Отдай мне дочь

Тата Златова, 2021

Когда-то Милана мечтала о большой и счастливой семье, но врачи поставили диагноз – бесплодие. И когда сестра отдала свою дочь в детский дом, она без колебаний удочерила девочку. Казалось, жизнь наладилась: любимый муж, ребенок, хорошая работа. Но год спустя сестра объявляется вновь, требуя вернуть дочку, и раскрывает главный секрет – кто отец…

Глава 3

Новость о беременности сестры разлетелась быстро. Сначала позвонил несколько сконфуженный отец, а потом и сама Ирка. Она обрывала телефон так настойчиво, что Милане пришлось ответить. Подумалось отчего-то, что что-то с Аней случилось, но, оказалось, это были напрасные страхи. Целых полчаса счастливая до невозможности сестра рассказывала о том, как узнала о своей беременности, как отреагировал на эту новость ее возлюбленный (а он, по ее словам, был безумно рад), какие планы они построили. Потом, не давая возможности вклиниться в разговор, начала рассказывать, какие распашонки они купят, где будут заказывать кроватку, какие подобрали имена. Все это выглядело так цинично на фоне того, как она поступила с первой своей дочерью. Этому, еще не родившемуся ребенку, они готовы были отдать всю свою любовь и нежность, скупить все возможные магазины, заказать лучшие игрушки и мебель, радоваться каждому его чиху. И ничего в сердце не шевельнулось при мысли, что Аня за это их счастье расплатилась собственным, что ей не нужны были ни кроватки, ни игрушки, ни платья, а только мамина любовь, которую она почему-то так и не получила. И спала теперь на казенной кровати среди таких же брошенных и несчастных детей, вверенная заботам уставших и равнодушных нянек, ненужная, лишняя, совершенно не знающая, что ждет впереди и кому можно верить…

Ирка продолжала болтать без умолку. Увы, перебить этот бешеный поток слов оказалось невозможно. Милану все одолевало желание оборвать звонок, но постоянно что-то удержало. Возможно, слабая надежда на то, что она что-то скажет про Анечку.

Не сказала. Не вспомнила. У Миланы на мгновение даже мысль проскользнула: а не больна ли ее сестра? Может, у нее есть какие-то отклонения в психике? В последнее время она очень часто стала вести себя неадекватно, а критика собственных поступков и действий у нее напрочь отсутствует.

Мысль показалась такой абсурдной, что она быстро ее отогнала.

— Завтра в кафе собираемся: я, Боря, родители, и вы с Кириллом приходите! — Ирка наконец сделала паузу, и она поспешно ответила:

— Нет, завтра никак, у мужа важный клиент.

— А встречу не…

— Никак нельзя отменить, — закончила за нее, чувствуя, что уже начинает злиться. Неужели непонятно, что у нее больше нет желания общаться? Зачем эти встречи, знакомства, зачем этот фарс?! Ирка словно не понимала, продолжала настаивать:

— Ну ты хотя бы приходи!

— Зачем?

Повисло молчание. Неужели задумалась?

— Ты же часть семьи… А тут такое радостное событие! Ты не можешь его пропустить!

— Почему? Очень даже могу, — терпение лопнуло, Милана решила расставить все точки над «i». — Знаешь, после того, что ты сделала с Аней, у меня нет никакого желания продолжать с тобой общение. Я, конечно, тоже не без греха, не мне судить, но всему есть предел. Мы слишком разные, Ир, нам с тобой не по пути. Пожалуйста, больше не звони.

— Так вот, значит, какого ты обо мне мнения! Теперь мне все ясно!

— Что тебе ясно?

— Что я плохая, подлая, мерзкая…

— Я этого не говорила, это ты сейчас сама придумала, — поспешила ей возразить. — Я лишь сказала, что мы разные, и общаться, так, как раньше, уже не сможем. Хоть обижайся, хоть нет, от этого ничего не изменится.

Ирка молча выслушала и, не сказав ни слова, положила трубку. Трудно было понять, действительно ее задели эти слова или она пыталась вызвать в Милане чувство вины, но одно стало ясно наверняка: больше она не позвонит.

Вскоре и звонок сестры, и ее беременность забылись, началась суета, сбор и оформление документов об удочерении. И если с этим все шло более-менее гладко, то при общении с Анечкой начались проблемы. Теперь она наотрез отказывалась с кем-либо встречаться. На все уговоры непреклонно мотала головой. После длительных и терпеливых увещеваний воспитателя она наконец согласилась выйти, — очень бледная, почти бесцветная, похудевшая, несчастная. Милана с трудом удержала себя от желания прижать ее к себе и долго-долго не отпускать. Только сжала ее ладонь и мягко сказала:

— Анечка, мы бы хотели пригласить тебя к нам домой, в гости, хочешь?

— Нет, — ответила она, отдернув руку. Первое слово после долгого молчания, но такое колючее, что сердце защемило.

— Ну как же так, милая, мы так давно хотели, чтобы ты приехала!

Девочка отвернулась, грустными глазами уставилась в окно, на зеленую клумбу с яркими тюльпанами.

«Ждет ее, — кольнула мысль. — Ждет ту, которая о ней давно забыла и уже никогда не придет, которой наплевать на нее, потому что теперь у нее появится другой, удобный и желанный ребенок!»

Кирилл погладил Милану по плечу, успокаивая. Потом опустился на корточки перед малышкой и подмигнул ей:

— Нам сказали, что ты хорошо рисуешь.

Да, это было действительно так. Получив ее рисунки, они с Кириллом долго их рассматривали и обсуждали. Для ее возраста работы были довольно осмысленными и продуманными, с сюжетом и деталями. Только Аня часто изображала себя стоящей где-нибудь в углу альбомного листа (психолог сказал: это означает, что она чувствует себя одинокой и ощущает страх перед обществом, ей не хватает заботы и внимания), нередко дорисовывала себе непропорциональные кулаки или острые ногти (а в этом угадывалась потребность в защите, которую близкие не могут ей обеспечить). Милана вспоминала, как эта крошка рисовала, еще живя с мамой и папой. Тогда это были еще каляки-маляки, но такие веселые и яркие, что хотелось украшать ими все вокруг. Не сравнить с теми рисунками, какие получались у нее сейчас.

— Мы купили в комнату обои, на которых надо рисовать, — продолжал Кирилл. — Только у тети Миланы, как и у меня, очень плохо получается. Ты нам поможешь?

Анечка посмотрела на него; в глазах, полных глубокой тоски, загорелась искорка интереса. Маленькая, едва уловимая, но она оживила черты ее чуть заострившегося лица.

— Нам больше не к кому обратиться, — беспомощно развел он руками.

С минуту подумав, девочка неуверенно кивнула.

Когда приехали домой, она с опаской вошла в квартиру. Постоянно робела, и, казалось, хотела спрятаться. Лишь окружив ее заботой и теплом, они помогли Анечке расслабиться, так что она с легкостью начала рисовать на обоях. Кирилл вдохновенно придумывал к каждому ее рисунку веселую историю и корчил смешные рожицы, отчего малышка, отвлекшись от грустных мыслей, хохотала. Милана тоже участвовала в процессе, но чаще замирала в дверях и смотрела на них с улыбкой. Она всегда мечтала о большой и дружной семье, много раз представляла себе детский смех и топот маленьких ножек. Как хотелось, чтобы мечта сбылась, чтобы эта девочка стала счастливой!

Вечером, когда сели пить чай, Милана накрыла ее ладонь своей и ласково сказала:

— Анют, эта комната, где ты рисовала, — для тебя. Мы с Кириллом хотим, чтобы ты жила вместе с нами. Если ты не против, оставайся у нас насовсем.

Девочка, сжав чашку, никак не отреагировала, только о чем-то напряженно задумалась. Милана была почти уверена, что, будь здесь то самое окно, Анечка непременно бы в него уставилась в ожидании той, что так легко от нее отказалась. Она понимала, как нелегко малышке принять такое серьезное решение, как страшно ей начинать все с нуля, привыкать, смиряться с мыслью, что теперь у нее будут новые родители. Поэтому каждая секунда тишины взвинчивала нервы и заставляла сердце колотиться сильнее. Еще никогда в жизни Милана не ждала ответа с таким напряжением.

***

— Какое тебе больше нравится? Розовое? — Милана достала из шкафа красивое нарядное платье, но Аня никак не отреагировала на вопрос. Хуже того, даже не посмотрела. Молча уставилась в пол, думая о чем-то своем. Внезапно вспомнилось то самое детдомовское окно, у которого она каждый день стояла, и дыхание перехватило. Милана постаралась ничем не выдать своих эмоций и продолжила шутливый расспрос:

— Или синее? Смотри, какие здесь блестки!

Она вынула из шкафа другое платье, но безрезультатно: девочка по-прежнему не проявляла никакого интереса, на детском личике застыла пугающе-холодная маска. И это сильно удручало. Только начало казаться, что все налаживается, Анюта согласилась жить с ними, и тут — бах! — снова апатия. Услышала имя матери и ушла в себя. Попробуй теперь встряхнуть, отвлечь, вернуть к реальности!

— Милая, — отбросила наряды на кровать, опустилась на корточки и взяла Аню за руки. Пальчики дрожат. Плачет, но молчит. — Ну скажи хоть что-нибудь! Солнышко…

Стиснула ее ладонь — никакой реакции. Вздохнув, Милана поднялась и раздвинула шторы. Она сделала это еще утром, но малышка почему-то задернула их, словно желая укрыться от посторонних глаз, спрятаться в своем маленьком мирке. Солнечные лучи озорно запрыгали по комнате и заплясали в пышных детских волосах.

— Может, на улицу пойдем? — еще одна попытка. — Погода замечательная!

Ответа не последовало. Похоже, эту стену молчания ей не пробить. Мысленно Милана уже опустила руки. Анечка зациклилась на прошлом, ковыряет эту рану, не замечает, что происходит вокруг. Как ей помочь? Как показать, что несмотря ни на что, жизнь идет дальше, что есть люди, которые ее любят и никогда не предадут? Психолог что-то говорил о цветотерапии. Вообще он много чего говорил, и с Аней разговаривал, но пока мало что изменилось…

— Ты заметила, какой сегодня красивый день? — сто пятая попытка. — Солнце светит так ярко, как никогда, вся улица как будто золотая.

Аня вдруг подняла глаза, внимательно на нее посмотрела. Неужели заинтересовалась разговором и это маленькая победа? Нет, еще рано радоваться.

Чуть приободрившись, Милана продолжила:

— А давай каждому дню давать определенный цвет? Вот посмотри в окно.

Подошла к ней, вновь взяла за руку. Аня без особой охоты подошла, ухватилась за подоконник.

— Какой цвет будет у этого дня? Как думаешь?

Девчушка слегка нахмурилась. Думает?

— Красный.

О боже, после затянувшейся апатии она наконец заговорила! Милана готова была прыгать от радости по всей комнате, но заставила взять себя в руки и продолжить разговор.

— Почему именно красный?

Аня пожала плечами, отвернулась от окна и уставилась в пол. Ладно, расстраиваться рано, сейчас главное — не молчать, продолжать игру, пока интерес у нее не угас.

— Хорошо. Скоро будет закат. А в комнате есть что-нибудь красного цвета?

— Часы, — ответила девочка и махнула рукой в сторону кровати, над которой те висели.

— Так… А еще?

— Бусы, — указала на тумбочку. — Тапки. — Опустила взгляд вниз. Заметив, что она начинает теряться, Милана опять опустилась на корточки и улыбнулась.

— Щечки, — прикоснулась к ее лицу. — Румяные, как яблочки.

Аня тоже улыбнулась и вдруг обняла ее. Если безграничное счастье существует, то оно живет в этой комнате. Минуты нежности хотелось растянуть до бесконечности. Как же долго она шла к тому, чтобы убрать между ними барьер, сколько ждала и переживала! Даже не верилось, что им удалось сблизиться.

Внезапно дверь распахнулась. В комнату вошел чуть взъерошенный Кирилл.

— Всем привет! О, сегодня день обнимашек? Почему меня не предупредили? Я тоже хочу!

Он крепко-крепко их обнял, а Милана, смеясь, предупредила:

— У нас сегодня день красного цвета. У тебя есть что-нибудь красное?

Кирилл рассеянно похлопал себя по карманам и состроил забавную рожицу.

— Не-а. А не, есть! Клубника. Принес из магазина. Подойдет?

Милана и Аня переглянулись.

— Подойдет! Идемте есть клубнику!

И они весело направились на кухню. А там Кирилл сообщил, что ему обещали повышение с переводом в Москву, так что в ближайшее время их ждет переезд.

Уехать… Что ж, хорошая идея! Городок маленький, кругом одни знакомые лица. И так уже столкнулись с тетей Мариной пару дней назад. Женщина живет в том же доме, где и Ирка, хорошо знает и Анечку и Милану. Когда увидела их вместе, удивленно воскликнула:

— Здравствуй! Сто лет не виделись! Как ты? Почему Анечка с тобой, а не с Ирой? Что-то случилось?

И так пристально посмотрела на малышку, что та обеими руками вцепилась в Милану и спряталась за ее спиной.

Нечего было ответить. Не хотелось сплетничать и рассказывать, что натворила сестра. Но и соврать язык не повернулся, поэтому Милана пробурчала что-то маловразумительное и поспешила скорее ретироваться. Но для Ани это был удар. Имя матери разбередило раны, она опять загрустила и стала отрешенной, только сегодня еле-еле пришла в себя.

Так что сердце было не на месте. В следующий раз они могут опять с кем-нибудь столкнуться — и что тогда? А если встретят Ирку? Ох, лучше не представлять! От одной мысли уже бросает в холодный пот. И все-таки, не будут же они все время бегать ото всех! Как хорошо, что Бог услышал ее молитвы и устроил все так, как нужно! На душе стало легче, появилась надежда, что прошлое скоро забудется, они перевернут этот лист и начнут все сначала…

Увы, человек не может знать наперед. И Милана в тот день не знала, что встреча Ани с настоящей мамой вот-вот случится.

Они всегда старались обходить это место стороной, чтобы не ворошить болезненные воспоминания. Холодный и неуютный детский дом рядом с родильным — как печально и удивительно! В одном месте дают жизнь, в другом — ее разбивают…

В этот день все же прошли мимо. Взглянув на знакомое здание, Аня резко остановилась и прижалась к Милане.

— Прости, милая, нужно было пойти другой дорогой… — виновато погладила ее по мягким волосам, осторожно увлекла на противоположную сторону дороги. Мысленно отругав себя, она постаралась поскорее перевести тему: — Кирилл, наверно, нас уже заждался. Посмотри, не идет ли он нам навстречу?

Милана не настаивала, чтобы Анюта называла их мамой и папой, да и разве это было важно? Главное, чтобы она снова поверила в то, что ее любят, научилась доверять, а они со своей стороны сделают все, чтобы ее не разочаровать.

Девочка послушно посмотрела в указанном направлении и помотала головой. Милана притворно вздохнула.

— Эх! Ну ладно, тогда мы его подождем.

Она взяла девчушку за руку, и вместе они бодро направились к зданию, где располагалась адвокатская контора, в которой работал Кирилл. Анечка грустила недолго. Уже минуту спустя показывала на голубей, лакомившихся хлебными крошками, потом на улетевшие в небо чьи-то шары, и собирала букетик из ярких осенних листьев. А Милане было так хорошо, так тепло рядом с этим маленьким ангелом, что на миг она забыла обо всем на свете.

Однако, когда они обошли здание и вышли к главному входу, она замерла от неожиданности. Кирилл стоял на ступенях, но не один, а с Иркой. Она что-то эмоционально ему говорила, но он почти не реагировал, смотрел куда-то в сторону и, похоже, нервничал, потому что без конца теребил наручные часы. Из легких словно весь воздух выбили. Было странно видеть рядом с Кириллом сестру. Зачем она пришла? Что их может связывать, тем более сейчас, когда Милана разорвала с ней общение, когда они негласно решили не упоминать ее имени ни при каких обстоятельствах?

Прежде, чем она успела опомниться, до нее долетели обрывки их разговора:

— Я и так тысячу раз пожалел, что так поступил, — обманчиво ровный и спокойный голос мужа. — Но уже ничего нельзя изменить!

— Можно, Кирилл, еще как можно! — голос Ирки с нотками раздражения. — Если бы ты меня выслушал…

Кирилл повернул голову, и их с Миланой взгляды встретились. Она наконец стряхнула с себя оцепенение. Ощутила легкий порыв ветра, дунувший в лицо, и карканье ворон, пролетающих над головой. Робкое прикосновение к руке и детский всхлип:

— Мама…

Господи, она так растерялась, что совсем не подумала об Анечке! Надо было увести ее до того, как она увидит эту вертихвостку, без зазрения совести оставившую ее в детском доме и ни разу не навестившую! Язык не поворачивался назвать сестру матерью.

Девочка юркнула за спину Миланы и крепко обняла, словно хотела скрыться не только от Ирки, но и от всего враждебного мира.

— Аня?! — сестрица удивилась не меньше. — Как это… Ты что, ее удочерила? — перевела ошеломленный взгляд на нее, но Милана проигнорировала вопрос.

— Ты идешь? — обратилась она к мужу.

Кирилл кивнул и, не попрощавшись со своей собеседницей, поспешил в их сторону. Дорога к машине показалась бесконечной. В спину буквально въедался колкий взгляд сестры. Усадив Анечку на заднее сиденье, Милана устроилась рядом и невольно посмотрела туда, где минуту назад стояла Ирка, а той уже и след простыл, только листья, подхваченные ветром, метались в воздухе. Переведя взгляд на девочку, заметила, что она насупилась и уставилась в окно, думая о чем-то своем. Ох, как бы снова не лишилась способности говорить! Сколько понадобилось сил и терпения, чтобы вернуть ее к нормальной жизни, и вот опять! Милана с раздражением посмотрела на мужа: знал ведь, что они подойдут с минуты на минуту, зачем заговорил с Иркой? Зачем она вообще пришла? Что она хотела?! Вопросы крутились на языке и обжигали, как угольки, но она сдерживалась из последних сил. Не хватало еще скандала! Потом с ним поговорит, с глазу на глаз, а сейчас нужно как-то Анечку отвлечь, растормошить, чтобы она не ушла в себя слишком глубоко. Но как? Что она может сказать? Завести разговор об Ирке явно плохая идея, любое напоминание о матери сделает малышке еще больнее. С чего же начать?

Милана обняла ее за плечи и поцеловала в макушку, а девочка вдруг положила голову ей на плечо и прикрыла глаза. Что ж, если не может подобрать нужные слова в уме, тогда пусть говорит сердце.

— Я люблю тебя.

Девочка приоткрыла один глаз, посмотрела на нее и снова зажмурилась. А губы тронула едва заметная улыбка.

— И я тебя, — прошептала она и прижалась еще сильнее.

Хоть на душе и стало немного легче, Милана понимала, что неприятного разговора с мужем не избежать. Осталось лишь дождаться подходящего момента.