Лила

Татьяна Пирожкова (2024)

Древняя мистическая игра необычайным образом соединила жизнь пятерых, на первый взгляд обычных женщин. Каждой из них предстоит свой уникальный путь. Раскрытие себя и исцеление от своих травм. И все же, что в них общего? Их всех объединила Лила. А Лила — это сама жизнь и она точно знает, когда приходит наилучшее время.

ГЛАВА 2 АНЯ

Она нагнулась, привычным, многократно отработанным жестом собрала крошки с ковра. Привычно схватилась за ноющую поясницу. Да, надо уже признаться себе, что мы не молодеем, пришла в голову привычная мысль и следом за ней другая привычная — надо бы записаться к врачу. Аня выкинула крошки в мусорное ведро, опять любимый ел в кровати, подумала она. Костик, свет в окошке.

Аня тоже любила залезть с едой в кровать, это осталось с детства, от той уже позабытой пьянящей голову свободы, когда было можно все — и есть в кровати, и читать лежа и засыпать с книгой не зная, что уже глубоко за полночь и вообще-то все дети 9 лет уже должны видеть десятый сон, потому что утром вставать в школу. Можно было ходить по дому, не снимая ботинок и не учить уроки, можно было гулять дольше всех во дворе.

После 3 лет интерната такая свобода казалась невозможной, Аня, привыкшая к распорядку, в ней терялась. В интернате был режим, с ними занимались, гуляли и кормили, были подруги, а здесь было страшно от этой свободы. Школа была новая, с ребятами она уже познакомилась, но отношения складывалась какие-то непростые. Мамы дома постоянно не было, еды, впрочем, тоже. Был суп — мутная вонючая жижа в качестве заправки в которой плавала пара лавровых листов. Но такой суп Аня не любила, поэтому питаться предпочитала хлебом и яблочным мармеладом, который при начинающемся дефиците в районный магазин завозили исправно.

Да уж, свобода, скривилась от воспоминаний Аня, это в детстве казалось, что так нормально, чего такого, только со временем, повзрослев Аня поняла, что никакая это не свобода, это заброшенность. И отсутствие нормальной родительской заботы, когда никто не спросит тебя ела ли ты, выучила ли уроки и как вообще дела в новой школе? Но поскольку никто не спрашивал, Аня справлялась сама, как умела. Мать работала, тащила ее одна, справлялась как могла.

Эх, опять воспоминания накатили, Аня отогнала их прочь. Чего-то ты разнюнилась, никто тебя никогда не жалел и сейчас не будет, давай вставай и принимайся за уборку, привычно скомандовала она себе.

Аня встала и пошла за пылесосом. Привычно проходя мимо комнаты, дочери заглянула и увидела Светку, лениво лежащую на кровати. «Свет, я сейчас пропылесошу и пойду в магазин, надо мясо купить и фарш прокрутить — котлеток сделаю свеженьких, а то скоро Костик придет с рыбалки, голодный, надо котлеток быстренько сделать и покормить его. Ты полы помой пока я в магазин бегаю.

— Ну мам блин, Светка недовольно искривила свое кукольное личико, ты раньше не могла предупредить? Я уже с Аллкой договорилась гулять пойти? Что прямо сейчас — удивленно переспросила Аня. Время только одиннадцать, а раньше двух или даже четырех дочь никогда не выходила — ибо время детское, все друзья еще спят после вечерней тусовки. Нет в два встречаемся, но мне еще голову надо помыть и укладку сделать и накраситься, я не успею полы помыть, давай в другой раз. Ну давай» — привычно вздохнула Аня и поплелась за пылесосом.

Включив пылесос, Аня начала чистить ковер, усеянный кошачьей и собачей шерстью. Под щеткой собрался приличный ком, который никак не хотел залезать в пылесос, Аня наклонилась за ним и в этот момент спину пронзила резкая боль. Аня замерла с пылесосом, попыталась сделать глубокий вдох, но в горле сбился ком, от непрекращающейся сильной боли ноги подкосились, и Аня мешком осела на пол. Ком в горле по-прежнему мешал полноценно вздохнуть, она втягивала в себя воздух, все более судорожно, пока из горла не пошел какой-то клёкот. Она еще раз-другой судорожно и коротко вдохнула, и наконец разразилась рыданиями.

Аня лежала на полу, оплакивая свою кособокую жизнь, приносящую ей только физическую и моральную боль. Потом услышала цокот лапок. Малыш, их чи-хуа-хуа идет, догадалась она. Малыш, иди сюда, пожалей маму, маме бобо — завыла Аня. Малыш подбежал к Ане, ткнулся ей в ногу мокрым носом, а потом вдруг обхватил ее ногу лапками и начал совершать те возвратно-поступательные движения, которые часто делают собаки с совершенно нелепыми предметами или ногами хозяев, если лишены свободы и естественного удовлетворения инстинкта размножения. Аня брыкнула ногой, стряхнув с себя песика и завыла в голос.

— Мам, ты че, высунулась из комнаты Светка. А ни че, в сердцах ответила Анна. Встала, отставила в сторону пылесос, вытерла тыльной стороной руки слезы и пошла в ванную.

Так умыться холодной водой, Аня подняла голову и посмотрела на себя в зеркало — опухшая, зареванная, волосы висят как пакля, страшная какая.

И память услужливо подогнала воспоминание. Они с мамой идут к бабушке, маминой маме, мама плачет, лицо ее опухло от слез, высокая прическа сбилась кульком, и она Аня тоже плачет, плачет, потому что ей страшно и непонятно, Аня не помнит почему, но помнит, что мама и папа поругались и теперь им надо бежать, бежать от папы. Ее детский ум не понимает, как можно бежать от папы, если это главный для нее человек, с ним так весело, но мама говорит бежать, и Аня перебирает своими маленькими ножками и бежит, потом не может бежать и идет, идет долго послушная маминой руке.

Они идут через темный парк, фонари не горят, и только луна освещает им путь. Мааам, я устала, я больше не могу идти, возьми меня на ручки, канючит маленькая Аня. Но мама отирает тыльной рукой слезы, лишь сильнее дергая Аню за руку: «Терпи Анька, в жизни и не такое терпеть придется. Мне тоже тяжело, но я же иду. Аня спотыкается о корень дерева, незамеченный ею на тропе в сумерках и снова начинает всхлипывать от боли и обиды. Ну, чего загундосила, скоро уже придем, потерпи — с раздражением говорит мать.

И вот они выходят из темного свода парка, Аня видит спасительный кружок света, над подъездом светится фонарь, а вот и такое родное окно на втором этаже, из него также струится такой теплый и уютный свет. Аня знает, что это окно кухни, и понимает, там бабушка, всегда такая спокойная и уверенная, она всегда знает, как правильно, и с ней всегда так спокойно, и даже папа ее боится. И бабушка в полоске света открытой двери говорящая: «Что опять? А я тебе говорила, говорила какой он, а ты меня не слушала, любовь тебе глаза застлала, вот и терпи теперь».

Не могу больше терпеть. Аня схватила куртку и выбежала за дверь. Как мне все это надоело, рабство это домашнее, ни дня отдыха от него нет. Надо пройтись, проветриться, чтобы не наговорить дочери лишнего.

Аня прошла через двор в парк. Парк, впрочем, был все тот же, что и в ее детстве. С ума сойти, сколько же времени прошло, 35 лет уже, а я все помню, как мы от отца бегали. А ведь родители давно развелись, мать так замуж больше и не вышла, всегда говорила: «Хорошее дело браком не назовут», «Чего мы там не видели — мужчине что, пришел с работы и упал, а ты как белка в колесе, детей из сада забери, в магазине очередь за продуктами отстой, это слава богу, что квартира, своя, хоть к плите очереди не ждать, домой прибежала и к станку — а там уже и муж из комнаты кричит — жрать, когда готово будет? Вторая смена, одним словом, и жизни нет.

Мать была уже на пенсии, жила отдельно в бабушкиной квартирке, уехала сразу как Анька замуж выскочила, со словами, вы уж тут живите, совет вам да любовь, а мне мать дохаживать надо, у нее уже и ноги не очень, я ей нужна.

Аня шла по парку и размышляла, как же она могла к этому прийти. Ей 41 год, а она чувствует себя дряхлой старухой, ни на что ни годной и не способной. Муж ею интересуется не больше, чем предметом мебели. Вот стенка в гостиной, стоит она и стоит, функцию свою выполняет и что на нее обращать внимание, за те годы, что она там стоит, ящики разболтались и плохо закрываются, а один и вообще не открывается, сломался дверной механизм, да и не больно то хотелось чинить. Дочь ни во что не ставит, а так ей и надо, дуре, сама избаловала. Все для доченьки, чтобы у нее судьба полегче сложилась, а в итоге выросла такая, что хоть из дома беги. Палец о палец сама не ударит, да и смотрит на Аню так, как будто и нет Ани, пусто место. И из разговоров только одно: «отстань, мать, ничего ты в жизни не понимаешь, ничего не добилась путного, чему ты меня-то можешь научить?» И это: «сейчас другое время, сдалась мне ваша учеба, вот ты училась, и что? Впахиваешь теперь в своем офисе за троих за копеечную зарплату. Ни заграницу нормально съездить не можем, только в Турляндии этой дурацкой были, а Ирку родители и на Бали, и на Мальдивы возили. Я как вы не хочу, вот выучусь реснички делать и буду зарабатывать большие деньги и жить в свое удовольствие и съеду наконец из вашей халупы. А то вы уже лет двадцать как ремонт сделать не можете.

Аня шла быстрым шагом, в голове крутился навязчивый поток мыслей и все чаще и чаще в сознание пробиралась мысль — да за что же ей все это. И с мужем, и с дочерью, она как рыба об лед бьется, стараясь им угодить, а они ее и не замечают. И так некстати вспомнилась сделанная накануне новая завивка, на которую ушла вся ее премия, которую неожиданно выдал расщедрившийся шеф. И как мастер, любуясь сделанной работой, сказала: «Анечка, как тебе идут кудри, ты словно помолодела лет на десять» и как смотрели на нее другие посетительницы салона. Аня на минуту даже подумала, что слегка завистливо, но быстро отогнала от себя это мысль, да кто ей будет завидовать, она обычная, не модель какая-нибудь из журнала. И как она в радостном настроении летела домой, предвкушая как покажется Костику, ожидая услышать таких редких их его уст комплиментов. А что услышала: «ну ты, Анька, как баран, такая же волнистая, ну отойди же от телевизора, не видишь матч идет. Принесли пивка лучше из холодильника, не видишь муж с работы пришел, устал, ну давай, чего застыла…».

Сволочь, подумала, Аня. Потом привычно себя одернула, ты чего это напустилась на мужика, не пьет, слава богу, по улице их со Светкой не гоняет. Зарплату приносит, пусть небольшую, но целиком. У других то и этого нет, вот родители-то развелись — Аня снова вспомнила свою детскую драму.

А у нее, если задуматься, то все очень даже хорошо и квартира своя, не в ипотеку и на море ездят, хоть и не каждый год, одеты обуты, спокойно живут. А любовь, да какая любовь, столько лет уж вместе, а любовь — это для молодых. А она выходит уже старая, вот и дочь скоро заневестится, некогда о себе думать.

Аня шла, все тяжелее передвигая ноги. Делая уже третий круг по парку, вспоминала свою молодость. Как Костик ее добивался, как увидел ее в институте сразу сказал — ты будешь моей женой и точка. А она смеялась, такое дело, она отличница и сама в вуз прошла по конкурсу на журналистику, туда же только по блату можно поступить или вот так зубрить и зубрить света белого не видя, но теперь все позади и впереди ее ждет большое будущее, аспирантура, а может быть даже и писателем станет. Лауреат премии Букера — Анна Ковалевская, как звучит.

Аня тоскливо сморщилась, воспоминание поблекло и расплылось. Амбиции ага, кишка тонка оказалась, книги писать, это не для таких как она, это для творческих людей, свободных. А она втрескалась в своего Костика и вышла замуж по залету на втором курсе.

И все, началась другая жизнь, орущий ребенок, очереди на молочную кухню, детская поликлиника. После академического отпуска учеба на заочном, уже другом скучном факультете. Очередь на садик в пять лет, а когда дали его заветный, Светка ходила туда неделю и две болела, ни на одной работе держать не стали бы, ну а после работа, на какую удалось устроиться, чтоб недалеко от дома, а не та, на которую хотелось бы, скучные ежедневные обязанности, хозяйство, уроки и где-то так уже не за годами маячат дача, пенсия и кроссворды.

Аня огляделась вокруг, голые деревья, мокрыми ветками, стремящиеся в небо. Словно скелеты на кладбище, остовы погибших кораблей, меж которых свищет ветер, пронизывающий насквозь. Аня поежилась, ранняя весна, чего взять, надо было кофту поддеть, но выбежала в спешке и даже и не подумала. Серое клокастое небо сыплет редкой изморозью, то ли дождь, то ли снег, и на душе также — мокро и холодно и ветер свищет в пустоте, согреться нечем, нет ее, этой спасительной мысли за которую можно было бы зацепиться и согреться, укрыться от душевной непогоды.

Аня подумала о Костике, вспомнила как любила его когда-то, все готова была за него отдать. Сейчас даже странно было вспоминать как на заре отношений она видела в нем лучшую версию него, такого уверенного, мужественного, каким надежным он ей казался, она даже считала, что он понимал ее лучше, чем она сама себя, идеальный мужчина — одно слово. Такой положительный, с друзьями не загуливался, думал о работе, делал карьеру, это потом со временем Аня поняла, что и друзей то у него не было. Костик не умел сближаться с людьми, никого в свой мирок не пускал и карьера была такая себе, скорее работа ради работы, больше время занять. Отдыхать Костик не умел. Нет, он не отказывался, если Аня предлагала совместный досуг, но своих планов или идей у него не было. Впрочем, была мечта о большом путешествии, которую он произносил как мантру на протяжении многих лет, но приступить к ее исполнению так ни разу и не попытался.

Аня размышляла о своих отношениях, о поисках тепла и взаимопонимания, ласки, о том, как она хотела быть с этим мужчиной, быть несмотря ни на что. Как закрывала глаза на обиды, как прощала пренебрежение. Прощала, пока не потеряла в этих отношениях себя. Пока, наконец, розовые очки не разбились окончательно. А розовые очки всегда бьются стеклами внутрь. И Аня обнаружила себя уже не молодой и какой-то потерянной женщиной, без воли к жизни, аморфно плывущей по течению. Окруженной чужими, в общем то людьми.

Она вдруг отчётливо поняла, что не известно, когда, но некогда любимый Костик стал ей чужим. Усталым, стареющим мужчиной с неприятными для нее бытовыми привычками. И обнаружив все это Аня поняла, что несмотря на всю ее аморфность, так жить она больше не может. Или не хочет? Откуда-то всплыло непривычное ее лексикону слово «не хочу». Аня с детства так не говорила, обычно ей было свойственно сказать «ну надо, так надо», «что ж поделаешь, запрягли и побежали».

Не хочу. Аня словно попробовала это слово на вкус, было горько. Ладно, отвергая предлагай, повторила она про себя избитую истину. Получилось «я хочу».

А чего же я хочу? Вот от Костика чего я сейчас хочу. Блин, да чтоб ветер перемен закрутил его и унес куда подальше и меня заодно и вернул на двадцать лет назад. Аня тряхнула головой, глупости все это, поздно уже что-то менять и решительной походной пошла к дому.

Подходя к подъезду ее внимание привлекло объявление, природное женское любопытство ухватило заманчивый лозунг «Для тех, кто хочет понять себя»…. И ниже «гарантированный результат за один сеанс». Аня вчиталась в объявление: «Трансформационная игра, помогающая понять себя, открыть свое жизненное предназначение. Лила — это больше, чем игра, это ваша новая реальность…»