Женькина мелодия

Татьяна Верясова

Рассказы о взрослых, когда они еще были не взрослыми, о взрослых, которые хотели бы вспомнить, понять и исправить, помочь кому-то, возможно, хотя бы себе, в первую очередь себе, чтобы получить право помогать другим.

© Татьяна Верясова, 2022

ISBN 978-5-0059-0753-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Женькина мелодия

Женька стоял за спинами сбившихся в кружок женщин, громко обсуждавших последние новости, слушал, и всё понимал. Говорили о нём вслух, не стесняясь, будто его здесь нет. В его недетских глазах было столько тревоги. Мне захотелось убить Федьку за то, что он повесился и оставил сына одного на пьющую мать. Ещё хорошо было бы заткнуть горластую Ирину, Женькину родную тётку, оформившую над ним опекунство, которая, чувствуя к себе внимание, с упоением вещала.

— Необучаем, да… В школе так сказали… Ох, и намаялась я с ним. Весь в мать. Ну ничего не понимает! Будем инвалидность оформлять.

Мальчик стоял и слушал. Каждое слово, произнесённое в его адрес, причиняло ему боль.

— Жень…

Услышав свое имя, он перевел взгляд на меня. В глазах промелькнула радость узнавания. Сделал шаг, другой. Прижался лицом к платью, крепко обхватив меня обеими руками. Он весь дрожал, как натянутая струна. С трудом проглотив комок в горле, я провела ладонью по его стриженой голове.

— Маам? Что случилось?

Только что подбежавший Ванька непонимающе смотрел на нас, уже сам готовый разреветься.

— Это же товарищ твой. Помнишь, как прошлым летом носились с ним по деревне дотемна?

Похоже у меня получилось произнести эти слова спокойно. Ваня, решив, что все хорошо, улыбнулся.

— Женька, привет, ты просто соскучился по моей маме?

— По тебе я тоже скучал.

Женя наконец справился с собой и посмотрел на него. Ванька протянул ему руку.

— Мам, можно мы пока в машине посидим?

Согласно кивнув, я вытащила ключи из сумочки и подала их сыну. Проводив мальчишек взглядом, я выдохнула, подошла к женщинам, продолжавшим мусолить тему Женькиного воспитания, и громко поздоровалась. Они обернулись, остановившись на полуслове.

— Ой, Светлана, добрый день, когда приехала? Надолго? С детьми? Где остановилась?

Вопросы летели со всех сторон, я еле успевала отвечать на них.

— Только приехала, даже дом ещё не открывала, думала не успею на службу… В отпуск с сыном на месяц… Ирина, Ваня соскучился по Женьке, они в моей машине, можно я после службы заберу его с собой? Мы на речку хотели, потом они поиграют у меня до вечера, хорошо?

— О, он уже успел сбежать без спроса… Свет, ты такая добрая, а с ним надо строго. Такой неслух! Если тебе так охота с ним возиться, пожаааалуйста. Я уж ему и рубашку новую надела, и мороженое купила, а он все волком смотрит…

Эти слова она уже говорила, обращаясь к своим товаркам, которые поддакивали:

— Да, да… это уж так… яблоко-то от яблони недалеко падает…

— Батюшка приехал! Служба начинается!

Все разговоры стихли. Люди, приехавшие на кладбище на родительскую субботу перед Троицей, начали стекаться в молитвенный домик, недавно отстроенный на пожертвования односельчан. Служба началась.

Небольшая комната была полна людей, батюшка дымил кадилом, я ловила себя на мысли, что не могу полностью сосредоточиться на молитве. Все думы сворачивались к одному:"Что я могу-то? Чем я могу помочь ему? Это же ребёнок, не котёнок.» Вспомнив историю про котенка, я похолодела. Мне было десять лет, когда я нашла в траве слепого котенка, который потом умер на моих руках.

В растрёпанных чувствах достояла до конца панихиды. После окончания службы все по традиции разошлись по могилам своих родственников. На могиле моего дедушки уже лежали свежие букеты цветов.

— Светлана, здравствуй.

Негромкий голос прервал мои размышления. Оглянувшись, я увидела пожилого крепкого мужчину.

— Я ведь не ошибся? Ты внучка Кузьмы Ильича? Я помню тебя совсем маленькой.

Он подошёл ближе и положил цветы на могилку.

— Нечасто удается приехать на Троицу в деревню, родителей уже нет в живых, дом пустует. Но как выдаётся такая возможность, я всегда прихожу к своему первому учителю. Какой был человек твой дед!

Его глаза увлажнились.

— Знаешь, Света, он был строг с нами. Не давал ни малейшей поблажки. Спрашивал по полной. Но в глазах его светилась любовь к нам. Мы это видели и чувствовали. Поэтому всегда из кожи вон лезли, чтобы выучить, решить, понять. Это дорогого стоит.

— А у него были необучаемые ученики?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что мужчина вздрогнул.

— Были?

Женька спрашивал серьезно и строго. Рядом с ним стоял мой сын и тоже внимательно смотрел на нас.

— Нее… вот чего не было, того не было! Света, это твои орлы?

Улыбаясь, мужчина приобнял мальчишек за плечи.

— Приятно познакомиться с молодым поколением. Меня зовут Михаил Петрович.

— Расскажите ещё про моего прадедушку, — попросил Ваня.

— Заходите к нам вечером и побеседуем за чашечкой чая, — оживилась я.

Мужчина весело кивнул в ответ на моё приглашение.

— С удовольствием зайду к вам.

С трепетом я открыла дом дедушки. С прошлого лета здесь никого не было. Палисадник зарос травой. В доме всё, как и год назад. Пыли было на удивление немного. Убраться бы, но сегодня праздник. Мальчишки, наскоро перекусив, умчались на речку. Присев за стол, я задумалась. В этом доме прошло моё детство. Его лучшая летняя часть. Старый дом в моем сознании часто преображался в большой парусник, который нёс меня вперёд, то взлетая вверх на гребне волны, то резко падая вниз, то застывая в мертвом штиле. Дедушка, словно опытный капитан, умело проводя его мимо мелей и рифов, учил меня, юнгу корабля, прокладывать фарватер в этом океане, именуемом жизнью

Кораблик Женьки терпел крушение на моих глазах. Я встала и перешла в комнату, где сохранилась дедушкина библиотека. Снимая книги с полки, я словно здоровалась со старыми знакомыми. Я искала учебники. Пусть старого издания. В голове забрезжила неясная пока мысль. А что, если попробовать? А что, если получится? У меня есть целый месяц. У меня есть всего лишь месяц.

Теперь я была капитаном. Мне предстояло с помощью команды из боцмана, которым стал Михаил Петрович, и двух салаг, коими были мои мальчишки, совершить невозможное. Нужно было залатать брешь в основе Женькиного образования за очень короткий срок.

Иринка неохотно согласилась освободить Женю от работ в огороде и по дому. Мальчик с самого утра будил меня стуком в окошко. Я вскакивала, протирая заспанные глаза, накидывала халат, впускала его в дом. Ставила чайник, начинала готовить завтрак, слушая, как Женя читает мне вслух Витю Малеева в школе и дома. В это время, привлеченный запахом блинчиков, в кухню вползал сонный Иван. Позавтракав, они продолжали чтение, разделившись по ролям. Я брала на себя слова автора. Вот тут наступало основное веселье: Женька с Ванькой, озвучивая героев рассказа Носова, словно сами становились ими: решали задачу, над которой бился главный герой рассказа, писали упражнение, исправляя ошибки Кости Шишкина, объясняли сестренке Вити решение задачи, попутно понимая основы математики и русского языка. После утренних занятий, я отпускала своих юнг гулять. После обеда приходил Михаил Петрович и занимался с ребятами математикой, разбавляя уроки рассказами о своем детстве. Зная в совершенстве английский, он вдруг переходил на него. Протягивал руку к тетради и просил ее подать на незнакомом для них языке. Мальчишки, смеясь, быстро усваивали названия предметов, их цвет, и через некоторое время вдруг тоже обращались друг к другу на английском. Женька совершенно изменился. Он часто смеялся, говорил весело, непринужденно. Но, главное, в нем было желание учиться. Вечерами я сама читала им стихи, и просила своих учеников поделиться своим пониманием услышанного и часто поражалась необычностью их суждений.

Однажды, когда, задумавшись, перебирала струны на гитаре, я услышала красивую мелодию, которую выводил звонкий мальчишеский голос. Женя пел. Он пел так самозабвенно, а мелодия была незнакома мне. Захотелось включить диктофон, но было боязно прервать, остановить это чудо. Когда я перестала играть, Женя ещё какое-то время молча стоял, а потом вдруг выбежал из дома.

В тот день неожиданно зашёл Виктор, муж Ирины. Он неловко потоптался у порога, потом снял кепку и повесил ее на вбитый в стену гвоздь.

— Здравствуйте, значица. Петрович заходил давеча. Говорил, что Женька соображает. Правда нет? Вчерась Федька приснился. Стоит, как живой, смотрит. Я весь день думал, к чему это, а сейчас побёг до вас. Дай, думаю, гляну, как и чё…

Он отказался от чая и боком приткнулся на скамью.

Потрясённая открытым музыкальным талантом своего подопечного, я читала мальчикам отрывок из романа Толстого» Война и мир».

«…вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой-то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы — но лучше и чище, чем скрипки и трубы, — каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное…»

Чтение Толстого меня унесло куда-то высоко, тронуло в душе что-то хорошее, а в ушах звучала Женькина мелодия.

Время летело. Отпуск заканчивался. Михаил Петрович уже уехал. Нам с Ванькой тоже пора было возвращаться в город.

Нас провожали Женя и Виктор.

— Не сумлевайся, — суетился Виктор. — Я Ирине наказал, чтобы работой его не сильно грузила…Учеба-то она на переднем плане должна быть, правильно я говорю? Всё, что ты назадавала ему, все будет сделано, правда, Жень?

Виктор легонько ткнул воспитанника локтем. Женя, согласно кивнув, шагнул к нам.

Мальчишки попрощались, по-мужски пожав руки. Я обняла Женьку.

— Будет трудно, но ты справишься. У тебя есть твоя музыка. Вот тебе мой подарок.

С этими словами, я вытащила из машины свою гитару и сунула её в руки оторопевшему мальчику.

Однажды в субботу, перед праздником Троицы, приехал в деревню повзрослевший Женя с черным футляром, достал из него скрипку, и сыграл на могиле отца свою мелодию.