О, тайные природы письмена… Светопоэма

Татьяна Славская

Себе сказав – не суетись, до вечного сейчас нет дела, я вдруг сумела обойтись тем, что здесь рядом – зеленело, цвело, от ветра шелестело, тянулось ввысь, летало, пело, творя своё святое дело – творя обычной жизни вязь, всего со всем живую связь…

«Я тень свою оставлю на Земле…»

Перед закатом фотоаппарат,

когда стояла я спиною к солнцу,

нечаянно запечатлел на снимке

огромную, в три роста, тень мою.

Душа всегда готовится к зиме —

весна вокруг или в разгаре лето…

Я тень свою оставлю на Земле,

хотя б на фото, — в окруженьи света.

«В этой книге…»

В этой книге

и взгляд мой, и сердце, и голос,

это соло моё,

хоть и странное соло —

о Природе живой,

как о самом прекрасном.

о Природе вещей,

где так много неясного.

о Природе души —

это тоже Природа, где погода своя

и своя — непогода, о желаньи души — я надеюсь,

нетленной, — оставаться

живою частичкой Вселенной…

*

Мгновение

Мгновение… Оно — живое.

В нём нет застоя. Нет покоя.

Оно изменчиво. Беспечно.

Неуловимо быстротечно.

Оно как вдох, как часть дыханья.

Оно — и первое свиданье

с любой частицей Мирозданья.

Эти три октябрьских мгновения

мне — три вдоха для вдохновения.

Вдохновение

Люблю стоять над отраженьем —

пусть это даже просто лужа:

моей душе так остро нужен

тот, новый, зыбкий сдвиг, смещенье

того, что стало отраженьем.

О, краткий миг преображенья,

едва заметного другим!

Он для меня — уже движенье,

начальный слог стихотворенья,

а в нём — Природе светлый гимн,

тот гимн, что всем земным поэтам

не завершить за вечны лета.

И с неосознанным томленьем,

всё нарастающим волненьем

касаюсь я листка тетради…

А началось всё с отраженья,

с едва заметного движенья

на водной глади.

Отдельное и Общее

Здесь, в облаке, отдельно взятом,

гореньем внутренним объятом, —

мне явлена вся мощь заката

так ярко, яростно и зримо,

так сущностно и так неповторимо…

И так во всём. Всегда, во всём,

что видится нам как Отдельное,

являет Общее объём

и полноту — почти предельную.

Но в том коротеньком «почти»

начало долгого пути —

к познанью, к поиску, к слиянью

с судьбою общей — Мирозданья —

твоей души, отдельно взятой,

гореньем внутренним объятой.

Post Script.

Твоей душе, отдельно взятой,

гореньем внутренним объятой,

желаньем поиска охваченной, —

так много в жизни предназначено,

так много в жизни предначертано —

для общего, почти бессмертного.

Но… что ещё есть в том «почти»?

Иди. И узнавай в пути

Сиюминутное и Вечное

Здесь шмель колдует в чашечке цветка,

дрожат на листьях капельки дождя…

Душой и плотью в миг тот уходя,

о Вечном я не думаю. Пока.

«Был миг отчаянных сомнений…»

Был миг отчаянных сомнений…

И мне подумалось тогда:

жизнь — это лишь поток мгновений

из Ниоткуда в Никуда.

Потом от мига не осталось

и лёгкой тени, и следа…

И мне подумалось тогда,

что горький миг — всего лишь малость,

и даже горе, так уж сталось,

и даже горе — не беда.

А что — беда? То знаю я?

В живом пространстве Бытия

есть всё… Но здесь, в июне, летом,

зачем, зачем сейчас об этом,

когда вокруг — потоки света,

и неба синь, и листьев шелест…

Тогда… какой же я «пришелец»

из Ниоткуда? В Никуда

я тоже не спешу явиться.

Тогда зачем же суетиться,

решать, что — горе, что — беда?

Себе сказав — не суетись,

до вечного сейчас нет дела,

я вдруг сумела обойтись

тем, что здесь рядом — зеленело,

цвело, от ветра шелестело,

тянулось ввысь, летало, пело,

творя своё святое дело —

творя обычной жизни вязь,

всего со всем живую связь.

И лишь тогда — не суетясь! —

так жадно, так не торопясь,

так детски-безоглядно, смело

я предалась душой и телом

сиюминутно-быстротечному…

А что иное

полнит

Вечное?

Идеальное и Реальное

Средь тревог и обид, средь непрошеных слёз

вспомню крошечный, мною придуманный, плёс

с отраженьем небес, с отраженьем берёз.

И в пространстве том — мной нарисованных грёз —

оживает душа, высыхает от слёз,

и светлеет в ней, ширится крошечный плёс

до масштабов иных, до пространства реального…

Приглашаю и вас в ту страну идеального,

где расклады свои и свои постижения.

А начало всему — лишь берёз отражение

в тихой заводи в августе этого года,

в предосеннюю, ясную чудо-погоду.

Единой тропою

Есть тропы земные и тропы небесные —

и как же бродить мне по ним интересно!

Брожу по земным — и слагаются песни.

О чём? Ну конечно же — о поднебесье.

Брожу по небесным я тропам — земное

мгновенно является в песенном строе.

Небесные тропы и тропы земные

приводят меня в измеренья иные,

где всё неразрывно и радостно слито,

и щедро, распахнуто, жадно открыто

тем странникам вечным, что песни слагают,

не разделяя… не разделяя,

считая Небесное всё и Земное

единым и слитным — Единой тропою.

Свой остров

И остров свой есть у меня…

И ночью, и средь бела дня,

и в зной, и в снежную пургу

я побывать на нём смогу.

И не помеха мне погода —

дожди и ветры, грязь и снег,

в любое время дня и года

принадлежит мой остров мне:

его закаты и рассветы,

и сумерки, и буйство лета,

его просторные поляны,

и дух земли — такой медвяный…

Там всё вокруг — ни взять ни дать! —

Природы свет и благодать.

Но где же остров тот далёкий?

Далёкий? Нет, достанет око

тот остров: выйду на балкон —

и предо мной предстанет он

живым началом лесопарка,

судьбы нечаянным подарком,

Природы первозданным зовом…

И, побывав в краю ином,

я возвращаться буду снова

к тебе, мой остров за окном.

«А это — мой остров в минуты заката…»

А это — мой остров в минуты заката,

струящейся радугой щедро объятый,

объятый так ярко, так радостно-зримо,

что скоро потянутся к нам пилигримы

вкусить Благодати земной и небесной,

которой везде есть и время, и место.

Здесь чувствую так полномерно и остро я,

что радуга — да! — начинается с острова,

и радуге этой я жадно внимаю,

и вижу вдруг — с неба нисходит вторая…

Земные огни

Вдруг показалось… иль приснилось мне,

послышалось, что где-то в вышине

душа живая горько, тихо плачет.

Взмахнув крылами — ну а как иначе? —

преодолев земное тяготенье,

прозрачной, лёгкой, призрачною тенью

я взмыла вверх, решимости полна…

Пятном далёким брезжила луна,

был воздух густ и тёмен, и зернист —

уже не воздух, а само Пространство,

куда наш путь земной, что так тернист,

ведёт нас всех с упрямым постоянством.

…Огни земные светом из окна

о возвращеньи мне напоминали,

а круг луны — о, как близка она, —

меня манил в неведомые дали…

Но… почему такая тишина —

ни плача здесь, ни шороха, ни звука…

А там, внизу, из каждого окна

меня и дом, и свет земной аукал.

«Ау-у… вернись, там пусто и темно,

а здесь огнями хоть одно окно

в любую ночь, всегда, — освещено…»

И, крылья опустив, я пала вниз,

от сна очнувшись перед приземленьем.

Спасибо вам, часы мои ночные,

полёты, в коих выпало понять:

они во мне — мои огни Земные,

и тернии Земли, и благодать.

Точка света

Днём, случайным средь множества дней,

на тропинке забытого сада

паутины ветвей, паутины ветвей

я коснулась нечаянным взглядом.

Так бывает и в нас

в некий, горестный, час:

перепутаны тонкие нити

наших споров с собой,

наших связей с судьбой —

вязнем мы в паутине событий.

В паутине житейских баталий,

суеты и привычных реалий,

в паутине тоскливых сомнений,

неудач, передряг, невезений…

Но потом… донесенный ли ветром?..

тихий свет, словно солнце сквозь ветви,

вдруг проступит в душевной глуби…

Тихий свет… И пойдут на убыль

те бесчисленные печали,

что нам жизнь по сей день омрачали.

А за ними и все невзгоды,

все житейские непогоды,

неувязки, тревоги, сбои,

растворившись, сольются с тьмою.

И останется только это —

точка света в душе, точка света,

что осветит — я верю! — собою

всё, что мы называем Судьбою.

Точка света всё ярче, сильней —

этот свет мне насущнее хлеба!

…В паутине ветвей, в паутине ветвей

проступают и Солнце, и Небо.

Прозрение

Бывают дни, что круги ада, —

в них дух разлада и распада,

и очевидно лишь одно:

как много, Господи, нам надо,

как мало, в сущности, дано.

Тогда, отчаяньем ведома,

бегу из сутолоки дней,

и лес, что в двух шагах от дома,

дает приют душе моей.

И в миг, когда на сердце камень

житейских распрей и обид,

дано мне ствол обнять руками

и одиночество избыть.

И, прислонясь щекой к берёзе,

я не пытаюсь отличить,

её ль, мои ли это слёзы

стекают землю окропить…

И лишь пройдя сквозь круги ада,

сквозь все невзгоды и печали,

в конце пути, а не в начале,

понять мне было суждено:

как мало, в сущности, нам надо,

как много, Господи, дано.

Созерцание

— Это — нежность. Просто нежность.

Неба синь. И — белоснежность

облаков на этой сини…

— А ветвей штрихи и линии?

— Это — тоненькие нити

нашей связи с Мирозданием,

это — ниточки наитий,

что ведут к самопознанию.

— Вы меня не убедите.

— Что ж, начните… с созерцания.

Зелёные волны

Мне кажутся волнами, кажутся волнами

зелёные кроны, что ветром наполнены.

Они не сравнимы с морскою волною,

что радует нас красотою земною, —

зелёные волны царят в поднебесье

как музыка сфер, как дыхание весей,

меня поднимая своей красотою

над всею житейскою суетою.

И если вдруг вспомню те кроны невольно я —

рассудком я их воскресить не вольна, —

дыханием чистым, зелёными волнами

прихлынет к моим берегам тишина.

И если душа моя знает, что где-то

в сомнениях тонет душа утомлённая,

туда посылаю я волны зелёные

Добра и Любви… И Надежды. И Света.

«Не стану…»

Не стану

доводить до совершенства

любой из снимков

суть его в ином: на каждом — миг, окрашенный блаженством

присутствия — в Небесном и Земном

…Это я рисовала Светом. Я. Сама. Рисовала. Светом. Зимний вечер. И полдень лета. И весенних ветвей размах. Все «увы…» свои, все свои «ах!»

Это я рисовала Светом — он душой моей был и кистью, когда я рисовала листья

красно-желто-зелёного цвета, когда я опускала тени

крон, стволов на поляны весенние…

Это я рисовала Светом. И спасибо Свету за это