Тайный наследник для миллиардера

Тала Тоцка

— Сожалею, Полина, — словно током бьет из динамика, — но такой ребенок мне не нужен. За аборт ты получишь компенсацию. Квартиру нужно освободить до конца недели. Всего хорошего. Я согласилась стать суррогатной мамой для неизвестной пары за большую сумму денег. Первый скрининг показал патологию, и заказчица отказалась от «бракованного» ребенка. Дальнейшее обследование показало, что малыш здоров. А еще он оказался моим родным ребенком — клиника использовала мой биоматериал. Я так и не знаю, кто отец моего сына. Но когда в частный сад, где я работаю, миллиардер Тимур Арсанов приводит свою дочь, у меня замирает сердце.

Глава 4

— Князева! — слышу удивленный возглас. — Ты что здесь делаешь?

Оборачиваюсь и вижу у входа в клинику Лену Харину, бывшую одноклассницу. Она улыбается и радостно машет, и я тоже машу в ответ, навешивая улыбку. Я внутри напряжена, так что улыбка получается немного натянутой, но Ленка как будто не замечает.

После девятого класса она ушла в медицинский колледж, поэтому я не удивлена, что вижу ее в клинике. Скорее, я не ожидала встретить одноклассницу именно в этом медцентре.

Судя по ее изумленному взгляду, она меня тоже. У нас у обеих не те доходы.

— Я пришла на обследование к… доктору Ермаковой, — заглядываю в напоминалку в телефоне, проверяя, не перепутала ли я фамилию доктора.

— К Татьяна Валериевне? — восклицает Ленка. — Так я у нее работаю медсестрой.

— Ты уже закончила колледж?

— Доучиваюсь. Меня сюда устроила мамина знакомая, я недавно работаю. Можно сказать, сейчас на испытательном сроке. Идем, — кивает она на стеклянную дверь, и мы вместе входим в прохладный холл медицинского центра.

Вокруг все та же стерильная чистота и глянец. Мне нужно в регистратуру, хотя здесь это, скорее, ресепшн — стильная стойка с улыбающимися девушками-администраторами.

— Поль, я пойду, — торопится Ленка и добавляет, понизив голос: — Давай не показывать, что мы знакомы. У нас все помешаны на конфиденциальности. А после смены можем встретиться и поболтать.

Согласно киваю и направляюсь к администраторам. Конфиденциальность — это как раз то, что мне нужно. Я предварительно подписала целый пакет документов, на это ушло полдня. И одним из первых было как раз обязательство о неразглашении договоренностей.

Оформляю карточку и иду в кабинет доктора. Ермакова мне нравится, ее подход точно такой, как и у психолога, с которым мы начали работать: все процедуры, которые нужно пройти — всего лишь рядовое рутинное обследование. И любые мысли о предполагаемом ребенке от себя лучше отгонять.

По результатам обследования будет видно, подошла я им или нет. Пока ничего для меня незнакомого не происходит — анализы, ультразвуковое исследование, походы по врачам. Но здесь это организовано так удобно, что я не испытываю никакого дискомфорта.

В университете началась сессия, но график посещений клиника полностью подстраивает под меня. И скажу честно, если бы я в самом деле нуждалась в их услугах, о таком сервисе можно было бы только мечтать.

— Как тебя взяли на работу, если ты еще не закончила колледж? — спрашиваю Ленку, втягивая через трубочку молочный коктейль.

У меня сейчас специальная диета, нельзя ничего «цветного». Помидоры, морковка, клубника, — под запретом, цитрусовые тоже. А мне, как назло, ужасно хочется апельсинов.

Мы сделали заказ, а пока они готовятся, пьем молочные коктейли. Ленка клубничный, я просто белый, без добавок. Диета…

— Я уже вот скоро получу диплом, — живо делится одноклассница. — Я у них проходила практику, и меня взяли на испытательный срок. Если все будет нормально, после дипломирования меня возьмут на постоянку. Сначала я была на подхвате, ну сама знаешь, подай-принеси, разложи по полочкам. Теперь уже во все вникла, втянулась, и с доктором мне повезло, Ермакова норм тетка. Попалась бы выдра какая-то, было бы мне весело. Но я бы и выдру терпела за такую зарплату.

Слушаю внимательно и не перебиваю. Моя задача повернуть разговор так, чтобы Лена мне рассказывала, а я слушала. Чем больше она говорит, тем лучше, и тем меньше шансов у меня проболтаться.

У нас получилось встретиться только через несколько дней, как раз сегодня я была записана на последний час приема доктора Ермаковой.

Мы сохраняем режим секретности. После приема я дождалась Харину за воротами клиники, и мы отправились в «Джанни» есть пинцу с грушей и горгонзолой.

Траттория «Джанни» покорила меня итальянской кухней и демократичными ценами, а еще мне нравится, что там упор делается на здоровую еду.

— Чем тебе обычная пицца не угодила? — ворчит Ленка. — Я вот с баварскими колбасками люблю.

Представляю, сколько калорий в лоснящихся жиром колбасках, и вздрагиваю. Модельный бизнес приучил считать калории и постоянно ограничивать себя в еде. Так что баварскими колбасками меня можно накормить разве что под пытками. Или под наркозом.

— Пиццу делают из пшеничной муки, — объясняю, — а в тесто для пинцы добавляют еще соевую и рисовую. Оно дольше вызревает, потому там меньше глютена.

— А мне и с глютеном нормально, — отмахивается Ленка, — но с грушей тоже интересно.

Я заказала салат с авокадо, печеными овощами и моцарелой, а она — теплый салат с телятиной. Приносят блюда, и у меня текут слюнки.

— С грушей так вкусно! — восторгается Ленка с набитым ртом. — Никогда бы не подумала!

— Я очень люблю Италию, итальянскую кухню и итальянскую моду, — киваю тоже с набитым ртом.

Стараюсь не думать, что сложись у меня по-другому, контракты с итальянскими Домами моды были бы гораздо большей реальностью, чем мое неправильное материнство…

Стоп, Полина, ты заходишь на запретную территорию. Никакого материнства, это работа, за которую тебе платят деньги.

— Слушай, ты расскажи, наконец, зачем пришла к нам в клинику, — Ленка подсовывает к себе тарелку с салатом и носом втягивает аромат. — Боже, какой запах, у меня сейчас случится гастрономический оргазм.

Чувствую, что ступаю на совсем тонкий лед, который может в любой момент треснуть под вынужденной необходимостью хранить чужие тайны. Но Лена будет в курсе всех манипуляций, поэтому банальным профилактическим обследованием не отделаешься.

С другой стороны, результаты обследования могут моих заказчиков не удовлетворить, я просто не «зайду в программу», как они это называют, и мы с Анной распрощаемся навсегда.

— Я не могу об этом говорить, — признаюсь честно. — Как ты сама мне сказала, там все помешаны на конфиденциальности.

Лена понимающе кивает.

— Не можешь, и не надо. Тогда по десерту?

Четыре месяца спустя

Я ее сразу почувствовала, свою беременность. Без анализов, без УЗИ и без других проявлений. Просто проснулась и поняла: ОН там есть. Почему-то именно он, а не она.

Я прошла полное обследование, заполнила целую гору анкет, где подробно описала, какую люблю музыку, какие предпочитаю кинофильмы, какие у меня любимые писатели и художники. Про увлечения меня спрашивали тоже. И вкусовые предпочтения не забыли.

Я отвечала честно. Картины не люблю и в живописи не разбираюсь, зато обожаю любовные романы и читаю в оригинале на нескольких языках. Если от меня ждали тяги к классической философской литературе, то зря, и обманывать смысла не было. Слишком серьезная причина всех этих опросов, чтобы что-то придумывать.

Но мои ответы, судя по всему, удовлетворили и Анну, и ее требовательного супруга. С ней мы больше не встречались, зато она регулярно звонит и спрашивает, как я себя чувствую. Хотя уверена, что о моем здоровье заказчица знает больше, чем я.

Меня устраивает, что я общаюсь только с ней, не представляю, что бы чувствовала, если бы увидела мужчину, чей ребенок будет расти в моем теле.

После того, как обследования закончились и были проведены все необходимые процедуры, мне подсадили эмбрион.

Этот день почему-то запомнился до секунды. Я очень переживала и все время уговаривала себя, как учил психолог: это просто процедура. Ничего особенного. Здесь нет ничего, что имеет ко мне отношение, кроме моего здоровья.

Но как бы я себя ни уговаривала, все равно пробивалось, что это не эмбрион. Это ребенок. Который будет жить во мне и расти. И я так разволновалась, что Ленке пришлось даже поить меня успокоительным.

Сама процедура заняла не больше десяти минут. Меня провели в отдельную палату, чтобы я там отдохнула. Я лежала, смотрела в окно и думала, как это все неправильно.

Обычное зачатие может длиться столько же, но насколько другие ощущения! Там участвует двое, и когда между ними любовь, эти флюиды обязательно передаются ребенку. Я даже представляла, как они окутывают его и убаюкивают. И представляла я, конечно же, нас с Робертом.

Я тосковала по нему. Сколько раз пожалела, что пришла раньше, не сосчитать. А теперь представляла, что это наш с ним ребенок, я просто пришла на осмотр, и сейчас откроется дверь, и он войдет с большим букетом.

Открылась дверь и вошла Лена. Я видела в ее глазах любопытство и немой вопрос, но мы обе молчали. С той встречи в кафе мы больше не обсуждали с ней причины моего появления в клинике, она была в курсе всех процедур и ничего не спрашивала. Конфиденциальность в медцентре на высоте, это чистая правда.

— Поль, ты можешь идти домой, тебя же ничего не беспокоит?

— Ничего, — ответила я, поднимаясь, и наши с ней взгляды скрестились на моем животе. Только сейчас я поняла, что все это время гладила живот рукой, и ладонь так и осталась на нем лежать.

Все прошло хорошо, эмбрион прижился, и три месяца прошли как одна неделя. Я жила обычной жизнью, каждый день ходила гулять, несколько раз встречалась с подругами. Но, конечно, никому ничего не говорила. Они решили, что у меня появился богатый любовник, до меня даже стали доходить слухи, что он старый и страшный. А я и не спешила никого разубеждать.

Когда начнет расти живот, это будет лучшим прикрытием и лучшей легендой. Немолодой и некрасивый, но очень богатый любовник. Даже ничего не пришлось придумывать!

Кстати, а что, если это правда, и муж Анны в самом деле не блещет красотой? Или может он болен неизлечимой болезнью, и она решила получить ребенка с хорошей генетикой от доноров?

Да, не зря я так люблю любовные романы, или это беременность на меня так действует?

Мама позвонила один раз, и я сказала, что уехала на съемки за границу. А потом сменила номер. Пока там живет отчим, мне в дом дороги нет.

Сегодня первый акушерский скрининг, и я немного волнуюсь, хотя все уверяют, что волноваться нечего, беременность протекает прекрасно. Я научилась прятать свое беспокойство, чтобы не вызывать лишние вопросы, и прятать очень далеко. В самую глубину.

Дается это все сложнее и сложнее. Когда проводили первое УЗИ, чтобы подтвердить беременность, я специально отвернулась. Было чувство, будто за мной наблюдают, и вполне возможно, что так и было. То ли Анна, то ли они с мужем вместе. И я поняла, что мне это не нравится.

Хотелось прикрыться рукой, хотелось закрыть монитор и крикнуть, чтобы никто больше не смотрел. Хотя никто не смотрел, даже я.

Это было короткое наваждение, как помешательство. А потом было еще много таких, когда я покупала цветы, чтобы его порадовать. Съедала вкусную панакоту и представляла, как ему нравится. Меня будто затягивало в неизвестную воронку, из которой с каждым днем оставалось все меньше шансов выбраться.

Сегодня я тоже не собираюсь смотреть. Обещаю себе это уже неделю, потому что совсем недавно с ужасом обнаружила, что считаю дни, оставшиеся до очередного УЗИ. Не потому, что меня пугает формулировка «УЗИ плода на наличие маркеров хромосомных патологий», а потому что я просто хочу его увидеть.

Раздеваюсь, ложусь на кушетку, и как будто вначале все идет как обычно. Но в какой-то момент атмосфера в кабинете меняется. Ощутимо, осязаемо. Как будто воздух утяжеляется и вязнет в легких.

Голос врача-узистки меняется, когда она берет в руки телефон. Если до этого он звучал ровно и спокойно, то сейчас — слишком сухо и хлестко.

— Татьяна Валериевна, можете говорить?

У меня внутри все обрывается.

— Что с ним? — поворачиваю голову и замираю. На мониторе виден настоящий человечек, пусть совсем крохотный, но у него уже есть ручки и ножки. Смотрю, как зачарованная, не в силах отвести взгляд.

— Все хорошо, Полина, все нормально, — медсестра берет меня за руку и помогает подняться. — Пойдемте, я проведу вас в комнату отдыха, подождете заключение там.

Иду, не чувствуя ног, пол подо мной качается будто палуба корабля, а рука непроизвольно тянется к животу.

— Не бойся, малыш, — впервые говорю вслух. Негромко, чтобы не испугать ребенка, который совершенно точно сейчас испугался. И совершенно точно он успокаивается от того, что я глажу живот.

Минуты тянутся медленно. Кажется, что я здесь сижу вечность, а прошло всего полчаса. Открывается дверь и входит докторша, она протягивает мне телефон.

— Полина, здравствуй, — слышу голос Ермаковой, — ты только не волнуйся и не нервничай. Но новости у нас не радужные.

Дальше слышу только отдельные слова, которые похожи на выстрелы: «маркеры», «хромосомные патологии», «короткая кость носа», «расширенная воротниковая зона», «так бывает», «будем уточнять»…

На некоторое время я точно отключаюсь. Из прострации вырывает телефонный звонок. Анна. Я так не хочу принимать звонок, что даже пальцы сводит.

— Я сожалею, Полина, — словно током бьет из динамика, — но такой ребенок мне не нужен. Я отказываюсь от дальнейших обследований. За аборт ты получишь компенсацию. Квартиру нужно освободить до конца недели. Всего хорошего.