Пир на закате солнца

Татьяна Степанова, 2009

В госпитале творятся странные вещи. Сотрудница пресс-центра ГУВД Катя Петровская сама тому свидетель. И эпицентр этой страшной истории полковник Олег Приходько – Троянец, которого едва живого привезли восемь месяцев назад из Албании. Но у него уже ничего не спросишь, он мертв. Мало того, его труп загадочным образом исчез из морга… Катя вспомнила полоумную медсестру, потом мальчика с черешнями в больничном коридоре… Вспомнила слова его матери о том, что сына будто подменили после того, как они всей семьей навестили Олега Приходько. Генерал Москалев и полковник Приходько были друзьями, боевыми товарищами. Троянец… Странный псевдоним, сразу возникают ассоциации… Троянский конь: на вид одно, внутри совсем другое. Этакий носитель, внедренный в иную среду, с особой начинкой из горя, хаоса, смерти… А все началось там, в горах Албании…

Глава 4

My love…

— Слушай, долго мне еще унижаться тут перед тобой?!

— Тебя никто не заставляет унижаться.

— Ты не заставляешь?

— Я? Дорогой мой, веди себя потише, сотрудники услышат.

— Плевать, пусть слышат. Мне деньги нужны сегодня!

За панорамным окном офиса — потоки дождя. Сумерки, огни. Конец рабочего дня…

— У меня нет денег. — Анна Гаррис сделала плавный жест, разводя руками.

Холеные руки, на безымянном пальце колечко — «Тиффани», безупречный маникюр, серый неброский брючный костюм, полностью соответствующий деловому дресс-коду, тщательно уложенные светлые локоны. Что еще нужно энергичной самодостаточной сорокавосьмилетней женщине для счастья?

Муж — иностранец? Был американец из штата Айдахо, владелец фирмы лакокрасочных изделий. Они познакомились в 98-м через агентство, переписывались, потом он приезжал в Москву на смотрины, затем сделал предложение. Ему не терпелось отведать «русской жены», а ей в 98-м просто хотелось выбраться в большой мир, слинять от бедности, проблем, от дефолта. Они прожили три года, а потом муж решил, что «русской жены» с него хватит, и переключился на поиски жены-мексиканки. Зацепиться, осесть в Америке не удалось, пришлось вернуться. На память о тех временах остались только американская фамилия Гаррис и кое-какие сбережения, которые позволили здесь, дома, встать на ноги, войти полноправным партнером в бизнес, играть на бирже.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

Когда он так говорит… таким голосом… Вор, негодяй… Мошенник, подонок, на меня ВСЕ ЭТО больше не действует — тон, взгляд…

Вор… лжец…

— Я ухожу. Прощай.

— Нет! Андрей!

Кабинет Анны Гаррис, корпоративного директора по работе с персоналом, был отделен от помещения, где трудились сотрудники инвестиционного фонда, стеной из прозрачного пластика. Две трети сотрудников, оторвавшись от мониторов, с живейшим любопытством наблюдали за сценой, разворачивавшейся в «аквариуме».

Но корпоративный директор этого уже не замечала. Он же ненормальный, он действительно уйдет — с него станется. И она не увидит его больше никогда. Чем, чем она может его удержать? Крашеными волосами? Растяжками на бедрах? Вечной непреходящей диетой своей — утром овсянка на воде, этот проклятый зеленый чай, днем опостылевшая отварная рыба и овощи на пару, от которых тошнит до самого вечера?

Пятнадцать лет — огромная разница. Где были ее мозги, когда они познакомились? Она вышла из ГУМа нагруженная пакетами. Наступил март, и было очень скользко, а чтобы поймать машину до дома, следовало пройти по Никольской. А он подошел и спросил: куда вас отвезти? Сначала она подумала, что это бомбила, потом, увидев его «БМВ», решила, что это чей-то водила, подрабатывающий на хозяйском авто. Но это была его машина. Он довез ее до дома, не взял ни копейки. Сказал, что у нее потрясающие духи. Ей, идиотке, сразу бы тогда догадаться, что это просто жиголо, караулящий у ГУМа добычу — баб со средствами, из тех, которые и в кризис могут себе позволить зайти в «Боско», в «Барберри», в «Сониа Рикель». А она не догадалась.

Ей (неужели она тогда уже в него влюбилась?) показалось, что этот парень, этот молодой мужчина — или прибалт, или сотрудник МИДа. Отчего именно такой расклад — «прибалт», «мидовец», — она и сама толком не понимала, наверное, тут все совпало — его внешность, его одежда (синий кашемировый шарф, черный бушлат), его вежливость, его юмор, его манеры. Он так мило и так едко злословил о правительстве, когда они проезжали Кремль, что сразу было видно, что это «наш человек», просвещенный вольнодумец, не зашоренный комплексами, потом так же злословил про олигархов, про кризис высказал пару-тройку горько-мудрых мыслишек, сказал еще, что «с такой, как вы, умной женщиной легко разговаривать, потому что вы понимаете с полуслова».

— Как вас зовут? — это она спросила его. Сама спросила. Он не навязывался. Хитрец! Он знал, как подобрать ключ к такой «умной», как она.

Его звали Андрей Угаров. И он не был ни прибалтом, ни сотрудником МИДа. Это она узнала гораздо позже, узнала и то, что он моложе ее на пятнадцать лет. Узнала, что в принципе она для него — та жирная курица, которую надо ощипать до последнего перышка. Но было уже слишком поздно. Эти открытия ничего уже не могли изменить.

— Андрей! Ты куда?

Он хлопнул дверью так, что хлипкий «аквариум» дрогнул. Она вскочила из-за стола. Догнала его уже у лифта. Это был Новинский пассаж. Инвестиционный фонд занимал весь шестой этаж. На первом этаже располагались торговый центр, кафе, рестораны, химчистка, несколько радиостанций. И везде были стены из прозрачного пластика, и некуда было укрыться от зевак.

Лифт — она ринулась за ним в тесную кабинку. Его лицо так близко… Вор, негодяй…

— Давай поговорим.

— Не о чем больше разговаривать. Тебе хочется, чтобы я унижался. Так я не буду. И так уж, баста. — Он отбросил от себя ее руки.

— У меня правда нет денег. Свободных нет.

— А вот этого не надо… Врать не надо. Что для тебя эти сто пятьдесят тысяч?

Он просил не доллары и не евро, он действительно на этот раз просил «в рублях». В прошлый раз было две тысячи евро, а до этого сто тысяч рублей, и потом еще три тысячи — уже долларов, и вот теперь снова…

— Но сейчас время такое, все ужимаются, сокращают расходы. — Она почти оправдывалась перед ним. — Нужно жить по средствам, Андрей… Никто не заставлял тебя брать эти сумасшедшие кредиты…

Кредиты… Она даже в этом не была уверена, что он что-то где-то брал и теперь ему надо срочно отдавать, гасить задолженности. Вор, негодяй, обманщик…

— Не читай мне нотаций в лифте.

— Я просто… это не…

— Ну, убей меня за то, что я наделал долгов.

Он наклонился к ней. Высокий и стройный.

— Лучше ты, чем другие.

— Что ты сказал?

— Ничего. Это мои дела. Все, приехали.

Лифт открыл двери. Огромный торговый зал. И они на виду у всех, как на ладони.

— Тебе что, кто-то угрожает? Ты кому-то задолжал?

— Не бери в голову. Прощай, Аня.

— Подожди, — она схватила его за руку, — Андрей, скажи мне правду. Тебе правда угрожают?

— Я с этим разберусь сам. Один.

Один… А ей мечталось, чтобы они все делали вместе, вдвоем… Пятнадцать лет разницы — при строжайшей диете, при регулярных походах в СПА-центр, может быть, это не так уж и много? В КОНЦЕ КОНЦОВ, ЧТО ТАКОЕ ЭТИ СТО ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ…

Только вчера в новостях она слышала о какой-то немке-миллионерше, которая попалась в сети международному жиголо на альпийском курорте. Тот требовал сначала восемь миллионов, потом еще сорок… Она слушала, качала головой: бедная, бедная, надо же так проколоться…

ОН все лжет. И о том, что ему угрожают, тоже лжет. Я ни единому слову его не верю, потому что он вор и подонок… обаятельный подонок…

— Возвращайся к себе, Аня. И прости за резкий тон. — Он дотронулся до ее лица. — Ни о чем не беспокойся. Я все понимаю, сейчас время такое, надо о себе думать в первую очередь. Я только не хочу, чтобы мы лгали друг другу. Я тебе говорил — я из-за лжи со своей бывшей расстался. Противно стало — вечное вранье… Когда я чувствую, что мне лгут, особенно любимая женщина, ради которой умереть готов, то я… — Он махнул рукой.

— Андрей!

Анна Гаррис, корпоративный директор по управлению персоналом, не узнала своего голоса.

Это она ему лжет? Она? А он готов «ради нее умереть»?

— Тут есть банкомат. У меня кредитка с собой. Сколько ты сказал надо — сто пятьдесят?

Банкомат, где получали зарплату все сотрудники фонда, к счастью, работал. Она сняла деньги в два приема. Это был срочный депозит, и в результате проценты накрылись, но она уже об этом не думала. Как так вышло, что она об этом даже не переживала?

Андрей Угаров забрал деньги. Он был, кажется, смущен.

— Спасибо, Аня.

Они вместе вернулись к лифту.

— У нас в семь совещание, я буду дома часов в десять. Заедешь?

— Нет.

— Нет?

— Я деньги должен отвезти. Расплатиться надо сегодня. Иначе…

— Я поняла. — Она почувствовала, что не может больше владеть собой, корчить из себя эту чертову бизнес-леди. Она порывисто обняла его, прижалась к нему, пряча лицо на его груди. — Андрей, Андрюша… будь осторожен… Эти люди, кто бы они ни были, держись подальше от них… Обещаешь мне?

— Обещаю. — Он поцеловал ее в губы.

Двери лифта открылись. А у нее ноги подкашивались, она уже не могла сделать и шага — бедная, бедная, это ж надо так проколоться…

Она вернулась к себе в офис, прошла в туалет и там долго стояла перед зеркалом, все смотрела на себя.

Андрей Угаров с деньгами вышел из Новинского пассажа. Вечерело. Накрапывал дождь. Его принес с собой какой-то балканский циклон. Сев в машину, Угаров закурил, включил радио — прослушал прогноз, нашел музыку. Нехилый музон, кажется, Бьерк — My love…

Мимо по тротуару молодая мать с малышом на руках спешит, торопится на троллейбус «бэшку». Карапуз лет пяти что-то канючит, она очень нежно обнимает его, защищая от дождя. Мать и сын… Угаров проводил их взглядом.

Вообще-то он никуда не торопился. Перелистал записную книжку, подумал и выбрал один номер из многих:

— Алло, Полин… привет… никуда не пропал, как видишь… дела были срочные… Какие дела? Встретимся, расскажу. Ты сегодня когда заканчиваешь? Уже? Слушай, тогда я прямо домой к тебе, а? Ну ладно… чего ты… я соскучился безумно…

Он долго с улыбкой слушал, как на том конце Полина гневно выговаривала ему тонким от волнения голоском, изредка миролюбиво поддакивая. Он вообще был настроен благодушно и снисходительно в этот вечер. Весьма удачный, хоть и дождливый вечер.

Спустя час его «БМВ» свернул с МКАД в районе Красногорска. Еще через десять минут он уже ехал по шоссе, огибавшему Архангельский парк. Его целью был поселок Воронки — здесь, в старой пятиэтажке, та, кому он звонил и с которой желал провести эту ночь, снимала однокомнатную квартиру, чтобы не создавать проблем матери и младшей сестре.

Дворники ритмично скользили по стеклу, дождь расходился все круче. Возле театра Гонзаго Угарову пришлось резко затормозить. Кто-то ринулся через дорогу, едва не попав под колеса. Угаров успел лишь заметить невысокую фигурку в яркой красно-синей куртке. Кажется, это был ребенок. Впрочем, понять что-то точно в этой мокрой мгле, ослепнув от фар встречных машин, было трудно.