ЭДИТА, или Четвёртая истерика

Тара Верано

В жизни маленького человека наступает момент, когда он уже не может жить как прежде, но ещё не знает, как нужно жить дальше. Причиной может быть что угодно: война, предательство, крушение иллюзий. Происходит переоценка ценностей. Человек стоит перед выбором и, резко меняя свою жизнь в ту или иную сторону, безвозмездно теряет то, что было создано им раньше. У человека это называется истерика. Всегда ли в истерическом порыве сделан правильный выбор? Перемены делают многие, но восхищения достойны лишь некоторые. На фоне полноценного образа общества этапы жизни Эдиты показывают каким настоящим испытанием стал переход из одной эпохи в другую, подвергая корректировке все понятия, представления и ценности в жизни.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

Поезд остановился на первом пути. Из вагона вышли молодая женщина и маленькая девочка шести лет с редким именем Эдита. Девочка спустилась по ступенькам, подняла глаза и увидела смотрящего на неё свысока сидящего мужчину во всём сером. Мгновение спустя девочка поняла, что это не настоящий человек, а памятник. Но его взгляд от этого не изменился, он словно спрашивал: «Зачем вы приехали сюда, молодая леди?». Мужчина-памятник держал что-то похожее на тетрадь и перо, как будто собирался записывать ответ девочки. Мимо суетливо проходили и толкали её люди с сумками и чемоданами, но девочка не обращала на них внимание.

— Мама, а куда мы приехали?

— Я же тебе говорила, в город Миргород.

— Какое же странное название, зачем повторять два раза город Миргород, достаточно сказать город Мир.

— Так сложилось уже много-много лет назад.

— А это кто? — Эдита указала на памятник.

— Это Николай Васильевич Гоголь, писатель, он родился в этой местности.

— Гоголь-моголь. Какое смешное имя. А что он пишет?

— Он писал романы и пьесы, ты их будешь изучать в школе.

— А сейчас что он пишет? — не унималась Эдита.

— Сейчас ничего, он уже давно умер, это просто памятник, изображающий писателя.

Любопытство Эдиты явно осталось не удовлетворённым, но как только она открыла рот, чтобы опять что-то спросить, мама одёрнула её:

— Не отвлекайся, Эдита, нам ещё надо добраться до дома, — и крепко схватив дочку за руку, они вошли во внутрь вокзала и, пройдя через холл, вышли с другой стороны и оказались на небольшой привокзальной площади. Здесь уже толпились люди в ожидании городского транспорта. Бедный автобусик с трудом вместил всех желающих. Эдите пришлось стоять возле толстой тётки с большой корзиной на коленях. Сзади пробирались люди, чтобы занять места в проходе, при этом шаркая своими вещами по хрупкой детской спине, ещё сильнее прижимая Эдиту к толстухе. Пожилые люди с многочисленными кошёлками всю дорогу кряхтели и жаловались на жару и больные ноги. Интеллигентные пассажиры с чемоданами молчали и с диковинкой посматривали на местных жителей. Автобус сильно рычал и медленно двигался по петляющим улицам. Эдите показалось, что ехали они целую вечность, хотя за это время автобус сделал всего три остановки. Наконец, мама позвала её и Эдита стала пробираться сквозь толпу. Выйдя на воздух, она почувствовала, как ей стало хорошо, легко и рядом с мамой, счастливая, надеясь, что после утомительного трёхдневного переезда в поезде и этого жуткого автобуса, всё худшее уже позади. Они завернули за пятиэтажные кирпичные дома и остановились возле старого деревянного забора, за которым виднелась небольшая хата-мазанка белого цвета с соломенной крышей. Эдита стояла и рассматривала его: дверь, когда-то выкрашенная в зелёный цвет, была уже достаточно выцветшая, два малюсеньких окна с белыми занавесками, покосившееся крыльцо.

— Мама, это же дом из сказки про Котигорошко! — Эдита захлопала в ладоши, вспомнив книжку с яркими иллюстрациями, которую мама привезла из Украины этой весной. — Мы будем жить в сказочном доме?

— Да, мы пока поживём в сказочном доме, таких здесь много, — иронично поддержала мама.

Сначала были сени, настоящие сени, где вдоль стены стоял длинный деревянный стол с разложенными травами, несколько пучков сухих растений висели под низким потолком, далее лежали инструменты и много непонятных вещей. Очарованная насыщенным пряным запахом, Эдита вошла в крохотную кухню, где стояли кровать, стол и два стула. Только маленький холодильник напоминал о современности и портил всё восприятие Эдиты.

— Мама, а здесь есть печь? Я хочу спать на печи, как у дедушки в доме, он мне разрешал.

— Посмотри, Эдита, здесь нет печи.

— Но в доме всегда есть печь, — не унималась Эдита. — А как мы будем готовит еду?

— На плите, электрической плите, теперь у всех такие, это быстро и удобно.

Отсутствие печи явно разочаровало Эдиту. В комнате, которая оказалась единственной, стояли высокая кровать, диван, платяной трёхстворчатый шкаф, трельяж и пара тумбочек. Через маленькие окна с трудом проникал дневной свет. Обстановка не обрадовала Эдиту. После дедушкиного дома из цельных бревен с резными ставнями, большого и просторного, с огромной русской печью, всегда тёплой, в верхней нише которой она любила играть со своими игрушками, этот сказочный поначалу домик оказался не таким уж и сказочным.

— Давай распакуемся и будем ложиться. Завтра нас ждёт интересная прогулка по Миргороду.

Продолжая идти к центру города по той же улице, по которой они вчера приехали с вокзала, Эдита старалась сама прочитать встречающиеся названия «Аптека», «Почта». Она задержала взгляд на большом трёхэтажном здании со скульптурами пионеров возле входа.

— Это школа, русская школа, через год ты будешь в ней учиться, — гордо сказала мама.

Но вот дорога стала шире и перед Эдитой открылась огромная площадь. Мама указала на колонны белого цвета справа. Эдита прочитала надпись над ними «Курорт».

— Это вход на курорт.

— А что такое курорт? — спросила Эдита.

— Курорт — это место, где люди лечатся от разных болезней.

— Это больница? — удивилась Эдита.

— Нет, в отличие от больницы, курорт — это целый городок, где есть санаторий, поликлиника, парк, места развлечений. Сюда приезжают люди во всех уголков Советского Союза, чтобы подлечиться и, прежде всего, попить минеральную воду. Она очень полезная. Идём в бювет и ты попробуешь эту водичку сама.

— А ты тоже приехала сюда, чтобы подлечиться?

— И я тоже. Мне посоветовал врач попить миргородскую воду и я почувствовала себя лучше, — ответ удовлетворил Эдиту и они вошли сквозь колонны центрального входа.

Перед Эдитой сразу же открылся совсем другой мир. Толпы мужчин и женщин неторопливо шли по аллее и мило беседовали. Крона невысоких деревьев создавала огромную зелёную «крышу» над головами прогуливающихся, закрывая от солнца, отчего клумбы с цветами казались ещё ярче и красочнее. Щебетали птички, перелетая с ветки на ветку, и было так приятно идти, легко и беззаботно. То справа, то слева попадались здания с надписями «Столовая», «Санаторий», «Корпус». Эдита не унималась:

— А долго тебе ещё надо пить эту воду?

— Врач сказал, что постоянно.

— Постоянно? Так мы теперь будем здесь жить долго-долго?

— Придётся.

— А как же наш дом?

— Ну, во-первых, это дом не наш, а дедушки и бабушки.

— Но я там тоже живу.

— А теперь будем жить в этом городе, в другом доме.

— Но у меня там остались все мои игрушки. Я хочу к ним.

— Не капризничай, дедушка и бабушка уже старенькие, я не могу тебя оставить на них. А игрушки у тебя теперь будут новые, те же были совсем истрёпанные и поломанные.

Мама была права, игрушки были старые, нуждались в чистке и ремонте, и не потому что Эдита плохо с ними обращалась. Просто все игрушки доставались ей от старших двоюродных братьев и сестёр. Эдита надулась и продолжала прогулку молча.

Они подошли к ступенькам, которые вели в небольшое белое здание с зелёной крышей в несколько ярусов, бывшую маленькую церковь.

— Это бювет, — и мама завела её вовнутрь.

В бювете рядами стояли краники с надписью «гор» или «хол». Мама вытащила из сумки два фарфоровых стаканчика, оба были необычной плоской формы и сверху с носиком для питья.

— Держи, теперь этот маленький стаканчик будет твой. Смотри, у меня почти такой же, только побольше. Мы наполним стаканчик водой и будем идти и пить потихоньку. Вот так, — при этом мама действительно быстро наполнила оба стаканчика, комбинируя горячую и холодную воду.

У Эдиты поначалу долго не понимала, как из него пить, она упорно дула в носик, а не втягивала в себя. Но вот через пару попыток тёплая жидкость подкатила к горлу. Вода показалась Эдите невкусной, пахла болотом. После первого глотка она поморщилась, скривилась и вопросительно посмотрела на маму. Мама пила с наслаждением, улыбаясь и смакуя. Эдита сделала второй глоток, третий и стала привыкать к воде и потом уже странный вкус не отвлекал её от прогулки.

С середины моста, который вёл через речку Хорол, хорошо просматривались оба берега, вдоль которых росли ивы, низко опустив свою листву над водой. На реке плавали прогулочные лодки, мужчины проворно управляли вёслами, демонстрируя свою силу и ловкость перед дамами. Мама показала Эдите другие корпуса, где проводились лечения ванными и грязями, что очень рассмешило Эдиту. Остановившись перед очередным красивым зданием с яркими афишами, мама сказала:

— Это дом культуры курорта.

Они вошли во внутрь. В окошечке с надписью «Касса» сидела женщина с вьющимися каштановыми волосами. Увидев любопытных женщину с ребёнком, она заулыбалась и встала из-за стола. Женщина бросилась к маме:

— Маша! С приездом!

— Галя! А я решила показать Эдите курорт и тебя заодно проведать.

Мама с женщиной обнялись, приветствуя друг друга. Женщина с интересом посмотрела на Эдиту:

— Наконец-то я увидела Эдиту, какая у тебя милая девочка. Здравствуй, я тётя Галя, — обратилась женщина к Эдите.

— Здравствуйте, — ответила вежливо Эдита.

— Как добрались?

— Всё в порядке. Эдита молодец, прекрасно перенесла почти четверо суток в поезде. Вот решили прогуляться, хочу показать ей Миргород.

— Эдита, а хочешь посмотреть наш Дом культуры?

— Конечно!

Сначала тётя Галя показала им концертный зал с мягкими красными креслами и огромной сценой:

— Здесь проходят концерты. К нам каждую неделю приезжают артисты с концертной программой из филармоний всех областей: певцы, музыканты, актеры, юмористы, — с гордостью рассказывала тётя Галя. — Скоро у нас будут выступать дуэт «Тарапунька и Штепсель», я вам обязательно билеты оставлю.

Длинный коридор привёл их в танцевальный круглый зал с паркетным полом и белыми гофрированными шторами. В углу зала стояли инструменты.

— А здесь курортники танцуют. У нас всегда танцы под живую музыку. Кстати, Маша, может сходим как-нибудь на танцы, Вова и Вера уже давно зовут нас составить им компанию? — Галя подмигнула маме и они, смеясь, пошли дальше к выходу.

Прощаясь, тётя Галя вдруг спохватилась:

— А давайте завтра вместе поедем на Сорочинскую ярмарку. У нас мотоцикл с коляской, как-нибудь разместимся, — и интригующе обратилась к девочке. — Эдита, я уверенна, что ты никогда не была на Сорочинской ярмарке, — Эдита замотала головой в знак подтверждения.

— Конечно, с удовольствием, — защебетала мама.

— Так что до завтра, мы заедем за вами около шести утра, не проспите.

— Ну что ты, не проспим. Да, Эдита, мы будем готовы? — Эдита опять замотала головой в знак согласия. Тётя Галя побежала обратно в кассу, а Эдита с мамой продолжили прогулку.

Перейдя через мост в обратную сторону, мама предложила свернуть направо и повела Эдиту по другой дороге. На этот раз ей попалось огромное количество кустов роз, красных, розовых, желтых, белых, которые тянулись вдоль аллеи, разделяя её на две половинки. Стоял такой шикарный аромат, что Эдите хотелось идти всё медленнее и медленнее. Этот запах напомнил ей бабушкин сад, в котором тоже росли такие же кусты роз, такие же разноцветные бутоны.

— Я хочу посидеть, я устала, — попросила маму Эдита.

— Хорошо, давай присядем на лавочку вон там.

Эдита вспомнила, как бабушка варила варенье в летней кухне, стены которой были выложены из стеклянных блоков, тем самым позволяя свету проникать во внутрь, где на всевозможных полках, лавках и прямо на полу стояли горшки с цветами, коробочки с рассадой, инструменты, банки с консервацией и много другого. Почувствовав голод, Эдита вспомнила, как пахли бабушкины оладушки, как она бежала на огород и там рвала малину и чёрную смородину. Дедушка считал, что домашнюю ягоду не нужно мыть, и никто не мешал Эдите есть прямо с кустов. Малина росла вдоль всего забора плотно засаженного огорода и чтобы добраться к ней, Эдите приходилось идти мимо высоких цветов, любимых дедушкиных гладиолусов. Гладиолусы вырастали такие высокие, что когда дети играли, Эдита в них пряталась и, пока её искали, вдыхала божественный аромат красочных и больших цветов. Её воспоминания нарушил голос мамы:

— Посмотри, а вот озеро.

Чуть дальше Эдита увидела небольшое озерце, окруженное ивами, и слегка заросшее камышами и густыми кустарниками. На озере плавала пара лебедей. Мама продолжала:

— Это маленькое озеро называется миргородская лужа.

— Лужа? Почему лужа? — засмеялась Эдита.

— Потому что эта лужа существует уже очень давно и она появляется всегда после разлива реки и раньше очень мешала жителям города. Они много сделали, чтобы лужа стала меньше, как сейчас. И теперь она является символом города. Без неё никто уже не представляет Миргород. Лужа не пересыхает в жаркую летнюю пору и не замерзает зимой.

— А почему?

— Секрет в том, что в озеро поступают подземные тёплые водные ключи.

— Понятно. А когда папа приедет к нам?

Вопрос Эдиты ввёл Машу в замешательство. Она ждала его, понимала, что рано или поздно дочка спросит об отце:

— Понимаешь, папа больше не будет с нами жить. Но он будет приезжать к нам время от времени, чтобы увидеться с тобой.

— А с тобой?

— И со мной.

Эдита просто вздохнула, и как ни странно больше не задавала вопросов об отце. Она смутно помнила его, он и раньше редко приезжал к ним. Похоже, что Эдита приняла услышанную информацию как неопровержимый факт, и смирилась со сложившейся ситуацией. Посидев ещё немного, понаблюдав за лебедями, Эдита с мамой побрели домой.

Глава вторая

Утром мама разбудила Эдиту очень рано, было ещё темно. За окном шёл дождь. К дому подъехал мотоцикл с коляской. Это был новенький «Урал». Мужчина и тётя Галя, оба в шлемах, радостно махали рукой Маше.

— Ну що готові, залізайте, за погоду не переживайте, дощ скоро закінчиться, главноє до начала успіти, — поторопил всех мужчина.

Накануне Эдита уже слышала украинскую речь, иногда встречались знакомые слова, но смысл в целом был ей не понятен. Будучи робким и стеснительным ребенком, она не решилась переспросить у незнакомого человека, что он сказал. Мама обратилась к Эдите:

— Тётю Галю ты уже знаешь, а это дядя Миша. Он нас повезёт на этом мотоцикле на Сорочинскую ярмарку.

Несмотря на август, мама одела Эдиту потеплее: зеленую вязаную шапку, на ноги зелёные резиновые сапожки, тонкий короткий зелёный плащ. Мама имела утончённый вкус и всегда старалась, чтобы одежда была в тон, по мере возможности. Себе она надела на голову коричневую плащевую косынку и такого же цвета плащ чуть ниже колен. Мама села в коляску и усадила Эдиту перед собой между ног. Дядя Миша помог маме надеть шлем и накрыл их дерматиновой накидкой. Дождь практически прекратился. Мотоцикл взревел и стал выезжать на дорогу. Эдита напряглась, первый раз она ехала на таком транспорте. Низкое сидение напоминало ей катание на санках зимой, но сильный гул мотора прямо над ухом устрашал её, да и ветер с каплями воды дул в лицо с такой силой, что езда становилась неприятной. Впереди с автобуса шёл сильный шлейф капель. Дядя Миша чуть отстал и пропустил вперед другую машину, за которой ехать было гораздо приятнее.

— Зараз буде пост ГАІ, сховайте дівчинку.

И мама сразу поняла, о чём говорит дядя Миша, быстро сказала Эдите свернуться калачиком и залезть во внутрь коляски. Она быстро сделала, как сказала мама, не понимая, зачем это понадобилось, но лежать калачиком в коляске ей, как ни странно, было гораздо комфортнее, ветер не дул в лицо и было теплее. Когда мотоцикл миновал пост ГАИ, прозвучала команда мамы вылезать, Эдита пробурчала, что она не хочет. Наконец, мотоцикл замедлил ход, свернул и, качаясь и подпрыгивая из стороны в сторону, остановился. Первой вылезла мама и, полностью откинув накидку, стала вытаскивать Эдиту. Ноги немного затекли, но в целом Эдита выглядела довольной. Тётя Галя сняла шлем, покрутила головой и на плечи рассыпались густые локоны каштановых волос. Она уловила внимательный взгляд Эдиты:

— Эдита, уже можешь снять шапочку, становится тепло.

Эдита, сама не замечая, стала снимать шапочку таким же выразительным движением, покрутила головой и на этот раз её шикарные белокурые локоны рассыпались по спине.

Оглядевшись по сторонам, Эдита увидела, что стоят они просто в поле и справа и слева от них огромное количество машин, мотоциклов, автобусов, грузовиков, но больше всего было велосипедов.

— Почему велосипедов так много?

— Сьогодні ярмарка, — первым отреагировал дядя Миша, смеясь, — каждий їде на чом зможе. А велосіпед є в кожній родині.

Опять эта странная речь и опять Эдита постеснялась переспросить дядю Мишу. Невысокого роста, плотный, с коротко стриженными волосами с проступающей сединой на висках, дядя Миша оказался очень проворным. Он ещё раз перепроверил хорошо ли стоит мотоцикл, уложил шлемы в коляску и тщательно зачехлил её.

— Ну, все, можем йти, — скомандовал дядя Миша. Мама взяла крепко Эдиту за руку:

— Эдита, постарайся всё время держать меня за руку, не вырывайся и не отставай, так как на ярмарке очень много людей и можно потеряться. Сейчас мы пойдём к главному входу, видишь, вот эти белые ворота. Если вдруг потеряешься, иди к этим воротам, их видно отовсюду, и мы тебя там найдём, — Эдита кивнула в ответ.

Вся компания двинулась в сторону главного входа. Это была огромная металлическая конструкция в виде буквы «П», на которой было написано «Сорочинський ярмарок 1975». Идти было тяжело. Ноги разъезжались на размокшей после дождя земле, грязь прилипала к обуви. Эдита, будучи в резиновых сапогах, уверенно шла по лужам, в то время как взрослые пытались обходить их или перескакивать, рискуя поскользнуться и упасть. Кто-то выложил доски в самых труднопроходимых местах, однако они качались под тяжестью людей и, намокнув, представляли ещё большую опасность свалиться в грязь. Чем ближе они приближались к главному входу, тем плотнее и плотнее становилась толпа, в которую вливались всё новые и новые люди.

Однако, как только компания прошла под металлической конструкцией, народ постепенно стал рассеиваться в разные стороны и перед взором Эдиты открылась целая деревня: ровными уличками стояли импровизированные киоски. Вдалеке виднелись соломенные крыши хат, из разных сторон поднимался дымок и доносились удивительные вкусные запахи. Заиграла музыка, мимо пробежали девушки и юноши в ярких нарядах. На юношах очень широкие штаны, засунутые в сапоги, белые рубахи с красивыми вышитыми впереди узорами, на девушках такие же вышитые рубашки, узкие юбки, переднички в красивых цветах и на головах обручи из цветов и разноцветных ленточек. Эдита засмотрелась на них, остановилась и только, когда мама дернула её за руку, спросила:

— А кто это?

— Это юноши и девушки в национальном украинском наряде, его надевают в праздничные дни.

— Значит ярмарка — это праздник?

— Сорочинская ярмарка — это очень большой праздник.

— А у меня будет такой наряд?

— Конечно будет, тебе тоже понадобится наряд для праздников.

— Ура! — довольная, Эдита зашагала дальше за толпой, представляя себя с венком на голове и поправляя несуществующие ленточки.

И тут перед её взором открылась огромная лужа, в которой сидели два человека вокруг самовара. Один был толстый и низенький, другой высокий и худой. Они по пояс были в луже и пили чай из блюдечек.

— Посмотрите, кто это в луже? — удивленно закричала Эдита.

— А, это Иван Иванович и Иван Никифорович, герои произведения Николая Васильевича Гоголя. По книге они поссорились из-за ерунды и так и не помирились, но их всегда изображают мирно беседующими за самоваром, — объяснила тётя Галя.

— Так они не настоящие, — засмеялась Эдита.

Тут подбежал дядя Миша и замахал руками, чтобы Эдита с мамой ускорились:

— Швидше, сюда, зараз будуть їхати.

Он подхватил Эдиту за вторую руку и потащил сквозь толпу, вытолкнув Эдиту перед собой так, чтобы она оказалась в первом ряду зрителей. И только теперь Эдита заметила, что все люди выстроились вдоль дороги, оставляя широкий проход. С левой стороны доносилась музыка, отчетливо слышен был баян, скрипка и бубен и появились какие-то странные животные, которые тащили повозку с людьми. Они так тяжело передвигали копытами, всё тело содрогалось и скрючивалось, что невольно Эдита спросила маму:

— Почему быки такие странные?

— Це воли, — поспешил поправить дядя Миша.

— Они очень сильные и выносливые. Смотри, сколько сразу людей два вола везут в повозке.

Когда повозка приблизилась, в ней Эдита рассмотрела несколько человек, все в странных нарядах. Особенно выделялась старуха с яркими красными бусами на груди, на голове у неё был повязан платок так дивно, что концы платка торчали над головой в разные стороны. Старик с огромными усами, спускающимися аж до груди, придерживал рукой огромную высокую шапку на голове. Привлёк Эдиту и странный тип весь в чёрном с рожками на голове.

— Дивись, Едіта, тут на возу герої Сорочинського ярмарку: Хівря, Чорт, Черевик, Афанасій Іванович, Солоха, Параска, Грицко, — старался по ходу комментировать дядя Миша.

Эти имена ни о чём не говорили Эдите. Герои по ходу соскакивали с повозки и, идя за ней, приветствовали собравшихся. Когда повозка остановилась, с неё чинно слез мужчина в чёрном длинном плаще, с длинными чёрными волосами и чёрными усами. Он держал в руке папку и перо.

— Я его знаю, — закричала Эдита, — это дядя с памятника на вокзале, я его видела, у него тоже была папка и перо.

— Правільно, а знаєшь, як його звати?

Эдита покрутила головой:

— Я забыла.

— Це Микола Васильович Гоголь, письменник.

— Да-да, я теперь вспомнила. А какие сказки он написал? — но тут мама прервала беседу:

— Смотри, не пропусти представление.

Гоголь поздоровался с поджидавшим его представительным мужчиной в костюме, открыл папку, черкнул в ней пером, потом закрыл папку и протянул её мужчине в костюме, пожав руку. Ярмарку официально объявили открытой. И началось ликование, хлопанье, смех, крики, опять зазвучала музыка. Повозка с волами двинулись дальше, а народ стал опять разбегаться в разные стороны за покупками.

— Если представление окончилось, что мы теперь будем делать?

— Что ты, ярмарка только начинается. Теперь мы будем гулять, пробовать украинскую еду, послушаем украинские песни и посмотрим украинские танцы. Но сначала мы сделаем покупки. Только не отставай, — сказала мама и Эдита побрела за ней, рассматривая все прилавки, которые ей попадались. Эдита в силу своего возраста ещё не знала, что ярмарка была редкой возможностью для советского человека купить дефицитные вещи, которые специально придерживались и выбрасывались в продажу в демонстрационных целях, как на выставке достижений народного хозяйства. Самым востребованным была обувь, за ней стояли огромные очереди, люди хватали всё, что могли позволить себе купить. Пока взрослые толкались возле прилавков, становясь сразу в несколько очередей, Эдита стояла в стороне и рассматривала всё вокруг.

На большом станке чего только не было: полотенца, вышитые красивыми узорами, блузы и сорочки, ковры и гобелены.

— Тобі подобається? — спросила продавец.

— Красивые кофточки, — восхитилась Эдита.

— Это вышиванки, так называют сорочки, их носят и мужчины, и женщины и дети, — сказала стоящая рядом женщина, увидев восхищение маленькой девочки. — Узоры вышивают цветными нитками, долго и кропотливо.

На эти слова продавщица в вышиванке и венком из цветов стала раскладывать перед ними разные сорочки:

— Подивіться, ось біла вишивка. То є найтяжча вишивка, білим по білому, лен на Полтавщині так вміють.

Эдита с удовольствием рассматривала и щупала вышиванки.

— А как они это делают? — спросила Эдита непонятно кого.

— Существует много техник как вышивать, видишь, вот крестиком вышито, а вот спиралька, а вот это стежок. По орнаменту и технике можно было определить, где её вышивали. Вот это все узоры Полтавщины — указала на выложенные вышиванки незнакомая тётенька.

— А у меня тоже должна быть такая вышиванка?

— Конечно, все украинские девочки имеют национальный костюм и одевают его по праздникам, — таинственно улыбалась незнакомка.

— Послухайте, раніше на Полтавщині обична дівчина мала мінімум тридцять п'ять вишиванок, а заміжня пані всі шістьдесят. А зараз лен на свято вдягають.

— Я думаю, что придет время, когда вышиванки станут снова модными и их будут носить каждый день, как обычную одежду, — романтично рассуждала женщина.

— Подивимося, — скептически согласилась продавщица.

Дальше шли ряды с глиняными горшками, разукрашенные в основном синими и красными цветами, деревянные бочки и плетёные корзинки, колбаса и выпечка. Таких караваев Эдита не видела никогда. Он едва ли влез бы в огромный тазик, в котором купали Эдиту. Косички несколько раз оплетали круглый хлеб, отдавая ярким коричневым цветом на солнце. А запах! Эдите сразу захотелось откусить этого каравая, хоть маленький кусочек. Она подошла ближе и вдохнула запах свежеиспечённого хлеба. Между киосками стояли повозки, с которых свисали кукуруза, чеснок, лук, перец, на возах навалены корзины с хлебом, овощами, консервацией. И всё было так притягательно и маняще.

Но больше всего её заинтересовали игрушки, которые продавались на следующем станке. Здесь были и мягкие куклы в вышитых одёжках, какие-то непонятные домовые-чудики, чертенята, поросята, другие разные зверюшки. Игрушки были и мягкие, и из глины, и из дерева. Эдита так увлеклась рассматриваем игрушек, что не заметила, как люди вокруг стали посмеиваться. Сначала она почувствовала, что кто-то постучал ей по плечу справа, она повернулась, но никого не было. Смех усилился. Тут опять постучали по плечу на этот раз слева, она повернулась, но опять никого не было. Смех превратился просто в гоготание. Чувствуя, что это уже неспроста, Эдита резко повернулась назад и замерла от ужаса. На неё смотрела страшная сморщенная старуха с седыми волосами, огромным горбатым носом, а изо рта торчали клыки. Старуха с клыками гоготала, тряслась и махала руками. Эдита в страхе попятилась назад и уперлась в прилавок с игрушками. Такой ужасной старухи она ещё не видела никогда. Пытаясь убежать, она задела кучу с поросятами и они посыпались на землю. Не зная что делать дальше: бежать от старухи или собирать рассыпавшихся поросят, Эдита стояла как вкопанная, онемевшая, не смея пошевелить ни рукой ни ногой. Старуха нагнулась ещё ниже и, уткнувшись в лицо Эдите, рассмеялась и спросила:

— Ти шо, злякалась? — и протянула ей игрушку домового. И хотя игрушка совсем не вызвала у Эдиты радость, она взяла её, не смея опять разозлить старуху, и, забыв сказать «спасибо», бросилась наутёк. Сзади послышался душераздирающий смех, ярмарка развлекалась.

Немного успокоившись, Эдита поняла, что потерялась. Отвлекшись на игрушки и убежав с этого места, она уже не знала, в какую сторону идти. Повернув голову назад, она увидела вдалеке металлическую конструкцию входа, но возвращаться назад ей так не хотелось, что она решила ещё немножко погулять по ярмарке.

Снова потянулись ряды со всякой всячиной, между киосками прямо на земле были разложены разнообразные изделия из дерева, глиняные горшки, инструменты, банки с мёдом, в коробках пищали цыплята и утята. Тётенька, видя интерес девочки, разрешила ей погладить цыплят. Насладившись общением с маленькими жёлтыми пищащими комочками, Эдита пошла на звуки музыки. На широкой сцене молодые юноши и девушки в сопровождении всё тех же музыкантов танцевали быстрый заводной танец, легко, энергично, с улыбкой на лице. Девушки крутились так быстро, что у Эдиты даже закружилась голова и захватило дух. А юноши в широких красных шароварах подпрыгивали выше головы, разводя ноги в стороны. Вот это да! Зрители подбадривали, подтанцовывали, подпевали. Стояло общее веселье. Эдита сама развеселилась и бодренько мурлыча себе под нос услышанную только что мелодию, пошла в направлении места встречи. Но тут послышался визг и писк, народ стал разбегаться, не переставая смеяться. Не понимая, что происходит, Эдита просто остановилась, и вдруг перед ней выпрыгнул настоящий чёрт с хвостом весь в чёрном и с рогами на голове и изо рта вниз идёт красная полоса, как стекающая кровь. Одной рукой чёрт размахивал чёрно-красным плащом, другой со скрюченными пальцами норовил ухватить Эдиту. Он прыгал вокруг Эдиты, запугивая её, а народ смеялся и фотографировал. Тут набежали ещё несколько чертей, начали точно также прыгать и гоготать. После старухи с клыками эти черти показались Эдите даже милыми. Она улыбнулась. Чёрт достал сладкого петушка на палочке и протянул ей. На этот раз Эдита уверенно взяла подарок, чёрт погладил её по головке и вся компания устремилась дальше по торговым рядам пугать посетителей.

Совсем развеселившись, Эдита побрела дальше к входу. Стало совсем тепло. Она расстегнула плащ, сняла его и завернула в него свои подарки: домового и петушка на палочке. Тут она увидела одиноко стоящую табуретку и ей захотелось посидеть. Эдита подошла к табуретке, осмотрелась по сторонам. Вокруг лежали разные изделия из глины: горшки, тарелки, кружки, кувшины. Сев на табуретку, Эдита посмотрела на солнце, небо стало голубым-голубым, уже ничего не напоминало об утреннем дожде, земля подсохла. Толпы людей двигались в разные стороны, многие уже с покупками. Дед шёл с двумя гусями, которые гневно покрикивали у него из-под мышек. Женщина с трудом тащила сумки всякой всячины, а рядом брели двое детей и сосали конфеты на палочке. Кто-то уже захмелел и пьяненький, пошатываясь, еле передвигал ноги. Опять пробежали юноши и девушки в украинских нарядах.

— Ти сама на ярмарку? — раздался голос за спиной.

Позади разложенных вещей стоял дед с длинными белыми усами, в соломенной шляпе, из-под которой выглядывали седые волосы, в просторной льняной рубахе светло-серого цвета и таких же просторных штанах. Большая дымящая трубка торчала изо рта. Он совсем не был похож на тех разодетых людей, которых до сих пор встречала Эдита.

— Вы тоже из героев этого писателя Гоголя? — спросила Эдита, совсем не смутившись, что, вероятно, это пришёл хозяин табуретки.

— Ні, я гончар з Петриківки. Я роблю оці глечики, миски. Може ти загубилася?

— Я отстала от мамы, но мы договорились встретиться вон возле того входа.

— Добре, йди до мами, але повертайся, я вам коє-чего цікаве покажу.

— Хорошо, — и Эдита побежала. Она ещё не успела подойти к воротам, в которые всё продолжали и продолжали входить толпы людей, как уже раздался знакомый голос:

— Вот она, — и к Эдите подбежали мама, дядя Миша, тётя Галя. Стали расспрашивать, всё ли с ней в порядке. Но видя счастливое лицо Эдиты, все сразу успокоились, а Эдита начала трещать:

— Я видела старуху с клыками, она мне подарила домового, посмотри какой он хороший и добрый. А ещё я видела чертей, один чёрт подарил мне петушка. А ещё вот там дядя в шляпе, он нас ждёт, он нам что-то хочет показать, он гончар.

Взрослые, счастливые, что с ребёнком всё в порядке, сразу приняли приглашение пойти к гончару. Старик уже издали заметил приближающуюся к нему компанию и жестом пригласил пройти дальше вглубь между грудами глиняной посуды.

— Це гончарний станок. Хочеш подивитися як робиться глечик?

Эдита, не понимая о чём идёт речь, махнула головой в знак согласия. Гончар сел за станок, поставил ноги на широкий нижний круг, одной ногой упёрся в деревяшку, другой стал разгонять его. Верхний круг тоже стал вращаться. Рукой он взял немного глины, положил в центр круга и, как бы обнимая её обеими руками, стал делать плавные движения вокруг этого кусочка, периодически смачивая руки в воде. Руки полностью запачкались в глине, но, как по волшебству, постепенно стали появляться сначала нечёткие, а потом все более отчётливые очертания горшка. Действие было настолько завораживающим, что Эдита от удивления открыла рот и не могла оторвать взгляда. Она подошла очень близко к станку и протянула руку. Гончар не стал её останавливать. Кончиком пальца она прикоснулась к вертящейся конструкции и кусочек глины остался на её пальце, а на горшочке появилась выемка, которая потом быстро исчезла.

— Але то ще не все, потом треба ще сушіння та спікання. Випікання закріплює форму і надає твердості, — продолжал объяснять во время своей демонстрации гончар, улыбаясь.

На прощание старик дал Эдите глиняную свистульку-петушка, она издавала изящные звуки, похожие на пение птицы, а если ещё закрывать поочередно дырочки на свистульке, то можно добиться великолепного пения. И продолжая свистеть, Эдита и компания двинулась дальше гулять на ярмарке.

Тётя Галя предложила покушать вареников и указала на дорогу к корчме. Проходя мимо станков с едой, которые предлагали вареники по 20 копеек за порцию, голубцы, галушки, борщ, блинчики, колбаску копчёную, Эдита вдруг увидела на стене огромное красное лицо упитанного деда. Перед ним была большая тарелка и вареник из тарелки сам попадал в рот, исчезая там. Рот закрывался, делал несколько движений и снова открывался для ниоткуда взявшегося вареника. И так продолжалось бесконечно. Рассматривая обжору, Эдита начала смеяться, показывая маме на него пальцем.

— Це Пацюк їсть вареники з «Вечерів на хуторі близ Диканьки», все як у Гоголя, — подключился дядя Миша.

— Я только не понимаю, как вареник опять целый попадает ему в рот, у него даже нет вилки.

— Присмотрись повнимательнее, вареник на длинной спице, спица крутится и после каждого круга опять возвращается в рот. Это такая игрушка с секретом, — объяснила тётя Галя.

— Понятно, он ест так смешно и так аппетитно, что я тоже хочу вареников.

Перед корчмой сидели две женщины в белых вышитых блузках и венками на голове и лепили вареники. Эдита подошла и долго смотрела, как руки женщин, все в муке, разминают кусочек теста, делают из него кружочек, кладут туда начинку и ловко закрывают вареник, который напомнил Эдите улыбающийся ротик. Ротики укладывались на поднос и уносились на кухню. Когда женщина предложила Эдите поучаствовать в лепке, она застеснялась, отвернулась и компания продолжила свой путь.

Дядя Миша услышал, как возле корчмы созывали желающих на конкурс на самого быстрого пожирателя вареников, и устремился на призыв. Тётя Галя схватила маму и Эдиту и потащила их за мужем. Когда они подошли, участники уже стояли возле своих тарелок. Ведущая познакомила зрителей с каждым участником, а их было пятеро. Им предстояло сделать три подхода по тарелке вареников. Ведущая объявила, что первыми будут вареники с сыром.

— А как это с сыром? — спросила Эдита.

— Это значит с творогом, просто по-украински творог это сыр.

— А сыр — это творог?

— Нет, сыр тоже сыр.

Так ничего не поняв, под подбадривающие крики зрителей Эдита наблюдала за поеданием вареников. С первой порцией все участники справились очень быстро. Дядя Миша был второй. На второй тарелке были вареники с капустой. Их тоже уплели за пару минут. На этот раз дядя Миша был уже третьим. Последняя порция с картошкой давалась участникам уже с трудом. Насытившись, они еле проглатывали их. Дядя Миша отстал окончательно. Когда уже поздравляли победителя, он, еле передвигаясь, довольный подошёл к компании.

— А почему вы такой веселый, вы же ничего не выиграли? — спросила Эдита.

— Як не виграв? А вареники? Я з'їв таку купу вареників БЕЗ-ПЛАТ-НО, — последнее слово дядя Миша сказал по слогам, чётко и выразительно произнося каждую букву. И довольный повёл всех в корчму кормить уже за деньги.

Корчма представляла собой хату с длинными деревянными столами и лавками по обеим сторонам. Эдита уселась поудобнее и выбрала вареники с картошкой. Наслаждаясь едой, Эдита продолжала наблюдать за другими посетителями корчмы, которые с удовольствием поглощали всё, что было на их многочисленных тарелках.

Тётя Галя болтала с мамой, а потом вдруг повернулась и спросила Эдиту:

— Почему у тебя такое имя необычное?

— Это бабушка меня назвала. Она очень любит певицу Эдиту Пьеху. Получается, что в честь неё.

— А тебе нравится твоё имя?

— Да, нравится. Ни у кого такого нет, только у меня и у певицы, так говорит бабушка.

Тут вдруг ставни одного закрытого окна распахнулись и в нём появилась свиная голова, вопя и издавая странные звуки. Эдита вздрогнула, как и некоторые другие посетители, которые, вероятно, тоже были на Сорочинской ярмарке впервые, но остальные стали смеяться, гоготать и повторять: «страшная свиная рожа выставилась». Тётя Галя успокаивала Эдиту:

— Это традиционная страшилка здесь. Эта нечистая сила всех пугает, поэтому свинью все боятся. Но на самом деле она не такая уж и страшная, даже помогает людям. Когда почитаешь Гоголя, то тебе будет многое понятно.

Ставни закрылись с исчезновением свиной головы, звуки прекратились и народ продолжил поедание вареников, запивая медовухой и другими традиционными напитками.

После обеда дядя Миша предложил посмотреть развлечения. Под развлечением понимались разные конкурсы, которые проводились на ярмарке. Сначала Эдита сосредоточилась на ползущем по очень высокому ярмарочному столбу юноше в национальной одежде. Поначалу он двигался быстро. Потом, наверное, устал и остановился:

— А куда он должен доползти? — спросила Эдита.

— На самый верх и снять вон тот мешок.

— А что в мешке?

— Там черевички. Конкурс так и называется «За черевичками».

— А что такое черевички?

— Это такие сапожки женские. Один из героев Гоголя поехал в опасное путешествие только, чтобы достать такие черевички. Вот и теперь участникам нужно приложить немало усилий, чтобы достать сапожки.

Все продолжали подбадривать юношу, но, обессиленный, он спустился вниз. Тогда вызвался другой участник, очень худой. Он снял вышиванку и с голым торсом полез наверх. Он продвигался так плавно и быстро, что у всех захватило дыхание в ожидании, когда же он устанет. Но он упорно лез и лез. Начали раздаваться одобрительные и подбадривающие возгласы, гул усилился. И вот он схватил мешок и торжественно показал всей толпе внизу. Раздались бурные аплодисменты и поздравления.

Были ещё забеги в мешках, перетягивание каната, но решив, что пора возвращаться, вся компания двинулась в обратный путь по другой стороне, где стояли грузовики и торговля велась с бортов. Чего там только не было, всё продавалось вперемешку: картошка, капуста, арбузы, дыни, живые куры, гуси, кролики, поросята. Между грузовиками стояли столы, за которыми пиршествовали и веселились и продавцы и покупатели, играли музыканты и все дружно пели украинские песни.

Направляясь к мотоциклу, Эдита обратила внимание, что по сравнению с утренним видом стоянка за день намного увеличилась и представляла собой бескрайнее поле разнообразного транспорта. Тётя Галя стала расспрашивать Эдиту:

— Тебе понравилась ярмарка?

— Да, очень. Хотя меня хотели запугать старуха с клыками, чёрт, и даже свиная голова, но я не испугалась и мне за это дали подарки.

— А что тебе больше всего понравилось?

— Мне понравились герои ярмарки, они в таких смешных нарядах, — Эдита захихикала. — Но, — уже серьёзно продолжила Эдита, — мне очень понравился наряд девочек с таким красивым обручем из цветов на голове и с него свисают такие разноцветные ленточки. Вот бы мне такой.

— Закрой глаза, — тётя Галя остановилась, полезла в сумку и с интригой посмотрела на Эдиту. Эдита подчинилась, подняв голову к заходящему солнцу. — Теперь смотри.

Она открыла глаза, тётя Галя протягивала ей венок с лентами. Осторожно Эдита взяла его в руки и, выйдя из оцепенения, затараторила:

— Ура, мама, посмотри, какой венок мне подарила тётя Галя. Мама, он такой же, как был у девушек на ярмарке. Он такой красивый, я тоже смогу его носить, я буду такая же красивая, — и сразу же примерила его себе на голову. — Мама, я красивая?

— Ну, всё-всё, красивая. Поблагодари тётю Галю.

— Спасибо, тётя Галя. Откуда вы знали, что я захочу венок, вы что волшебница?

— Посмотри, что ещё есть в кульке. Здесь есть блузка, по нашему вышиванка, юбочка, жилеточка, — Галя улыбалась, а Эдита просто онемела от радости. — В Миргороде все девочки на праздник и в садике и в школе надевают традиционный наряд, вот такой как этот.

Эдита от восторга схватила кулёк и начала прыгать изо всех сил, крутиться, пока чуть не выронила его из рук.

— Эдита, давай его мне, пока ты не испачкала подарок, и залезай в коляску.

С трудом сдерживаясь от восторга, Эдита уже представляла себя в таком красивом и необычном наряде с венком на голове. В таких мечтаниях она уже не замечала, как мотоцикл с грохотом мчал их обратно в Миргород. Из-за загруженной дороги обратный путь занял больше времени и Эдита задремала, свернувших калачиком под мотоциклетной накидкой.

Вечером перед сном, делясь последними впечатлениями с мамой, Эдита спросила:

— А принесёшь мне книжки этого писателя Гоголя-моголя, я хочу почитать про всех его героев.

— Я спрошу в библиотеке, но боюсь, что тебе ещё рано их читать, ты ещё не всё сможешь понять.

— Я буду медленно читать и пока я медленно читаю, я буду расти и, пока я дочитаю, я вырасту и всё пойму.

Мама засмеялась, поцеловала дочку и пожелала ей спокойной ночи.

Эдита ещё долго лежала и вспоминала яркие моменты на Сорочинской ярмарке. Теперь ей непременно хотелось попасть на неё ещё раз. Она уже не представляла свою жизнь без гоголевских героев. И хотя многие слова в речи ей были не понятны, уже через год Эдита свободно понимала не только украинскую речь, но и суржик и полтавский язык. А сборники «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» стали её любимыми книгами.

Глава третья

— Представляешь, я заняла третье место на областной олимпиаде по русскому языку и литературе, — взахлёб рассказывала Маше Эдита, взобралась с ногами на сундук, привезённый когда-то из дедушкиного дома как приданое для Эдиты. — Я отставала капитально. У всех потрясающая подготовка. В третьем туре было декламирование отрывка из произведения или стихотворения. Я взяла беспроигрышный вариант — поэму Николая Доризо «В России Ленин родился». Я её всю с четвертого класса помню наизусть.

— Почему беспроигрышный? — переспросила мама.

— Как можно плохо оценить произведение, связанное с именем вождя? Для души я бы читала Цветаеву или Бодлера. Но без вождя никуда. Как я и предполагала, я получила максимальный балл и благодаря этому заняла в итоге третье место. Кроме того, все призёры получили личное приглашение ректора на поступление в Полтавский педагогический институт. Короче говоря, я принята уже.

Маша уже давно хотела завести с Эдитой разговор о будущей профессии.

— И ты довольна?

— Конечно, ещё бы! Тем более, что я действительно хочу быть учителем русского языка. Я мечтаю об этом с детства.

— Это понятно, хорошо. А как же музыка? — продолжала Маша, раскручивая Эдиту на другие варианты.

— Ну, музыка — это для души. Ты же знаешь, я очень стесняюсь выступать на публике, да и нет особых дарований, у меня получается хорошо играть только то, что мне нравится.

— Просто я подумала, что музыкальное училище — это тоже возможность в будущем иметь стабильную профессию учителя игры на скрипке, работать в музыкальной школе. Или играть в симфоническом оркестре, например. Вращаться в кругу людей искусства, музыкантов, певцов.

— Неплохо, конечно, играть мне нравится, но учить других музыке мне неинтересно.

Маша вздохнула. Подошла к скрипке Эдиты, которая лежала в открытом футляре, погладила по гладкому дереву. Провела рукой по белому волосу смычка. Её мечте видеть Эдиту на сцене, похоже, никогда не предстоит сбыться.

— Юрист, например, — продолжила она. — Начать с юридического техникума, потом в институт.

— Мама, юристы только тем и заняты, что бумажки перекладывают. Самая нудная работа.

Откуда Эдите было знать в те времена, что совсем скоро юридические факультеты станут самыми востребованными и профессия юриста одной из самых высокооплачиваемых. Но не будущая зарплата привлекала Эдиту, как и всех идеалистов, она думала только о том, чтобы заниматься любимым делом.

— Нет, мамочка, ты пойми, я люблю всё, что связано с языками, с литературой. Мне нравятся все языки и я готова их учить, совершенствоваться, и учить других. Это же так интересно. Язык такой разнообразный. А литература, столько произведений, разножанровых, по ним можно учить всё: историю, географию, биографию, психологию. Иногда писатель так описывает какое-нибудь место, что не нужно даже фотографии, ты легко можешь представить его себе сама. Например, описание Днепра у Гоголя. А как трудно описать природу, эмоции, чувства, интриги. Это поистине титанический труд — писательство. И чем талантливее написано произведение, тем интересней его читать, изучать и помогать другим его познать, и извлечь полезное для себя.

Маша застыла на месте, видя с какими огоньком Эдита говорит. Поняв, что бесполезно предлагать что-либо ещё, она спросила утвердительно:

— Значит, ты хочешь быть как Людмила Павловна, учителем русского языка и литературы?

— Да, ты же знаешь как я полюбила творчество Гоголя, я горжусь, что живу в городе, который он прославил на весь мир.

В этом Эдита была права. Только здесь можно окунуться в истинный украинский колорит. Тихий и уютный Миргород, раскинувшийся на берегах реки Хорол, — одно из восхитительных сокровищ Полтавского края. В этот сказочный самобытный городок едут, чтобы отдохнуть и оздоровиться, полюбоваться сочными красками здешней природы, ощутить неповторимую атмосферу, в которой творил великий Николай Гоголь и побывать на знаменитой Сорочинской ярмарке. Именно эта полтавская земля дала писателю крылья для полёта, именно здесь он черпал вдохновение для своих бессмертных произведений. Город Миргород не может не привить любовь к литературе.

Людмила Павловна посмотрела на маленькие часики на правой руке. Привычка смотреть на время выработалась за двадцать с лишним лет работы в школе. Но и дома, ожидая очередного воспитанника, она не меняла их. Людмила Павловна с удовольствием встречала каждого своего ученика. Они нужны были ей как воздух, особенно после смерти сына. Предполагали, что потеря сына должна была выбить её из обычного ритма жизни, как мать, она должна была бы выдать своё страдание и горе, но она продолжала проведение уроков, общение после занятий, встречи у неё дома так, как будто ничего не произошло. Как же стойко она перенесла трагедию в своей семье, ничего в ней не выдало переживание и страдание, ничего в ней не поменялось. И это заставляло всех восхищаться ею.

Эдита позвонила в дверь. За время подготовки к олимпиаде, прорабатывая возможные задания, они очень сблизились. Сейчас даже невозможно представить, что можно просто так прийти к учительнице домой, поговорить, попить чаю за беседой. Никто другой из учителей не приглашал Эдиту к себе. А вот Людмила Павловна настояла, чтобы Эдита приходила к ней на консультации.

— Здравствуй, Эдита, проходи, я должна закончить телефонный разговор, — наспех сказала Людмила Павловна, пропуская Эдиту в комнату. И уже через пару минут она была готова к беседе с Эдитой.

— На следующей неделе будут гоголевские чтения в Доме культуры. Я хотела бы, чтобы ты прочитала самый знаменитый отрывок Николая Васильевича Гоголя из повести «Страшная месть», — она открыла сборник произведений в месте, где была закладка.

— Послушай меня:

Чуден Днепр при тихой погоде,

Когда вольно и плавно мчит

Сквозь леса и горы полные воды свои.

Глядишь и не знаешь, идет или не идет

Его величавая ширина, и чудится,

Будто весь вылит он из стекла,

И будто голубая зеркальная дорога,

Без меры в ширину, без конца в длину,

Реет и вьется по зеленому миру.

Эдита внимательно слушала Людмилу Павловну и любовалась ею. Она была очень похожа на одну из фотографий мамы: такая же высокая прическа, чуть набок наклонена голова и обаятельная полуулыбка. Людмила Павловна была очень учтивой, с величественным спокойствием вела беседу, правильная, справедливая, импозантная, напористая, заставляла ученика самостоятельно справляться с трудностями правописания, провоцировала диспут, подталкивая высказывать свое мнение. Эдита смотрела на неё, как на богиню, уважала её и следовала её советам.

— А теперь ты прочти, — попросила она Эдиту.

Эдита взяла в руки текст и, практически не глядя в него, пыталась воспроизвести те же интонации, которые только что услышала. Людмила Павловна внимала каждому её слову как дирижер.

— Неплохо, только не торопись в конце, сохраняй величественность реки до конца текста.

— Хорошо.

— Поработай дома с текстом и в пятницу встретимся на репетиции.

Попрощавшись с любимой учительницей, Эдита, довольная собой, пошла домой. Будущее Эдиты было предрешено: быть как Людмила Павловна учителем русского языка и литературы. И любые другие мамины предложения о будущей профессии были бесцельными и бесперспективными.

На гоголевских чтениях после докладов о творчестве писателя выступление Эдиты стало кульминацией вечера. Это было лучшее её выступление за всё время учёбы в школе.

На выпускном экзамене по русскому языку одна из тем сочинения была предложена такая же, какая уже встречалась в этом учебном году. Эдита её знала наизусть, вплоть до каждого знака препинания. Она вздохнула с облегчением, быстро написала сочинение, перепроверила и сдала одна из первых.

На следующий день Людмила Павловна зачитывала экзаменационные оценки.

Эдита услышала, наконец, свою фамилию: «язык — четыре, литература — пять» — легкий шёпот прошелся по рядам, Людмила Павловна же продолжала спокойно читать дальше по списку.

Эдиту как будто окатили ледяной водой, сердце заколотило со страшной силой. Эдита не могла поверить услышанному: «Как же так?». Она оставалась сидеть в шоке и после того, как все стали расходиться. Подруга тронула её за плечо.

— Идёшь?

Выйдя из оцепенения, повернулась к Оксане и сказала:

— Мне надо подойти к Людмиле Павловне, иди, не жди меня.

— Понимаю.

На апелляции никого не было. Эдита постучалась и вошла. Людмила Павловна не удивилась, увидев её, она как будто ждала этого визита.

— И какие у тебя вопросы?

— Я не могу понять, почему у меня «четыре» по языку, — начала робко Эдита.

Людмила Павловна открыла сочинение, пробежала глазами по страницам и указала на строчку:

— Здесь стоит запятая, которой не должно быть, — и развернула его Эдите.

Эдита глянула и мгновенно вспыхнула:

— Но это сочинение написано один-в-один как школьное сочинение, которое мы писали в феврале в наших тетрадях для сочинений, можете проверить. И в нём именно в этом месте тоже есть запятая. И вы поставили мне «пять». Вы не посчитали это ошибкой, — Эдита говорила торопливо с дрожащим голосом. Закончив, с надеждой посмотрела на своего учителя.

— Тогда я пропустила эту ошибку.

— Что значит пропустили? А сейчас, значит, увидели?

— Это серьёзная ошибка, это экзамен, я не могу игнорировать эту запятую.

— Но я ведь её поставила, потому что считала, что именно так правильно. Если бы вы исправили мне её тогда, в феврале, сейчас я бы её не допустила, — у Эдиты возмущение сменилось отчаянием, слёзы хлынули из глаз.

— Знаешь, Эдита, я считаю, что ты плохо проработала правило на подобные запятые. Ты не уверенна в своих знаниях. Ты доверились мне, а не правилам пунктуации. Это значит, что в других аналогичных предложениях ты бы обязательно сделала ошибку. Ты просто заучила уже готовый материал сочинения, без тщательно проработки каждого момента. В твоём экзаменационном сочинении нет ничего нового, ты подошла схематично.

— Для меня готовые «мои же» сочинения были как образцы. Да, я их заучила. В стрессовой ситуации только заученные вещи хорошо работают. Это же экзамен, а не написание статьи в журнал. Вы же знаете, что я собираюсь поступать в пединститут на русское отделение. А теперь у меня в аттестате по русскому языку будет «четыре». Вы считаете, это будет нормально выглядеть, иметь по профильному предмету «четыре»?

— Я не считаю, что тебе нужно волноваться. Тебя уже и так берут без экзаменов.

— Не в этом дело.

— А в чём?

Эдита на какое-то мгновение притихла, проглатывая накатившуюся слюну.

— Вы правы. Я вам доверилась.

Людмила Павловна продолжала ещё что-то говорить, но Эдита уже не слушала её, слезы и комок в горле мешали ей продолжать спор, она встала и вышла из учительской, не попрощавшись.

Чувство обиды переполняло её. Предательство. Её учитель её предал. Словно в тумане Эдита бродила по городу, ещё и ещё раз прокручивая слова Людмилы Павловны, продолжая не верить в произошедшее, переживая ещё раз каждую возникшую эмоцию. Прохлада после грозы действовала успокоительно. Однако чувство обиды сменилось злостью и ненавистью. Теперь Эдита злилась на себя за то, что слишком идеализировала Людмилу Павловну, на то, что была слишком верной и доверчивой, не допускала даже мысли, что учитель может допустить ошибку. Значит были и другие ошибки, только так и остались незамеченные ею. Как дальше она сможет продолжать общаться с Людмилой Павловной? Как через пару лет придёт в школу для прохождения педагогической практики? В другой школе в качестве учителя русского языка Эдита себя даже не представляла. А ведь она и сама может допустить ошибку, которая может стать роковой для ученика. Готова ли она быть такой же беспринципной, хладнокровной и самоуверенной барышней, какой в новом свете предстала перед ней её учительница? Пять лет Людмила Павловна была для неё иконой, которой Эдита поклонялась, следовала и неукоснительно доверяла. И теперь икона исчезла. Не на кого стало равняться, некем стало восхищаться. А вместе с иконой поблёкло все, что было связано с ней: литература, Гоголь, русский язык, школа, институт, планы на будущее. Красивый маленький городок Миргород превратился в замкнутую комнату, без окон и дверей, где Эдита стала задыхаться перед начинающимся приступом клаустрофобии. Уставшая и морально и физически уже к вечеру Эдита пришла домой.

Маша уже давно ждала возвращения Эдиты, поэтому торопливо побежала открывать дверь. По выражению её лица поняла, что что-то произошло. Она взяла дочку за руку и завела её на кухню, налила воды.

— Что случилось? Почему тебя так долго не было?

— Людмила Павловна поставила мне «четыре» по языку, — еле выговорила Эдита и рассказала историю с запятой.

— Ну, не переживай. В сущности ничего не произошло, — с облегчением сказала Маша. Это была ерунда по сравнению с тем, что она себе уже напридумывала. — И с этой оценкой тебя берут в институт. Она уже не будет ни на что влиять.

— Как же ты не понимаешь? Дело не в оценке. Она меня предала. Я ей верила безоговорочно. Я считала её профессионалом, мудрой женщиной, я её уважала и прислушивалась к ней. Профессионал всегда признает свою ошибку и не будет топить своего ученика, почти коллегу… Мне так казалось… — Эдита, наконец, разрыдалась.

— Если бы она хотела тебе поставить «пять», она нашла бы возможность. Значит, она не хотела, — Маша пыталась найти оправдание учителю, которого тоже, как родитель, уважала.

— Но что ей стоило поставить «отлично»? Можно было ответственность разделить поровну, это не грубая ошибка, можно было простить, не заметить её, или ещё что-нибудь.

— Наверное, так нельзя. Результаты экзамена могут перепроверить.

— Может она не хочет, чтобы я поступала на русское отделение? Может она считает, что это не моё, что я заблуждаюсь в своих наклонностях, в своих знаниях?

— Просто она тебя проучила, чтобы ты была внимательней и сама думала, а не слепо доверяла кому-то.

— Просто проучила? О, да, проучила по-полной. На всю жизнь. Теперь я никому не буду доверять.

— Не обижайся на неё, она, скорее всего, руководствовалась чисто педагогическими и профессиональными нормами.

— Да, я обиделась. Я очень шокирована. Это подло. Учитель должен учить, а не проучивать. Почему она так со мной поступила? Я была самой верной её ученицей. Я всё делала, как она учила и говорила. Она привила мне любовь к филологии. Благодаря ей я горела желанием стать учителем русского языка и литературы. Я так мечтала закончить институт, вернуться в родную школу, стать коллегой Людмилы Павловны.

— Горела желанием. А теперь? — Маша насторожилась.

— Теперь нет, — тихо и грубо произнесла Эдита.

— Что это означает? — Маша застыла в недоумении.

— Я не буду поступать в Полтавский пединститут.

— Как не будешь?

— Мама, я не представляю, как можно победителю олимпиады, которая без экзаменов поступает в вуз, иметь в аттестате «четыре» по профильному предмету? Что подумают в той же приёмной комиссии? Они засмеют меня.

— Да ничего не подумают. Просто примут документы и всё.

— Я так не могу. Эта «четвёрка» не соответствует моим знаниям. Половина класса имеет оценку гораздо выше их знаний, а у меня наоборот. Мне обидно… Я не смогу переступить через такое предательство. Она уничтожила всё лучшее, что у меня было за годы в школе.

— Ты просто очень впечатлительная. Пройдёт время, эмоции улягутся, и ты забудешь об этом экзамене.

— Может и так, но сейчас мне стало ненавистно всё, что связано с этой школой, с этим городом, с этим предметом. Просто теперь эта ситуация будет преследовать меня всё время, как только я буду вспоминать школу. Я не смогу стать учителем русского языка. Теперь это уже в прошлом.

Маша продолжала находиться в оцепенении. Её девочка в один миг перечеркивала всё, над чем работала:

— Как, ты готова вот так просто отказаться от перспектив, которые перед тобой открываются?

— Какие перспективы? Учитель в школе в Миргороде? Это не перспективы. Перспективы открываются перед теми, кто поступает в Москве. Москва даёт людям перспективы. Вот куда надо ехать, а не в этой миргородской луже прозябать.

— Ты серьёзно?!

— Серьезней некуда, — только сейчас Эдита поняла, что просто подсознательно назвала первый попавшийся на язык город, совсем не олицетворяя себя с ним.

— И в какой же институт?

— Институт? Только в университет, МГУ! Устраивает? — теперь это был вызов. Не маме, как могло показаться. Эдита делала вызов сама себе.

— Туда же конкурс до двадцати человек на место!

— Меня это не волнует, — и торжествуя, поражаясь своей наглости, Эдита пошла листать справочник по вузам Советского Союза.

— У тебя истерика. Тебе нужно просто отдохнуть, — успокаивала её мама, следуя за ней, но Эдита уже не слушала её и закрыла перед мамой дверь.

Маша в недоумении опустилась на стул. Впервые она видела Эдиту в таком возбуждённом состоянии. Зная по себе, что всплески эмоций провоцируют людей на неадекватные поступки, она по-настоящему разволновалась. Но причина истерики Эдиты была попросту надумана. Эдита возомнила проблему, которой на самом деле не было. Подумаешь, «четвёрка». Она ни на что не влияет. Можно просто продолжать жить с ней и ничего не произойдёт. Откуда такое отчаяние? Зачем всё крушить на своём пути и создавать себе трудности? Она всегда считала Эдиту спокойной и рассудительной. Так почему сейчас она такая резкая, даже грубая, не пытается рассуждать, а рвёт и мечет? Ей так и не удалось поговорить с дочерью этим вечером. «Ладно, завтра», — решила Маша. — «Может до завтра Эдита успокоится».

Эдита действительно успокоилась. Но своего решения уже не изменила.

Остальные экзамены прошли без эмоций и переживаний, их просто у Эдиты уже не было. Она сдала все экзамены успешно и даже лучше, чем предполагала. Физика была последней. Накануне она перечитала учебник и вдруг все формулы, законы, явления расставились по полочкам, стали ясными и понятными. Эдита пришла уже к концу экзамена и вошла последней. Пожилой учитель с грузным телом и с торчащими в стороны волосами как у Эйнштейна с досадой посетовал:

— Эдита, жаль, что не было в четвертной ни одной «пятёрки», придётся в аттестат ставить «четыре», несмотря на отличные знания, показанные на экзамене.

— А вот по русскому у меня всё наоборот, — с грустью сказала Эдита.

— Опять-таки жаль, но таков порядок.

— Я понимаю.

— Но ты подумай насчёт технической специальности, у тебя цепкий ум, ты справишься с любой.

— Спасибо вам, Ефим Андреевич, наверное, я ошиблась в выборе своей будущей профессии. Может мне надо было больше времени уделять математике и физике?

— Не обязательно. Нужно время, чтобы понять, было это ошибкой или нет. А в жизни и математика и физика всем пригождается так же, как и русский язык.

Аттестат получился в целом хороший, всего четыре «четвёрки». Но он не радовал Эдиту. Выпускной, обычно самый яркий эпизод в жизни школьниц, прошёл для Эдиты скучно и незаметно. Она всё время была погружена в свои размышления, думала над предстоящими трудными решениями. Получение аттестата из рук директора, вальс с одноклассником, гуляние по курорту до рассвета — всё это проделало тело Эдиты. Её мысли были заняты поступлением. Учиться в МГУ — это замашка ещё та. Она, как и многие одноклассники, не стала говорить о своих планах в классе. Каждый из суеверия держал их в секрете. О поступлении в МГУ мечтали все более-менее амбициозные и перспективные молодые люди, выпускники с медалью. Решались на это только избранные или уверенные в своих силах. Готовились за два-три года вперед, у многих на это уходило по несколько лет. Эдита не знала всех реалий поступления в Москве, вообще не представляла как выглядит процесс вступительных экзаменов.

Маша пыталась понять, что же движет Эдитой. Наивность, глупость, отчаяние или отсутствие страха? Тётя Галя сказала прямо:

— Эдита, у тебя псих. Сейчас ты просто не понимаешь, что ты делаешь.

— Я что, бьюсь в конвульсиях или рыдаю? — довольно грубо ответила вопросом на вопрос Эдита.

— Нет, но по сути ты совершаешь немотивированный поступок, который ещё не известно, чем обернётся, ты не можешь предвидеть последствия, потому что ты не готова к нему. Ты не способна сейчас трезво и спокойно рассуждать. Нельзя так реагировать на какую-то там оценку. Я бы посоветовала вообще никуда не уезжать, просто отдохнуть, поработать, пройдёт время, ты успокоишься и через год будешь поступать туда, куда решишь, хоть в Москву, но только через год.

— Но в таком случае я уж точно ничего не теряю. Зачем откладывать на год то, что можно сделать сейчас? — Эдита вскочила с дивана и чуть ли не уткнулась Гале в лицо своей злой мордашкой. Галя попятилась назад, уступая место Эдите.

— Ну не оставляй маму. Ей будет плохо без тебя. Она ведь всё для тебя делает. Не надо её обижать.

— Тётя Галя, — голос Эдиты стал мягче. — Я понимаю, что нам всем хорошо вместе, но мы ведь не расстаёмся навсегда, я только уезжаю на какое-то время. Мы будем созваниваться, писать письма, я буду приезжать на каникулы или праздники. Молодёжь всегда старается выбиться в люди, уехать подальше. Это неизбежно.

— Ты права, но сейчас, я боюсь, что ты совершаешь глупость, о которой потом будешь жалеть, — не унималась тётя Галя.

Эдита, качаясь на стуле, уткнулась в одну точку, молчала. Маша и Галя переглянулись, пожали плечами, продолжая выжидающе смотреть на Эдиту. Она первой нарушила молчание.

— Помните, как у Андрея Дементьева, — задумчиво произнесла Эдита:

Никогда ни о чем не жалейте вдогонку,

Если то, что случилось, нельзя изменить….

Как записку из прошлого, грусть свою скомкав,

С этим прошлым порвите непрочную нить.

Никогда не жалейте о том, что случилось.

Иль о том, что случиться не может уже.

Лишь бы озеро вашей души не мутилось

Да надежды, как птицы, парили в душе.

Три женщины ещё какое-то время сидели и молчали. Каждой по-своему было грустно и тяжело на душе.

— Я понимаю, что может быть поступаю неразумно, но я знаю одно, что сейчас я больше всего хочу уехать из Миргорода. И мне всё равно куда.

— Мне только интересно, на какую же специальность ты будешь поступать? — спросила тётя Галя.

— Я долго думала и пришла к выводу, что ничего, кроме гуманитария, из меня не получится. Если не на русское отделение, тогда остаётся только иняз, то есть на французское отделение.

К удивлению Эдиты её мама отошла от шока достаточно быстро и теперь воодушевлённо старалась помочь дочери. Она сразу же созвонилась с какими-то дальними родственниками, проживающими в Москве, договорилась остановиться у них.

— Мама, я почитала, что мне предоставят общежитие на время вступительных экзаменов, так что передай родственникам «спасибо», но жилье мне не нужно. И тебе ехать тоже не нужно. Я сама справлюсь.

— Мария Егоровна сказала, что даже если ты не поступишь, она сможет тебе подыскать работу у себя в гастрономе, — не унималась мама.

— Ты думаешь, что мне стоит в любом случае оставаться в Москве?

— Конечно, все-таки столица это престижно и даёт много возможностей, ты сама говорила.

В очередной раз Эдита удивилась маминой предприимчивости и готовности решать любые проблемы и преодолевать любые препятствия.

Глава четвёртая

Эдита не раз бывала в Москве и раньше вместе с мамой. Столица встретила её ярким солнцем и чистым безоблачным небом. Опять это огромное броуновское движение людей и машин, толпы повсюду, переполненное метро, и очереди: в магазинах, в музеях, в столовых. Москва абсолютно не манила Эдиту, в отличие от многих молодых людей приезжающих сюда в надежде добиться успеха, заработать денег, сделать карьеру, выбиться в знаменитости. Сейчас Эдитой двигало любопытство: как она справится с задачей, которую сама себе поставила. Москва оказалась случайным городом в её истерическом выпаде. Эдите хотелось просто побыть самой в новой обстановке, в другом для неё мире, встретиться с новыми людьми. В детстве с мамой она уже посетила Красную площадь и Кремль, мавзолей Ленина, музей им. Пушкина, побывала на премьере в театре оперы и балета и на представлении в цирке на Цветном бульваре, в Третьяковской галерее и в историческом музее. Многое из того, что Эдита посетила, уже помнила с трудом, всё смешалось в подростковой голове. Теперь же ей хотелось посмотреть на жизнь в Москве глазами москвички.

Её поселили в общежитии МГУ. Получив ключ, Эдита с лёгким чемоданом зашла в лифт и дрожащей рукой нажала кнопку пятнадцатого этажа. У неё заложило уши от скоростного подъёма, так высоко Эдита ещё не поднималась. Остановившись напротив двери нужной комнаты, она в нерешительности постучала. Ей открыла маленькая узкоглазая девушка:

— Здравствуйте, меня поселили в эту комнату.

— Абитуриентка? Вам не дали ключа?

— Дали, но я решила постучать.

— В этом нет необходимости, так как сначала тут идёт общий коридор с санузлом на две комнаты. Я случайно услышала, когда выходила из душевой. Проходи, располагайся, вот твоя кровать, — приветливо говорила девушка, указывая Эдите на шикарную полуторную кровать слева.

— Меня зовут Эдита, я из Украины приехала.

— Я Ким, из Кореи, — представилась девушка на чистом русском языке. — Я ухожу, не скучай, до вечера, — Ким подкрасила губы и быстро выпорхнула из комнаты.

Эдита осмотрелась. Крохотная комната в двухкомнатном боксе была гораздо уютнее и чище, чем гостиничные номера, в которых до этого приходилось останавливаться Эдите. Над кроватью Ким висел огромный плакат на всю стену с изображением океанского берега с пальмами. Эдита присела на край кровати, проверила, что белье тоже идеально чистое, распаковала чемодан. Умывшись с дороги, она сразу же принялась готовиться к экзамену, время от времени поднимая голову, чтобы посмотреть на завораживающий плакат с пальмами. Поворачиваясь к книге, Эдита опять представляла перед собой океан. Он не отпускал её. Не зная, что за место было изображено на плакате, Эдита решила, что обязательно побывает там.

Ким вернулась часам к девяти вечера. Девушки разговорились. Ким уже перешла на пятый курс. Через три дня она уезжает домой на каникулы и должна освободить своё место для абитуриента. Таковы правила. Ким оказалась очень интересной, разговорчивой девушкой, ей очень нравилось учиться в Москве и она надеялась остаться работать здесь, если ей повезёт. Эдите было очень жалко с ней расставаться. В день отъезда Ким к ней подселили абитуриентку из города Киров, очень красивую высокую девушку с русой толстой косой по имени Катя. Она красиво одевалась, за ней заходили молодые люди, каждый раз разные, и целый день она где-то гуляла. Эдите было непонятно, зачем она приехала поступать, если совсем не прилагает к этому усилий. Так за подготовками и непосредственно экзаменами пролетел почти целый месяц.

В день вывешивания списков поступивших перед корпусом стояли толпы, изучая длинные полотна фамилий. Эдита получила по трём экзаменам три «четвёрки». Это был хороший результат, но этого оказалось недостаточно, она не прошла по конкурсу. В общем, для неё это не было шоком. С одной стороны, здравый смысл говорил, что вся затея была утопией, а с другой стороны, было жаль, что ей не хватило совсем немножечко удачи и, вероятно, её жизнь сложилось бы совсем иначе.

У Эдиты оставалась ещё неделя до отъезда и она провела её очень плодотворно, посещая музеи и достопримечательности. Гуляя по городу, она увидела афишу о футбольном матче чемпионата СССР между «Спартак» (Москва) и «Днепр» (Днепропетровск). Знаменитый стадион и известные команды, почему бы не сходить на матч и не побывать в атмосфере футбольных болельщиков. Трибуны были заполнены до отказа. Ещё до начала матча народ свистел, кричал и пел песни. Её место оказалось рядом с пожилым грузином, который расставлял перед собой бутылки с пивом. Он с любопытством посмотрел на Эдиту и предложил бутылочку. Эдита отказалась, улыбнувшись. Мужчина ещё что-то хотел спросить, но матч начался и гул стадиона заглушил его слова. Когда спартаковцы провели красивую атаку, весь сектор, в котором сидела Эдита как один поднялся на ноги и взорвался оглушительный крик. Эдита осмотрелась, она единственная осталась сидеть, только потом поняв, что попала в сектор болельщиков «Спартака».

— Вы откуда? — спросил с любопытством грузин, когда стало тихо.

— Из Украины.

— Так вы более за «Днепр»? Перепутали сектора? Это очень опрометчиво, но не бойтесь, я рядом.

— Да я не сильно разбираюсь в футболе. Просто было интересно побывать на настоящем огромном стадионе. На билетах же, где чьи болельщики, не написано.

— Это всё с опытом приходит. Я был в Днепропетровске, красивый город, большой. И хлопцы украинские отлично играют.

Эдита промолчала. Она-то никогда не была в Днепропетровске. Знакомый город возбудил в ней любопытство. «Интересно, там есть университет? — подумала Эдита. — Надо будет посмотреть по справочнику».

«Днепр» выиграл этот решающий матч и стал чемпионом СССР.

— Поздравляю с победой вашу команду, — сказал мужчина достаточно спокойно, в отличие от остальной раздосадованной толпы, которая начала бить бутылки и нецензурно орать в адрес всех и судей и футболистов и своих и чужих. Он помог ей выбраться из сектора и прощаясь, просто пожелал удачи.

Возвращаясь со стадиона, Эдита размышляла, что делать дальше. Следующая попытка для поступления в университет только через год. Возвращаться в Миргород она не будет из принципа. Но не только поэтому. Ей было стыдно. Каждый, кто не поступил сразу после школы, считался неудачником. Эдита уже представляла насмешки одноклассников, учителей, цокающих губами от досады, злорадство Людмилы Павловны. Другой бы человек начхал бы на всех, не обращал внимание, занимался своими делами. Но Эдита была очень впечатлительной и мнительной. Она боялась общественного мнения. На какое-то мгновение Эдита пожалела о своём поступке, надо было поджать губы и ехать в Полтаву уже на всё готовенькое. А она бросилась в самое престижное и самое губительное место для абитуриентов. Но ведь могла и поступить. И тогда бы весь Миргород рукоплескал ей, так как сейчас гордятся её одноклассником, который поступил на физико-математический факультет МГУ. Она узнала об этом, когда звонила маме. Миргород ликовал, что выпускник из маленького украинского городка будет учиться в самом престижном вузе. Но уже ничего не поделаешь. Она не может вернуться в Миргород и оставаться в Москве не хочет. Москва ей показалась огромным муравейником. Надо действительно быть очень отчаянным, готовым на все лишения и трудности, чтобы строить свою жизнь в Москве. Она не была готова к такой жертвенности. Ей импонировала спокойная жизнь. Жаль усилий мамы, она проделала огромную подготовительную работу, чтобы создать Эдите все условия для того, чтобы остаться в Москве, работать и готовиться к поступлению на следующий год.

Эдита зашла на почту и позвонила маме:

— Я узнавала, мама. На подготовительное отделение меня не берут, нужно направление из гороно и ещё какие-то бумаги. В общем, всё сложно.

— Ничего страшного, тебе в армию не идти. Подготовишься и поступишь на следующий год. Я позвоню Марии Егоровне, переезжай к ней, она тебе поможет устроиться и с жильем и с работой.

— Мама, я не хочу оставаться в Москве.

Немного помолчав, Маша с надеждой спросила:

— Так ты возвращаешься в Миргород?

— Нет, я не приеду в Миргород.

— А куда ты собираешься?

— Я еду в Днепропетровск.

— Куда? В Днепропетровск? Почему в Днепропетровск?

— А ты приезжай в Днепропетровск на следующей неделе, я тебя встречу и мы вместе всё обсудим, как мне быть, чем заниматься.

— Но зачем работать и жить в Днепропетровске, когда мы уже договорились обо всём этом в Москве? Москва же намного перспективней.

Ответа не последовала, Эдита игнорировала все мамины вопросы. Маша уже поняла, что решение Эдиты не подлежит сомнению и опровержению.

— Что ж, конечно, я обязательно приеду, — Маша не стала давить на Эдиту.

— Я целую тебя, мамочка, пока.

Выйдя из переговорного пункта, Эдита почувствовала облегчение. Самое трудное, как казалось Эдите, уже позади. Направление выбрано и дальнейшее будущее стало постепенно проясняться. Спустя два дня поезд Москва-Днепропетровск увозил её в новую жизнь, где всё придётся начинать сначала. Уже не было страха, было только любопытство и уверенность, что всё получится. Что именно должно получиться, было размытым и неопределённым. «Будем решать проблемы по мере их возникновения», — где-то услышала она фразу, которая ей сразу понравилась. И хотя это противоречило Эдите как перфекционистке, старающейся всё предусмотреть, подготовиться, продумать заранее, она уже знала, что проблемы будут, и скорее всего такие, которые невозможно предусмотреть заранее.

Конец ознакомительного фрагмента.