Вселенные. Сборник рассказов

Таисия Альбертовна Цой, 2020

Порой, когда смотришь на другого человека, кажется, что видишь в нём другую Вселенную – неизведанную, чужую. Эти десять рассказов-вселенных писались под конкретных людей, по их запросам. Всем же интересен параллельный мир, в котором ты, может быть, живёшь прямо сейчас.

Вселенная № два. Или «Вересковая ведьма»

Поле вереска… Порывы осеннего ветра разгоняют маленьких медовых фей и мысли в голове. Поле заканчивалось обрывом в морскую Пустошь.

***

Холодной ночью с полной серебряной луной

Крик совы доносился издалека,

Девушка никак не могла заснуть

И схватила пальто и платье.

Она пошла глубоко во тьму,

Не заметив предостережения, что

Ясное звучание недоброго призрачного голоса

Наполняет ночь.

И она пошла к подножию горы

В свете волшебной луны,

Когда далёкий голос запел песню,

От которой разрывалось сердце.

И сквозь тени она увидела серебристо-белую

Фигуру певицы.

***

Пустошь волновалась за неё, за ту, что стояла на самом краю обрыва, прикрыв зеркало души длинными чёрными ресницами.

Ветер разгонял мысли в голове. И фей.

— И снова ты, — возник в мыслях удручённый голос.

— И тебе привет, — умиротворённо подумала она, не посчитав нужным открыть глаза ради этого гостя.

— Что на этот раз в голову взбрело? — он зевнул, и мрачно растянулся во весь свой огромный рост на лиловых цветах, придавив ненароком одну из феечек. Та выругалась на гномьем, и пнула крохотной туфелькой в отместку его бок. Расправив помятые прозрачные крылья, напоследок показала ему недвусмысленный бранный жест. Он только снисходительно фыркнул в ответ:

— Ты заметила, как они обнаглели в последнее время? Совсем меня ни во что не ставят.

— И я их полностью поддерживаю… — мстительно подумала она.

По ночам на этом вересковом поле, что над морской Пустошью, ни слова не должно прорасти вслух.

По ночам на этом вересковом поле собираются те, кому и не нужно разговаривать словами.

Пустошь любит красивые звуки. И если ей понравится твой голос, она заберёт его у тебя навсегда. А ночью на этом самом вересковом поле можно будет с обрыва услышать, как далеко внизу раздаётся протяжный стон, полный тоски и боли. Твой стон.

Он сладко потянулся. Она медленно приоткрыла мир своим глазам. Обернулась. Ну, точно, вот он, весь во всей свой белоснежной красе. Зубы, обнажённые в наглой улыбке, аж светятся. Так и дала бы ему в эти зубы, тролли его побери.

— Зачем пришёл?! — она нахмурила брови, сложив руки на груди.

— Ой, вот не надо только тут делать вид, что ты меня не ждала!

— Я непросто тебя НЕ жду. Я каждый вечер молю всех фейри Пограничья, чтобы тебя боглы прибрали!

— Я тебе нравлюсь. Однозначно, — и подмигнул. Ей! Подмигнул! Каков чёртов нахал! Да она его двумя щелчками пальцев может Пустоши подарить! Ведьма она, Вересковая, в конце концов, или нет?!

— Да куда тебе. Ты и за десять щелчков меня с места не сдвинешь, — зевнул он, демонстрируя показную скуку.

— Ну, ладно, не за два… — вечно она забывала, что на поле лучше свои мысли держать совсем-совсем при себе. И не думать их никак…

— Ну, так что на этот раз? — изогнул он бровь.

— Мальчик.

— Мальчик?! Вкусный был? — он залился хохотом в громовом рокоте рыка.

— Идиот! Я не ем детей!

— Ах да, у тебя пожизненная медовая диета… — Волв сочувственно выпустил чёрные когти в мягкую почву.

— Волвик, закрой рот. Оттуда тянет трупным ядом.

— Ну и что?! Ты вот только мёдом питаешься, а всё равно ядовитая как мышьяк.

— Да имп тебе под хвост! — Юва безмолвно сплюнула в его сторону.

— И тебе не болеть! — Волв снова растянул чёрные губы в наглой улыбке. — Так что за мальчик?

— Мальчик… Он приходит ко мне… Каждое утро садится на этот обрыв. Смотрит вдаль и не видит солнца. Не видит неба. Не слышит морской Пустоши.

— Он глухой и немой одновременно?!

— Дурак ты, Волвик. Он — несчастный. Он никому не нужен, ни своим, ни чужим. Знаешь, когда Пустошь воет зимними ночами не так страшно, как тогда, когда он молчит…

***

Она была нежна, как светлый рассвет,

Но глаза были неподвижны и холодны.

Вдали от всех времён, как проводы души,

Одиночество звучало в тихой песне.

***

— Хммм… И как ты хочешь ему помочь? — во взгляде перевёртыша впервые мелькнул неподдельный интерес.

— Я не знаю… — опустила она глаза в лиловое цветочное поле. — Я совсем не знаю…

— Да брось, Ювушка, ты же Вересковая ведьма! Ты же всем помогаешь!

— Волв, я… Я и правда не знаю. Это же ребёнок, ему же ещё и шести нет. А у него внутри горя больше, чем голосов у Пустоши…

— Юва. Послушай, — Волв заговорил в её голове вдруг серьёзно и тихо, без тени шутовства. — Иногда выход выглядит не совсем как выход, понимаешь? Я имею ввиду, что выход может быть совсем не таким, каким ты, или кто ещё с такой же дурацкой доброй душой, его видишь. Просто… Да блин! Как с тобой тяжело, Юва! Боггарт тебя разбери на бусинки! В общем. Ты всё сможешь, только не бойся. Я уверен, ты сделаешь всё правильно…

***

Песня затихла в полёте ночного ветра,

Певица замолчала,

Лишь слеза, пролитая молча,

Говорила о том, о чём она хотела спеть.

Девушка была так растрогана,

Что сказала: «Не молчите,

Я не знаю почему,

Но ваша песня трогает меня!»

***

Маленький мальчик, лет пяти-шести, сидел на обрыве верескового поля. Свесив босые ножки в прохладу осенней Пустоши, он смотрел вдаль. Глаза его, обречённые белёсой пеленой от рождения не видели тварного мира. Он с первых дней жил в том мире, который построил для себя на ощупь. А это место, куда приходил каждое утро, он видел на запах. Запах тёплого верескового мёда. Запах справедливого моря. Море, оно ведь не человек, оно всегда справедливо. Даже когда жестоко.

***

Певица подошла к ней,

В её взгляде, казалось, была робкая надежда.

Она нерешительно взяла девушку за руку —

Теперь пути назад не было.

Она запела песню для неё одной,

И та, зачарованная, тихо последовала

За певицей вверх по горе

К краю самого высокого утёса.

Вдали от всех времён, как проводы души,

Одиночество звучало в тихой песне.

Там певица пела свою песню

О тёмной роковой ночи,

Которая больше ста лет назад

Принесла ей огромнейшее несчастье:

Молодой человек поклялся ей в любви,

Это было раннее счастье,

Но слепая ненависть её отца

Помешала тому, что было суждено.

***

Юва присела рядом. Он почувствовал. Он всегда знал, что тут есть кто-то кроме него. Этот кто-то пах как вересковый мёд. Этот кто-то никогда не разговаривал с ним, не пугал, не кричал, не бил. Этот кто-то был тёплым, добрым и почему-то очень печальным. Так, по крайней мере, от этого кого-то пахло. Да, печаль и тепло тоже имеют свой запах, поверьте этому мальчику. Он знает…

Но этот кто-то никогда раньше не подходил так близко, не сидел рядом.

— Почему ты всегда печальна? — подумал мальчик, не отводя безликого взгляда от дали тёмного горизонта.

— Потому что я хочу тебе помочь.

— Но, это же повод для радости, разве нет?

— Знаешь, милый, иногда выход… Он… Иногда выход выглядит как… Чёрт!

— Иногда выход пахнет Пустошью и немного вереском. И кажется не тем, чем является на самом деле, — Юва удивлённо посмотрела на мальчика. Ветер трепал его волосы, пытаясь пригладить их то на одну сторону, то на другую. Но, глаза… Веки не дрожали от прикосновений ветра, не вздрагивали ресницы. Он знал. Милый, подумала Юва совсем-совсем про себя, как же так…

— Я пойду с тобой, Ведьма верескового поля, — по щекам ведьмы заискрились медовые капли. Терпкие, как эль. Горькие, как полынь.

— Не плачь, ведьмочка, пожалуйста. У слёз не очень добрый запах. А вкус и вовсе горький.

— Да, милый, — она стёрла рукавом платья капли. Шмыгнула носом. Встала над обрывом. Мальчик поднялся вслед за ней. Солнце открывало их, стягивая с двух пар ног одеяло ночи. Она взяла его за руку.

Мальчик запел колыбельную. Единственную, которую ему когда-то пела мать. Единственную, которую он берёг всё это время, не произнеся за свои пять лет и семь месяцев ни слова. Тонкий несломленный мальчишеский голос запел так громко, как мог в свой первый раз. И сама Пустошь замолкла, слушая самый прекрасный голос, какой она только слышала за свои века.

***

«Никогда в жизни

Вы не будете принадлежать друг другу»,

Тогда они решили поклясться в любви

В своей ранней смерти.

Но проклятье отца было сильным

И даже там достало их.

Оно разделило их души,

Загнало её в это место.

Вдали от всех времён, как проводы души,

Одиночество звучало в тихой песне.

Певица всё ещё держала

Девушку за руку,

Когда, ослепшая от слёз, она поднялась

К высокому краю утёса.

***

Вересковая ведьма сидела на обрыве и смотрела вдаль. Ровная линия горизонта гипнотизировала зелёные глаза. Волв бесшумно присел рядом. Ткнул в плечо бархатным влажным носом.

— Он разговаривает со мной, Волв. Каждый вечер. Пустошь поёт его голосом эту колыбельную каждую ночь. Каждую ночь, допев колыбельную, Пустошь шепчет его голосом «спасибо»… Но почему же так больно, Волв? Почему больно?? — Она беззвучно плакала. Волв обнял её за дрожащие плечи, ткнулся тёплым носом в затылок ведьмы.

***

Но, уже исчезнув на дне,

Она услышала песню:

«Благодарю, моё дитя, только твоя смерть

Разорвала оковы проклятья!»

Вдали от всех времён, как проводы души,

Одиночество звучало в тихой песне.

***

Стихи: группа Nenia C'Alladhan, песня «Schattengesang»

Перевод: Aphelion.