Сказки неизвестных народов

Тамара Зарицкая, 2021

Современные сказки, в которых люди, животные и сверхъестественные существа взаимодействуют на равных, балансируя на тонкой грани между мифом и реальностью. В авторской вселенной находится место и для бродячих фольклорных сюжетов, и для досконально проверенных научных данных, и для метких психологических наблюдений над людьми вокруг. Особенно интересует автора вечно актуальная тема – власть. Как общаться с вышестоящими и не попасть в беду? Как не натворить ещё худшей беды, если от тебя самого зависят другие? Ответы прячутся за крутыми сюжетными поворотами, приправленными стилистическими экспериментами и фирменной авторской пост-иронией.

Нике Лавровой и «Школе Боевых Сказочников» — мы создали этот мир вместе!

ТАМАРА ЗАРИЦКАЯ

В обычной жизни музыкант, а лучшее свое время провела в лесу, где рассказывать истории вокруг костра — самое естественное вечернее занятие. И вот как-то раз почти случайно Тамара зашла на собрание «Школы Боевых Сказочников»… да так там и осталась, открыв в себе способности довольно-таки боевого сказочника.

С тех пор каждая новая сказка открывает с какой-то неожиданной стороны Вселенную внутри ее головы, где сплелись воедино прочитанные книги, услышанные истории, новости по радио и пройденные своими ногами дороги.

© Зарицкая Т.В., 2021

© «Пробел-2000», 2021

Часть I

Счастливый бегемот

* * *

В самом сердце Африки, в государстве Конго, на одном из притоков великой реки Замбези жил один Бегемот. Был он еще сравнительно молод, но своих родителей не помнил, родственники у него если и были, то где-то далеко, с друзьями тоже было не очень — в общем, жил тот Бегемот спокойной и однообразной жизнью, почти ни с кем не общаясь. Другие звери предпочитали держаться от него подальше: побаивались. Хоть он и питался травой, но клыки у него были внушительные, и территорию свою он защищал ревностно, никого не подпуская. Время от времени какие-то глупые двуногие существа, которых называли людьми, пытались пересечь его реку на своих утлых скорлупках, но Бегемот одним ударом морды разносил их в щепки, и люди, немного побарахтавшись, все как один шли на дно, а там уже попадали на зуб к старине Крокодилу, который тоже обитал поблизости. Друг другу Бегемот и Крокодил были не страшны, ни в чем не соперничали, а потому дружили — вернее, это Бегемот так думал, Крокодил же считал его туповатым и ограниченным зверем и частенько про себя над ним потешался.

Помимо Крокодила, одиночество Бегемота скрашивало лишь одно существо: маленькая птичка, у которой, конечно, было имя, но звери его давно забыли и называли ее просто Пиу-пиу — так звучала песенка, которую она распевала с восхода солнца до позднего вечера. Птичка Пиу-пиу была очень полезным другом. Каждое утро она отыскивала Бегемота, который в это время обычно принимал грязевую ванну, после короткого приветствия усаживалась ему прямо на голову и начинала выклевывать из складок его толстой шкуры притаившихся там паразитов. А надо вам сказать, личинки африканского овода способны доставить массу неприятностей даже такому толстокожему зверю! Поэтому Бегемот всегда бывал ей ужасно благодарен и радостно подставлял под ее клюв то шею, то загривок, то бока. Потом птичка, туго набив животик, весело чирикала ему «пиу-пиу» на прощанье и улетала по своим делам.

И вот как-то раз самым обычным утром Бегемот, провожая взглядом улетающую птичку, вдруг неожиданно загрустил и вздохнул так глубоко, что на берегу заколыхалась трава.

— Что это с тобой? — спросил случившийся рядом Крокодил.

— Да понимаешь… Смотрю на эту птичку и думаю: какой же я толстый и неуклюжий, какая у меня нелепая и неинтересная жизнь! Ничего-то я не стою!

«Вот дурак!» — подумал Крокодил, а вслух начал терпеливо объяснять:

— Слушай, ты — это ты, ты бегемот и обязан быть толстым, как все бегемоты, а эта птичка — маленькое безмозглое создание, которое только и знает, что песенку из одного слова. Зачем ты себя с ней равняешь?

— Да я-то да, конечно, ты прав, — уже чуть не плакал Бегемот, — но ведь она лета-ает, а я — я никогда!

— Ах вот оно что! — прищурился Крокодил. — Так ты ей завидуешь! Ну-ну.

Все это, по мнению Крокодила, было верхом глупости, и он решил подшутить над не в меру наивным соседом.

— Раз уж ты так мечтаешь летать, — сказал он, — может, у тебя и получится — да помогут тебе в этом белые люди!

— Какие белые люди? — удивился Бегемот. — Люди же черные, я их много видел, а ты-то еще больше!

— Ну, те, которые здесь живут, и вправду черные, — стал объяснять Крокодил, — а над ними есть еще такие же, но белокожие, и у них полным-полно всякого добра, еды, машин — а уж оружия вообще навалом! И еще они хитрые, поэтому я их только видел, а сам не пробовал, — и в глазах его мелькнули злые искорки.

— Хорошо, а летают-то они как — что, крылья себе отрастили своей хитростью? — спросил Бегемот.

— Нет, не отрастили — забыл тебе сказать, среди их машин есть и летучие, некоторые с крыльями, а чаще с большим винтом, который крутится и подымает сильный ветер. Точно тебе говорю, есть, я видел — просто сюда редко прилетают, нечего им делать в нашей глуши.

Бегемот задумался. Крокодилу, кажется, можно было верить: тот за свою жизнь облазил почти всю реку и знал гораздо больше, чем он, Бегемот. И обычные машины, которые ездят по земле, Бегемот несколько раз видел — так что удивительного в том, что хитрые белые люди построили летающую машину?

— Хорошо, пусть так, — сказал он. — Но что же заставит их прилететь сюда и взять меня на эту свою машину?

— А ты слушай и не перебивай! — воскликнул Крокодил. — Короче, делать надо так: когда настанет большая жара, ты не уходи, как все, в верховья реки, где еще есть вода, а оставайся здесь, заройся в грязь и пережидай засуху. Уже несколько лет белые люди в это время пролетают тут и смотрят, не попал ли кто из больших зверей в беду. Они вас ценят, знаешь ли! И когда они увидят тебя, то подумают, что ты болен или слишком ослабел, чтобы уйти. Тогда они вытащат тебя из грязи, погрузят на летучую машину и увезут.

— Куда увезут? — спросил Бегемот, и сердце его екнуло.

— Откуда я знаю куда? — рассердился Крокодил. — Они мне не докладывают! Но ты же сильный и в обиду себя не дашь, так что не трусь, в любом месте проживешь!

— Я не трушу, — опустил голову Бегемот, — а все-таки как-то… Знаешь, привык я здесь.

— Тру-усишь, не ври! — язвительно протянул Крокодил. — А будешь трусить, так никогда и не полетишь! Все, короче, я пошел, больше мне сказать нечего.

— Спасибо, я тебе правда очень благодарен, — чуть растерянно сказал Бегемот. — Я подумаю.

— Думай, — отрезал Крокодил и с одним ударом мощного хвоста ушел на глубину.

Много думал обо всем этом Бегемот, пока еще шел сезон дождей, прикидывал и так, и сяк, но не мог определиться. Летать ему очень хотелось, но неизвестность страшила. Как назло, лето в тот год выдалось особенно жаркое, и уже через месяц их участок реки обмелел, а звери начали уходить в верховья. Ушел вместе со всеми и Крокодил. «Я бы обязательно остался и полетал с тобой, дружище, — сказал он Бегемоту, — так ведь люди не станут меня спасать, а просто пристрелят и сделают чучело. Ты уж как-нибудь сам!» — и оскалил на прощанье свои страшные зубы.

И Бегемот так и не смог уйти. Вода в реке давно высохла, траву сожгло солнцем. Даже птичка Пиу-пиу покинула его. День за днем грязь вокруг него густела, он похудел и уже путал, где сон, где явь, — а белые люди все не прилетали. И в одно совсем не прекрасное утро Бегемот попробовал было вытащить ноги из ямы, где спал, — и не смог. Высохшая грязь держала его намертво. Бегемот задрожал: речь шла о жизни и смерти. В панике бросился он расковыривать землю вокруг себя зубами, но только поранил рот о куски засохшей глины — и совсем пал духом. Что если он погибнет тут от жажды? Что если никакие белые люди не прилетят? Вдруг Крокодил ошибся или, хуже того, поиздевался над ним? При этой мысли Бегемот застонал. Потом солнце поднялось еще выше, и он впал в оцепенение.

Ближе к закату он пришел в себя. Мертвая тишина затопила округу. «Вот и я, наверное, скоро уйду вслед за Солнцем», — отрешенно думал Бегемот, как будто все это происходило не с ним. Не было слышно ни зверей, ни птиц — только вездесущие кузнечики продолжали стрекотать изо всех сил. Кузнечики? Странные кузнечики, слишком громкие… Он попытался поднять голову. Звук стал еще громче. И вдруг в небе за высоким берегом он увидел зеленую машину с огромным крутящимся винтом.

Что было дальше, он помнил смутно. Кажется, машина сначала пролетела мимо, потом сделала круг, вернулась и прошла точно над ним, потом стала снижаться. Выпрыгнули люди в зеленой одежде, черные и белые. Выбросили лопаты. Подошли совсем близко — они видели, что Бегемот слаб и его нечего бояться, — и начали раскапывать засохшую грязь. Копали долго. Когда стемнело, на летучей машине зажгли огромный фонарь. Сменяя друг друга, люди работали всю ночь — а когда наконец забрезжил рассвет, ноги Бегемота аккуратно высвободили из грязи, под живот ему подсунули широкие ремни, люди всей толпой схватились за них и вытащили его на берег. Стоять он уже не мог. Ему принесли немного воды, и он даже смог ее выпить. Потом люди достали из машины огромную сетку и обмотали ей всего Бегемота — он еще успел удивиться зачем. Концы сетки закрепили на брюхе машины. Машину включили, винт закрутился, как бешеный; поток прохладного воздуха был приятен. И вдруг земля рванулась вниз. Мечта Бегемота сбылась: он летел. Но никакой радости он не чувствовал. Он качался и бултыхался в своей сетке, пока не заснул, и даже не проснулся от слабого удара о мягкую землю.

Когда он пришел в себя, вокруг была зеленая трава, а рядом — большое корыто, полное воды. Бегемот выпил всю воду и опять заснул, есть ему не хотелось. Потом он еще раз проснулся и на этот раз немного поел, а потом еще раз и еще раз… Так он то спал, то ел целых три недели и к концу месяца потихоньку начал превращаться в прежнего Бегемота: толстого, но сильного и стремительного. Он заметил, что люди уже избегают приближаться к нему и свежая вода и трава появляются, только когда он спит.

Наконец Бегемот достаточно окреп, чтобы поинтересоваться, где же он оказался. С некоторым трудом встав на ноги, он медленно побрел к ближайшим кустам.

За кустами оказались еще кусты, за ними полянка, потом заросли незнакомой высокой травы. Бегемот хотел было вернуться к корыту, но любопытство пересилило. Он двинулся в заросли, легко раздвигая мордой траву, — и вдруг нос его во что-то уперся. Он надавил, думая, что это куст или небольшое деревце, — и носу стало больно. Бегемот отошел, не понимая, что происходит, и повернул направо, где виднелась небольшая прогалина. И тут он увидел. Перед ним был забор из толстой железной сетки, и забор этот тянулся и вправо, и влево. Он пошел вдоль него, уже начиная понимать, но все еще надеясь, что забор где-нибудь кончится. Он шел долго, продираясь через траву и кусты, потом пришлось повернуть, потом еще раз… А потом он узнал место, где впервые вышел к забору. Сомнений не было: он заперт. Новый дом оказался тюрьмой.

Бегемот очень рассердился. Где-то на краешке сознания теплилась мысль, что забор — это не так уж и плохо, что в чужой стране это даже защита, что он очень далеко от дома, а там страшная засуха, и люди спасли его от неминуемой смерти… Но все захлестнул приступ дикой ярости. «Преда-атели! — ревел он, со всего размаху бросаясь на сетку. — Зачем вы меня за-аперли!» С третьего раза железные столбы, на которых держалась сетка, начали поддаваться, потом зашатались. Бегемот удвоил усилия, не замечая, что морда его разбита в кровь. Еще чуть-чуть — и он свободен! Вдруг краем глаза он уловил движение сбоку и повернул голову. Там, поодаль, стоял человек и целился в него из толстого ружья. «Убьет, гадина — все равно затопчу!!!» — успел подумать Бегемот, прежде чем в плечо ему мягко вошла игла со снотворным.

Проснулся он только к концу следующего дня. Болела голова, страшно хотелось пить. Он с трудом дополз до корыта и напился вволю. А потом… Ему вдруг стало так хорошо, так спокойно. Никуда уже не хотелось бежать и даже идти. Даже о доме больше не думалось. Он лег на землю и задремал.

Бегемот не знал, что, пока он спал, служители заповедника добавили ему в питьевую воду специальный препарат, транквилизатор для гиппопотамов в неволе, разработанный и оплаченный молодой, но подающей большие надежды международной фармацевтической компанией «Трололофарм». И сработал он на все сто.

И потянулись для Бегемота одинаковые, ничем не примечательные дни. Он пил воду, ел, спал и ни о чем не думал.

Так прошел месяц, отведенный на тестирование препарата, и по прошествии его специалисты вынесли вердикт, что Бегемот больше не опасен, и расходы на свое спасение и лекарство он должен будет отработать.

Дальше события развивались стремительно. Однажды утром, не дав даже позавтракать, его опять усыпили иглой, связали и погрузили в большой фургон. Приехали на аэродром. Бегемот открыл один глаз и сразу получил новую дозу снотворного. Потом его перегрузили в самолет. Целую ночь они летели через океан на запад, но спящему Бегемоту было уже совершенно все равно.

Самолет приземлился в США, в штате Флорида. Бегемота было решено отправить в Диснейленд под городом Орландо в качестве живой рекламы.

Очнулся он в небольшом цементном вольере с цементным же бассейном, над которым день и ночь горели яркие буквы: «СЧАСТЛИВЫЙ БЕГЕМОТ ОТ “ТРОЛОЛОФАРМ”!» Бегемот не был счастлив, но и не возмущался. Ему было все равно. Ему продолжали давать лекарство.

И, казалось, все дети, приехавшие в Диснейленд, их родители, а с ними всякие случайные взрослые — все понимали, что с Бегемотом что-то не так. Счастливого Бегемота никто не уважал. Целыми днями в него кидали фантики, огрызки и банки из-под колы, плевались жвачкой и тыкали палками — а он все так же лежал на брюхе, погруженный в свои розовые сны.

Так прошло целых три года.

Через три года Организация по защите диких животных наконец заинтересовалась судьбой Счастливого Бегемота. Выяснилось, что компания содержит его в ужасных условиях, а препарат, которым его кормят даже не в лошадиных, а в бегемотьих дозах, вреден для его здоровья — как, попутно выяснилось, опасны и многие лекарства, разработанные «Трололофарм» для людей. Было решено приложить все усилия, чтобы вернуть Бегемота на родину.

По счастью, люди Организации выяснили, что район в Конго, откуда Бегемот был родом, недавно вошел в состав заповедника и о Бегемоте будет кому позаботиться. Они подозревали, что ему еще долго придется привыкать к жизни на воле и без лекарств.

Историю Бегемота напечатали в газетах: надо было собрать немалые деньги на обратную дорогу. Выяснилось, что многие сочувствуют ему и поддерживают проект Организации. Нужная сумма была собрана за три недели.

По иронии судьбы обратный перелет через Атлантику Бегемот тоже не запомнил.

Очнулся он на берегу родной реки. Недавно кончился сезон дождей. Дул влажный ветерок. Река была полноводной, берега зелеными.

«Дом», — подумал Бегемот. Но найдется ли дома уголок для него, бродяги? В реке, в том самом месте, которое он считал своей территорией, он увидел других бегемотов.

«Пора учиться жить со своими. Это трудно, но я же сильный и столько всего пережил.

И, может, стал хоть капельку умнее?»

Карлики и великаны

* * *

В незапамятные времена, когда Земля была еще совсем новенькая, юная и горячая, на ней уже обитало великое множество живых существ: водоросли и грибы, деревья и травы, птицы, звери, насекомые — всех не перечесть. А вот разумных народов всего два: одни звались карликами, и были они и вправду низкорослы, ростом с большую собаку или, например, с оленя. А были великаны, и они уж встречались величиной с яблоневое деревце, а то и повыше. И жили карлики с великанами между собой в мире, друг другу не мешали, всего им хватало: и земли, и еды.

Так жили они много-много веков, пока одному карлику вдруг не пришла в голову мысль. Долго обдумывал он эту мысль, а потом собрал своих родичей и сказал:

«Друзья мои, у наших соседей-великанов много-много вкусной еды и всякого добра, ведь они сильны и хорошо умеют охотиться. Но я знаю, они большие простаки, и обмануть их ничего не стоит. Давайте мы притворимся, что голодаем из-за того, что малы и слабы, и я уверен: они тут же поделятся с нами всем, что добывают. А когда мы сможем больше есть, мы станем расти и в конце концов вырастем такими же, как эти великаны, — а тогда пойдем на них войной и завоюем их!»

Большинству карликов план понравился, однако они сказали, что раз так, сам Хитрый карлик и должен идти на переговоры. На самом деле он порядком трусил — но кому еще было доверить такое важное дело? Поэтому на следующий день он отправился в стойбище великанов, прихватив с собой для верности пяток самых худых и низкорослых своих сородичей. Там они, жалобно подвывая и утирая слезы, наперебой принялись стенать и жаловаться на нужду и голод. «Мы такой же великий и разумный народ, как и вы, братья, — говорили они, — но у нас не хватает сил добыть себе достаточно пропитания, а вы так богаты — так не поделитесь с нами хоть объедками?»

И великаны поверили — а надо сказать, этот народ больше всего на свете ценил правду и справедливость и любил, чтобы все вокруг были счастливы и довольны, так что оставить бедных соседей без помощи они не могли. А те предложили: давайте отныне вся собранная еда будет делиться по справедливости — половина вам, половина нам. Великанам это показалось разумным, и договор был заключен.

С тех пор так и повелось: поймают великаны огромного слона и сразу несут на условленное место, режут пополам и половину отдают карликам. А карлики приносят туда же барашка и тоже режут пополам. Соберут великаны целую гору фруктов и ровно половину оставляют соседям, а карлики принесут, сколько набрали, в мешочке и тоже делят. Ну и таким манером у карликов очень скоро оказалось столько еды, сколько они в жизни не видели, — и они принялись есть изо всех своих кар-личьих сил. Они-то думали, что теперь начнут расти как на дрожжах — но получилось по-другому. Те, кто больше всех старался, от переизбытка съеденного просто-напросто лопнули — в их числе и тот самый Хитрый карлик, с которого все началось. Другие остались живы, но страшно растолстели и начали страдать от невиданных болезней вроде диабета и артрита. И, главное, вырасти так никому из них и не удалось! Только некоторые дети, казалось, действительно подрастали быстрее и становились чуть выше родителей, а их дети — еще чуть-чуть выше.

А что же великаны? Им-то как раз жилось несладко, ведь оставшейся половины еды уже не хватало — но они только туже затягивали пояса и не жаловались, ведь все было по справедливости. А когда у них рождались дети, они вырастали все меньше и меньше: так было легче выжить. И уже через пару сотен лет карлики и великаны сравнялись в росте, тогда прочие существа перестали их различать и стали звать просто «люди». С тех пор люди и живут на нашей прекрасной Земле.

Но знайте, что если среди людей вы встретите того, кто жаден до чужого и стремится забрать себе гораздо больше, чем ему на самом деле нужно, — это потомок карликов. А если кто-то превыше всего ценит правду и справедливость и хочет, чтобы нигде на Земле не было обиженных и недовольных, — это потомок великанов.

Герой

* * *

Водном селе жил да был мальчик Ваня. И вот как-то раз пошел тот Ваня в лес по грибы. А грибов в тот год немного уродилось. Идет он себе с корзиночкой по тропинке, раз отошел за грибом, два, на третий хотел было на ту тропинку вернуться — а нету ее, и, как назло, солнца не видно. Ну, думает Ваня, пойду куда глаза глядят, лес небольшой, к какой-нибудь деревне рано или поздно выйду.

Идет он так, идет и видит: впереди поляна, а на поляне дом за высоченным забором. Подошел поближе, смотрит — ворота открыты. И вдруг из тех ворот как выскочат два огромных волкодава — и прямо на него! У Вани сердце в пятки ушло, да жизнь свою дешево продавать не хотелось. И он с размаху — р-раз! — одной собаке как даст по морде ногой — упала, другой в шею заехал, тоже присела. Тем временем первая оклемалась и опять давай бросаться, только пуще разозлилась. Надолго Ваню, конечно, не хватило бы — но тут кто-то как заорет: «Стоять! Стоять, я говорю!» — и собаки встали как вкопанные. Видит Ваня: из ворот бабка бежит, такая ничего себе бабка, не дряхлая еще, жизнью не согнутая, в дутой курточке и красных резиновых сапогах. Подбегает, запыхавшись, и спрашивает:

— Цел, милок? Не сожрали тебя мои черти?

— Не успели, — говорит Ваня.

— Ой, ты уж прости меня, дуру старую, собачек выпустила, а ворота запереть не догадалась. Тут у нас чужие не ходят. А ты сам-то чей будешь?

— Я из Лихоборья, — степенно отвечает Ваня, — Ангелины Степановны внук, Иваном меня зовут.

— Как же, как же, помню Ангелиночку! — оживилась бабка. — Еще в колхозе вместе работали, за телят-ками ходили, когда ж это было? Сорок лет прошло аль пятьдесят? Да где теперь тот колхоз… Вот и не видимся. А я Марья Васильевна. Ну раз так, идем, я тебя, Ванечка, хоть чаем напою.

Ваню долго уговаривать не пришлось: он устал и проголодался, и бабка оказалась хоть дальняя, но знакомая. Они вошли в ворота, и Марья Васильевна заперла их за собой. Дом был большой, новый и даже богатый — непонятно, зачем ставить такой в лесной глуши. Они прошли на вполне современную кухню. За другой дверью Ваня мельком углядел большую комнату с хорошей мебелью, даже с камином.

Бабка включила электрический чайник, достала из шкафчика кусок пирога.

— А может, тебе стопочку налить, для сугрева? — спросила она весело. — Ты уже вон какой большой!

— Не, Марьвасильна, спасибо, я не пью, — ответил Ваня. — Только по самым большим праздникам.

— Ха! Ну как пожелаешь. А расскажи-ка мне, Ванечка, чем вообще занимаешься, как жить думаешь. Есть планы-то?

— Ну как, — начал Ваня. — сейчас в колледже учусь, на механика. А потом, как доучусь, — хочу в институт поступать, на геологоразведочный. Страна у нас вон какая большая, полезных ископаемых море, должен же их кто-то разведывать! Хорошая, по-моему, специальность!

— Ой, да брось сказки рассказывать! — перебила бабка. — Вот ты еще три года в этом своем колледже, а по-старому в путяге, оттарабанишь, потом если и поступишь, пять лет студентом будешь по общагам мыкаться, потом выучишься, на работу устроишься — и будут тебя до пенсии гонять туда-сюда по всей стране за три копейки. Разве ж это жизнь? А ты послушай мой совет: бросай-ка всю эту муру, а через год иди в армию. Там тебя научат из автомата стрелять, приказы выполнять и вообще всему, что во взрослой жизни требуется. Настоящим мужиком станешь! Ты и сейчас вон какой ловкий да бесстрашный — думаешь, я не видела, как ты моих собачек отделал? А у меня сын, между прочим, в городе большой человек! Дом вон какой мне отгрохал! И сам частенько приезжает отдохнуть — да вот и сегодня звонил, что заедет. Оставайся у меня — познакомлю! Ему такие помощники огого как нужны!

Ваня медленно поставил чашку на стол.

— С автоматом — это в братки, что ли?

— Кто так называет, кто сяк, а я тебе скажу: сейчас это самые главные люди, главнее не придумаешь. Всем заправляют.

— Ну, Марьвасильна… А я все думаю, откуда домик у вас такой. Сына вашего я не знаю и про него ничего не скажу — но вы думаете, я никогда этих самых деловых не видел? Даже у нас в селе есть парочка — на кладбище. Ну да, деньги у них водятся — а откуда берутся? Что, я не слышу, что люди рассказывают? Как пытают и убивают за долги да за бизнес? Как наркотой торгуют и проституток крышуют? Как сами друг друга мочат из-за угла? А потом на зону попадают, а оттуда совсем нелюдью возвращаются? Не, не хочу я себе такую жизнь, ну его нафиг.

— О, какой ты умный, оказывается! — прищурилась бабка. — Да смотри не прогадай — так ведь нищим и останешься. А ты фартовый, точно тебе говорю! У меня на такие вещи глаз наметанный.

— Ну, если фартовый, у меня и так все будет хорошо! — улыбнулся Ваня. — Ничего, проживу как-нибудь. И в универ точно поступлю, хоть с первого раза, хоть с пятого! А как поступлю, подработаю — и куплю себе гитару. Настоящую, электрическую, «Фендер Стратокастер». Давно мечтаю на гитаре научиться.

— Ты? Да куда тебе! Деревня! — подколола бабка.

— Решил — значит, научусь, я упорный! Вот вы, Марьвасильна, слышали про такую группу — «Лед Зеп-пелин»? Не слышали? А хоть про «Гражданскую оборону»? Про какую оборону слышали — когда людей в подвал загоняют, если бомба атомная рванет? Даст бог, не рванет. Не, это про другое. Это музыка! И стихи! Про то, как выжить и не е… простите, с ума не сойти. Не слышали? Эх, о чем с вами тогда и разговаривать! Спасибо за гостеприимство, за чай да пирог, а я, пожалуй, пойду: домой надо до темноты успеть, бабушка волнуется.

Попрощался, вышел и пошел своей дорогой.

Охотник меткое копье

* * *

Давным-давно, когда люди жили не как сейчас, а строили себе хижины из шкур и бродили по лесам, охотясь на крупного зверя, жил в одном племени молодой охотник по имени Меткое Копье. Имя свое он получил вполне заслуженно: еще в детстве он превосходил всех мальчиков в ловкости и выносливости, а когда научился владеть оружием и прошел обряд посвящения, очень быстро стал одним из лучших охотников племени. Одна беда: был он до сих пор не женат, хотя сверстники его давно обзавелись семьями, и у некоторых уже было по паре детишек. Меткое Копье, когда его об этом спрашивали, обычно отвечал, что не нашел еще себе девушку по нраву. Дочери соседей все как одна казались ему слишком простыми и невзрачными, и он втайне мечтал, что встретит где-нибудь невиданную красавицу, дочь вождя большого племени, которая сразу полюбит его и станет его женой.

И вот как-то раз отправился Меткое Копье на охоту. Знакомая тропа привела его к холмам, поросшим густым лиственным лесом, — там обычно паслись олени и дикие козы. Но в этот раз ему не повезло: свежих следов видно не было. Оставалось возвращаться или идти дальше — он выбрал идти. С дальней стороны гряды начинался склон, за которым петляла неглубокая каменистая речка. Меткое Копье спрыгнул в первую попавшуюся промоину и спустился по ней до самой воды. Он решил дойти до верховьев и посмотреть, как обстоят дела с животными там.

Охотник свернул за поворот, и справа показалась отвесная белая скала с расщелиной, похожей на вход в пещеру. А возле скалы стояла девушка, прекраснее которой он не видывал никогда в жизни. На круглом, как полная луна, лице неземным светом сияли светло-карие глаза, густые черные волосы водопадом стекали на плечи. Платье из белой оленьей замши, все в бахроме и разноцветной вышивке, на шее бирюзовое ожерелье, на груди амулеты из ярких камней — это воистину была дочь великого вождя!

— Здравствуй, милая! — воскликнул охотник, очарованный. — Кто ты, откуда и что делаешь одна в такой глуши? Может быть, тебе нужна помощь? Я с удовольствием исполню все, что ты пожелаешь!

Девушка слушала его, не поднимая глаз, и охотник подумал: вдруг она не понимает его языка? Но, помолчав, она наконец ответила:

— Здравствуй, храбрый воин! Нет, помощь мне не нужна, но благодарю тебя за то, что предлагаешь ее. Сейчас я не могу с тобой разговаривать, но, если хочешь еще раз увидеть меня, приходи сюда ровно через неделю.

С этими словами девушка повернулась и исчезла в зарослях.

Меткое Копье едва удержался, чтобы не броситься вслед за ней, схватить в охапку и унести с собой в стойбище — но вдруг где-то рядом ходят ее братья или другие родичи? А с чужим племенем шутки плохи, особенно в одиночку! Он смирился и решил ждать.

Следующая неделя показалась ему вечностью, но все же прошла и она. Меткое Копье с быстротой молнии проделал знакомый путь и в условленное время вышел к скале у реки — однако берег был пуст. Охотник ждал, но девушка все не появлялась. От нечего делать он стал осматриваться вокруг, и взгляд его упал на вход в пещеру. Кажется, в пещере кто-то был: изнутри падали отблески костра, до его ушей доносились негромкие звуки. Он подумал: может быть, девушка там? И решительно переступил порог.

Пещера была обжита: посередине горел костер, стояла тренога, какая-то утварь. А возле костра сидела женщина, не молодая и не старая. Ее красное платье было кое-где испачкано золой и жиром, загрубевшие руки покрыты сажей. Увидев охотника, она приветливо улыбнулась и сказала:

— Здравствуй, друг, заходи и будь моим гостем! Ты, наверное, голоден — у меня припасено немало вкусного, и ты можешь отдыхать у моего очага, сколько пожелаешь, здесь тепло и уютно!

Но Меткое Копье насторожился. «Что это за женщина? — подумал он. — Какого она племени? Вдруг сейчас придет ее муж и из ревности убьет меня стрелой в спину? А если у нее нет мужа, тогда почему она живет здесь одна? Вдруг ее изгнали из племени за какое-то преступление? Нет, я лучше пойду отсюда!»

А вслух сказал:

— Благодарю, но я не могу принять твое приглашение. Я ищу девушку в белой одежде — она была здесь неделю назад и велела мне прийти сюда сегодня. Ты знаешь ее?

— Да, я знаю эту девушку, но сейчас ты ее увидеть не можешь, — ответила женщина, как ему показалось, с грустью. — Приходи через неделю, и ты обязательно встретишься с ней.

Жестоко разочарованный, Меткое Копье повернулся и вышел, даже не попрощавшись.

Еще неделю он не находил себе места от нетерпения, а на седьмой день пустился в путь, едва забрезжил рассвет. Когда впереди показался знакомый утес, он всю дорогу не сводил с него глаз в надежде углядеть хоть краешек белого платья — но так ничего и не увидел. Однако в пещере по-прежнему горел огонь. Бегом преодолев расстояние до входа, он ворвался внутрь.

У очага сидела старуха. Ее лицо покрывали глубокие морщины, кожаный ремешок стягивал снежно-белые волосы, по полу стелилась черная одежда в заплатах. Но смотрела она весело.

— Заходи, внучек, — сказала она скрипучим голосом, — будь как дома! Хочешь, я угощу тебя отваром из целебных трав — ты в жизни не пил вкуснее! А хочешь, расскажу парочку удивительных историй про богов, людей и прочих обитателей всех трех миров?

Но Меткое Копье совсем не расположен был тратить время на какую-то старуху.

— Погоди, бабушка! — воскликнул он. — Мне сейчас не до этого. Я ищу девушку, прекрасную девушку в белом платье — две недели назад я встретил ее здесь и с тех пор никак не могу найти. Может, ты скажешь мне, где она?

Ничего не отвечая, старуха медленно выпрямилась и встала, пристально глядя Меткому Копью в глаза. Ему вдруг стало неуютно.

— Ах, внучек, внучек, — заговорила она наконец. — Ты так ничего и не понял? Эта девушка, и та женщина, что была здесь неделю назад, и я — разве мы не похожи? Мы и есть одно. Я — Луна. Иногда я расту, иногда нахожусь в расцвете сил, иногда убываю, но это все я, ночная богиня! А когда мне не нужно сиять на небесах, я люблю спускаться на землю и жить среди людей, и обычно люди вежливы со мной и принимают мои дары с благодарностью, ибо они всем идут на пользу и радуют сердце. Но ты не таков! А ведь если бы ты был со мной поприветливее, я подарила бы тебе один из своих амулетов или научила парочке заклятий, и ты очень скоро встретил бы прекраснейшую из девушек вашей земли, и ее любовь была бы с тобой навеки. А теперь… — И она провела рукой по воздуху, как бы отталкивая его. — Теперь иди.

И Меткое Копье почувствовал, что ему очень хочется оказаться далеко-далеко отсюда. «Прости!» — только и смог вымолвить он, на секунду задержавшись на пороге.

Так он никогда и не женился.

Про золотую рыбку

* * *

Да-да, про ту самую, о которой уже столько сказок сложено — а лучше всех написал о ней великий поэт Александр Сергеич Пушкин. Большой шаман был, много знал про то, что в мире творится, — а про то, чего не знал, не писал. Вот он и расписал нам в своей сказке во всех подробностях, что да как там со стариком этим и его старухой произошло, а про саму рыбку и жизнь ее рыбью умолчал. Ну там, помутилось синее море, и все. Не знал он, как у них в океане все устроено, а я знаю и вам расскажу.

Рыбы — они, да, говорить умеют, и с людьми, и между собой, конечно, только не ртом, как мы, — рот у них вообще не для этого, — а мыслями обмениваются. Телепатия у них, во. Почему сейчас с людьми не говорят? Не знаю, не хотят, наверное. А той Золотой рыбке приходилось. Такое уж у нее было дело по жизни — с людьми общаться да желания исполнять. Не то чтобы работа: не получала она за это ничего, и не заставлял никто, рыбы же свободный народ, их фиг заставишь, вильнула хвостом — и поминай как звали. А, скажем так, миссия у нее была — людям помогать. И для этой миссии была у нее особая волшебная сила. В старину-то многие знали, в каком месте на берег выйти да как ту рыбку подозвать, и абы с кем не делились, передавали друг другу шепотом, чтобы кто случайный не подслушал. Потому, наверное, люди всё попадались рыбке нормальные, не злые, не жадные — просто шли со своими бедами да кручинами, она и помогала. А на досуге любила она, не поверите, сказки и истории всякие слушать: у них, у рыб, свое как бы радио есть, тоже телепатическое. И больше всего нравились ей истории про всяких королей, рыцарей, принцесс да фей, из тех времен. Ну, про фей слушать ей было не особо интересно, она же сама как бы фея — а вот про принцесс очень любила, да.

Вот так жила она себе спокойно — и тут случается та самая история со стариком, и старухой его, и корытом, которую так прекрасно нам Пушкин описал, что и добавить нечего. Только давайте себе представим, что бедная рыбка чувствовала, пока с ангельским терпением про старухины закидоны выслушивала, а потом и исполняла. Только море вокруг бурлило от невысказанных эмоций… А что в итоге? А в итоге мерзкая старуха совсем на шею сесть вознамерилась, и чтоб рыбка-благодетельница, значит, была у ней на посылках. Тут уж лопнуло рыбкино терпение — неправильно это, не должно на свете быть таких людей! А вредить никому нельзя, можно только отменить уже сделанное. И вот одним изящным движением плавника — имеем разбитое корыто.

Чувствовала рыбка, что все сделала правильно, — а почему-то никак успокоиться не могла. Опротивели ей люди. Все чудилось, что они либо такие же жадные, наглые да глупые, как та старуха, либо, как мужик ее, подкаблучники бесхребетные… Наступило, короче, профес-сио-нальное выгорание вследствие психологической травмы, во. И взмолилась она своему рыбьему богу. А кто у рыб бог? Правильно, Дагон, кто ж еще. Это он для людей страшный, а рыбы все как одна — дети его любимые, и слышит он каждую, и сразу отвечает, стоит лишь той словечко про себя прошептать, и никаких таких выражений подчинения и покорности ему не нужно, свободный же народ.

И вот кричит наша рыбка изо всех сил, хоть и про себя: э-эй! Даго-он!

И он ей сразу в ответ таким басом внушительным: слышу, милая! Что там у тебя случилось?

И она, захлебываясь: все, короче, не могу я больше с людьми, забирай у меня силу волшебную! А он: не вопрос, милая, в любой момент. Она: а помнишь, ты говорил, у меня тогда еще одно желание для себя будет? Он: да, проси чего пожелаешь — и даже не одно, а целых два! На всякий случай, а то мало ли, знаю я вас.

И рыбка, недолго думая: хочу стать принцессой! Да-гон так осторожно: правда принцессой? Принцесса же человек, а не рыба. Рыбка ему: нет-нет, ты не понял, не человеческой принцессой, а рыбьей, пускай я снаружи буду как принцесса, ну, там, такая вся из себя прекрасная, милая и нежная, а внутри по-прежнему собой — только лучше!

Дагон такой: ф-фух, кажется, понял. Только знаешь что, дорогая: ты не забыла, что силы-то волшебной у тебя больше не будет? А рыбка ему на это: да ну и черт с ней, справлюсь! Давай!

Сказано-сделано: зажмурила глазки, и в ту же секунду случилось с ней волшебное превращение.

И вот открывает она потихоньку один глазик, потом другой и видит: мать честная! Чешуя у нее по-прежнему золотистая, но такая вся нежная, с муаровым отливом, тело стройненькое, точеное, плавники длинные и шелковистые, на полметра за ней развеваются, не двигается, а прямо плывет… ну то есть, она и раньше плавать умела, но все как-то не так. А теперь одно слово — красавица! Так ей радостно стало на душе — думает: вот оно, счастье-то, о котором столько слышала, а сама в жизни не видела! И захотелось ей повыше подняться, в более высокие, значит, слои моря-океана, где и света побольше, и корма, и общество, на других посмотреть и себя показать.

Всплыла потихоньку — и давай на свету красоваться, плавничками яркими шевелить, все смотрит, кто ее первый увидит, не принц ли прекрасный. Но тут краем глаза замечает: справа поодаль тень косая да серая маячит. Оглянулась: батюшки, да вот еще одна слева, и как будто бы снизу третья заходит!

Страшно ей стало. Как завопит: Даго-он! Что-о же это! А он ей: это, милая, акулы. Она: да откуда ж они взялись на мою голову! А Дагон ей на это с легкой грустью: а они, милая, всегда были, они тоже тут живут, как и ты.

И тут только дошло до бедной рыбки, что раньше волшебная сила защищала ее от хищных тварей, а теперь нет ее — и разорвут рыбку в клочки в один миг. И кричит она: Дагон, посто-ой! У меня ж еще одно желание есть! Давай быстро превращай меня в кита, кит же больше акулы!

Тут даже Дагон не выдержал. Дура, говорит, мы же рыбы! А кит — животное, мле-ко-пи-тающее, ты, что, не знала? Его предки миллион лет назад к нам в океан с суши сползли на четырех лапах, потом только лапы в плавники превратились. Так что не могу ни в кита, ни в дельфина, по другому ведомству проходят.

Стыдно стало рыбке: сказки-то она с охотой слушала, а в науке была не сильна. Но спасаться-то надо! И кричит она: раз так, хочу оружие! Ну вон, хоть меч, как у рыцаря, знаешь!

И Дагон такой: хм, а что, это идея! Почему бы и нет? Девка бойкая, с оружием себя защитить сумеет. Только куда ей этот меч присобачить? На спину неудобно: пользоваться не сможет, на хвост — не выдержит, слабенький. Остается на башку лепить — и все, прощай, красота. Ну так жизнь дороже, потом поймет-простит.

Сделал — и отключил связь, не смог дальше слушать, что у нее там в голове творится. Пока будет от акул отбиваться — авось привыкнет да полюбит себя такой.

Но что-то не давало ему покоя, жалость, что ли. Все думал, как же помочь, — ас ней сделать больше ничего не мог, желания кончились. Думал-думал, а потом — эх, была не была — просто представил себе внешность ее новую и сотворил такое же существо с мечом на носу. Только мальчика.

Что там дальше с ними было — натурально, тайна, покрытая мраком, об этом не только я не ведаю, но и сам Пушкин, похоже. Но по разным признакам можно предположить. И посейчас существуют в море-океане те рыбы с мечом на носу, так их и называют: меч-рыба. А значит, случилось у тех рыб и знакомство, и любовь, и семья-дет-ки. Выжили и размножились — значит, нужны нашему миру, какие есть.

Только, слышал я, в последнее время что-то меньше их стало — не дай Дагон, вымрут еще. Берегите, короче, океан.

Жадный раджа

* * *

Давным-давно было на севере Индии, в предгорьях, небольшое княжество, и правил им, как водится, один кшатрий. Семья его была богата, любящая жена родила ему пятерых сыновей, с окрестными князьями жил он в мире, дворец его был искусно украшен и полон всего, чего только ни пожелаешь, — в общем, этот раджа имел все основания считать себя счастливейшим из смертных. Но с течением лет и государственные дела, и семейная жизнь прискучили ему, он сделался неспокоен и раздражителен, и придворные день и ночь ломали головы, как бы развлечь своего повелителя, — но ни охота, ни игра в кости, ни общество красивых женщин уже не радовали раджу.

И вот как-то раз один из советников сказал ему: «Господин мой, в соседнем городке у подножия гор живет старый учитель, который известен тем, что в молодости был великим путешественником и обошел, кажется, всю землю от Персии до Китая. Прикажите послать за ним, и он наверняка сможет показать вам какое-нибудь невиданное в мире чудо». Раджа милостиво дал свое согласие.

Однако самый мудрый из придворных сказал остальным, что, по чести, сначала им следовало бы поговорить с учителем: кто знает, станет ли он подчиняться приказам хотя бы и самого раджи. Так и порешили сделать.

Назавтра придворные велели слугам оседлать коней и отправились в городок. Там они спросили у первого встречного, где живет учитель, и тот с охотой показал им дорогу. Учитель — а звали его Бхагван Сингх — жил в маленьком, неказистом на вид домике возле городской стены. Услышав голоса и топот множества коней, он вышел и немало изумился, увидев у себя во дворе столь блестящее общество, — однако вежливо поклонился и радушно предложил гостям войти в дом и разделить с ним скромную трапезу.

В доме было всего две комнаты: в одной учитель жил сам, в другой обучал соседских детей грамоте и арифметике. Кое-как разместившись, придворные отведали угощение и наконец приступили к делу. Они стали сетовать, как тяжела их жизнь при дворе, как много в государстве зависит от расположения духа повелителя и как сложно ему угодить. Поэтому не будет ли господин учитель так великодушен, что поможет развлечь раджу каким-нибудь увлекательным, но не очень трудным путешествием, желательно в такие места, куда не ступала еще нога смертного и где полным-полно невиданных, но неопасных чудес? Иначе все они просто-напросто рискуют лишиться головы.

Учитель выслушал их со вниманием и ответил, что дело это очень непростое, потому что таких мест в мире почти уже не осталось и сам он слишком стар для долгих походов, — но он понимает, сколь важна их просьба, и готов служить повелителю по мере своих скромных сил.

Обрадованные придворные посадили учителя на самую смирную из кобылок и вместе с ним вернулись в столицу. Бхагван Сингх был представлен ко двору и легко сумел завоевать расположение раджи красочными рассказами о былых путешествиях. А на вопрос, нет ли и в наше время поблизости от столицы княжества каких-нибудь чудесных мест, ответил, что знает одно и готов сопроводить повелителя туда. «Я щедро награжу тебя!» — воскликнул раджа. Но учитель ответил, что никакой награды ему не нужно, но он просит повелителя дать ему одно обещание и поклясться всеми богами, что оно будет исполнено.

Раджа нахмурился: какой-то учитель не стоил того, чтобы ради него клясться всеми богами. Но Бхагван Сингх был непреклонен: он сказал, что от этого будет зависеть его жизнь, а может статься, и жизнь самого повелителя. «В чем же я должен клясться?» — спросил раджа. «Поклянитесь, что ничего не унесете из места, куда я вас приведу», — ответил учитель. И раджа скрепя сердце принес требуемую клятву.

На следующее утро из ворот дворца вышел целый караван: придворные, сам повелитель, его личная охрана, множество слуг и телег с припасами. А впереди все на той же кобылке — она пришлась ему по нраву — ехал Бхагван Сингх, указывая дорогу. К вечеру остановились на ночлег, на следующий день достигли предгорий. Начался подъем, путь стал заметно труднее. Затем достигли места, где большая дорога кончалась, а вправо и влево отходили узкие каменистые тропки, по которым с трудом прошел бы даже один конный. Обоз распрягли и оставили, всадники выстроились цепочкой, и учитель решительно повернул кобылку влево. Долго пробирались они по узкой кромке ущелья, и у придворных не единожды сердца уходили в пятки при виде отвесного склона под ногами.

Наконец дорога вывела их на небольшую полянку, а дальше убегала за поворот. Учитель дал знак остановиться. Спешившись, он подошел к повелителю и прошептал ему что-то на ухо. Раджа властным жестом скомандовал всем замолчать.

— Дальше мы пойдем вдвоем!

Придворные и охрана зароптали, но раджа был непреклонен. Учитель заверил их: он жизнью клянется, что повелитель вернется к ним в целости и сохранности не более чем через три часа.

И они скрылись за поворотом.

Через пятьдесят шагов тропинка неожиданно уперлась в отвесную и гладкую, как стена, скалу. Учитель подошел к скале, ударил по камню рукой и негромко воскликнул:

— О Великий!

И в тот же миг случилось чудо: в скальной стене появилась тоненькая трещина, потом стала расширяться, раздался шум, как от камнепада — и посреди скалы разверзлось отверстие высотой в три человеческих роста. Учитель сделал приглашающий жест и первым переступил порог.

И взору раджи открылась прекраснейшая из пещер, когда-либо виденных человеческим глазом. Один зал ее был целиком из розового кварца, в другом молочно-белые сталактиты украшали потолок, в третьем стены покрывали кроваво-красные яхонты. Откуда-то сверху струился приглушенный свет, по полу бежали ручейки, сливаясь в нежно журчащий поток, который в следующем зале превращался в водопад и рассыпался разноцветной радугой. Да, это было поистине восьмое чудо света! Раджа был очарован и никак не мог наглядеться по сторонам.

Так они обошли семь или восемь залов, и тут раджа наконец заметил, что его спутник едва держится на ногах от усталости — очевидно, прошло уже несколько часов. С большой неохотой велел он проводить себя к выходу. Как только они переступили порог, волшебная дверь сама собой закрылась, и их взору предстала гладкая, как прежде, скала.

Придворные встретили их оживленными расспросами, но раджа велел им замолчать. Они устали, сказал он, а рассказывать об увиденном он не собирается — пусть знают только, что это было и вправду достойное зрелище, и слава подземным богам, сотворившим такую красоту.

Караван отправился в обратный путь, а на одном из перекрестков учитель остановился и сказал, что кратчайшая дорога к его дому лежит здесь и он просит позволения откланяться. Раджа милостиво поблагодарил его и отпустил. Он помнил, что тот отказался от награды, а данное учителю обещание он сдержал.

Вернувшись домой в прекрасном настроении, раджа с охотой погрузился в государственные дела и дворцовую жизнь. Так прошло два или три месяца; раджа часто вспоминал удивительную пещеру и ее сокровища и с течением времени все больше жалел, что не может снова посетить ее. Еще раз вызвать учителя? Но Бхагван Сингх ясно дал понять, что их приключение будет единственным в своем роде.

И тут раджу осенило: он же может добраться туда сам! Он постарался запомнить дорогу, а если где-то случится сбиться, его воины обыщут все окрестности и нападут на след. А клятву самому не искать это место он не давал! Правда, учитель что-то говорил про охраняющие пещеру силы — но, поразмыслив, раджа пришел к выводу, что все это сказки: он сам находился внутри много часов, но проявления каких-либо сил не заметил. Конечно, там есть волшебная дверь — но, очевидно, она открывается всякому, кто знает нужное слово, а он хорошо его запомнил. А сколько там драгоценных камней — целые россыпи! И кому они нужны там, под землей! Хорошо бы взять немного и пустить на украшение парадной залы дворца; а если представить себе, сколько некоторые из них могут стоить… конечно, он и его семья ни в чем не нуждаются, но презренный металл в наше время стал значить так много… статус и влияние требуют огромных расходов… нет-нет, он же дал клятву! Но раджа тут же сказал себе, что клятву он давал тогда, а в этот раз учитель ничего и не узнает.

И через несколько дней из ворот дворца вышел еще один караван. На этот раз раджа не стал брать с собой придворных, зато повелителя окружал весь цвет его личной гвардии: пятьдесят храбрых и умелых воинов. А сзади на осликах ехали слуги, нагруженные инструментами и мешками.

Когда добрались до предгорий, раджа не сразу заметил дорогу наверх — пришлось поплутать по окрестностям. Но тропу вдоль карниза он нашел верно и дальше ехал очень довольный собой, веселясь при виде вытянутых лиц напуганных крутым подъемом слуг. Стражу его, конечно, такие пустяки не смущали.

Наконец прибыли к заветному месту. Раджа спешился и с торжественным видом приблизился к скале. Подняв руку, он слегка хлопнул по камню и произнес:

— О Великий!

Однако ничего не произошло. Раджа нахмурился: такого он не ожидал. Он выхватил из ножен меч, рукоятью стукнул о скалу и крикнул уже громче:

— О Великий!

Но и на сей раз скала не отворилась. Раджа заволновался: не хватало только остаться в дураках на глазах у своих же подчиненных! В ярости вырвал он из рук одного из стражников боевой топор и метнул его в стену, во все горло крича волшебное слово.

Скала не дрогнула.

Раджа уже был готов скомандовать слугам взяться за молоты и кирки, как вдруг слова приказа застыли у него на губах.

С оглушительным шумом распахнулась каменная дверь, а за ней стоял, почти подпирая головой потолок, огромный асур. Глаза его сияли, как два солнца, грудь была закована в сверкающий панцирь, а две руки из шести угрожающе сжимали огромный меч и не менее внушительный боевой топор. Грозно зарычал он, и слуги все как один попадали наземь со своих осликов.

Раджа почувствовал, как у него затряслись поджилки и язык прилип к гортани, — но храбрые стражи его не дрогнули и дружно наставили на великана копья, мечи и топоры, ожидая команды. Второй раз зарычал асур, и сорок из пятидесяти воинов, выронив оружие, упали на колени. Не удержался на ногах и сам раджа. Однако десять самых умелых бойцов устояли и, собрав последние силы, бросились в атаку. Раджа понимал, что сражаться бессмысленно и он должен отдать приказ к отступлению, — но страх сковал его по рукам и ногам. В ужасе смотрел он, как асур одним движением опрокидывает его воинов, словно пешки, и поражает каждого его собственным клинком. Потом все стихло.

— Скажи же что-нибудь, земной владыка! — раздался вдруг спокойный негромкий голос. — Или ты проглотил язык?

Раджа не сразу поверил, что это говорит ужасный великан, только что разгромивший отряд его лучших воинов и бросивший на колени его самого. Кое-как он выпрямился и изобразил приветственный поклон.

— П-прошу прощения, господин мой, что пытался вломиться в твое жилище, — но я не знал, что оно принадлежит тебе. Учитель, что привел меня сюда, ни словом о тебе не обмолвился.

— И это с его стороны в высшей степени достойно похвал, ибо я держу мое местопребывание в тайне и вовсе не хочу, чтобы обо мне ходили слухи среди людей. С тех пор как дэвы, которым вы поклоняетесь, заставили нас жить под землей, много тысячелетий провел я в этой пещере, обустраивая ее по своему вкусу — как всякое разумное существо, я люблю покой, красоту и уют. И, разумеется, не желаю, чтобы ко мне врывались без спроса.

— Но Бхагван Сингх…

— Послушай, — властно перебил его асур. — Лет сорок назад, когда Бхагван Сингх был молод, он исходил эти горы вдоль и поперек — и однажды встретился со мной. Я не любил людей, да и сейчас их избегаю — какие чувства могу я вызвать у большинства из них, кроме трусливой ненависти? Но его — наверное, от скуки — я решил испытать. Я старался напугать его — но понял, что, путешествуя, он давно привык рисковать и смерть его не страшит. Я показал ему свои сокровища — он смотрел на них как на морской песок. Я искушал его тайным знанием, которое дает власть над людьми, — оно его не интересовало. Тогда мы сделались друзьями, и с тех пор он раз или два в год приходит навестить меня, развлечь утонченной беседой и рассказать новости о мире и людях. Когда он привел тебя, я понял, что ты каким-то образом вынудил его к этому, и дал вам спокойно осмотреть пещеру. Мой друг был уверен, что ты не станешь возвращаться. Что ж, это благородно — верить в лучшее в людях, но, как видишь, он ошибался. Зачем ты пришел? Зачем привел слуг? Думаешь, мне не видны все до единой жалкие мыслишки под твоим черепом? Ты задумал ограбить меня! Хотя клялся всеми богами! Но потом сделал вид, что забыл о клятве, и, как трехлетний ребенок, думаешь, что можно нашкодить и убежать и никто ничего не узнает! А еще величаешь себя царем и повелителем, источником закона и справедливости! Ха-ха-ха-ха-ха! — и оглушительный хохот сотряс окрестные горы так, что с них посыпались камни.

Великан в последний раз смерил раджу испепеляющим взглядом. Потом дверь закрылась.

Повелителю ничего не оставалось, как, собрав уцелевших людей, погрузить на ослов тела павших воинов и вернуться домой, чтобы устроить им пышные похороны.

Так был наказан раджа за свою алчность и вероломство.

Любимая кошка королевы

* * *

Водном отдаленном государстве жили-были король с королевой. Жили они, как полагается, в огромном дворце, новехоньком и отделанном по последней моде, а дворец тот стоял посреди великолепного парка, и чего только не было в том парке: и лужайки, и фонтаны, и цветники, и беседки — всего не перечесть! Ограда его была из высоких кованых прутьев с золочеными пиками и королевскими гербами — а сразу за ней начинался настоящий дикий лес, куда обитатели дворца не только никогда не ходили, но даже старались лишний раз не смотреть.

И была у королевы кошечка, совсем еще молоденькая, почти котенок, вся с головы до кончика хвоста снежно-белая — только на симпатичной мордочке чернело небольшое пятнышко. Королева ее очень любила и частенько с ней разговаривала, и кошечка, представьте, ей отвечала! — потому что в те времена и звери умели говорить, не то что сейчас. Так что были они настоящими подругами.

По утрам королева обычно пила чай у себя в спальне, а кошечка сидела у нее на коленях или вальяжно раскидывалась прямо на королевской постели — ей-то все было можно.

И вот как-то раз прекрасным погожим майским утром королева сидела за чашкой чая — надо вам сказать, это была ее любимая чашка из тончайшего пекинского фарфора, подарок самого китайского императора. А кошечка веселилась от души. Она никак не могла усидеть на месте и то носилась по подушкам, ловя собственный хвост, то каталась на спине, то залезала на шкафчик в углу и прыгала вниз… И в какой-то момент не рассчитала движение и — раз! — хвостиком задела чашку, та упала и разбилась. Королева же тем утром была не в духе и сильно расстроилась. «Вот растяпа! — воскликнула она. — Не желаю больше тебя видеть, убирайся вон из дворца, если не умеешь вести себя прилично!»

Кошечка, конечно, чувствовала себя немного виноватой — но не до такой же степени! И тоже обиделась не на шутку. Подумать только, ее гонят из дома из-за какой-то паршивой чашки! (Вслух она этого, конечно, не сказала, так как была хорошо воспитана.) Да, она уйдет! И пусть королева сто раз пожалеет о своих неосторожных словах!

Бочком проскользнула она мимо королевы в соседнюю комнату, где было открыто большое окно, и выпрыгнула наружу.

За несколько минут кошечка, как стрела, промчалась через весь парк, остановилась у ограды, пролезла между прутьями и осторожно пошла дальше.

Вдруг она услышала удивительный звук. Высоко над головой в ветвях старого дуба пела какая-то птица, и пела чудесно: она свистала, щелкала и все время выдумывала новые и новые коленца. Казалось, даже ветер утих, заслушавшись.

«А, знаю, кто это! — подумала кошка. — Это Соловей! Я пару раз слышала, как он поет у нас в парке. Наши придворные его обожают и все время говорят, что у него лучший в мире голос. Хм, надо бы познакомиться!» — и она легко вспрыгнула на ветку дуба и полезла вверх.

Лезть пришлось высоко, кошечка устала. Наконец на одной из тонких верхних ветвей она углядела маленькую невзрачную серую птичку — похоже, у Соловья не было других достоинств, кроме прекрасного голоса. Он так и продолжал самозабвенно распевать и не заметил, как кошечка подкралась довольно близко.

— Эй! — окликнула она его. — Привет! Мяу!

Соловей вздрогнул от неожиданности, открыл глаза и перепорхнул на веточку потоньше.

— Кто ты? — чирикнул он. — Ты мне мешаешь!

— Я — любимая кошка королевы! — ответила кошечка. — А ты — ты Соловей, и некоторые считают, что ты лучший певец во всей Вселенной!

Соловей был польщен, но все же сказал:

— А, так ты живешь во дворце? Лучше возвращайся, нечего тебе делать в нашем лесу!

— Ну-у, Соловушка, не сердись! — промурлыкала кошка. — Давай-ка лучше сыграем в игру!

Соловей почувствовал, что заинтригован, но на всякий случай отпорхнул еще подальше.

— И как в нее играют? — спросил он.

— Это игра в загадки, — начала объяснять кошечка. — Я загадаю тебе загадку про то, что бывает в этом лесу. Если ты не угадаешь, то отдашь мне свой волшебный голос, а если ответишь правильно, получишь мое место при дворе.

«Этот странный зверь из дворца, что он может знать про наш лес того, что не знаю я? — подумал Соловей. — Я обязательно выиграю и сам окажусь во дворце, и уж там-то меня будут носить на руках!»

— Ну что ж, я согласен, загадывай! — сказал он.

И кошечка задала вопрос:

— Что падает с неба в январе?

Соловей задумался — и внезапно с ужасом понял, что не знает ответа.

— Я-я не знаю, — прочирикал он. — В январе меня тут не бывает, я на зиму всегда улетаю в теплые края…

— Снег — вот что падает с неба в январе! — воскликнула кошка. — Ты проиграл!

Соловей понял, что он и вправду проиграл. И ему пришлось отдать кошке свой прекрасный голос.

Очень довольная собой, кошечка побежала дальше и вскоре оказалась на краю небольшой поляны. А на другом ее конце стоял на задних лапах огромный зверь и рвал когтями кору, оставляя на дереве глубокие отметины.

Кошка совсем не испугалась: зверь показался ей довольно неповоротливым. Поэтому она подошла совсем близко и закричала во все горло:

— Э-эй! Ты кто-о?

Великан был занят, да и вообще не любил обращать внимание на всякую мелочь, которая путается под ногами. Поэтому кошке пришлось кричать много раз, прежде чем он наконец услышал.

— Фуух! Р-р-р! А ты кто такая, что меня не знаешь? Я — Медведь! — заревел он с очень гордым видом.

— А я — любимая кошка королевы! Той, что живет вместе с королем в большом дворце за оградой, — промурлыкала кошка. — Я много слышала, о Медведь, про твой недюжинный ум и великую силу и пришла посмотреть на тебя и высказать свое восхищение!

Медведю было приятно слышать, что его, оказывается, уважает сам король, однако он напустил на себя суровый вид и зарычал:

— Все это очень р-радует нас, но все же шла бы ты отсюда подобру-поздор-рову! Мы здесь не любим бр-родяг!

— Дорогой Медведь, постой, не гони меня! — воскликнула кошка. — Я как раз хотела предложить тебе сыграть в одну очень интересную игру! Великолепную игру, вполне достойную твоего выдающегося ума!

Медведь сделал вид, что задумался, потом скомандовал:

— Р-раскажи про игр-ру!

— Это игра в загадки, — сказала кошечка. — Я загадаю тебе загадку про то, что бывает в этом лесу. Если ответишь правильно, я отдам тебе свое место при дворе.

Медведь очень обрадовался. «Выигрыш у меня в кармане! — думал он. — Что такого может знать эта кошка про наш лес, чего не знаю я, его властелин! И я окажусь при дворе и наверняка получу должность королевского советника! И кормят там, говорят, пр-ревосходно!»

— Я не пр-ротив! — проревел он.

— Постой! Но ты даже не дослушал, что будет, если проиграешь!

Медведю такая возможность даже в голову не приходила, но он когда-то слыхал, что в играх нужно соблюдать правила, поэтому снисходительно спросил:

— Ну и что будет?

— Тогда ты отдашь мне силу своих когтей!

— Что ты с ней станешь делать, маленький звер-рь? — захохотал Медведь. — Мышей пугать? Или кр-роликов?

— Это уж моя забота! — ответила кошка. — Но таков уговор. Не хочешь играть — не играй!

— Ладно, р-разрешаю! Задавай свой вопр-рос! — прорычал медведь.

— На чем ходит охотник зимой по лесу?

Медведь изо всех сил напряг мозги, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь про зиму, — но в голове было пусто.

— Наверное, на н-ногах? — сказал он неуверенно. — Я что-то плохо помню, я же зимой всегда сплю в своей берлоге.

— Да что ты! — съязвила кошечка, которая уже чувствовала себя хозяйкой положения. — Далеко же уйдешь зимой на одних ногах! На лыжах! Он ходит на лыжах! Ты проиграл!

И Медведю пришлось признать свое поражение.

Кошечка продолжила путь, вдвойне гордая собой. Она ничего и никого не боялась — ведь у нее теперь была сила медвежьих когтей!

Она забиралась все дальше в глубь леса, а солнце меж тем садилось, день подходил к концу. И вот настала ночь, но кошка прекрасно видела и в темноте. Внезапно тропинка вывела ее на поляну, посреди которой она заметила маленькую норку, а возле нее незнакомого зверька в черной бархатной шубке. Почуяв ее, он быстро спрятался, оставив на поверхности лишь острый нос.

— Ты кто такой? — лениво промурлыкала кошка; она уже немного устала от приключений.

— Я Крот, — ответил зверек. — А ты что за существо? Всю жизнь живу здесь, а таких, как ты, не встречал.

— Я не здешняя, я из дворца — да ты, наверное, и не слыхал о нем, — сказала кошка. — Лучше расскажи, что ты умеешь. А то я по тебе никак не пойму.

— Я живу в норе, — обстоятельно начал Крот, — рою новые ходы, чиню старые, ем жуков и червяков, а осенью засыпаю на полгода и все это время вообще ничего не ем, а еще я…

— Постой-ка! — перебила кошка. — Вот это интересно! Я и сама не прочь так пожить! Слушай, а давай сыграем в игру! Я загадаю тебе загадку про то, что бывает в этом лесу. Если отгадаешь, я отдам тебе свое место при дворе — ну, знаешь, попадешь в королевский зверинец, тебя будут кормить вволю и расчесывать твою шубку. А если нет — отдашь мне эту твою способность спать по полгода.

Крот задумался. Он не очень понимал, хочется ли ему в зверинец и будет ли ему там хорошо, но он был так одинок и так устал, что никто никогда не обращает на него внимания… Он согласился.

— Что бывает на небе, когда светит солнце и идет дождь? — промурлыкала кошка.

— Н-не знаю, — растерялся Крот. — Я никогда не бываю на солнце, мои глаза его не выносят, и дождь тоже не люблю, он мочит мне шубку…

— Радуга! — закричала кошка. — Это радуга! Я выиграла! Эх ты, ничего-то ты не знаешь…

И, забрав у Крота его удивительную способность, кошечка сразу же отправилась в обратный путь: ей не терпелось продемонстрировать свои таланты королеве.

Часть ночи она бежала, потом, устав, немного поспала под кустом, а к утру оказалась прямо возле ограды дворцового парка.

Конец ознакомительного фрагмента.