Жены и девы Древней Руси

Татьяна Муравьева, 2017

В русских сказках, былинах, старинных песнях часто встречается образ женщины «белой лебедушки» – прекрасной и мудрой, а если нужно – отважной и решительной. Этот собирательный образ имел под собой реальную основу. Среди женщин Древней Руси было немало выдающихся личностей. Многие из женщин Древней Руси были хорошо образованы, талантливы и проводили время не в праздности, а в полезных трудах. Так, знаменитая княгиня Ольга после смерти своего мужа, князя Игоря, самостоятельно управляла всей Русью, проявив незаурядный государственный ум и дальновидность. Кроме того, она первой из русских правителей решилась на такой важный шаг, как принятие христианства. А в Полоцкой земле, после того как полоцкий князь был захвачен в плен и отправлен в изгнание, правительницей стала его жена – княгиня Софья, а затем дочь – Евфросинья. Одна из внучек Ярослава Мудрого, Анна Всеволодовна, основала первую на Руси школу для девочек, где сама обучала их «писанию, ремеслам, пению, шитью и иным полезным им занятиям». О самых знаменитых и выдающихся женах и девах Древней Руси рассказывает очередная книга серии.

Анна Греческая

В 888 году князь Владимир, отринув всех своих прежних жен, вступил в супружество с греческой царевной Анной, дочерью императора Византии Романа II.

Мать Анны, императрица Феофано, родилась далеко от трона и была происхождения самого низкого: ее отец держал в Константинополе трактир, и в юности Феофано, носившая тогда менее звучное имя Анастасо, прислуживала зашедшим выпить посетителям и славилась на весь город как своей красотой, так и отсутствием целомудрия.

Роман, тогда еще не император, а наследник престола, однажды волею судьбы заглянул в тот трактир, увидел рыжеволосую красавицу и влюбился с такой страстью, что пожелал сделать дочь трактирщика своей женой.

Отец Романа, император Константин Багрянородный, долго противился этому браку, но царевич впал в великую тоску и начал чахнуть, так что отцу в конце концов пришлось скрепя сердце разрешить сыну жениться на Анастасо.

Ей было дано новое, царственное имя Феофано, что означает Божественная, и брак был заключен.

Два года спустя Константин Багрянородный скончался, Роман вступил на престол, и Феофано стала императрицей. Опасаясь чьего-либо, кроме своего, влияния на мужа, она потребовала, чтобы он заточил в монастырь трех своих сестер. Царевны были светскими, хорошо образованными девушками и вовсе не собирались похоронить себя в монастыре, но Роман не посмел перечить Феофано и, несмотря на мольбы и слезы сестер, принудил их принять постриг. Старая мать Романа, глубоко потрясенная разлукой с дочерьми, скоро умерла, и Феофано осталась единственной хозяйкой в императорском дворце.

За годы брака Феофано родила мужу четверых детей: двоих сыновей — Константина и Василия и двух дочерей — Елену и Анну.

Слабохарактерный, изнеженный Роман мало интересовался государственными делами, проводя время за чашей хорошего вина, в театре или на ипподроме. Праздность и излишества, наполнявшие жизнь молодого императора, подточили его здоровье, и он скончался, не дожив до двадцати пяти лет. Его младшая дочь Анна родилась 13 марта 983 года — за два дня до смерти своего отца.

Феофано осталась одна с четырьмя детьми, старшему из которых, Василию, шел шестой год. Он был провозглашен императором под именем Василия II, и Феофано стала при нем регентшей. Однако положение ее было сложным: ее не любил народ, не признавала знать, ненавидели влиятельные чиновники. Она была одна против всех и остро чувствовала, как нужна ей защита и опора.

В это трудное для нее время из Африки в Константинополь возвратилось с победой византийское войско, воевавшее там с арабами. Победители под приветственные крики толпы прошли по улицам города с таким триумфом, которого дотоле не видел много чего повидавший Константинополь. Впереди, на триумфальной колеснице, запряженной четверкой белых коней, ехал главнокомандующий — прославленный полководец Никифор Фока.

Никифор Фока был уже не молод и не хорош собой, вел суровый, аскетический образ жизни; овдовев много лет назад, хранил верность покойной супруге и не обращал внимания на женщин, отличался редкостным благочестием и намеревался, когда старость или болезни заставят его покинуть военное поприще, стать монахом. Но пока он был воином, и от него исходило ощущение твердости и силы. Феофано решила, что он должен стать ее мужем. Суровый воин был пленен красотой рыжеволосой императрицы, и, едва дождавшись окончания траура, Феофано вышла за него замуж.

Никифор Фока принял титул императора, поклявшись, однако, передать престол Василию II, когда тот достигнет совершенного возраста. Новый император полностью подпал под влияние жены. Он исполнял ее малейшие прихоти и капризы; будучи не в силах расстаться с ней хотя бы на один день, брал ее с собой в военные походы, но Феофано скоро наскучила такая преданная любовь.

У Никифора Фоки был племянник — Иоанн Цимисхий. Он был красив, изящен, остроумен и ничуть не походил на грубоватого Никифора Фоку. И Феофано, до той поры лишь позволявшая любить себя, увидев Иоанна Цимисхия, впервые в жизни полюбила сама.

Иоанн Цимисхий был честолюбив. Любовь императрицы открывала ему путь к власти, но прежде нужно было устранить Никифора Фоку. Подкупом и посулами Иоанн Цимисхий склонил на свою сторону нескольких вельмож и воинов, которые стали участниками заговора. В назначенный час Феофано сама впустила заговорщиков во дворец и спрятала их в своих покоях. Ночью они ворвались в опочивальню Никифора Фоки и убили его.

Иоанн Цимисхий провозгласил себя императором. Однако патриарх Полиевкт отказался впустить его в храм Святой Софии, где должна была происходить церемония венчания на царство, заявив, что убийца не может быть наследником убитого. Тогда Цимисхий заверил патриарха, что непричастен к убийству, обвинил во всем Феофано и в доказательство того, что ничем не связан с императрицей, отправил ее вместе с дочерьми в ссылку, а сам женился на одной из родственниц покойного императора Романа.

Анне, когда она вместе с матерью оказалась в ссылке, было не более трех лет.

Местом ссылки для императрицы был назначен остров Принкипос, всего в двух верстах от Константинополя. Несчастная Феофано могла видеть вдали городские стены, купол храма Святой Софии, крышу императорского дворца, где жил со своей женой ее возлюбленный, и терзалась от ревности и бессильной злобы. Однажды она попыталась бежать с острова, но ее схватили и водворили обратно.

Так прошло семь лет. Но вот Иоанн Цимисхий скончался, причем ходили слухи, что умер он от яда, подсыпанного ему одним из его министров, и на престол вступил сын Феофано Василий II. Он немедленно вернул мать и сестер ко двору, но дух Феофано был сломлен, и дальнейшая ее жизнь была настолько тихой и незаметной, что даже не сохранилось сведений о том, когда она умерла.

Василий, которому едва минуло восемнадцать лет, оказался главой семьи и правителем государства. Чтобы чувствовать хоть какую-то поддержку, он назначил соправителем своего младшего брата Константина.

Свой долг как главы семьи юный император видел главным образом в заботе о сестрах. Анна и Елена получили самое лучшее воспитание и образование и вскоре стали считаться самыми завидными невестами во всей Европе. Многие государи были готовы породниться с византийским императором, однако Василий и Константин не спешили выдавать сестер замуж, выжидая особых обстоятельств, при которых замужество царевен принесло бы наибольшую выгоду Византии.

Царевна Анна унаследовала от матери ее красоту, ее прекрасные рыжие волосы, за что получила прозвание Руфа — Рыжая, но, по счастью, не унаследовала ее пороков. Анна отличалась добрым нравом, благочестием и скромностью.

Меж тем в стране было неспокойно. Вскоре после вступления Василия II на престол полководец Варда Склир поднял мятеж, на подавление которого было направлено императорское войско во главе с полководцем Вардой Фокой, двоюродным братом покойного Иоанна Цимисхия. Варде Фоке удалось одержать победу и захватить в плен предводителя мятежа. Однако после этого он неожиданно провозгласил императором себя и, объединив свое войско с войском плененного им Варды Склира, двинулся на Константинополь.

Положение императора было отчаянным, у него почти не оставалось верных ему воинов, и он обратился за помощью к русскому князю Владимиру Святославичу. «Они были его врагами, но он просил у них помощи», — писал арабский историк Яхья Антиохейский. Василий II напомнил князю Владимиру, что еще его дед, князь Игорь, заключил с византийцами договор о дружбе и взаимопомощи, и хотя за прошедшее с тех пор время этот договор неоднократно нарушался обеими сторонами, князь Владимир согласился прислать императору шесть тысяч воинов, но взамен потребовал отдать ему в жены царевну Анну.

Требование это смутило братьев-императоров. Еще их дед, император Константин Багрянородный, предостерегал своих потомков от браков с представителями «нечестивых северных племен» и писал в наставлении сыну, что если кто-нибудь из них «попросит о родстве через брак с василевсом ромеев, то есть либо дочь его получить в жены, либо выдать свою дочь за василевса, должно тебе отклонить эту неразумную просьбу».

Однако отклонить сватовство князя Владимира означало лишиться его помощи, потерять трон, а может быть, и жизнь. И все же императоры попытались отказать русскому князю, приведя веский довод — различие веры жениха и невесты делает их брак невозможным. На что Владимир ответил, что уже решил принять крещение и готов венчаться по христианскому обряду. После этого братьям-императорам пришлось дать согласие на брак своей сестры. Впрочем, в глубине души они надеялись, что сумеют каким-нибудь образом уклониться от исполнения своего обещания, и даже не сказали Анне о том, что она обещана русскому князю.

Вскоре в Константинополь прибыло шесть тысяч русских воинов, войско Варды Фоки было разгромлено, а князь Владимир начал готовиться к встрече невесты.

Владимир возжелал вступить в супружество с сестрой византийского императора не только потому, что был наслышан о красоте и добродетели царевны, в неменьшей мере им руководил политический расчет.

Эпоха древних, языческих богов подходила к концу. Князь Владимир, объединив под своей властью обширную, населенную многими племенами Русскую землю, задумался о принятии новой, единой для всех веры. Согласно летописному преданию, об этом стало известно во многих ближних и дальних странах, и представители разных религий — магометане, иудеи, христиане — явились ко двору князя Владимира, чтобы склонить его в свою веру. Каждый из них объявлял свою веру самой лучшей, а все остальные — не стоящими внимания. Князь оказался в затруднении. Он призвал старейших и мудрейших из своих бояр и спросил у них совета. Бояре ответили: «Ты и сам знаешь, князь, что каждый свое хвалит, а чужое бранит. Если хочешь в самом деле разузнать, какая вера лучше, пошли верных людей, чтобы они своими глазами увидели, кто и как служит своему богу, и рассказали о том тебе».

Князь Владимир послушался совета и отправил десять отважных и разумных людей в разные земли. Побывали посланные князя и у магометан, и у иудеев, и в столице христианского мира — Константинополе, и так поразила их красота византийских храмов, что, вернувшись на Русь, они сказали князю Владимиру: «Когда ввели нас в храм, где служат Богу своему греки-христиане, то показалось нам, что мы не на земле, а на небе, ибо нет на земле такой красоты, и мы не знаем, как рассказать о ней». И князь Владимир решил стать христианином.

Однако князь опасался, что, приняв крещение по византийскому обряду, он создаст видимость зависимости Руси от Византии. Тогда-то и посватался Владимир к царевне Анне, чтобы дать понять всему христианскому миру: русский князь — ровня византийским императорам.

Готовясь вступить в брак с греческой царевной, Владимир отослал всех своих жен и наложниц, разрешив им выходить замуж, если они того пожелают, приказал заново отделать княжий дворец и стал ждать приезда невесты.

Однако недели проходили за неделями, а царевны Анны все не было, и Владимир заподозрил, что Василий и Константин задумали его обмануть. Охваченный гневом, он решил показать спесивым византийцам, что с русским великим князем нельзя шутить. Собрав войско, он посадил его на ладьи и двинулся к греческому городу Херсону, который на Руси называли Корсунью.

Корсунь была надежной крепостью с высокими каменными стенами и тридцатью двумя мощными башнями. Владимир попытался взять Корсунь приступом, но корсунский гарнизон отбил атаку. Тогда он осадил город и предложил жителям сдаться, объявив, что простоит под стенами Корсуни хоть три года, но своего добьется, однако корсуняне отказались. Владимир призадумался, а затем приказал своим воинам возвести под стенами крепости земляные насыпи, чтобы по ним перебраться через стены. Но осажденные, сделав подкоп со своей стороны, по ночам уносили подсыпанную землю в город, так что на его главной площади образовался большой холм.

В городе уже давно не хватало продовольствия, корсуняне голодали, но по-прежнему не сдавались. Владимир начал терять терпение. Однажды в стан осаждающих прилетела стрела, пущенная с городской стены. К стреле было привязан клочок пергамента, на котором было написано: «Перекрой воду. Она идет в город по трубам из колодцев, которые находятся к востоку от тебя». Владимир тут же распорядился отыскать эти колодцы и выкопать трубы. Оставшись без воды, корсуняне сдались.

Владимир вступил в город и послал византийским императорам письмо, в котором требовал немедля отдать ему в жены царевну Анну, как было обещано, в противном же случае грозил захватить Константинополь, так же как захватил Корсунь.

Византийские правители поняли, что уклониться от данного обещания им не удастся, и сообщили Анне, что она должна стать женой русского князя.

Анна пришла в ужас. Ее бросало в дрожь при одной мысли о далекой северной стране, населенной племенами, поклоняющимися страшным языческим богам, и о свирепом муже-варваре, который имеет несколько сотен жен и наложниц.

Со слезами умоляла она братьев не отправлять ее к язычникам, но братья только вздыхали и разводили руками. Чтобы хоть немного утешить Анну, Василий сказал:

— Князь Владимир уже отстал от язычества. Он принял решение окреститься и окрестить весь свой народ. Ты сможешь помочь ему в этом. Подумай, может быть, именно тобою обратит Бог Русскую землю к истинной вере!

— А кроме того, — добавил Константин, — ты спасешь свою страну от страшной войны.

Анне нечего было возразить, и она покорилась, хотя и чувствовала, что братья приносят ее в жертву.

Царевну стали готовить в дорогу. Снарядили несколько кораблей, на одном должна была плыть сама Анна, на другом — ее свита, на третий погрузили шелковые ткани, сладкие вина и прочие вещи в подарок жениху. С Анной на Русь ехали христианские священники, которые везли с собой иконы и различную церковную утварь.

Наступил день прощания. Анна в последний раз обняла братьев, и ее корабли отчалили от византийского берега.

На море они попали в сильную бурю. За бортом вздымались темные волны, мачты скрипели под порывами ветра, и Анна подумала: «Не лучше ли мне сейчас сгинуть в морской пучине, нежели стать женой страшного русского князя?», но тут же напомнила себе, что на нее возложена миссия принести свет истинной веры своему будущему мужу и его народу. Она стала усердно молиться, и буря унялась, а вскоре корабли благополучно достигли Корсуни.

Князь Владимир, который представлялся Анне косматым чудовищем, одетым в звериные шкуры, поразил ее благообразием своего лица с небольшой аккуратной бородой, величавой осанкой и роскошными одеждами. Он сам помог ей сойти с корабля, усадил на богато убранную колесницу, и они торжественно въехали в город.

Царевна Анна прибывает на Русь. Миниатюра из летописи

В тот же день князь Владимир принял крещение, получив христианское имя Василий, и обвенчался с Анной. В честь своего нового небесного покровителя — святого Василия он приказал построить в Корсуни церковь, на вершине того самого холма, который насыпали корсуняне во время осады.

Князь с молодой женой стал собираться в свою столицу. Корсунь же он назначил Анне в качестве вена^[2].

Накануне отъезда к нему пришел местный священник, грек Анастас, и сказал:

— Князь, возьми меня с собою в Киев.

Владимир удивился:

— Почему хочешь ты покинуть свой город?

— Потому что без моей помощи тебе вряд ли бы удалось взять Корсунь. Помнишь стрелу, к которой было привязано письмо про колодцы? Это я ее пустил. Но если корсуняне об этом узнают, меня прогонят из города. В Киеве же я могу быть тебе полезен, ведь теперь, когда ты стал христианином и собираешься крестить свой народ, тебе понадобятся священники.

Владимир помрачнел.

— Ты предал свой город, — сказал он. — А предавший однажды предаст и в другой раз!

Но тут в разговор вмешалась Анна.

— Государь, — промолвила она мягко. — Ты рассуждаешь как язычник. Ведь поступок отца Анастаса привел к тому, что его родной город стал местом твоего крещения. А это ли не заслуга для христианина?

Владимир проворчал что-то невнятное, но спорить с молодой женой не стал, и поп Анастас отправился с ними в Киев.

Вернувшись в стольный град, Владимир сразу же приказал уничтожить все языческие капища. Со страхом и горестью смотрели киевляне, как под топорами княжьих дружинников падают на землю древние деревянные боги, как горят их обломки на высоких кострах. Дубового Перуна с серебряной головой и золотыми усами Владимир повелел привязать к конскому хвосту, стащить с горы, на которой он стоял, и бросить в Днепр. Киевляне бежали вдоль реки за уносимым днепровскими волнами древнем богом и кричали со слезами:

— Выплывай, Перуне, выплывай!

Но едва Перуна начинало прибивать к берегу, княжьи дружинники отталкивали его длинными шестами обратно на середину, и в конце концов он скрылся в водовороте, что кружил у Днепровских порогов.

А затем по городу прошли глашатаи, громко оповещавшие о том, что назавтра с утра все жители Киева от мала до велика, мужчины и женщины, старцы и младенцы, должны явиться на берег, туда, где в Днепр впадает река Почайна, чтобы принять святое крещение. А если кто ослушается, будь то богатый человек или бедный, боярин или смерд, станет он великому князю врагом, и как с врагом князь с ним поступит.

Наступило утро. На днепровском берегу собралось бесчисленное множество народа. Пришел князь Владимир об руку с княгиней Анной. Следом шли священники, прибывшие из Константинополя, и корсунский поп Анастас с крестами и иконами в руках. В стороне стояли киевские христиане, лица их светились радостью. Остальной же народ смотрел настороженно, с тревогой ожидая того, что должно случиться.

Князь и княгиня сели в приготовленные для них золоченые кресла, поставленные на пестрый ковер, и священники начали объяснять народу, что для совершения обряда всем надо войти в воду. Киевляне в полном недоумении полезли в реку. Кто-то зашел по колено, кто-то по грудь, кто-то по самую шею. Женщины держали на руках маленьких детей.

Крест и лунница

Один из священников осенил крестным знаменем днепровские воды, остальные начали громко читать положенные молитвы. Обряд был совершен. Люди выбрались из реки, священники раздали им нательные крестики на кожаных шнурках, и все разошлись по домам.

На следующий день Владимир разослал своих воевод по всем русским городам, приказав крестить народ в местных реках.

До Анны доходили слухи, что далеко не везде крещение происходило мирно, что главный воевода Добрыня крестил Новгород не с помощью слова Божьего, а огнем и мечом. Да и среди киевлян было много таких, что окрестились, но вовсе не стали христианами по духу. Анна усердно разъясняла суть христианского вероучения, ее слушали, с ней соглашались, но нательные кресты многие носили как украшения, нанизывая их на нитку, перемежая цветными бусинами, а однажды ей встретилась женщина, на шее у которой поверх холщовой вышитой рубахи на цепочке узорного плетения рядом с крестом висел серебряный полумесяц.

— Ты христианка? — спросила ее княгиня.

— Да, госпожа, — почтительно ответила женщина.

— А это что? — княгиня ткнула пальцем в полумесяц.

— Это — лунница.

— Зачем ты ее носишь, да еще рядом с крестом?

— Как зачем? — удивилась женщина. — Луна — бабья защитница. И матушка моя, и бабушка лунницы носили, чтобы зло отогнать, а добро приманить. А кресту она не помеха^[3].

И Анна не могла понять, удается ее миссия или нет.

Радовал ее только князь Владимир, который со всею страстностью своей натуры предался новой вере. На месте Перунова капища он приказал построить церковь во имя своего небесного покровителя святого Василия, с усердием неофита посещал все службы, вытвердил наизусть множество молитв, с неслыханной щедростью раздавал милостыню, запретил казнить смертью даже самых опасных преступников, и священникам стоило большого труда убедить его, что наказание виновных — не грех, а обязанность князя, если он не хочет, чтобы страна его погрязла в грабежах и разбоях.

К жене-христианке Владимир относился с уважением, и Анна уже не жалела, что ее судьба сложилась именно таким образом.

* * *

В Киеве было всего две христианские церкви — старинная Ильинская, построенная еще до того, как Киев стал стольным градом, и новая — Святого Василия. Они могли вместить в себя лишь малое число киевлян, и князь Владимир задумал построить большой, просторный храм, который привлек бы всех жителей города и способствовал укреплению веры.

Когда он показал Анне место, где должен был встать новый храм, Анна с удивлением обратила внимание на обугленные бревна, оставшиеся от какого-то давно сгоревшего жилища.

Княгиня спросила мужа:

— Государь, что это за пепелище и почему ты решил ставить новый храм на его месте?

Владимир заметно смутился и сделал вид, что не расслышал вопроса.

Анну начало мучить любопытство, и вечером, отходя ко сну, она заговорила о таинственном пепелище со своей любимой служанкой-гречанкой.

— Ах, госпожа, — воскликнула та, — на этом месте было совершено великое злодеяние, но тебе лучше не знать о нем, поскольку совершил его твой супруг.

Однако Анна настаивала, и в конце концов служанка поведала своей госпоже историю, известную всем киевлянам.

— Лет шесть тому назад, — начала служанка, — когда супруг твой был еще нечестивым язычником, на этом месте стоял дом, в котором жил человек по имени Иоанн. Он принадлежал к варяжскому роду, в юности побывал в Греции и принял там святое крещение. У Иоанна был единственный сын Федор, так же, как и отец, исповедовавший христианскую веру. В тот год твой супруг ходил войной на племя ятвягов, победил их и, вернувшись в Киев, захотел, как это принято у язычников, возблагодарить своих богов за победу, принеся им человеческую жертву. Бросили жребий, и он указал на юного Федора. За отроком послали стражу, князь ждал его возле идола Перуна, чтобы совершить страшный обряд. Но Иоанн отказался выдать княжеской страже сына. «Ради чего хотите вы убить моего Федора? — воскликнул он. — Ради того, чтобы угодить вашим богам? Но ведь истинный Бог один, он сотворил и небо, и землю, и все сущее на земле, ваши же боги ничего не сделали, а сами сотворены из дерева руками человеческими. Дерево же — вещь непрочная сегодня есть, а завтра сгниет». Язычники, услышав такое поношение своим богам, рассвирепели и стали рубить топорами столбы, на которых стоял дом Иоанна. Дом рухнул, отец и сын погибли под его обломками. Язычники подожгли руины и пошли доложить князю о происшедшем. И князь сказал, что поступили они правильно.

Служанка закончила свой рассказ, потрясенная Анна молчала. Но потом сказала:

— Это случилось, когда мой супруг был другим человеком. Теперь же он хочет поставить на этом месте храм во искупление своего страшного греха.

И вот площадка была расчищена, началось строительство. Князь Владимир хотел, чтобы новый храм размерами и роскошью убранства не уступал величественным византийским храмам. И тут ему пришлось обратиться за помощью к жене. Анна немедленно написала в Константинополь, чтобы оттуда прислали лучших мастеров — и строителей, и резчиков по камню, и живописцев, и ювелиров — и сама объяснила им, каким должен быть новый храм. Строили его по византийскому обычаю из плинфы — плоских кирпичей, чередуя их ряды со слоями раствора, так что стены оказались покрытыми узором из серых и розовых полос. Для внутренней отделки, также по совету Анны, были привезены мрамор и яшма, пол выложили разноцветными поливными плитами, стены украсили фресками и сверкающими мозаиками. В храме поставили иконы, привезенные Анной из Константинополя, поместили драгоценную церковную утварь и освятили его во имя Успения Пресвятой Богородицы.

Князь Владимир, впервые вступив под своды нового храма, произнес такую молитву, записанную летописцем: «Господи Боже! Воззри с небес на церковь Твою, которую построил недостойный раб Твой, во имя родившей Тебя матери, Приснодевы Богородицы. Аще кто помолится в церкви сей, то услышь молитву его и отпусти грехи его, ради Пречистой Богородицы».

На содержание церкви князь положил десятую часть всех своих доходов, отчего церковь стали называть Десятинной, а служить в ней назначил корсунского попа Анастаса^[4].

Десятинная церковь. Рис. по реконструкции М.Н. Холостенко

Для Десятинной церкви был составлен Церковный Устав — свод моральных и правовых норм, нарушение которых подлежало церковному суду. В разработке Устава активное участие принимала Анна, на что указал сам Владимир, написав в конце: «Се яз, князь Владимир, поразмыслил с княгиней Анною и со своими детьми… и дал те суды церквам всем, епископиям Русской земли…»

Упомянутые дети — сыновья князя Владимира от прежних жен. Анна же за двадцать два года брака своих детей так и не родила.

О ее дальнейшей жизни не известно ничего. Умерла Анна в 1011 году, сорока восьми лет от роду, князь Владимир похоронил ее в Десятинной церкви, в мраморном саркофаге. Сам он пережил ее на четыре года, и, хотя успел за это время жениться еще раз, после смерти пожелал тоже лежать в Десятинной церкви, рядом с Анной.

Рассказ о женитьбе князя Владимира на дочери византийского императора Романа II Анне содержится в Повести временных лет, причем, если верить летописцу, именно желание взять в жены греческую царевну стало основным побудительным мотивом принятия им христианства. Однако большинство исследователей считает такую трактовку событий легендарной и полагает, что Владимир принял крещение прежде, чем посватался к Анне, а союз с ней был ему нужен из чисто политических соображений. Тем не менее влияние Анны на формирование нового, христианского мировоззрения князя и на привнесение в русскую культуру христианских мотивов несомненно.

Современный историк Л.Е. Морозова в своей книге «Великие и неизвестные женщины Древней Руси» утверждает, что именно Анне принадлежит главная роль в строительстве Десятинной церкви в Киеве. Церковь строилась с конца 880-х до 896 года. Это было время активной борьбы с печенегами, и князь Владимир чаще находился в походах, нежели в Киеве. Так что вполне логично предположить, что за строительством наблюдала Анна, тем более что церковь строилась византийскими мастерами в византийском стиле, а в Киеве никто, кроме княгини, не был достаточно хорошо знаком с византийской архитектурой.

Скорее всего, именно Анне принадлежит выбор строительных и отделочных материалов — плинфы, яшмы и мрамора, и благодаря ей русские мастера смогли познакомиться с такими художественными техниками, как фреска и мозаика.

Десятинная церковь до наших дней не сохранилась, она была разрушена в 1240 году во время штурма Киева Батыем. Тогда же были утрачены гробницы Анны и Владимира.

Иногда в литературе можно встретить утверждение, что первые русские святые Борис и Глеб были сыновьями Анны. Однако это утверждение явно ошибочно, поскольку, согласно Повести временных лет, ко времени женитьбы Владимира на Анне они были уже взрослыми и получили от отца уделы: Борис — Ростов, Глеб — Муром. Их матерью летопись называет некую «болгарыню». О детях Владимира от Анны в летописях нет никаких сведений, хотя, возможно, она рожала дочерей, упомянуть которых летописец не счел нужным.

Примечания

2

Вено — в Древней Руси имущество, которое муж после свадьбы закреплял за женой. Оно являлось полной ее собственностью и впоследствии переходило по наследству к ее детям. В великокняжеской семье в качестве вена выступали земельные владения, доход с которых поступал в распоряжение княгини.

3

Цепочка с крестом и лунницей представлена в экспозиции Государственного исторического музея в Москве.

4

О дальнейшей судьбе попа Анастаса будет рассказано в очерке о дочери князя Владимира Предславе.