Святослав Загорский. Закон Севера

Татьяна Линг, 2020

Тьма сгустилась над Загорьем. Рыщет по краю кровавый убийца, бежит от расправы лекарка, расставляет сети воевода-паук. А навстречу беде летит, разя мечом, ясный сокол князь Загорский. Нелегко Святославу будет разобраться в хитросплетениях родной стороны. Нелегко понять кто друг, кто враг, откуда вихрем несётся погибель и спасёт ли подставленное плечо друга или же полюбовница, что держит меч не хуже мужика. Как отличить Святославу любовь от случайной страсти да не потерять голову в кровавых сражениях?

Глава первая

— Стал быть, отмутузила стража лекарку, а она через три дня издохла! — Хорвач, первый сплетник на селе, после бойкой торговли рассказывал небылицы, что привёз с большого тракта.

Его карман приятно оттягивали серебряники, а пузо, набитое варёной репой да свиными шкварками, благодарно урчало. Пена от крутой медовухи текла по немытой густой бороде, подёрнутой сединой, и оседала на старом зипуне, доставшемся от старшего брата, которого болезнь унесла четыре года назад.

— И шо? — рыгнув, Ладимир, здоровенный детина, прищурился. Ох, не нравился ему Хорвач, а и чего бы нравился, если у того язык — длинное помело. Любил торгаш приукрасить, особливо враками и всякими выдумками, чего кузнец, в силу прямолинейной натуры, не терпел.

— А то, — недовольно зыркнул на него рассказчик, — лекарку эту обвинили в том, что она местного князя в могилу свела! И не травками-муравками, а самым чёрным колдовством!

Толпа слушателей на этих словах охнула.

— Вот брешешь! — не преминул вклиниться кузнец. — Старого князя подранок в охоте на рог поставил, с тех пор рана та и гнила! — Ладимир оглянулся, посматривая на селян, но, не встретив ни одного одобрительного взгляда, махнул рукой. Чего с них взять — темнота.

Далёкое село, где у самой кромки непролазного леса и вырос трактир, прославилось тем, что здесь выращивали знатную на весь край пшеницу да овёс. Приготовления к зиме закончились, урожай собрали, делать особо нечего, поэтому народу набилось в злачное заведение сегодня порядком. Нравилось людям слушать россказни Хорвача холодными вечерами.

— Я-то и помолчать могу, — обиделся торгаш, делано отворачиваясь к огню, что, весело потрескивая, отгонял хмурость за окном. Сумерки спустились на Домну, сначала красным окрасив деревянные стены питейного заведения, а потом выпустив гулять по ним причудливые тени. Именно они заставляли суеверных придвинуться друг к дружке поближе.

— Что ты, Хорвач! — Хозяин кабака Гусак с улыбкой поставил на стол рассказчику новую порцию медовухи, а на Ладимира недобро покосился. Когда торговец приезжал с тракта, то у Гусака прибыль многократно вырастала. Кузнец же, хоть и был зажиточным селянином, так просто свои серебряники никому не отдавал. Заказывал мало, засиживался долго и проку от него, по мнению хозяина, чуть, о чем Гусак осторожно намекнул, кивая на уже давно опустевший кубок Ладимира. — А кому не нравится, так я не неволю…

Кузнец промолчал и хмуро отказался от добавки, но и покидать трактир не торопился, видимо, и ему интересно стало, чем же этот рассказ закончится.

— Так вот, — разом подобревший от подаренного напитка Хорвач продолжил, — стражники закопали лекарку за воротами кладбища, потому как священник наотрез отказался её отпевать. Знамо дело, князя-то сгубила диавольскими силами!

Толпа шумно выдохнула и, предчувствуя интересное, дружно набрала побольше воздуха, как перед глубоким нырком в холодную горную речку, что лилась шумным потоком рядышком с лесом.

Рассказчик тем временем продолжал:

— На следующий день служивые пришли воткнуть подготовленную гробовщиком табличку с именем, чтобы вся округа знала, кто там схоронен. — Тут Хорвач прищурился и, спрятав лукавую улыбку в усах, отпил из деревянного кубка.

Соседи со столов заворожённо потянулись к нему.

— И? — не выдержал кто-то из гостей.

— А могила-то пуста! — выдохнул на высокой ноте Хорвач, с удовольствием отмечая, как брякнулась у кухарки и разбилась тарелка, как всплеснула руками дочь конюха, Феодосия, пряча испуганное лицо в ладони, и лишь кузнец смачно сплюнул на пол.

Потом поднялся такой гул, что понять в нем что-то было сложно. На Хорвача посыпались вопросы; кто был глух на ухо, просил соседа повторить, о чем только говорили, и так по кругу. Ладимир того слышать более не хотел. Бесновался оттого, что верят этому брехуну. Ну как может быть пуста могила с хладным трупом? Враки все это. Не могут мертвецы ходить, словно живые!

Ладимир бочком пробрался к выходу, натягивая тулуп. Плотно захлопнул дверь за собою, отрезая себя от гама кабака и глупых односельчан. Затянулся свежим, без примеси еды воздухом, хмуро посмотрел на безлунное небо. Только кое-где рваные тучи позволяли подмигивать одиноким звёздам. Взгляд кузнеца двинулся ниже, охватывая макушки дубков да осин, что можно было разглядеть возле куцей ограды подворья. Поздняя осень дождями сорвала всю пожухлую листву с деревьев, оголяя скелеты. Ночью ударяли заморозки, а поутру лужи сковывала тонкая корочка льда. Со дня на день ожидали снега.

Слева в конюшне скрипнула дверь. Кузнец насторожился. Оглянулся, но народ, занятый Хорвачом, и не подумывал уходить, даже если бы приспичило по малой нужде. Уж очень нравились поздние посиделки за чаркой у Гусака. Надо сказать, кухня у него отменная и медовуха пенная, да такая крепкая, что после того, как переберёшь её, домой приходилось добираться ползком.

Тем временем кузнец зашёл в конюшню. Осмотрелся. Малая одинокая лампадка, что висела у самого входа, освещала парочку тощих кобыл хозяина. Лошади спокойно жевали овёс и сонно обмахивались хвостами.

В тёмном углу, где горой навалили солому, показалось движение. Кузнец двинулся вперёд. Может, кого и напугали бы истории с пустыми могилами, пропавшими трупами, только не Ладимира. Мужчина, больше похожий на медведя, уверенно шёл вперёд, пока сапоги не вступили на сухую траву. Тут в углу никого не было. Странно. Услышав шорох уже позади себя, в последнюю минуту он резко развернулся и еле успел подхватить прыгнувшую ему на шею женщину.

— Ладик, — прошептала она, утыкаясь кузнецу сначала в бороду, а потом в губы. — Фу. — Скривилась, потому как пахло от Ладимира медовухой да крепким потом.

— Чай, от муженька твоего и похлеще несёт, Аксинья? — не обиделся кузнец, намекая женщине на Гусака, от которого всегда стоял дух еды, чеснока да лука.

— Не знаю я, сокол мой, — с придыханием ответила Аксинья. Кузнец уже шарил под её одеждой. — Я с ним давно не сплю по причине мужской немощи.

Кузнец хмыкнул, толкая девицу на сеновал. Та, встав на карачки, задрала грубо окрашенные юбки. Голый толстый зад явился перед Ладимиром во всей красе, и он, не мешкая, освободил себя от штанов. Намотав густую косу на руку, полюбовник оттянул голову женщины назад и прошептал ей на ухо:

— Скучала?

— Скажешь ещё. — Аксинья потёрлась о колючую бороду и толкнулась назад, вынуждая его поторопиться. Она чувствовала желание Ладимира, что упиралось в истосковавшееся по мужчине тело.

Ладимир не спешил. Отпустив косу, рванул верхнюю рубашку женщины, с удовольствием отмечая, как тяжёлая грудь упала в ладони. Он грубо помял её в ручищах и толкнулся, срывая всхлип у Аксиньи. Блаженно закрыл глаза, ощущая нежную кожу и свежий запах.

Звук бьющихся друг о друга тел возбуждал, торопил к сладкому исходу. Громко охала под кузнецом взмыленная изменщица, пока муж обслуживал гостей заведения.

— Ладимирушка, — стонала она, — любимый.

Кузнец повалился рядом, утягивая возлюбленную на себя. Подобрав юбки, Аксинья поменяла позицию, запрыгнув на мужчину. Грудь теперь ритмично подскакивала у кузнеца перед лицом, и он жадно ловил то один, то другой сосок. Сколько времени продолжалось их копошение, они не ведали, отдаваясь животной страсти в конюшне. Но вот женщина вскрикнула и затихла. Через какое-то время мужчина, вздрогнув, замер сам.

Аксинья без сил упала на широкую грудь. Слушала, как сильно мужское сердце толкает кровь. Благодарно поцеловала взмокшего кузнеца и, подняв глаза, вознесла молитву Богородице о том, чтобы сегодня понести от любимого Ладимира. И пусть, что дите будет мужу не родное, и пусть будет бита, зато с ребёночком. А что ещё бабе для счастья надо, коли с личной жизнью не заладилось? Правильно, своё дитятко. С голубыми глазами, как у кузнеца, с широкой грудью, сильными руками и длинными ногами. Всем был складен Ладимир. Не выглядел кузнец как простой селянин, больше походил на богатыря и силой мужской не обделён. Вот уже снова шарил под одёжами, а она ещё и от первого раза не отошла.

Гусак посватался за молодую девку из соседнего села, будучи старым вдовцом. Родители, позарившись на барыши, легко согласились отдать Аксинью за нелюбимого, и слезы дивчины не остановили жестокосердного батюшку. Благо вскоре тот помер, упился и сгинул на холоде. Так, видать, Бог рассудил — наказать нерадивого отца за корысть и нелюбовь к младшей дочери.

А кузнец, тем временем задрав ноги бабы к себе на плечи, сызнова пристроился к Аксинье, и только когда она опять начала постанывать да охать, вдруг остановился, закрывая женщине рот.

— Тише! — цыкнул он.

Крик, не Аксиньи, а чей-то на улице, разорвал мирную тишину села. Оглушил, заставляя съёжиться от страха. Кузнец вскочил и подтянул штаны. Изменница же метнулась в сторону, испугавшись, что кто-то застукал их на сеновале, а потом замерла, когда истошный женский вопль повторился вновь. Что-то происходило прямо за дверью сарая. Поэтому, поправив рубашку да одёрнув наряд, Аксинья уже спешила следом за Ладимиром из конюшни. И замерла, заметив, что посредине двора, раскинув руки, как птица крылья, лежала Феодосия.

Кузнец подбежал к девушке, потрогал дочь конюха, подумав сначала, что та перебрала и упала, в темноте не разобрав дороги, но резко отдёрнул руку, когда дотронулся до чего-то липкого да тёплого, как парное молоко. Это, казалось, разлилось по всему телу девушки, пропитав одежду насквозь.

Горло Феодосии было разорвано, а в глазах застыл ужас. Это Ладимир смог рассмотреть, когда над головой его засветили лампады, что вынесли гуляющие в таверне. Простой люд, услышав крик, тоже выбежал на улицу, вооружившись кто ножами, кто вилами, а кто успел прихватить топор. Места-то дикие, рядом лес густой: то волки, то медведи могли забрести, хотя последние, после летнего сезона наетые, уже залегли в спячку.

— Душегуб! — закричала кухарка.

Кузнец и не понял, что это баба на него орала. Только когда его схватили, дошло: люди заметили его у тела девушки, в крови, так она его быстро заляпала.

— Вы чего? — Ладимир тряхнул рукой, и два мужика, что изо всех сил удерживали его, отлетели в сторону.

Гусак, выставив перед собой вилы, угрожающе тыкнул в грудь кузнеца и выкрикнул:

— Не глупи, Ладимир! Мы все видели, как ты склонился над Феодосией! Чего ты тут один делал?

Кузнец мельком посмотрел на Аксинью. Заметив его взгляд, та испуганно скользнула в тень, спряталась за спину мужа.

— Ведите к воеводе, — обречённо выдохнул и опустил голову Ладимир, ни словом, ни взглядом не выдавая любовницу, — пущай он рассудит.