Миг счастья ускользающий

Татьяна Бочарова, 2023

Проводив мужа в командировку, а дочерей – в лагерь, Лена остается в городе, чтобы поработать над книгой, однако вдохновения все нет. Чтобы развеяться, она отправляется в гости к подруге, но настроение оказывается испорчено – по дороге какой-то наглый парень клянчит у нее деньги и походя оскорбляет. На обратном пути Лена снова встречает его! Казалось бы, ее обидчик получил по заслугам – парня избивают какие-то отморозки. Но она не в силах пройти мимо. Лена спасает его и привозит к себе, поддавшись жалости. Денису всего двадцать, он жиголо и с ходу предлагает ей свои услуги. Лена с негодованием отказывается, не зная, что эта случайная встреча запустит череду странных и пугающих событий в ее жизни… Невероятно чувственные остросюжетные романы Татьяны Бочаровой из серии «Детектив сильных страстей» задевают самые тонкие струны в женской душе, заставляя вспомнить все, о чем мечталось, да не сбылось. Они дарят надежду, что никогда не поздно все изменить!

Глава 2

Рано утром ее разбудил телефонный звонок.

— Мам! — весело проверещал далекий голосок Ритки. — Ты спишь?

— Нет, не сплю. — Лена старательно откашлялась, прогоняя утреннюю осиплость. — Как вы там?

— Отлично! Погода — супер, море теплущее! И каждый вечер дискотека до полдвенадцатого!

— Дискотека — это здорово, — с улыбкой согласилась Лена. — Вы только смотрите не перекупайтесь в первые же дни, а то потом сляжете на всю смену.

— Не сляжем, — горячо заверила Ритка. — Здесь за нами о-го-го как следят. В воде десять минут, а потом солнечные ванны. Мама! — Она слегка понизила голос и восторженно сообщила: — Представляешь, тут за Валюхой один кадр ухлестывает, ну просто отпад. Гришей зовут.

— Приличный хоть? — обеспокоилась Лена. — А то поматросит да и бросит. И вообще, рано ей еще кавалеров заводить, следи давай за сестрой!

— Я слежу, — со смехом проговорила Ритка. — Вы-то там как? Уехал папа?

— Уехал.

— Значит, ты, бедненькая, совсем одна. Скучаешь?

Лена подавила вздох.

— Скучаю. Особенно по вам.

— Не надо, — убежденно произнесла Ритка. — Нам очень-очень хорошо, правда. А как твой музей?

— Пока никак. Ждем решения мэрии.

— Ясно. — Ритка сделала секундную паузу, потом осторожно спросила: — Мамуль, а если вас все же… ну… я имею в виду — выселят, как же экспонаты?

— Не знаю, Ритуль, — честно призналась Лена. — Новым хозяевам они вряд ли понадобятся. Значит, распределим по сотрудникам.

— То есть к себе домой? — обрадовалась та.

— Да, — коротко ответила Лена, не желая обсуждать с дочерью болезненную тему, — давай не будем об этом. Особенно сейчас, по междугороднему телефону.

— Давай, — согласилась Ритка, — только обещай, что возьмешь к нам «Миг счастья…». Возьмешь?

— Хорошо.

— Ну, пока!

Не успела Лена опомниться, как в ухо ударили короткие гудки. Она растерянно поглядела на трубку, которую продолжала сжимать в руке, затем повесила ее на рычаг. Вернулась в спальню, села на кровать.

Сквозь плотно сдвинутые жалюзи в комнату светило яркое и знойное июльское солнце. Лена вдруг отчетливо вспомнила, что в тот день тоже было солнечно, хотя на улице едва начался март…

…Под ногами чавкала серая каша из подтаявшего снега и грязи. Лена осторожно обходила глубокие лужи, опасаясь промочить ноги — она совсем недавно переболела ангиной.

У высокой чугунной, местами проржавевшей ограды ее ждала Тамара.

— Здравствуй.

— Привет. — Лена лучезарно улыбнулась подруге. У нее было замечательное настроение, лучше не бывает. — Сегодня у меня юбилей.

— Какой еще юбилей? — Томка вскинула на нее удивленные глаза.

— Ну как же? Месяц работы в музее. — Лена весело рассмеялась и обняла Тамару за плечи.

— А, ты об этом. — Та тоже улыбнулась. — Ладно. Нужно будет отметить. И я даже знаю как. — Томка сделала загадочное лицо.

— Как? — с любопытством проговорила Лена.

— Во-первых, выпьем чаю. У бабы Даши на вахте всегда отличные конфеты есть.

— А во-вторых?

— Во-вторых, пойдем покопаемся в подсобке. Тебе будет интересно.

Подсобка оказалась довольно большим помещением, расположенным в подвале особняка. Здесь хранились экспонаты, не вошедшие в экспозицию, а также старая, поломанная мебель и разный хлам, оставшийся с семидесятых-восьмидесятых годов, когда в особняке располагался самодеятельный рабочий театр.

Лена и Тамара не спеша ходили по темному гулкому залу, тихонько, вполголоса переговариваясь.

— Тут много чего стоящего было, — рассказывала Тамара. — Например, диапроектор, о котором говорил Семен Ильич. Мы его случайно нашли, лежал себе под креслом, в какой-то дырявой коробке. А еще макет парусника — его, правда, пришлось ремонтировать. Мы с Семеном Ильичом первое время, как музей открылся, сюда почти ежедневно ходили. Теперь ничего интересного не осталось. Разве только ты посмотришь свежим взглядом.

Лене и самой не терпелось совершить пусть маленькое, но открытие. Она методично проглядела несколько рассохшихся, пыльных шкафов, перерыла огромную стопку рукописей. Но почему-то ей не везло: шкафы в основном были забиты рухлядью, а рукописи оказались сплошь дубликатами того, что уже было представлено в зале на витринах.

Тамара вскоре ушла наверх, проводить экскурсию, а Лена упрямо продолжала поиски. От пыли у нее начался насморк, глаза слезились, она то и дело громко чихала, но не прекращала своего занятия.

Так прошло часа два или даже больше, и ее усилия увенчались успехом: за одним из шкафов обнаружилась пара гипсовых скульптурок ангелов, явно смастеренных самими Феофановым, с выгравированными на них автографами автора. У одного не хватало крыла, у другого отсутствовала половина головы.

Лена с грустью рассматривала трогательные, покрытые пылью и грязью фигурки. Надо бы протереть их, прежде чем нести наверх.

Она пошарила глазами в поисках какого-нибудь тряпья и обнаружила у стены остатки мешковины. Рядом валялись большие портняжные ножницы — очевидно, мешковиной пользовались много раз.

Лена подошла, отогнула край материи, потянула его на себя, и тут ее пальцы нащупали что-то жесткое. Она торопливо размотала тряпку — в середине, как гусеница в коконе, лежало потускневшее полотно без рамы.

Затаив дыхание от предчувствия удачи, Лена взяла картину дрожащими руками. Вынесла ее в центр зала, под свет люстры, бережно расправила, установила на стуле с высокой спинкой.

Это был пейзаж. Сквозь разводы грязи Лена отчетливо различила залитую солнцем лесную опушку, мохнатые лапы елей, заросли малинника, красные гроздья бузины. Над бузиной порхала крупная стрекоза, из дупла ели выглядывала рыжая белка. В густой зеленой траве копошился деловитый еж, неподалеку от него разгуливала пестрая сорока.

Лена застыла перед стулом на корточках, не в силах оторвать глаз от картины. Детали на ней были прописаны с фантастической подробностью, с таким мастерством, будто это была фотография. В самом углу ясно различался муравейник, подобный крохотной пирамидке. Он поразил Лену больше всего.

Как мог Феофанов создать такое чудо? Ведь это стиль позднего Шишкина, так стали писать более чем через сто лет, а во времена Аполлинария подобным натурализмом никто не владел!

Лена осторожно перевернула картину — на оборотной стороне четким, знакомым, каллиграфическим почерком значилось «Мигъ счастия ускользающий…»

Сомнений не оставалось — это было название пейзажа.

— Эй, ты идешь или нет? — В приоткрытую дверь просунулась голова Тамары. — Чай готов, все ждут.

— Смотри, — шепотом проговорила Лена, не отводя взгляда от полотна. — Подойди сюда.

Томка, недовольно ворча, приблизилась, склонилась над стулом, тихо присвистнула.

— Ты где это нашла?

— В мешковине. — Лена кивнула на пол.

— Елки-палки, — с досадой произнесла Томка, — Как это я не заметила? Ведь сто раз ворошила эти тряпки! И сохранилось хорошо, рамку только заказать в мастерской и можно вывешивать в зал. — Она замолчала, задумчиво разглядывая картину. Потом тихонько вздохнула. — Красота какая. Название-то у нее есть?

— Есть. Вот. — Лена продемонстрировала изнанку холста.

— Странно, — Тамара недоуменно пожала плечами, — почему «Миг счастья ускользающий»? В каком смысле?

Лена покачала головой.

— Не знаю. Я и сама об этом думаю вот уже десять минут. Если бы называлось просто «Миг счастья», тогда было бы ясно. Летний день, жара, все живое радуется солнцу. А «ускользающий»… нет, я не понимаю.

— Бог с ним. — Тамара махнула рукой. — Может, Семен Ильич объяснит. Бери полотно, и идем.

Найденный Леной холст произвел впечатление на всех без исключения сотрудников музея, включая пьющего столяра дядю Севу и суровую бабу Дашу. Последняя долго смотрела на феофановское творение, беззвучно шевеля тонкими сухими губами, и наконец авторитетно заявила:

— Дельная картинка.

Семен Ильич, вопреки ожиданиям девушек, так же не смог разгадать непонятного значения, скрытого в названии, и от этого картина показалась Лене еще более манящей и загадочной.

Полотно аккуратно очистили, вставили в простую и строгую деревянную раму и повесили на стену рядом с фисгармонией.

У Лены вошло в привычку каждое утро, приходя на работу, останавливаться возле «Мига счастья…» и пару минут смотреть на холст. Удивительно, но после этого она чувствовала сверхъестественный прилив сил, общий эмоциональный подъем, словно ее, подобно обитателям лесной поляны, питало и грело ласковое летнее солнце.

Лена выучила в картине каждый мазок, каждую мелкую, на первый взгляд незначительную, деталь, самый тончайший штрих. Иногда «Миг счастья…» даже снился ей — рыжая веселая белка, ощетинивший колючки ежик, трудяги-муравьи.

Виктор называл Ленину увлеченность картиной «бабской сентиментальностью», девчонки же, напротив, соглашались: в холсте есть что-то магическое. Лена много раз водила их в музей, особенно старшую, Ритку.

…За стеной на полную мощь взревели стереоколонки. Лена вздрогнула и вышла из оцепенения.

Сколько она просидела так, неподвижно, не шелохнувшись? Кажется, после Риткиного звонка прошло минут двадцать, а то и больше.

Лена лениво поднялась с постели, зажгла сигарету, щелкнула телевизионным пультом, чтобы заглушить адское буханье низких частот, несшееся из соседской квартиры. Глянула на экран и брезгливо поморщилась: у микрофона жеманилась и вовсю крутила соблазнительной попкой полуголая, совершенно безголосая девчонка.

И зачем только таких выпускают на эстраду? Ни внешности, ни таланта, одно сплошное бесстыдство. А молодежи, поди, нравится. Она теперь не стеснительная, не то что ее, Ленино, поколение. Тогда в школу нельзя было даже сережки надеть, а уж чтоб прийти с выкрашенными в оранжевый цвет волосами и в юбке до пупа — и говорить нечего. А нынешние ходят себе и в ус не дуют. Даже Ритка посылает родителей куда подальше, цепляет на себя украшения, точно новогодняя елка, и топает на уроки.

Лена переключила канал и невольно усмехнулась. Вот и докатилась — рассуждает, как ее собственная бабка, кроет молодых, ворчит, точно ей не тридцать пять, а под восемьдесят. И ведь знает, что не права: нет хуже занятия, чем корить других, если они не такие, как ты.

Нет, нужно срочно что-то сделать, как-то развеяться, встрепенуться. Черт возьми, может, любовника завести?

Лена скептически покачала головой. Где его взять, этого любовника? Она последнее время нигде толком не бывает: работа, дом, снова работа. Ну есть еще магазины, школа, в которую Лена наведывается на родительские собрания. Праздники они с Виктором проводят у старых, давно наскучивших друзей, таких же занудных и предсказуемых, как они сами. Исправно раз в месяц посещают театры или выставки. И все. Не на улице же знакомиться — чай, не девчонка, неудобно все-таки…

…Размышляя подобным образом, Лена убрала в спальне, вышла на кухню, приготовила себе легкий завтрак. Потом уселась за стол с чашкой кофе, прикидывая, как провести день.

Наверное, лучше всего позвонить Томке и напроситься к ней в гости. Писать она все равно не может, хоть пообщается по-человечески. Заодно они с Тамарой обсудят ситуацию в музее, подумают, как быть, можно ли что-нибудь предпринять.

Та откликнулась сразу.

— О, это ты? А я как раз собираюсь тебе звонить. Чем думаешь заняться?

— Сейчас сбегаю в магазин, набью холодильник, потом немного постираю и нагряну к вам. Не возражаешь?

— Нет, конечно, — обрадовалась Тамара. — У меня как раз сегодня Жека выходной. Посидим в теплой компании. К трем будешь?

— Буду. С меня торт и мороженое.

— Только мороженое, — безапелляционно заявила та, — за тортом я Женьку пошлю.

— Ну хорошо, — со смехом согласилась Лена.

Они распрощались. Лена выкурила еще одну сигарету, пропылесосила полы и сходила в ближайший супермаркет. Взяла пачку пельменей, сметану, новый пакет молока и пучок молодой редиски. Этого ей хватит на несколько дней, так что о еде можно не беспокоиться.

Загрузив продукты в холодильник, Лена на скорую руку прополоскала легкие вещи, оставленные девчонками и мужем, а остальное белье кинула в корзину дожидаться очередной машинной стирки. Потом уселась в спальне перед трюмо и принялась за макияж.

Не выключенный телевизор продолжал вещать вполголоса. Когда Лена закончила наводить марафет, на экране шел прогноз погоды. К вечеру ожидался кратковременный дождь и небольшое похолодание.

Лена достала с вешалки легкий шелковый костюм, брюки и топик, затем, слегка поколебавшись, добавила к нему светло-кремовый летний пиджак — на всякий случай, чтобы не замерзнуть, если засидится у Томки допоздна.

Выключила телевизор, проверила плиту и, накинув на плечо изящную сумочку, вышла из дому.

На улице, несмотря на обещанное похолодание, было дикое пекло. Лена тут же свернула пиджак и спрятала его в пакет. Купила в киоске журнал и бодро зашагала к метро.

К Томке надо было ехать в центр. Она обитала в одном из арбатских переулков, в старенькой кирпичной пятиэтажке. Квартира досталась ей от умершей тетки, жившей совершенно одиноко и из всех родственников имевшей лишь любимую племянницу.

Вот уже года три Томка с Жекой делали в своем жилище ремонт и все никак не могли закончить его: в кухне на полу стояли банки с краской и лаком, в туалете громоздились штабеля плитки. Обои в гостиной терпеливо дожидались, пока их украсят запланированным бордюром, а спальня была заставлена мебелью из других комнат.

— Так мы и будем жить, как на складе или на вокзале, — жаловалась Томка, — с моим козлом разве что-нибудь доведешь до конца!

Слово «козел», впрочем, звучало из ее уст весьма ласково и даже любовно. В высоченном, черноволосом и усатом Жеке было намешано великое множество кровей, в том числе казацкая и ингушская. Томка этим страшно гордилась и даже когда ругала мужа, любила повторять, выразительно закатывая глаза: «Что поделать, он у меня мужчина горячий, уж такие корни».

«Горячий мужчина» полностью оправдывал свое прозвище: Томка жила как на вулкане. Дома постоянно бушевали скандалы, частенько сопровождающиеся рукоприкладством. Сын, Вовка, прятался по соседским квартирам, дожидаясь, пока родители отвоюют и помирятся. Иногда, после особенно жарких баталий, приходилось чинить мебель и убирать осколки разбитой посуды. Однако Томка почти никогда подолгу не горевала — видимо, подобная семейная жизнь ее вполне устраивала…

…Метро было по-летнему полупустым. Лена села, раскрыла журнал и погрузилась в чтение. Через полчаса она уже выходила на станции «Арбатская».

На часах было лишь десять минут третьего. Решив, что купит мороженое у самого дома, чтобы оно не растаяло, Лена не спеша прошла мимо кинотеатра «Художественный», мельком проглядела афиши и завернула на пешеходный Арбат.

Она не была здесь ровно месяц, с Томкиного дня рождения. Тогда лето только начиналось, и народу было гораздо больше. Однако и сейчас вокруг кипела бурная жизнь: художники предлагали картины, группки интуристов с интересом рассматривали выставленные на лотках расписные матрешки, примеряли военные фуражки и русские платки. Прямо на тротуаре плясала босоногая тоненькая девчушка, толпа зевак лениво хлопала в ладоши и кидала мелочь в лежащую рядом засаленную меховую шапку.

Лена, глазея по сторонам, добралась до театра Вахтангова. Отсюда до Томкиного дома уже было рукой подать. Она взяла в палатке два больших брикета крем-брюле и поспешила к переулку.

–…Гражданка! Будьте так добры, помогите бедному абитуриенту!

Лена удивленно подняла лицо. Перед ней, точно выросший из-под земли, стоял рослый парень в джинсах и модной голубой рубашке.

— Чего вам, молодой человек? — сухо поинтересовалась Лена.

— Женщина, прошу вас, войдите в мое положение. — Юноша уставился на Лену честными и одновременно наглющими глазами цвета спелого крыжовника. — Вот, приехал в столицу поступать в институт. Не добрал одного балла, теперь надо возвращаться домой, а средства закончились. Не хватает на билет. У вас не найдется ста рублей?

— А как насчет того, чтобы поработать? — с усмешкой спросила Лена.

Терпеть не могла таких уличных «просителей» — они никогда не вызывали в ней ни малейшего сочувствия, лишь пренебрежение. Ясно же, ни в какой институт этот пройдоха и не думал поступать, просто-напросто «бомбит» на Арбате у простодушных и сердобольных дамочек, выколачивая под красивые глазки нехилые суммы.

На лице у парня отразилась глубокая скорбь.

— Мне нельзя работать, у меня больное сердце.

— Да ну? — Лена скептически оглядела его спортивную широкоплечую фигуру. — А по-моему, на вас пахать можно. Посторонитесь, пожалуйста, дайте пройти.

Физиономия просителя моментально утратила доброжелательность, глаза сузились, в них появилась откровенная злость.

— Ну и катись ты…

— Что? — с угрозой переспросила Лена, делая шаг к парню.

— Ничего. — Тот исчез мгновенно, как и возник, словно провалился сквозь плиты тротуара. В воздухе остался едва уловимый запах мятной жвачки.

Лена сердито поджала губы. Вот хмырь, испортил и без того отвратительное настроение. Почему-то было до слез обидно — вот так, ни с того ни с сего, прямо на улице, любой может обозвать, унизить. Была бы помоложе да покрасивей, небось не сказали бы ей «катись»! Да и просили бы не денег, а совсем другого.

Во дворе Тамариного дома взъерошенный Вовка в компании двух замызганных пацанов увлеченно гонял футбольный мяч. Заметил подходящую Лену, он остановился, заулыбался.

— Здрасте, теть Лен!

— Привет, Вовик. Как там родители, ждут меня?

Он слегка помрачнел.

— Не знаю. Они поругались, и папа уехал на дачу к дяде Боре.

— Вот те раз! — Лена растерянно развела руками. — Да что ж им в мире-то не живется!

Вовка неопределенно пожал плечами и поддел мяч носком кроссовки.

Лена зашла в темный подъезд, поднялась по ступенькам и надавила на кнопку звонка. Дверь тотчас распахнулась. Перед Леной предстала Томка. Вид у нее был воинственный, лицо, еще не остывшее от недавнего скандала, пылало, брови угрожающе сошлись на переносице.

— А, это ты? — Тамара посторонилась, пропуская Лену в квартиру. — А я думала, кровосос мой засовестился, вернулся. Нет, ну ты прикинь, откладывали деньги на новый диван, а он возьми и тайком потрать их, все, до копейки. И знаешь на что?

— На что? — машинально переспросила Лена, доставая из пакета мороженое.

— Плиткорез приобрел! Тьфу! — Тамара смачно плюнула и неожиданно улыбнулась. — Да черт с ним. Пусть режет им плитку, а то из-за нее в сортир толком не попасть. Может, ремонт закончим наконец.

— Хорошо бы, — со смехом заметила Лена и протянула брикеты. — Как договаривались. Боюсь только, без Жеки нам так много не освоить.

Тамара беспечно махнула рукой.

— Не переживай. Вовка вечером с улицы придет, доест.

Подруги прошли в тесную кухоньку, подоконники которой были сплошь заставлены цветами. Тамара достала из шкафчика блюдца, разложила в них мороженое, сунула Лене ложку.

— Питайся.

Затем, заговорщически подмигнув, достала из холодильника бутылку самодельной наливки.

— С самого утра выпить хочется, просто страсть как. Ты за?

Лена кивнула.

Они выпили по рюмке, потом еще и еще. Наливка была тягучая и сладкая, от нее быстро зашумело в голове, а ноги стали тяжелыми, точно на них навесили чугунные гири.

Разговор шел ни о чем, простой женский треп. Обсуждали шмотки, косметику, школьные успехи детей, жаловались на мужей — дескать, тем наплевать на все, кроме своей работы, делились вычитанными в журналах кулинарными рецептами.

Собственно, именно о таком времяпрепровождении и мечтала Лена, когда собиралась к Тамаре. За неспешной, ни к чему не обязывающей болтовней легко забыть о своих проблемах, расслабиться, отвлечься.

О музее обе не заикались. Лена ждала, что Томка, если ей что-нибудь известно, сама заведет беседу на эту тему, но та молчала.

Наконец Лена не выдержала:

— Ты звонила Семену Ильичу?

— Звонила. — Тамара опустила глаза.

— И что? — Лена почувствовала, как засосало под ложечкой.

— Плохо. Ответа пока нет, но ему ясно дали понять, что здание нам не удержать.

— Что же делать?

— Есть только один вариант — идти лично к владельцу той чертовой фирмы, которая на нас зарится. Им, оказывается, в муниципалитете предлагали еще два помещения на выбор, так нет! Уперлись, гады, особняк им подавай!

— Какой же толк к ним идти? — не поняла Лена.

— Как какой? Нужно убедить их не трогать музей. Показать что-нибудь из экспонатов, стихи феофановские почитать, в конце концов. Может, удастся хоть кого-нибудь разжалобить.

— Сомневаюсь, что бизнесменов тронут стихи Аполлинария, — с грустью проговорила Лена. — Равно как и картины и прочее. Но вообще-то выбора нет.

— Вот именно. — Тамара в очередной раз наполнила рюмки и соскребла с блюдца остатки раскисшего мороженого.

— И кто пойдет? — поинтересовалась Лена. — Сам Семен Ильич?

Томка покачала головой:

— Нет, он отказывается. Говорит, сил больше нет. К нему сегодня ночью «Скорая» приезжала, гипертонический криз. Что ж ты хочешь, человеку давно на пенсию пора.

— Тогда, значит, мы с тобой, — подытожила Лена.

— Ну а кто, кроме нас? Баба Даша? — Томка залпом выпила наливку и поежилась: — Холодно чего-то. От форточки, что ли, тянет?

— Да ты что, — удивилась Лена, — наоборот, духота.

— А я говорю, холодно, — капризно повторила Томка и зябко повела голыми плечами, — пойдем в комнату.

День летел незаметно. Часов в семь Тамара позвала со двора Вовку, они поужинали втроем, а потом сели смотреть криминальный сериал. Жека все не возвращался, и Томка начала нервничать: ерзала на диване, то и дело поглядывала на часы.

— Да позвони ты ему, — посоветовала Лена, — чего нервы зря трепать?

— Не буду, — огрызнулась Томка, — пусть себе ночует у Борьки. Да хоть вообще не появляется.

— Мам! — Вовка скорчил страдальческую мину.

— Что «мам»? — вскипела Тамара. — Опять отца защищаешь? Яблоко от яблони недалеко падает! Надоели вы мне, паразиты несчастные! — Она вдруг затихла, приложила ладонь ко лбу.

— Ты чего? — заволновалась Лена.

— Худо. Голова болит.

— Это, наверное, от наливки.

— Может быть, — согласилась Тамара. Покосилась на угрюмо нахохлившегося Вовку, безнадежно махнула рукой: — Иди, звони своему папаше, так и быть.

Вовка, только того и ожидавший, весело ухмыльнулся и выскочил из комнаты, по пути щелкая кнопками мобильника.

Лена почувствовала, что пора уходить, и встала.

— Куда это ты? — слабым голосом проговорила Томка.

— Домой поеду. Уже одиннадцать.

— Зачем тебе домой? — удивилась та. — Оставайся ночевать.

— Нет, Томик, спасибо. У вас и без меня хлопот довольно.

— Какие там хлопоты? — Тамара широко и сладко зевнула. — Не валяй дурака, оставайся.

— Мам, папа едет! — радостно сообщил появившийся на пороге Вовка. — Он тебе передает, что просит прощенья и будет минут через сорок.

— Вот видишь, тем более. — Лена решительно направилась в прихожую. Не хватает ей еще присутствовать при супружеском примирении. — Завтра утром я тебе позвоню. Ты знаешь координаты, по которым можно найти хозяев фирмы?

— Знаю.

— О’кей.

Лена надела пиджак, подкрасила губы перед зеркалом и, помахав на прощанье, скрылась за дверью.

На улице, несмотря на поздний час и темень, было все так же душно. Лене сразу же стало жарко в пиджаке. «Ну и где обещанное похолодание?» — усмехнулась она про себя.

Тут же, словно в ответ на этот вопрос, на лицо ей упала крупная прохладная капля, за ней другая.

Дождь начинался лениво, исподволь, но все-таки оправдывал прогнозы синоптиков. Лена раскрыла зонтик и быстро зашагала по едва освещенному редкими фонарями переулку.

Вокруг царило безлюдье, однако она не испытывала страха, возможно, потому, что часто возвращалась от Томки затемно именно этой дорогой и никогда ничего плохого с ней не случалось.

До поворота на Арбат оставалось совсем чуть-чуть, когда ее слух уловил слабый, приглушенный шум. Впереди, метрах в двадцати, смутно, еле различимо маячили, метались из стороны в сторону темные тени. До Лены донеслись обрывки хриплой матерной брани. «Драка», — догадалась она и поспешно перешла на другую сторону тротуара.

Ничего не оставалось, как идти мимо, стараясь остаться незамеченной. Лена уже отчетливо видела широкие спины дерущихся и различала несколько голосов, разных по тембру, но одинаково отвратительных и грубых, методично и равнодушно выкрикивающих грязные ругательства. Наконец она поравнялась с ними и невольно застыла на месте.

Собственно, дракой происходящее назвать было нельзя, скорее избиением. Трое дюжих, накачанных парней пинали ногами лежащего на асфальте человека. В темноте невозможно было разобрать, кто это, мужчина или женщина. Жертва вела себя тихо, не кричала, не звала на помощь, лишь пыталась прикрыть руками лицо от сыплющихся градом ударов.

Лена почувствовала, как перехватило дыхание от негодования и жалости, и, прежде чем успела осознать, что делает, громко крикнула:

— Прекратите сейчас же! Я вызову милицию!

Один из качков, здоровенный амбал под два метра, обернулся, с удивлением глянул на нее и строго произнес:

— Дуй отсюда, метелка, а то язык отрежем.

— Я правда вызову милицию, — пообещала Лена, стараясь унять противную дрожь в коленях, — тут неподалеку всегда дежурит патруль.

— Верно! Правильно! — неожиданно раздался за ее спиной пронзительный высокий голос. Лена вздрогнула и обернулась.

Позади стояла неизвестно откуда взявшаяся крохотная старушка в низко надвинутом на лоб платочке, длинном черном плаще и грозила бугаям корявым пальцем.

— Изверги, душегубы! Вы что творите? В Бога не веруете, нехристи!

Два других парня тоже перестали работать ногами и переглянулись. На их сонных, блестящих от пота и дождя лицах отразилось недоумение.

— Кнопа, че делать? Заткнуть их? — осведомился один из них у великана, который первым отреагировал на Лену.

Кнопа, очевидно бывший в компании за главного, задумчиво почесал затылок.

— Не, не надо. Еще поднимут хай. Тут правда менты поблизости.

— Тогда че, хиляем?

— Ага. — Он напоследок ткнул ботинком лежащее перед ним обмякшее тело. — Короче, мотай на ус, Жонглер: чтобы через пятнадцать минут тебя отсюда ветром сдуло. Не то сделаем из тебя отбивную на косточке. Усек?

Ответа не последовало.

— Что, гад, язык проглотил? — Кнопа ударил сильнее.

— Ах ты, сволочь! — Старушка выхватила откуда-то из-за спины длинный, похожий на рапиру зонтик и бесстрашно кинулась на верзилу. Тот коротко и гнусно заржал, сгреб в охапку приятелей и вразвалку потопал в темноту между домами. Шагов через десять он обернулся и повторил уже серьезно, с угрозой в голосе:

— Слышь, даем пятнадцать минут.

И вся троица скрылась из виду.

Лена и старушка приблизились к пострадавшему.

— Господи, да он и не шевелится. Поди, неживой. — Бабка суетливо перекрестилась и склонилась над неподвижной фигурой. — Сынок! Тебе плохо? Может, дохтура вызвать? Вот ироды окаянные! — Она повернулась к Лене: — Слепая я, дочка, ничего не вижу. Ты глянь, он дышит или нет?

Лена присела на корточки, прислушалась.

— Дышит.

— Ну слава тебе, господи. — Старуха снова перекрестилась.

Лежащий неожиданно зашевелился и поднял голову. Потом, неловко опираясь на локоть, сел и затравленно огляделся по сторонам. Лица его Лена по-прежнему толком разглядеть не могла, видела только, что он молодой, такой же, как те парни, что его били, или даже еще моложе.

— Можете подняться? — мягко спросила она.

— Могу. — Голос был тоже молодой, слегка глуховатый и почему-то смутно знакомый.

— Помочь?

— Не надо.

— Как же не надо? — тут же закудахтала старуха. — Помоги ему, дочка, конечно, помоги. Давай-ка вместе.

Вдвоем они подняли парня под руки и усадили на низенький парапет тротуара.

— Я вызову «Скорую». — Лена решительно достала мобильник.

— Не надо никакой «Скорой». Лучше дайте сигарету.

— Пожалуйста. — Лена пожала плечами, пытаясь вспомнить, где она могла слышать эту странную манеру едва уловимо растягивать слова. Так ничего и не вспомнив, протянула парню пачку сигарет, зажигалку. Раздался тихий щелчок, вспыхнуло пламя, выхватив из темноты совсем юное, с хитринкой лицо, ворот голубой рубашки, заляпанный кровью…

Господи, вот кто это! Недавний знакомый, «бедный абитуриент»! Ошибиться Лена не могла, память на лица у нее была отменной, просто феноменальной.

Парень спокойно курил, не глядя на Лену. Старушка, охая и вздыхая, ушла. Дождь закончился. Лена закрыла ставший ненужным зонтик, немного поколебалась, затем язвительно спросила:

— Ну что, собрал на билет?

— Че-го? — недоуменно протянул парень.

— Ну как же! Ты ж в Москву приехал в институт поступать, да вот беда, балла не добрал. Я и спрашиваю, много ли насобирал у тетенек?

— А вам что, жалко, что ли? — буркнул парень. Лена видела, что он ее не узнал, хотя понял, в чем дело.

— Если и жалко, то только тебя, дурака. — Она коротко вздохнула. — Кто же побирается в самом центре столице, да еще на Арбате? Тут везде свои зоны, их нарушать нельзя. Понял?

— Шли бы вы по своим делам, — грубо посоветовал «абитуриент». — За помощь, конечно, спасибо…

— И за сигарету, — добавила Лена.

— Угу. — Он кивнул и сплюнул себе под ноги.

— Счастливо оставаться. — Она решительно зашагала вперед. Дошла до поворота, остановилась, оглянулась. Парень так и сидел на парапете, кажется, не думая подниматься и уходить.

— Эй, — негромко окликнула Лена. — Ты глухой? Не слышал, тебе велели убираться отсюда, пока цел?

— Некуда убираться, — равнодушно проговорил «абитуриент».

— Как это некуда?

— Так. Меня сегодня утром с квартиры выперли.

— Опять врешь? — Она недоверчиво прищурилась.

— Не вру. — В его тоне за полным безразличием проскользнула усталость. Лена отчетливо уловила это и медленно двинулась обратно.

— Послушай, тебя как зовут?

— Какая разница? — Он хмуро, искоса глянул на нее. — Ну, Ден.

— Это по-каковски? — удивилась Лена.

— По-обыкновенному. Денис.

— Вот что, Денис. Поехали, переночуешь у меня. Выспишься, подлечим твои раны. А завтра, если получится, попытаюсь устроить тебя на работу. Идет?

Он молчал, будто бы и не слыхал того, что говорила Лена. Она терпеливо ждала. В голове навязчиво стучала мысль: что, если когда-нибудь ее Ритка будет сидеть вот так, посреди ночи, одна в чужом городе? В Париже, например.

— Еще сигарету дадите?

— На, держи. — Лена отдала парню всю пачку. — И думай быстрей, а то я сейчас уйду и больше не вернусь.

Он наконец поглядел на нее более осмысленно, внимательно.

— Что, вы одна живете?

— Почему одна? У меня семья, муж, дети. Просто сейчас все в отъезде, квартира пустая.

— А… — протянул он неопределенно и одновременно будто уяснив для себя нечто важное. Выкинул окурок и не спеша встал. — Куда идти? Туда?

Они медленно доковыляли переулками до Нового Арбата. Парень шел с трудом, заметно прихрамывая, однако молчал, не жалуясь.

— Машину возьмем, — решила Лена. — На метро тебе не доехать.

Она подняла руку. Рядом тут же затормозила черная «Волга». Из открытого настежь окошка высунулся пожилой, лысый, как Фантомас, водитель и вопросительно глянул на Лену.

— В Измайлово довезете? — спросила та.

— Довезу. — Мужик с подозрением покосился на ее спутника. — Пьяный?

— Нет. Его избили.

— Ясно. — Шофер распахнул дверцу. — Ну, садитесь.

Лена запихнула парня на заднее сиденье, сама уселась рядом с Фантомасом. «Волга» газанула и понеслась по ночной Москве.

В водительское зеркальце Лена видела лицо «абитуриента» — он спал, уронив голову набок. Кажется, заснул тотчас, как машина тронулась с места.

— Сын? — сочувственно поинтересовался лысый, поймав ее взгляд.

Она молча кивнула и отвела глаза.

— Беда с этими детками, — со вздохом произнес шофер. — И чего им не хватает, скажи на милость? Вот мы в сорок пятом, после войны, босиком по улицам бегали, все как один безотцовщина, голодные, холодные. И ничего, никакой дури. Выросли, выучились, семьи завели. А нынешние и сыты, и обуты, баксы за них предки выкладывают, чтоб, значит, в теплое местечко устроить, — а они нюхают всякую гадость, колются, блудят. Срам один. — Водила вполголоса выругался, закурил и, не дождавшись ответа, с остервенением закрутил баранку.

Лена попыталась скинуть напряжение и неловкость и представить, каким окажется их с Томкой завтрашний поход к фирмачам. Нужно будет созвониться с ней пораньше утром, заодно попросить Женьку, чтобы тот взял к себе поработать незадачливого попрошайку — у них в конторе всегда полно вакансий типа курьера или экспедитора.

–…Вот оно, Измайлово, — громко объявил лысый, так, что она вздрогнула от неожиданности. — Вам конкретно куда?

— Все время прямо, потом направо. Я покажу.

Автомобиль бесшумно подкатил к дому и затормозил у подъезда.

— Спасибо. — Лена протянула мужику деньги.

— Не за что, — тот улыбнулся в усы. — Будите своего сынка, авось больше не станет влипать в истории.

Она кивнула и выбралась из машины. Открыла заднюю дверку, осторожно тронула парня за плечо.

— Просыпайся, приехали.

Тот пробормотал что-то неразборчивое, лицо его скривилось от боли.

— Давай выходи, — Лена потянула его за руку, — слышишь, Ден, выходи!

Парень открыл глаза и ошалело взглянул на нее. Потом, вспомнив, видно, кто она такая, кивнул и начал вылезать.

— Осторожно, вот так. Теперь сюда. Ничего, еще немного. — Лена ловко довела его до подъезда, втолкнула в лифт.

Щелкнул замок, вспыхнула лампа в прихожей.

— Ну вот и все. Пришли.

Теперь, при свете, Лена могла разглядеть своего гостя как следует. Вопреки ее ожиданию, выглядел он не так уж плачевно — руки-ноги целы, лицо почти не тронуто, только разбитые губы припухли и кровоточат. Пожалуй, больше всего пострадала одежда: джинсы сплошь в черных следах от ботинок, рукав рубашки разорван, ткань выпачкана кровью.

— Ванная там, — Лена указала на дверь с непрозрачным, матовым стеклом. — Рубашку кинь в таз, я постираю. Пельмени будешь?

— Да.

Она подождала, пока он скроется за дверью, быстро прошла в кухню, поставила на плиту кастрюлю с водой. Забежала в спальню, сняла костюм, хотела было накинуть халатик, но застеснялась. Натянула старенькие джинсы и свободную трикотажную майку, подколола волосы. Затем вытащила из шкафа комплект чистого белья, отнесла его в гостиную и положила на диван.

Кажется, все.

Лена вернулась на кухню, вынула из морозилки пачку пельменей, запустила их в кипящую воду. Села за стол и глянула на часы: четверть первого. Встать завтра нужно не позже восьми, а лучше раньше: результативней всего будет посетить этих паразитов в первой половине дня, до обеда, а то мало ли какие мероприятия назначены у них на потом.

Щелкнула задвижка ванной. В коридоре послышались мягкие шаги. Лена встрепенулась, встала.

— Ну как ты, в порядке?

— Ничего. — Ее протеже стоял на пороге кухни, голый по пояс. Отмытое лицо порозовело, глаза слегка ожили и смотрели на Лену с откровенным любопытством.

— Замечательно. Садись ужинать.

Она поставила перед ним тарелку с пельменями, хлеб, сметану. Включила чайник, села за противоположный конец стола, искоса, незаметно наблюдая за тем, как он ест.

Красивый мальчишка, если говорить начистоту. Лицо открытое, что называется, «рекламное», с правильными, четкими чертами — такое прямо просится в телевизор, в ролик о чипсах или жвачке. Волосы густые, русые, с рыжеватым отливом. И сложен отлично, крепкий, плечистый. Ритка наверняка была бы от него без ума, она обожает таких красавчиков. Вот только никто из них подолгу рядом с ней не задерживается, максимум неделя — другая, и кавалер куда-то исчезает без следа, а на смену ему возникает следующий.

Лена попыталась определить, сколько парню лет. Похоже, не больше восемнадцати. Он, конечно, вправду не москвич, речь выдает его с головой. Но и на бродягу со стажем не похож — слишком чистенький, «домашний». Значит, где-то есть семья, родители. Как же они его отпустили на такие «заработки»?

А может, она ошибается, и никого нет. Что она о нем знает? Ровным счетом ничего. Пожалела, как котенка бездомного, хотя, пожалуй, жалости он не стоит.

«Абитуриент» тем временем лихо подчистил тарелку, несмотря на то, что разбитая губа мешала ему жевать.

— Добавки хочешь? — Лена снисходительно улыбнулась.

— Хочу.

Она выудила из кастрюли несколько оставшихся пельменин.

— Ешь. Сейчас сделаю тебе кофе.

— Я не пью кофе. Только чай.

— Как знаешь. — Лена пожала плечами.

Парень выпил чай и встал из-за стола.

— Там в гостиной на диване белье: простыня, наволочка, пододеяльник. Стели и ложись. Понял?

Он кивнул. Немного помедлил, словно собираясь задать какой-то вопрос, а потом вышел из кухни.

Лена пошире открыла форточку, собрала со стола грязную посуду, отнесла ее в мойку, включила кран на полную мощность.

Отчего-то вдруг ее настроение резко упало. Она была почти уверена, что завтра у них с Тамарой ничего не выйдет, и тогда музей ожидает крах. А книга так и не написана, и, видимо, Лена никогда не допишет ее до конца…

Она принялась старательно намыливать чашку, будто это было наиважнейшим занятием в ее жизни.

Позади тихо скрипнула дверь. Лена чуть ослабила напор воды и обернулась.

Денис стоял прямо напротив нее, по-кошачьи зеленые глаза смотрели на нее в упор.

— Ты что? — Она ощутила странную неловкость и тревогу. — Тебе чего-нибудь нужно?

Он мотнул головой, продолжая выжидающе разглядывать ее.

— Нет, ничего.

— Тогда иди спать.

— Ага. — Он повернулся, сделал шаг к двери. Потом остановился, сунул руки в карманы джинсов. — Я… не понял чего-то. Мы трахаться будем или как?

— Что?! — Скользкая, покрытая пеной чашка выскочила из рук и с отчаянным звоном треснулась об пол, но не разбилась, а стремительно откатилась за ножку стола.

Лена застыла, с ужасом глядя на спокойную смазливую физиономию своего «постояльца».

— Я говорю, трахаться когда будем? — повторил тот будничным, равнодушным тоном. — Если сейчас, то давайте быстрей, а то спать охота.

— Да ты… да как ты смеешь! — Лена замахнулась, но вовремя удержалась, опустила руку, представив, как от удара брызнет кровь из разбитых губ. Ее трясло, точно она взялась пальцами за оголенный провод. — Сволочь, сопляк! Я тебе в матери гожусь, гаденыш ты этакий!

— Подумаешь, — он небрежно пожал плечами, — у меня были тетки и постарше. Ты еще очень даже ничего, лицо в норме и фигура.

— Еще мне «потыкай»! — Лена резким рывком крутанула кран. В кухне воцарилась зловещая тишина.

Она стояла и смотрела на его мускулистый торс, подчеркнутую линию скул, и ее передергивало от презрения к самой себе. Вот оно что! Вот кого она притащила к себе в квартиру. Теперь было ясно, о чем он раздумывал, прежде чем согласиться поехать к ней ночевать, — оценивал возможную выгоду, прикидывал, стоит ли связываться.

— Альфонс, — проговорила Лена тихо и обречено.

— Чего? — На лице парня отразилась обида. — Не хотите трахаться — дело хозяйское, а оскорблять-то зачем?

Она грустно усмехнулась.

— Это не оскорбление вовсе. Книжки надо читать.

— Да пошли вы со своими книжками… — Он махнул рукой и лениво поплелся к двери.

— Погоди, — попросила Лена.

— Ну чего еще?

— Я правда хотела, чтобы ты здесь переночевал. А потом нашла бы тебе работу.

— Просто так? — Денис недобро сощурился.

— Просто так.

— Хорош заливать. Все так говорят. Поначалу. — Он презрительно ухмыльнулся и вышел.

Лена так и осталась стоять возле раковины, держа на отлете мокрые мыльные руки. На глазах закипали слезы бессилия и унижения.

До чего она докатилась. Привела домой мальчика по вызову. Наивная, глупая, идиотка, старая дура! И главное… этот паразит Ден не так уж неправ, говоря, что она такая же, как все его дамочки. Можно сколь угодно делать хорошую мину при плохой игре, но от самой себя правды не утаишь: не далее как десять минут назад она разглядывала парня с тайным вожделением, любовалась им именно как мужчиной, а никак не ребенком, попавшим в трудную ситуацию и нуждающимся в помощи…

Ее привел в чувство звук капающей из крана воды. Лена тяжело вздохнула, нагнулась, подняла с полу чашку, вымыла ее, сунула в сушку. Потом тщательно протерла мойку, убрала банку растворимого кофе и сахарницу. Села за стол и закурила, глядя в темное окно.

На нее наваливалось черное отчаяние. Все не так, все плохо, скверно, хуже некуда! Никто ее не понимает и никогда не поймет, она запуталась в этой жизни, потеряла ниточку, блуждает в потемках. Все идеалы, ценности рушатся, впереди полная пустота и тоска…

Она не заметила, сколько прошло времени. Сигарета давно погасла, Лена так и продолжала сжимать пальцами потемневший сморщенный окурок. Из крана по-прежнему равномерно и заунывно капала вода, громко тикали круглые настенные часы. Стрелки показывали пять минут второго.

Спать совершенно не хотелось. Не хотелось вообще ничего, только сидеть вот так, в оцепенении, с пустой головой, без мыслей и движений.

Все же Лена заставила себя подняться, с трудом дотащилась до ванной, смыла раскисший за день макияж. Машинально заглянула в таз — тот был пуст. Лена подняла глаза: голубая рубашка, уже выстиранная, криво висела на бельевой веревке, с рукавов ручейками стекала вода. Лена сняла ее, отжала досуха, надела на плечики и повесила обратно. Затем погасила свет в ванной, в коридоре и пошла в спальню.

По пути она краем глаза заглянула в гостиную — там было темно и тихо. «Только бы дождаться утра, — успокоенно подумала Лена, — а там я вытурю этого паршивца к чертовой бабушке. Обойдется и без Жекиной работы».

Она улеглась в постель, зажгла ночник, попробовала читать, однако строчки прыгали перед глазами, сливаясь в неразборчивую абракадабру. Лена решительно отложила журнал на тумбочку, щелкнула выключателем и, повернувшись на бок, прилежно зажмурилась.

Сон не шел. В голову настойчиво лезли всякие мысли: о Викторе, о девчонках, о Феофанове. На грудь что-то тупо давило, мешая дышать, виски и затылок ныли от нестерпимой боли. Лена почувствовала, что больше не в силах сдерживаться, и разрыдалась, тихо и безутешно, уткнув лицо в подушку. Она давно не плакала вот так, всласть, не таясь и не опасаясь, что ее увидят дочери и муж. Слезы текли по щекам, губам было едко и солоно, в носу щекотало.

Постепенно приходило долгожданное облегчение. Еще немного — и Лена уже просто всхлипывала, обняв руками влажную подушку, ощущая спасительное, как наркоз, отупение и сонливость. Она потихоньку расцепила пальцы, осторожно, стараясь не спугнуть свое состояние, перевернулась на спину и вздрогнула: в дверях маячил темный силуэт.

— Ты? — охрипшим голосом прошептала Лена. — Что тебе надо? Убирайся сейчас же!

Вместо ответа парень крадучись прошел по комнате и остановился рядом с ее кроватью.

— Убирайся, — повторила Лена с ненавистью, облизывая соленые, высохшие губы.

— Слушай, ты это… не сердись. Я знаешь что подумал… — Он присел на корточки перед ее лицом. — Давай все-таки трахнемся. А то не спится как-то.

Лена отчетливо и близко видела его глаза, уловила теплое дыхание с привкусом мяты. Ей показалось, что кровать неожиданно потеряла опору и летит куда-то в пустоту, в невесомость, а с ней и она сама.

— Убирайся. — Она хотела сказать это в третий раз, громко и грозно, чтобы одним махом прогнать наваждение, но губы не послушались, лишь беззвучно и слабо шевельнулись. И тут же чужое тело, молодое, горячее, одержимое неуемным желанием, словно примагнитилось к ней, будоража, зажигая ответной ненасытностью и страстью. Мягкие, ласковые руки коснулись лица, дружеским, понимающим жестом отерли с него влагу — и тогда ей стало все равно. Она словно со стороны услышала свой стон, полный истомы и нетерпения.

Господи, как давно никто не обнимал ее так, не целовал до головокружения, до сладкой боли, до потери сознания! Это было то, о чем Лена стыдливо и тайно мечтала на протяжении последних лет, — нет, даже не смела мечтать, смирившись с одиночеством и душевной пустотой. Безумие, бесстыдство, огненный накал эмоций, словно ей снова восемнадцать, а впереди вся жизнь…