохо, врут.

— Какая ты странная, даже тревожно.

Я понимала его тревоги, он хотел воспитать меня, под себя. Сделать, как ему нужно. Но я не ведомая, и этим огорчала мужа. Может детские травмы сделали так: почти тихая, мягкая, не дерзила, лепи из меня что хочешь. Но вот бесполезно. И мы трудно притирались друг к другу. Мне ничего невозможно навязать, ничего вообще.

Что хорошо, что плохо? А я не верю. И, ему не нравилось это во мне. Когда жила у мамы, они тоже хотели, чтоб я стала простая, бойкая, с крепким словцом, да работящая. Не буду такая. И не дерзила, не защищалась даже, в юности. Кстати, про сегодняшний день. Только недавно поняла, что надо защищаться, а не прятаться, от хамов. Но, продолжу воспоминания.

На работе бабы с крепким словцом, и с ними не общалась. Просто зациклилась на муже. Только его одного ждала, и только с ним была. Мы добились в одну смену, вместе ехали в электричке, на работу. И я осмелела, выглядывая из мужнего пиджака то. Все-таки должен муж, быть старше жены.

Но, не обязательно, по годам. По годам пусть и моложе будет, не в этом суть. Взять двоих под контроль, когда все решения — ему на подпись, вот в каком смысле старше. Он должен контролировать и любить тебя любую. Со странностями, закидонами. Любить. Это не мечтания, это я так доверилась мужу. И он любил, а я решила жить настоящим.

— В отпуск поехали на море. В Сочи. Или Сухуми?

— В Батуми лучше, там народу меньше, я там был, такие места знаю.

— Поехали!

Мы поехали на море. Солнце, этот шум морской волны. Даже, кажется, из-за него туда все едут. Слушать, как прилив нарастает и шух! Это что — то. Мы нашли пляж, за скалами, где почти никого народу. Но нас все равно находили женщины, с кувшинами вина. Они ходили по всему пляжу, продавая вино. Мы покупали вино, кисленькое, домашнее.

Конец ознакомительного фрагмента.