Конец Земли

Татьяна Левченко

Стихи Татьяны Левченко наполнены чувством высокой гражданственности и глубокой философии. В книге собраны произведения разных лет, в них звучат проблемы и экологии, и политики, размышления о современных событиях.

© Татьяна Левченко, 2022

ISBN 978-5-0056-7702-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Чтобы все были живы…

Минута памяти

Звоните все колокола!

И вдруг — замолкните все разом! —

Минута Памяти пришла.

Той Памяти, что в горле — спазмом!

Нет этой Памяти светлей,

И нет ужасней во Вселенной:

В ней миллионы всех смертей

Вздымаются толпой нетленной!

Пусть будет в мире тишина:

Минута Памяти настала.

Она в сердца к нам снизошла,

Богиней Скорби, с пьедестала.

Сердца, как колокольный звон,

Стучат в груди детей и дедов.

Великой Памяти закон

Вступает в силу в День Победы.

Осколок войны

На Митридате, мрачно отдалённый,

Заброшенный, загаженный, пустой,

Войны осколок — старый дот бетонный —

Зарыл свои глазницы в травостой.

Косится хмуро он на мирный город,

Неся собой напоминание ему

О той поре, когда он, в спеси гордой,

Владычествовал — в прошлую войну.

Толсты его исписанные стены,

Следы гранатных взрывов он хранит,

Угрюмый, в одиночестве надменном,

Но никому не страшный монолит.

Пред его взором город возрождённый

Живёт бурливой мирной суетой.

А он, непобедимый, — побеждённый,

Заброшенный, загаженный, пустой.

А за его спиной, лицом к восходу,

Лицом к проливу, прямо в солнца диск

Стрелой вознёсся памятник народный —

Мечом, войну пресёкшим, — Обелиск.

А рядом полыхает над вершиной

Огонь народной памяти о том,

Чтоб никогда глазницы не ожили

В бетонном этом логове пустом.

Снайперские пули

Настала осень. В пёстрое кашне

Рядит октябрь растительность лесную.

Затихло всё. И в этой тишине

Поют о чём-то снайперские пули.

Последний лист с деревьев облетел.

Все реки льдом покрылись и уснули.

И, в поисках горячих чьих-то тел,

Поют о чём-то снайперские пули.

Придёт весна, распустятся цветы

Там, где войска бои уже свернули.

Но не воскреснут те из немоты,

В ком замолчали снайперские пули.

Военные ордена

Звучит всё отдалённей канонада

За плотною завесою годов.

Вновь надевают ветераны для парада

Сияние военных орденов.

Не лечит время памяти их раны,

Хоть слышат они мира тишину.

И вечно будут видеть ветераны

В тревожных снах минувшую войну.

И пусть звучит всё глуше гул сражений

За плотною завесою годов,

Но с каждым годом строже и священней

Сияние военных орденов.

Я боюсь*

поэма

«Вспомним всех поимённо.

Горем вспомним своим.

Это нужно — не мёртвым

Это надо — живым».

Р. Рождественский

Вступление

С давних лет я спорила с этими строками мысленно. И уверена, что права: павшим тоже нужна наша память. Но не только торжественно-красивые слова. Телами павшие, остаются они навечно живы — с живыми. Живы Памятью их, а не речами лживыми.

Если Память слабеет, — для живых неприметно, — павшие сразу чувствуют это, становясь слабее в поддержке поколенью грядущему. Они видят в беспамятстве угрозу будущему. Угрозу разброда, исчезновения тех, кто вместе — в веках. И тогда — не мистика, не наваждение — приходит страх…

1

Я боюсь спускаться в каменоломни Аджимушкая. Боюсь. И этого не скрываю. Боюсь, что тех, кого — помним — встречу там. И узнаю…

Время взорвётся за моею спиною… время взорвётся — и я останусь в сороковых… в каменоломнях…

И надо будет ответ держать, под взглядами, что страшней направленного оружия:

— Зачем ты здесь, утерявшая Память? Что тебе нужно?

— Мы помним вас! Помним всех поимённо! — под сводами закопченными излишний пафос прозвучит похоронно.

— Помните? А в чём она — память ваша? В этих красивых словах? В оскорблённых могилах павших? В том, что там — наверху и в будущем — воплотили в камне наш прах, и сами же камень тот рушите?

Что сказать? Да и смею ли я отвечать, коль уже озираюсь растерянно, в поисках выхода: через Время, сквозь камень — бежать! Пока дорога к себе не потеряна. Чтоб не видеть, не слышать, не испытать — никогда, никогда!

А вослед — единый, слившийся взгляд, осуждающий и слова:

— Да что ещё тут рассуждать… Пойдёмте, товарищи!

А вослед — ручонки с пальчиками тоненькими, как спички и, губами, спёкшимися от жажды, шёпот:

— Ты принесла водички… правда?…

……………………………………………………

Я боюсь спускаться в каменоломни.

Боюсь.

Это — страх. Это — стыд. Это — совесть горячей волною, а не трусости гнусь.

2

Я боюсь отдыхать на пляжах Эльтигена.

Не потому, что страшусь снарядов неразорвавшихся.

Там навстречу мне поднимаются тени десантников, на песке оставшихся.

Глядят на пляжницу с усмешкой обидной:

— Что делаешь здесь ты — из мира? Видишь: бой, за трупами моря не видно… А ты разнежилась, бесишься с жиру.

И встают, встают из войны пожарища, под взрывов грохот, под рёв волны…

— Ты, вот что, похорони наших товарищей, пока мы твой мир отвоёвываем. А то… кто после вспомнит об этих, павших…

— Мы помним вас! Помним всех поимённо!

— В самом деле? — в словах ирония и взгляд удивлённый. Поёжился зябко, в промокшем бушлате. И вдруг сказал тихо, и словно бы виновато: — Ты знаешь, война — это очень страшно…

— Но вы же храбрые! Поколение целое… А впрочем, от страха и я становлюсь до ужаса смелая…

В ответ — усмешка:

— Что ж, это не редко: боишься — не трусишь — внезапно такая возьмёт досада!… — и, между прочим, но будто вручил награду: — Пожалуй, я взял бы тебя в разведку… — А взгляд — отрешённо-тревожным светом: — Но только страшней, что потом — забудут: поставят памятники повсюду и Памятью называть станут это…

………………………………………………….

Он рванулся в бой, ещё до начала его, измождённый. Бросив лишь напоследок простое: «Будь!»

А я осталась слушать июньско-ноябрьский прибой, и перед ним, и перед собой — побеждённой.

А волны кричали, исправленное прибоем: «Не забудь!»

3

Я люблю подниматься на склон Митридата.

Здесь — Знамя победное водружают. Здесь — весёлые моряки, балагурящие солдаты со всех сторон меня окружают. Выстрелы в воздух — радостными раскатами.

— Ты из мира?

— Здорово!

— Ну, как там вы?

— А это что же, чуть в стороне полыхает? Неужто пожар через время катится? Вечный Огонь? Памяти?… — кто-то вздыхает: — Уж не по нас ли, ребята? Доведётся ли возвратиться?…

— Да брось ты! Вернёмся! Вот Берлин возьмём… Скажи, из мира, дойдём?

— Конечно, дойдёте!

— Я ж говорю — дойдём! А после — вернёмся. Под солнцем, иль под дождём. И может, сами этот Огонь и зажжём, как живое знамя — в Вечную Память…

— Значит, дойдём, говоришь? Ну, ладно, бывай, старуха! Сколько ещё до Победы боёв и пожарищ… А вы тут работайте: вишь, какая разруха. Ты только… запомни: и этот час, и эти израненные знамёна…

— Мы помним вас! Помним всех поимённо!

— Ох, сестрёнка! Только не надо — так! Эти слова — для парада. На мне — гимнастёрка — не чёрный фрак… Но, дай Бог, чтобы это была правда!

Заключение

И я осталась с Городом один-на-один. У нас с ним связи — больше, чем кровные.

Поднимаю взглядом здания из руин, ломаю, выстраиваю новые… Спускаюсь по лестнице и, уже у Предтечи, вновь — знакомый, мирный гул вокруг. Ещё ошеломлённая случившейся встречей, слышу тихий, с хрипотцой, Города голос вдруг:

— Ну, что, поглядела? Теперь не будешь бояться?

— Буду!

— Разве есть, чего ещё тебе надо страшиться?!

Есть, Город, есть… И не стыдно признаться: я всегда, бесконечно буду бояться, чтобы этому — не повториться…

_{* по настоянию издательства пояснение: Это поэма о Победе и Памяти, о подвиге героев Аджимушкайских каменоломен и Эльтигенского десанта, об освобождении Керчи от немецко-фашистских захватчиков.}2001 г.

«Однажды мне приснился сон чужой…»

Однажды мне приснился сон чужой:

Гремели взрывы где-то в чёрных скалах,

Взрывалось небо у меня над головой,

И я напрасно тишины искала!

Земля вздымалась прямо из-под ног,

И воздух весь пропах угаром боя.

А я, как незаконченный итог,

Свою дочурку прятала собою.

В её глазах застыл немой вопрос,

А мои губы не нашли ответа:

Как оказались мы — из наших мирных грёз

В разрывах чёрных, сорок первым летом?

Где под обрывом море — всё в огне,

Где смерть у каждой щели завывала.

Чей этот страшный сон приснился мне?

Какая мать его передавала?

Проснулась я. Набат будильник бьёт.

Виски я сжала, полная сомненья:

Вдруг это был не сорок первый год?!

Вдруг это было где-то в наше время?!

И эта мать, с дочуркой на руках,

В отчаянье, послала мне виденье,

Чтоб я, во сне познавши смерти страх,

Смогла бы наяву принять решенье.

18.01.1993 г.

«АФГАНИСТАН»

«Весной там красиво. Ну, жуть, как красиво!

Туда бы побольше воды… Но там — побольше крови…»

(из рассказа «афганца» у памятника

воинам-интернационалистам)

Афганистан, многострадальная земля!

Ты — рана в сердце у Земли, Афганистан.

Афганистан, тебя забыть не в силах я

С тех пор, как я, по воле злой, «афганцем» стал.

Земля твоя моею кровью полита —

Взойти на ней сумеют горькие плоды.

Зачем тебе чужая кровь, Афганистан?

И для чего тебе войны пожарищ дым?

Тропа войны пускай травою зарастёт.

Я так хочу, чтоб ты цветущим садом стал!

Мне боль твоя давно покоя не даёт —

Мы братья кровные с тобой, Афганистан.

Афганистан, многострадальная земля!

Ты — рана в сердце у меня, Афганистан.

Афганистан, тебя забыть не в силах я

С тех пор, как волею судьбы «афганцем» стал.

«Крушенье всех основ — сыновние могилы…»

Крушенье всех основ — сыновние могилы

И тени матерей, скорбящие на них.

И вечное «Прощай!» вытягивает силы,

И вечное «Прости…» поддерживает их.

«Позволь уйти с тобой!» — Но он не позволяет.

И с фото, и из снов: «Мам! Что ты… Не грусти!»

И верою Господь их — тени — оделяет,

Чтоб матери сынов продолжили пути.

Чтобы все были живы…

А я хочу, чтоб все остались живы.

Андрей Шталь «Остановите войну»

Не спеши, суд земной не верши

Славы ради ли, ради наживы.

Слышишь шёпот в рассветной тиши:

«Я хочу, чтобы все были живы…»

Всё вернётся на круги своя,

Были помыслы искренни ль, лживы.

Но извечна молитва моя:

«Я хочу, чтобы все были живы…»

Больно слышать и больно взирать:

Что в угаре вражды совершили…

Кто ещё не устал повторять:

«Я хочу, чтобы все они жили…»?

Побреду по пустынной земле.

Все молитвы своё отслужили.

Что найду я в остывшей золе?

Шепчет ветер: «Хочу… чтобы жили».