Вечная история

С. Г. Малиновски (2019)

«Вечная история» — роман, первая книга цикла «Гвардиимайор», жанр боевая фантастика, альтернативная история, героическая фантастика, социальная фантастика. Рубеж конца XX — начала XXI века — страшное время в истории Советского Союза — России. Это время крушения первого в мире социалистического государства, время становления Российской Федерации, время потрясений и разочарований. Роман «Вечная история» рассказывает об этом времени с точки зрения фантастического персонажа, который живёт среди нас… и он такой не один. Сами себя эти люди называют «вампирами», но они не пьют кровь по ночам, не охотятся за припозднившимися прохожими. Они просто, в меру своих сверхъестественных способностей, пытаются противостоять глупости и жадности тех, кто хочет сделать нашу жизнь кошмаром. Присмотритесь, может быть и вы знаете кого-нибудь из них… Внимание! Содержит сцены распития спиртных напитков, табакокурения и употребления наркотических веществ. Употребление табака, алкоголя и наркотических средств вредно для здоровья. Внимание! Содержит сцены жестокости и насилия. Возрастные ограничения 18+

Новелла III

…Служба шла своим чередом. Но прапорщиком служить гораздо приятнее хотя бы потому, что не приходилось спать в общей казарме, да и прав было прилично больше, чем у рядового состава, однако прибавилось и обязанностей, а ответственность навалилась не меньше чем у ротного. По прибытии на меня навесили должность начальника разведгруппы, а заодно из-за отсутствия лейтенанта — командира взвода. И если первая должность мне нравилась, то вторая… это просто форменное издевательство. Самое противное в ней то, что во взводе целых тридцать человек, извиняюсь, вампиров. И все они старше меня минимум лет на двадцать. Это создавало известные трудности. У них был богатый жизненный опыт, знания, умения и способности, которые мне еще только предстояло развить. Но у меня в наличии имелись: напористость, ум, нестандартное мышление, ну и майор в самом крайнем случае. Обращаться за помощью к дедушке за все время службы, по счастью, не понадобилось.

Кстати, здесь нарисовалась еще одна проблема. После первой же тренировки, после возвращения из школы, майор, злой как черт, поинтересовался, что это за балет я показал вместо рукопашного боя и где меня этому учили. Поскольку он, насколько помнится, ничего такого мне не показывал. Я смущенно признался, что именно это нам преподавали в школе. Учитель схватился за голову и помчался к полковнику с требованием немедленно звонить в Болград и заставить сменить там рукопашника, поскольку этот явно засиделся в тихом месте.

Теперь я принимал активное участие в серьезных операциях. На выходы ходили тремя группами. Две — вампиры и одна — люди. Мы шли скрытно, страхуя друг друга. Наша задача брать живьем. Погибший язык считался провалом задания. Все, что мы делали, не должно было вызывать ни единого подозрительного взгляда.

Убивать — задача людей. В общем-то они и нужны, чтобы отвлекать на себя внимание противника. Чтобы мы не распылялись на ненужные боевые действия. К слову сказать, если людям не везло, как мне в моем первом выходе, одна из наших групп по окончании задания выводила ребят из-под огня.

После возвращения люди немедленно отправлялись в столовую пить спиртное и есть мясо, а вампиры — в санчасть на переливание крови, а затем — тоже в столовую. А потом — на целый день отсыпаться. Но мне и в этом не везло. Из-за дурацких отчетов я спал гораздо меньше остальных. Каждую бумажку я составлял не меньше суток, а учитель и не думал мне помогать. Под конец я заподозрил его в ярко выраженных садистских наклонностях. Такие мысли все чаще приходили мне в голову, когда, глядя на то, как я мучаюсь, майор только тихонько посмеивался и с нескрываемым удовольствием правил мои отчеты.

— Правильно составленная бумага, — приговаривал он при этом, — страшная сила. Любая запятая смысл имеет. Мультик про «Страну невыученных уроков» помнишь? То-то. И вообще, бери пример с лейтенанта Каркаладзе, ну, на худой конец, с Покрышкина.

Лейтенант Каркаладзе был командиром второго взвода. За глаза этого семидесятилетнего вампира называли Каркалыгой. Хотя, пожалуй, только фамилия вызывала легкую усмешку, а так мужик был правильный.

Выдержал я такое издевательство около двух месяцев. Потом пошел к Вано за помощью. Он сочувственно выслушал меня, покачал головой и с недоумением сказал:

— Вах, дарагой! Зачем так душу рвешь? Будь проще, пиши то, что знаешь, и не лезь в подробности.

— А если не знаю?

— Тогда пиши вот так. — Он сунул мне под нос свои бумаги.

Я заглянул в них. Это были небрежные отписки, которые тем не менее достаточно точно отражали положение вещей.

— Мне майор за такое башку оторвет.

— А ты пробовал? — с любопытством поинтересовался Вано, пряча документы.

— И пробовать не буду. Я еще жить хочу.

— Тогда мучайся, — заключил Вано, выпроваживая меня из комнаты.

И я честно мучился еще месяц, до очень памятного случая…

–…Иван!

Майор ворвался в казарму так, словно за ним гнались все черти ада. Я встревоженно оторвался от журнала, который честно пытался заполнить вот уже третий день, каждый раз придумывая весьма убедительные причины, чтобы отложить бумаги еще хотя бы на час, так что и сейчас я только рад был пофилонить, но вид, а главное, волнение учителя не на шутку меня поразили.

Предупреждая мой вопрос, он скомандовал:

— Подъем всем! Всю роту на вертушки! Живо!

— Всех?! Но два взвода только с задания! У них отсыпной день.

— Всю роту! — рявкнул майор. — Если через двадцать минут «коровы» не взлетят, Батя тебе шею свернет!

Проверять возможности полковника я не стал. Тем более что в них ни капли не сомневался. Голову и я свернуть могу — дело это нехитрое, ума большого не требует. Выскочив из казармы, я с изумлением увидел, что к летному полю стянулся весь вампирский личный состав. Из кабины первого МИ-8 выглядывал Батя, наблюдая за посадкой. Увидев нас, он удовлетворенно кивнул. Мы направились к нему. Батя спрыгнул на землю и что-то шепнул майору. Я только коротко вздохнул. Услышать шепот людей или уловить их мысли — это нетрудно. Но с вампирами все гораздо сложнее, а такие старики, как наставник и Батя, легко экранировались. Но, видимо, то, что сообщил полковник, оказалось слишком серьезно. Учитель коротко ругнулся и помчался к нашей машине. Я поспешил следом.

Когда, вспарывая винтами воздух, вертушки оторвались от земли, майор обвел нас тяжелым взглядом и коротко проинформировал:

— Дело плохо, бойцы! Великий Магистр Афгана объявил общий сбор. Гроссмейстеры из Европы, Союза, Штатов уже на месте. Это значит только одно — будет объявлена Большая Охота! А судя по наличию Гроссмейстеров, Охота будет общая.

Мужики коротко охнули. У меня отвисла челюсть. В школе нам объясняли, что Охота открывается только в исключительных случаях. А уж общих, то есть международных, почти не бывает. Санкционирует Охоту только Великий Магистр той страны, где произошло ЧП.

— Иван, — тихо предупредил учитель, — от меня ни на шаг! Если это то, о чем я думаю, дело плохо… Все вопросы потом, — отмахнулся он от меня.

Мы приземлились в ущелье, в самом центре горного массива. Этот район считался достаточно спокойным, поэтому рейды здесь не проводились. Но по той уверенности, с которой пилоты посадили машины, было понятно — этот маршрут им хорошо знаком. Выпрыгнув из кабины, я огляделся и изумленно присвистнул. Столько вампиров за один раз мне еще видеть не доводилось.

Батя уже уверенно направлялся к плотной группе представительных мужчин в центре нашего собрания. Они отличались от основной массы прибывших чем-то неуловимым, но необыкновенно весомым. Возможно, это был опыт, приобретенный в процессе долгой жизни, возможно — мощь и знания, а может быть, все вместе взятое. Пока наш Гроссмейстер здоровался с собравшимися с той сердечностью, которая основана на бесконечно долгом знакомстве и доверии, пока он бегло просматривал документы, майор тоже не стоял на месте.

Я, как приклеенный, держался рядом с ним. С нами то и дело здоровались, он меня кому-то представлял, а я не мог опомниться от изумления. Здесь собрались все: духи, талибы, наши, американцы, англичане и еще бог знает кто. Все были встревожены, но общались друг с другом достаточно спокойно, не проявляя неприязни. Присмотревшись, я понял, что сдерживать чувства приходится в основном молодежи. Все бойцы старше семидесяти лет, казалось, просто не замечали, что рядом с ними находились солдаты из враждебной страны.

Я, конечно, помнил и лекции, и рассказы майора на тему мира и дружбы между вампирами, но столь наглядное подтверждение этой информации меня просто поразило. А тут еще неожиданно к нам подскочил здоровенный мужик, судя по внешнему виду — не меньше чем арабский шейх, только с автоматом на плече, и, радостно заорав: «Петя! Привет!» — облапил учителя.

Тот с не меньшим энтузиазмом обнял его, а потом, повернувшись ко мне, сообщил подошедшему:

— Знакомься, Джабраил, это мой ученик Иван! Ваня, это Джабраил эль Мухаммед-Ходжа, прямой потомок пророка Мухаммеда.

У меня отвисла челюсть. Глядя на этого афганца, никто не поверил бы, что ему около шестисот лет. Значит, он почти в два с половиной раза старше учителя. Немедленно промелькнула непрошеная мысль на тему: к какой ветви пророка Мухаммеда относится Джабраил. Но надо было здороваться, и единственное, что я смог пробормотать, было:

— Салям алейкум, уважаемый! — И неожиданно даже для себя добавил: — Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его!

Оба вампира вытаращились на меня, похоже, лишившись от изумления дара речи, а потом дружно заржали.

— Хвалю! — сквозь смех пророкотал Джабраил, хлопая меня по плечу. — Поздравляю, Петя! Хороший парень, хоть и очень заметный. Мне мои орлы сообщили о появлении птенца, но не знал, что это ты постарался. Кстати, мог бы и на праздник пригласить.

— Спонтанно вышло, — пояснил майор и тут же сменил тему: — А твой как?

— Да ничего, тоже отучился. У вас же, в Союзе.

Я не удержался и тихонько хмыкнул. Похоже, у нас действительно полный интернационал. Хотя ну не ощущал я к ним любви и доверия. Даже к Джабраилу, которого мой учитель явно хорошо знал. Более того, при взгляде на афганских вампиров я непроизвольно напрягался. Мне все время казалось, что сейчас начнется стрельба. Но, похоже, только я ощущал нечто подобное. Все остальные, разбившись на группы, оживленно беседовали. Кое-где пошли по рукам фляги. В нескольких местах я заметил отработку новых приемов.

— Расслабься, — негромко посоветовал майор, внимательно наблюдая за моей реакцией, — это трудно принять и почувствовать до определенного возраста. Ты еще слишком молод. А понимание того, что эти ребята тебе не враги, должно как следует укорениться. — Он слегка приобнял меня за плечи. — Главное, усвой одно — ни с кем из присутствующих здесь ты не скрестишь оружия. Заметь, часть Джабраила стоит напротив нас. Боевые действия идут, но ни с кем из них ты не сталкивался.

Я, успокаиваясь, кивнул.

— Вот и отлично! Игры людей интересуют нас лишь до тех пор, пока наши интересы совпадают или пока их действия не начинают нам мешать. Лучше пообщайся с ребятами. Но далеко от меня не отходи. Магистрат скоро начнет.

Он дружелюбно подтолкнул меня и вновь обернулся к собеседнику. Но тут магистры закончили совещаться и вперед вышли два Гроссмейстера — Батя и рослый афганец, с очень своеобразным, но тем не менее красивым лицом.

— Сводный отряд! Становись! — скомандовали они.

Майор с сожалением развел руками, показывая Джабраилу, как он огорчен, тот, в свою очередь, расстроенно кивнул, и они быстро разошлись. Повсюду раздавалась команда «Рота, становись!».

Этот приказ прозвучал на нескольких языках, но я, как ни странно, их понял. Сейчас я получил наглядное подтверждение еще одной лекции. В школе прапорщиков нам, кроме всего, давали иностранный язык. Преподаватель объяснял, что, благодаря свойствам нашего мозга, мы неплохо владеем телепатией. Поэтому нам необходимо усвоить только основы чужого языка и минимальный словарный запас. А дальше начинают работать особые способности. Дело в том, что, глядя, например, на цветок, у любого человека, независимо от национальности и места проживания, в коре головного мозга возникают определенные колебания. И эти колебания одинаковы что для индейца, что для русского, поэтому совершенно неважно, каким словом называется этот предмет в том или ином языке: главное, уловить и распознать импульс. Если, конечно, ты собираешься общаться только с себе подобными. Ну а для того, чтобы жить в чужой стране, словарный запас, а главное, письменный язык учить, конечно, надо.

Тем временем мы построились. Гроссмейстеры отошли в сторону, и я увидел Великого Магистра Афганистана. Чем-то он был схож с Муслимом Магомаевым. Такой же высокий и красивый. Казалось, что он сейчас запоет, но Великий Магистр заговорил. Говорил он минут пять. Из его слов я не понял ничего, так как не знал ни слова на пушту^[5]. Я вопросительно посмотрел на стоящего рядом сержанта. Тот понимающе покосился на меня и шепнул, наклонившись к моему уху:

— Охоту объявляет.

В душе у меня все оборвалось — значит, правда. Вот уж какого приключения я не хотел так не хотел. Тут Великий Магистр завершил речь и вперед вышел Батя. Он повторил всю речь на русском. Потом это же повторили на английском, арабском и пакистанском. Для афганцев перевода, естественно, не потребовалось.

Смысл сказанного сводился к тому, что трое вампиров из Пакистана решили, что нас слишком мало, а главное, что мы играем гораздо менее заметную роль, чем можем. Кстати, в Пакистане их действительно осталось мало. Все произошло из-за того, что во время индо-пакистанского конфликта индийская тактическая ракета попала в дом, где в тот момент проходило заседание пакистанского Магистрата. Вампир, конечно, теоретически может отрастить, например, оторванную стопу. Но срастись из той каши, которая осталась после взрыва, не сможет никто. Вот так и получилось, что десяток птенцов остались без наставников. К тому же им не повезло еще и в том, что все школы после раздела страны остались на территории Индии. А несколько старых пакистанских вампиров, оставшихся в живых, уже давно перебазировались в другие страны.

Поскольку от молодняка сигнала о помощи не поступало, решили, что все вампиры погибли. Следовательно, местные юнцы остались без присмотра и учебы. Пару десятков лет они сидели тихо. Приходили в себя после такой встряски, приспосабливались к жизни без медицинского переливания крови. Нет, полностью на питание кровью они не перешли. Донорских пунктов в стране хватало, но, убедившись в полной безнаказанности и неуязвимости, а главное, в своих способностях, ребята обнаглели, как и средневековые вампиры. Они решили, что переливание крови утомительно, а кровь животных малопитательна, вследствие этого начали щипать людей. Вот тут на них и вышли бойцы из Афганистана.

Диких вампиров немедленно переправили в Афган, чтобы обучить всему, что нужно. Но те уже привыкли к самостоятельности и безнаказанности и в итоге решили действовать так, как считают нужным. Их глубоко оскорбляло то, что, имея такие сверхвозможности, они вынуждены подчиняться кому-то вместо того, чтобы править миром. Вот только интересно, зачем он им нужен и что они с ним делали бы? У них ведь фантазии даже на себя не хватало. Но главное они понимали — для открытого противостояния Магистрату им нужна преданная армия себе подобных. Не найдя поддержки у старших товарищей, они, со свойственным молодежи максимализмом, принялись за дело сами. Беда только в том, что молодость, как правило, мало знает. А технология создания вампиров искажается слухами и домыслами. А тут еще и глупые художественные произведения.

Короче, вместо вампиров по Гиндукушу стали расползаться упыри. Услышав это, я похолодел. Про упырей нам тоже рассказывали в школе. Упырь — тот же вампир, с той разницей, что ему сделали переливание крови создателя слишком поздно, после смерти мозга. В медицине это называется биологическая смерть. После ее наступления реанимационные мероприятия прекращаются. Наны, конечно, в состоянии восстановить даже в этом случае все функции организма, но не могут оживить умерший мозг. Они восстанавливают рефлексы, однако погибшие лобные доли, естественно, не работают. Кстати, это добавляет нанам еще одну заботу: они вынуждены все время поддерживать консервацию отключенных частей мозга, чтобы исключить разложение и, соответственно, заражение всего организма. Поэтому мы получаем существо, способное двигаться, видеть, слышать, выполнять простейшие действия и команды, но главное — алчно питаться. Прямо как человек с черной дырой в желудке. Однако голод упыря гораздо страшнее, он требует только крови и плоти.

Не успели наши нарушители опомниться, как в горах оказались уничтоженными несколько отар вместе с пастухами и собаками, а также десяток кишлаков. О растерзанных одиночках речь даже не шла.

Поняв, что натворили, и испугавшись неотвратимого возмездия, ребята залегли на дно, надеясь переждать и скрыться. Но, поскольку они отказались от учебы, то не знали ничего и даже не представляли себе, что такое Охота. Поэтому решили дождаться, пока все не успокоятся, а потом перебраться в другую страну, но этого, естественно, никто не собирался допускать…

…Когда мы вновь взлетели, направляясь в часть, я спросил у майора:

— И как же мы их ловить будем? Ни фотографий, ни даже приблизительного места нахождения.

Майор посмотрел на меня с усмешкой:

— Плохой, однако, из тебя следователь. Ты уже знаешь всех вампиров, находящихся на территории Афгана, а значит, любой незнакомый вампир априори является врагом. У нас есть главное — места происшествий. Если расположить их на карте, получим круг поиска. Где-то в его середине и надо искать наших клиентов.

— А как же упыри? Они ведь могли расползтись куда угодно!

— В том-то и беда их, что не могли! — парировал майор. — Создатель для них — центр управления. Своих-то мозгов нет. Думаю, это еще один неприятный сюрприз, который ожидает этих балбесов. Им теперь приходится думать не только за себя, но и за безмозглых кровососов. К тому же управлять ими можно только мысленно. А на определенной дистанции связь прекращается. Упыри не могут такого допустить, иначе погибнут. Вот и бродят, как козлы на веревке, не в силах отойти от шефа.

— А какова дистанция?

— Зависит от силы вампира. Вот ты, например, на каком расстоянии можешь почувствовать коллегу?

— С километр, — приврал я.

— Трепло! С твоим стажем — не более пятисот метров. А у этих стаж лет по семьдесят-восемьдесят. Но ведь это дикари, дети гор. К тому же необученные. Психика как у семнадцатилетних пацанов. А вот невербальные возможности уже хорошо развились. К тому же здесь большие незаселенные просторы, им приходится выкладываться. Значит, рассчитывай на тридцать-сорок километров. А судя по карте нападений, радиус круга составляет километров семьдесят. Вот и представь себе, с каким молодняком мы встретимся.

Я поежился. Перспектива открывалась отнюдь не радужная. В голове невольно всплыли кадры из кинофильма «Вий»^[6]. От этого меня передернуло еще сильнее. Майор посмотрел на меня и снисходительно улыбнулся.

— Не боись, салага! На самом деле все будет очень просто! Мы потихоньку начнем сжимать кольцо. А почуяв опасность, упыри сами побегут к своим хозяевам. Проблема только одна — упыри, блин, заразны!

— В каком смысле? — оторопел я.

— В упырином! Если они человеку только горло перегрызут, но не сожрут, то через несколько дней покойничек встанет и приползет домой, здороваться. А заодно и поужинать своими родственниками. Эти твари, кроме всего прочего, отличаются еще и непроходимой тупостью. Следовательно, питание начинают искать там, где жили. Поэтому готовься к тому, что их там будет не десяток, а сотни полторы. Причем из пистолета их не возьмешь. Каждому как минимум нужна граната, так, чтобы на куски разнесло.

— И что же делать?

— Ну, во-первых, подготовить автоматы с подствольниками. Во-вторых, взять с собой не РПК, а автоматические гранатометы. И третье, и самое главное — не дать с рассветом спрятаться. К солнцу они, в отличие от нас, адаптироваться не могут никогда. В этом легенды не врут. Ультрафиолет их косит, как микробов хлорка. Так что не горюй, все будет нормально. И, кстати, отчет должен лежать у меня на столе через два часа после окончания операции. Хорош филонить и обозначать работу. Да и спать надо ложиться все-таки вовремя. А то у тебя глаза красные с недосыпу, как у рака.

— Они у меня всегда такие! — обиделся я.

— А сейчас еще красней! — огрызнулся майор. — Вот уж точно, увидишь такого ночью — до смерти испугаешься!

На такие приколы майора я уже давно не обращал внимания — мало ли как человек развлекается. А вот отчет за два часа — это гораздо серьезнее, и, похоже, учитель не шутит.

Прибыв в часть, наша рота повзводно, с песнями, направилась в госпиталь. Пока нам делали переливание и снабжали аварийным запасом консервированной крови, Батя связался с вышестоящим начальством. В генштабе не все были вампирами, но, как и положено, знали о своих подчиненных все, ну или почти все. Поэтому генерал без тени удивления сразу дал добро на участие всех наших вампиров в международной акции по ликвидации террористической группировки, засевшей в высокогорье.

Эту операцию я всегда буду вспоминать с ужасом. Упыри только на первый взгляд не отличаются от людей, но пустые бельма глаз смотрят на мир, как объективы кинокамер, застывшие лица не выражают ничего, изо рта постоянно течет слюна, а их бесконечный, ничем не утоляемый голод ощущался даже мной за несколько километров. Одного только этого чувства было достаточно, чтобы захотелось бежать куда глаза глядят и не оглядываться. Но самым страшным оказалось совсем другое. Они страдали. Господи! Как же они мучились! Это было не физическое чувство, таких ощущений они не испытывают. Нет, это была какая-то безысходность и невообразимая тоска, которая может быть только у живого трупа. Метания души, которая, находясь рядом с телом, не может освободиться и вынуждена оставаться в страшной оболочке. Поэтому, когда они запылали под солнечными лучами, словно факелы, я не ощущал ничего, кроме несказанного облегчения.

Но, даже погибая, они готовы были вцепиться в глотку любому, кто окажется рядом. В расчетной точке находилось несколько укрытий. Поэтому, очистив местность от вурдалаков, мы поспешили к ним. Дальнейшее большого труда не представляло. Вампиров брали только Магистры.

Три существа понуро выбрались из пещеры. Их очень тяжело было назвать людьми, впрочем, как и вампирами. Уже больше года они питались, как в средневековье, кровью жителей ближайшего аула. А если учесть, что в ауле уже давно никого не осталось (упыри хорошо поработали) то, пожалуй, они были даже рады сдаться.

После окончания операции, возвращаясь в часть, я вспомнил «приятную» перспективу и запаниковал. Отчет грозным призраком маячил на горизонте, неотвратимо надвигаясь на меня. Внезапно я вспомнил, что было написано в бумагах у Вано. В голове забрезжил еще далекий, но уже вполне понятный свет. Так что через два часа после прибытия документы таки лежали у майора на столе. Это была точная копия текста Каркаладзе, но с поправкой на мой взвод. Майор бегло глянул на него и, не читая, бросил отчет к себе в стол.

— Ладно, иди отдыхай! Следующий отчет будешь писать так же!

Ошеломленный таким коварством, я ушел спать, но сразу заснуть не получилось. Какое-то время я лежал, вспоминая все увиденное в горах. Даже по памяти зрелище было жуткое. Потом все-таки я задремал, но от этого стало еще хуже. Все оказалось заляпано кровью. Толпы упырей рвали на куски баранов, собак и людей. Их невидящие глаза пристально следили за мной. Они глухо рычали и неумолимо приближались к моему окопу. Кости несчастных созданий трещали у них на зубах. И этот треск очень сильно напоминал автоматные очереди.

Неожиданно меня сильно встряхнуло.

«Довоевался! — с ужасом подумал я. — Теперь точно конец!»

И услышал:

— Подъем, товарищ прапорщик! Боевая тревога! Духи!

Будил меня сержант, дежурный по роте. Он казался совсем мальчишкой, не старше восемнадцати лет, хотя на самом деле ему было хорошо за шестьдесят.

— Среди духов наши есть? — слетая с койки, спросил я.

— Нет! Это вообще какие-то дикие, не поймешь, откуда взялись! Похоже, контрабандисты заблудились!

— А где люди?

— Посты держат передний край обороны. Остальные подтягиваются. Кстати, у этих гадов АГСы.

Торопливо застегиваясь, я зашипел от злости. Это было действительно опасно, в основном для нас. Но не бросать же мальчишек. Когда я выскочил из комнаты, мой взвод уже был готов, впрочем, как и два остальных. Перед строем стоял майор.

— Горлов! — не оборачиваясь, скомандовал он. — Твоя задача погасить гранатометы! Огнестрел с собой не брать! Зайдете с тыла! Этих ублюдков разрешаю порвать голыми руками! Направо! Исполнять!

Мы кинулись к выходу. Наставник на секунду придержал меня и коротко шепнул:

— И чтоб ни одна зараза живой не ушла! — Затем, обернувшись к сержанту, приказал: — Сообщи: людей отвести с позиций!

Команды, отданные двум оставшимся взводам, я уже не услышал. Мы бежали в обход. Если быть более точным, скажу: мы неслись, как ветер. Каждая секунда уносила жизни ребят.

Выскочив на гору чуть выше нападающих, мы сразу увидели караван, замерший на тропе, и духов, ведущих огонь по периметру. Я быстро засек все четыре гранатомета и коротким взмахом руки распределил цели по штурмовым группам. Как обычно, во время боя мои команды выполнялись беспрекословно. Одну из целей я оставил себе. Мы рассредоточились и бесшумной лавиной ринулись вниз. Нас не интересовал никто, кроме гранатометчиков. Но на пути к ним были люди. Они ничего не успели понять. Мы прошли через них, как раскаленный нож сквозь масло. За нами оставались бездыханные тела. Гранатометы замолкли. Я удовлетворенно улыбнулся. Все было сделано чисто. От начала нашей атаки до ее конца прошло не более пятнадцати секунд.

Я отдал команду, и мы занялись уборкой. То, что творилось на горе, людям, особенно непосвященным, показывать не стоило. На нас и так косились, а если бы они еще и это увидели… Хотя после такого боя все будут в глухой обороне. Но надеяться на авось нельзя.

В ту минуту, когда замолк последний гранатомет, снизу вверх двинулись второй и третий взвод. Теперь ребята вовсю использовали автоматы и штыки. Еще через три минуты все было кончено. От каравана остались только ишаки с грузом. Много ишаков, не меньше сотни, и на каждом висело по два огромных вьюка. Я разрезал один и увидел какую-то непонятную темно-коричневую траву, издающую сладкий дурманящий запах. Рядом появился майор с командиром третьего взвода Покрышкиным.

— Разнюхался! — фыркнул он. — Опия никогда не видел? Ладно. Всех людей в госпиталь, независимо от ранений! Наших, кто особенно нуждается, тоже! Покрышкин, Горлов! Ишаков на территорию части! Духов собрать и уничтожить! Каркаладзе, выставить караулы, занять круговую оборону вокруг части!

Когда мы со всем управились, выяснилось, что отдых нам не светит. По приказу Бати первый и третий взвод, прихватив противогазы с противодымными патронами, отправились жечь груз, уведя ишаков как можно дальше от части.

Я слегка волновался. А вдруг духи начнут искать пропавший караван. Но лейтенант Покрышкин весело пояснил, что пропажу обнаружат не сразу. Да и потом попробуй через неделю-другую выясни, где эти идиоты заблудились. Ну а когда станет известно о сегодняшней стычке, все вопросы вообще отпадут.

— Правда, бдительность терять нельзя! — добавил он, озабоченно следя за направлением ветра. — Вот зараза! Дым к ближайшему аулу потянуло! Нам только укуренных пуштунов не хватало.

— Далековато, — робко возразил я.

— Ага! Как же! Одна надежда, что развеется.

Ишаки, освобожденные от груза, бодро бежали по тропе. Они были совсем не упрямые, но какие-то злые. При любой попытке их оседлать они бессовестно лягались и кусались. Конечно, при желании обломать их легко, но силу применять не хотелось, животные-то в чем виноваты?

Вернувшись в часть, мы доложили майору о выполнении задания. Тот коротко кивнул. Всю ночь мы держали периметр, опасаясь нового нападения. Если бы таковое последовало, нам пришлось бы очень несладко. Не меньше половины бойцов были выведены из строя. Но все обошлось. Расслабились мы только после возвращения Бати, который летал к Великому Афганскому Магистру. А днем подтянулся человеческий батальон на БТР и четыре машины полевого госпиталя для раненых и для нас. Нам было необходимо внеочередное переливание крови. Бой и неизбежные в таком случае ранения сожрали слишком много ресурсов.

Ишаков Батя распорядился отдать в соседний аул. Пусть что хотят с ними, то и делают.

— А если спросят, где мы их взяли? — спросил я.

— А то они не в курсе! Благодаря вчерашнему костру, вся округа знает. Поэтому и духи не сунутся, отбивать уже нечего, да и бойцов своих жалко. К тому же караван какой-то непонятный. Великий Магистр о нем ничего не знает. Похоже, что-то очень закрытое. Как бы не наш генералитет постарался. Больно уж вооружены хорошо. АГСы не в каждой части есть, а здесь сразу четыре штуки, так что явно кто-то в генштабе крысятничает.

Я тогда не поверил, но позже узнал, что полковник угадал правильно. Сырец везли на подпольный завод, где делали из него героин, а героин в цинковых гробах отправляли в Союз, и отношение к этому имели очень высокопоставленные особы. Поэтому посвящены в это были только доверенные люди, вампиры же таковыми не являлись. Наше присутствие не мешало человеческим генералам, но делиться барышами они не собирались. И только после этого случая, когда тайное стало явным, Магистрат Союза заинтересовался и начал собирать данные…

…Дальше ничего особенного не происходило. Служба пошла как обычно. Разведка, операция, переливание крови — рутина. Как-то вечером, сидя с майором в ленинской комнате перед телевизором, мы слушали очередную речь Горбачева. Точнее, слушал учитель, а я, уткнувшись в книгу, ничего не замечал. Да и что было замечать? Мы все так привыкли к постоянному пережевыванию слов, непрерывно льющемуся из телевизора, что просто пропускали эти выступления мимо ушей.

— Не нравится мне этот мужик, — неожиданно пробормотал майор.

Я поднял голову и посмотрел на него. Похоже, в отличие от меня, он смотрел и слушал очень внимательно, и его взгляд, обращенный на нашего генсека, мне очень не понравился. Я повернулся к телевизору — мужик как мужик, гладенький, кругленький, холеный, со смазанными, словно приглаженными чертами лица. Лысина гордо сияет крупным родимым пятном. Речь вязкая и несколько косноязычная. Все фразы обтекаемые и расплывчатые. Что еще? Ну не отвечает прямо ни на один конкретный вопрос — расплывается мыслью по древу, но если сравнивать с Брежневым, просто Цицерон. В общем, ничего особенного. Радует только одно: по сравнению с предыдущими руководителями этот еще довольно молод, а значит, в ближайшее время нам не грозит продолжение «гонки на лафетах»^[7] и старческий маразм. Я вновь посмотрел на майора.

— Терпеть не могу масонов, — отозвался он, по-прежнему глядя на экран.

Я только вопросительно приподнял брови. О масонах я, как и большинство наших сограждан, не знал почти ничего. Изредка упоминания о ложе «Вольных каменщиков» встречались в исторических романах, и все, хотя даже из этого скудного запаса информации я помнил, что это тайный орден. Ребята, руководящие им, безудержно рвутся к власти, не брезгуя никакими средствами для достижения своей цели. На несколько секунд я задумался над тем, почему вампиры не вступают в масонские ложи? Ведь наши возможности и способности должны просто подталкивать нас туда, но пока я не встречал никого из них. Ни людей, ни тем более вампиров. О чем и сообщил учителю.

— Да встречал, — грустно вздохнул майор, — только у них на лбу не написано, кто они и к какому ордену принадлежат. Своих людей они распознают с помощью условных знаков. — Протянув мне руку, как для приветствия, он сделал легкий, почти незаметный жест ладонью. — Никогда ни у кого такого не видел? — поинтересовался он.

— Не пойму, — честно признался я, — так руку многие подают.

— Не так, — покачал головой майор, — совсем не так. И судя по тому, что масоны пришли к руководящим постам, у нас намечаются серьезные перемены. Он сейчас со своей перестройкой раскачает систему, обескровит экономику, а потом разыграет какого-нибудь дурака с инициативой, который и развалит страну.

— Разве такое возможно? — усомнился я.

— Через несколько лет увидим, — мрачно отозвался майор.

Я философски пожал плечами и вернулся к чтению. Вот уж чего у нас навалом, так это времени. Разговор постепенно забылся. Что бы там ни говорил учитель, но генсек был в Союзе, а мы на войне. Но через пару месяцев, возвращаясь с очередного задания, я почуял на территории части двух новых вампиров, а если более точно — не новых, просто не наших. В том, что я их знал, ну хотя бы видел, сомневаться не приходилось. Если ты хоть раз увидел кого-нибудь из себе подобных, то он автоматически становится своим. Его импульсы уже знакомы, и надо только разобраться, кто это. А таким асам, как Батя, и времени не нужно, они их моментально читают. Я еще так не умел, но не особенно расстраивался — всему свое время.

У госпиталя меня уже ждали.

— Привет! — поздоровался Каркаладзе, отрываясь от занимательной беседы с новенькой медсестрой, кажется, ее звали Анечка. — Как сходили?

— Как всегда!

— Отлично! После процедуры загляни к Бате — твой тебя там ждет.

Я коротко поблагодарил и поспешил за своими бойцами. Сидя в кресле, я пытался сообразить, что еще случилось и как связан визит гостей с этим приглашением. Особого возбуждения я не чувствовал, значит, ничего чрезвычайного не произошло. Тем более что в экстренном варианте учитель уже связался бы со мной. Может быть, дело в том, что в этот выход майор не ходил вместе со мной. Он решил, что я достаточно повзрослел и меня пора выпускать на вольный выпас. Хотя думай не думай, а пока я его не увижу, ничего не узнаю.

Отправив после процедуры ребят в столовую, я направился в штаб: раз учитель у Бати, то выбирать не приходилось. Стукнув пару раз в дверь кабинета полковника, я для порядка поинтересовался:

— Можно войти?

Для порядка, потому что прекрасно знал — и Батя, и майор, и гости, которые сидели у него, уже меня узнали.

— Входите, товарищ прапорщик! — отозвался полковник.

Вот даже как! Все официально! Ладно, пусть будет так. Я открыл дверь. В кабинете, кроме моих непосредственных начальников и по совместительству родственников, сидели Джабраил и молодой вампир. Глянув на него, я слегка загрустил: молодой-молодой, а почти семьдесят лет стажа имеется. Решив до конца держать фасон при посторонних (все-таки чужая армия), я бодро рявкнул:

— Товарищ полковник! Разрешите обратиться к товарищу майору Ермоленко!

— Разрешаю! — с ехидцей произнес полковник и вкусно хрупнул соленым огурчиком.

И я так же бодро, как и начал, продолжил:

— Товарищ майор! Задание выполнено! Клиент доставлен! С ним занимается капитан Ткаченко! Потерь среди личного состава и людей нет! Группа прошла положенные процедуры и отдыхает!

Майор слегка улыбнулся и негромко сказал:

— Благодарю за службу.

— Служу Советскому Союзу! — так же невозмутимо, как и он, отозвался я.

После последней фразы комната сотряслась от хохота. Когда все успокоились, майор хлопнул по стулу рядом с собой и, мысленно излучая одобрение, произнес:

— Ладно, молодец, присядь.

Это означало, что официальная часть закончена. Я снял портупею, свернул, положил ее в свой берет и забросил на подоконник. Там уже лежал арсенал присутствующих. После этого я поздоровался со всеми уже без выкрутасов и сел за стол. Передо мной тут же возникла тарелка, в которой лежали соленые огурцы, салат и несколько кусочков копченого бекона. В центре стола гордо красовалась нарезанная крупными кусками селедка, рядом, пучком, прямо из вазы торчала разная зелень. В общем, судя по початой бутылке, пьянка шла полным ходом. Поскольку много пить мы не можем, желудок не позволяет (отравление алкоголем не подарок, хоть и не смертельно), то можно было понять, что сидели они за столом уже не первый час.

Нет, если необходимо, мы можем пить сколько угодно и при этом ни в одном глазу. Вот только есть маленький нюанс — на следующий день после этого у людей болит голова, а у нас, как я уже упоминал — желудок. Наны, конечно, справляются и с диареей, и с отравлением, и с другими проявлениями пьяного вечера, но не так быстро, как хотелось бы. Ведь при этом клетки не разрушаются, а просто временно выводятся из рабочего состояния. Вот наны и не могут сообразить, как их в порядок привести, а пока они тормозят, как раз и развивается все, что сопутствует желудочной инфекции. Во избежание последствий надо либо сразу после застолья бежать в донорский пункт, либо пить немного. А поскольку все здесь люди серьезные, то перебора не было.

После того как мы выпили и закусили, присутствующие продолжили разговор, начатый без меня. Прежде чем начать, Джабраил вопросительно посмотрел на полковника, после чего перевел взгляд на меня и обратно. Полковник еле заметно кивнул. Лицо гостя выразило удовлетворение, и он как ни в чем ни бывало продолжил начатую еще до моего прихода фразу:

–…Будем называть вещи своими именами. Обратите внимание, как эти нахалы распоясались в последнее время. Мало того, что спровоцировали недавние события, так теперь еще и своих ставленников во власть распихивают.

— Значит, вы тоже заметили. — Полковник задумчиво гнул в пальцах стальную вилку.

— Этого только слепой не заметит! — возмущенно фыркнул Джабраил.

Я вопросительно посмотрел на Ермоленко. Тот еле слышно шепнул:

— Разговор о масонах помнишь? Вот об этом и речь.

В это время Джабраил продолжил:

— Алекс, я не знаю, что будет дальше. Но, если дела пойдут таким же образом, мы, скорее всего, опять придем к войне. И дай бог, чтобы она была чуть менее страшная, чем ваша с немцами. Или нам придется внедрять своих людей в эти организации.

Полковник задумчиво проронил:

— Возможно, это и выход. А насчет войны я бы не надеялся. Думаю, это будет много страшней и масштабней. Но, слава богу, не в этом веке.

— Обрадовал! До начала следующего всего двенадцать лет осталось!

— Тринадцать, — педантично поправил майор.

— Не придирайся к словам! Один год роли не играет! — отмахнулся Джабраил. — А вообще, думаю, ты прав. И ждать осталось недолго, лет пятьдесят — шестьдесят. Смертные сначала на местном уровне побалуются, а потом уже на всю катушку оторвутся. Только вот нашим «друзьям», так сказать, отсидеться не удастся. Ракеты до Америки долетают не задумываясь.

Мне стало очень неуютно, и я непроизвольно спросил:

— А мы что, ничего не можем сделать?

Повернувшись ко мне, Джабраил снисходительно улыбнулся, его ученик вздохнул, но ответил полковник:

— Пробовали, и не один раз. Например, имперский Рим. Как только мы перестали их контролировать, алчность людская уничтожила все.

— А мы прямо ангелы! — не удержался я. — Нам ни деньги, ни власть не нужны!

— Нужны, до определенного момента. Потом приходит опыт и понимание. Начинаешь осознавать, что денег, например, должно быть столько, чтобы о них не думать, а больше — просто мешает жить. Власть, пожалуй, более страшное испытание, но и она надоедает. Понимаешь, самые старые и умудренные правители — сынки по сравнению с молодыми вампирами. Это нас выгодно отличает от смертных. К тому же мы никогда не переставали влиять на политику. Но иметь власть в руках, особенно безграничную, просто утомительно.

— А после Рима попытки были?

— Чему тебя в школе учили? — возмутился майор. — Вспомни курс истории! Были, конечно! И до и после! Беда только в том, что любая вновь создаваемая империя первоначально, хотя бы внешне, ставит цель — равенство и безопасность всех ее граждан. Однако аристократы и рабы равноправными гражданами не являются! А к концу своего существования империя превращается в инструмент выжимания средств из совершенно бесправных людей, какими становятся все, кроме аристократов. Поэтому все империи пожирали себя сами. Иногда просто мирно угасали, а иногда гибли в огне.

— А мы тут при чем?

— Через несколько лет поймешь. А если подробней, пока жив хоть один носитель первоначальной идеи, империя или учение живут. Они живут до тех пор, пока жив хоть один ее идеолог, и как только уходит последний, все превращается в пыль, — пояснил Джабраил, потом, глянув на полковника, добавил: — Кстати, Александр, тебе не кажется, что мы сильно отвлеклись? Я понимаю, что у Петра любознательный ученик, но все это надо было в школе учить.

— Извини его, молодость! — хмыкнул полковник.

— Хорошо… Так вот — те, кто нас интересует, сейчас в Пакистане. Готовят очередную пакость, причем не только у нас. Это самая близкая точка к Союзу, а в течение двух-трех месяцев они должны перебраться сюда. Мне, как местному Гроссмейстеру, поручено тебе сообщить, что наш Великий Магистр объявит Охоту.

У меня отвисла челюсть. В памяти еще не изгладилась предыдущая, а тут, на тебе, еще одна. А говорили, что это редчайший случай. Ученик Джабраила слегка улыбнулся, увидев мое лицо, а может и, прочитав мои мысли, из чего я сделал вывод, что он-то знает, о чем речь.

— А почему Великий из Индии молчит? — хмуро поинтересовался майор.

— Сам знаешь, что он числится хозяином Пакистана только номинально. Особенно после того, как пакистанский совет погиб. Там их и так было не больше двух десятков, а сейчас и того меньше. Поэтому наши отщепенцы туда и рванули. Так что придется ждать. Не ловить же их по всей стране, тем более что они хорошо замаскированы. Нам здесь очередная война не нужна! И этой достаточно! — фыркнул Батя.

— По этому поводу и выпьем! — неожиданно предложил майор и многозначительно посмотрел на Батю и Джабраила.

Разговор после этого перешел на более легкие темы и закончился хорошо за полночь. Правда, не для всех, а только для нас (птенцов). Чуть охмелевший Батя неожиданно встрепенулся и изрек:

— Детское время кончилось! Молодежь, по койкам! Ваня, на правах хозяина возьми Эскиндера, и погуляйте. Или поспите, на худой конец.

Мы молча вышли. В казарму не хотелось, сон не шел. Мимо то и дело, здороваясь на ходу, пробегали по своим делам вампиры. А мы медленно брели по плацу. Разговор не клеился. Я никак не мог отрешиться от ощущения, что рядом идет враг. Он тоже не испытывал ко мне ни малейшей приязни. Но здесь дело было в другом. Я всей кожей ощущал его недовольство и зависть. Мы находились в равном положении в вампирской иерархии, хотя я стал вампиром всего четыре года назад, а он был старше почти в двадцать раз. Оставайся я просто солдатом, его бы так не плющило… Так и не найдя общего языка, мы все-таки пошли в казарму.

Здесь Эскиндеру стало гораздо легче. Он встретил нескольких старых знакомых, а я, облегченно вздохнув, ушел к себе. В конце концов, долг хозяина я выполнил, у меня шли отсыпные сутки, и я с радостью улегся в койку. К моему собственному изумлению, уснул я сразу и так крепко, что не заметил, как ушли Эскиндер со своим патроном.

Две или три недели мы ждали очередной Охоты, но она так и не состоялась. К концу месяца стало известно, что наши масоны ушли через Тибет в Непал и там растворились. Майор только задумчиво развел руками и проронил:

— Опыт, ничего не поделаешь…

…Время шло, и я начал всерьез волноваться. Особенно после последнего разговора. Слова учителя сбывались с патологической скоростью. Появление Ельцина грянуло, словно гром с ясного неба. Оставалось только скрипеть зубами и бессильно наблюдать, как он с упоением помогает генсеку разрушать страну. Я мог только поражаться, глядя на то, как он раз за разом шел в ловушки, которые искусно готовил ему старший товарищ. А оттого, что Ельцин считал свой курс единственно верным, а себя полностью независимым в суждениях и поступках, становилось еще страшнее. А когда на экранах появлялся Сахаров, мне становилось еще хуже. Учитель же, вообще, молча уходил из комнаты.

Нас пока это не касалось. Во всяком случае, непосредственно. Наоборот. Казалось, что проблемой Афганистана теперь озабочены все. Но впечатление от этой заботы портила фальшь, сквозящая в каждой статье, в каждом выступлении. Духи наглели все больше, снабжение армии становилось все хуже. Все чаще, чтобы заткнуть прорехи, нас бросали в мясорубку, несмотря на то что открытые боевые действия — не наш профиль. Но, честно говоря, мы не сопротивлялись. Уж очень было жалко пацанов. А мы всегда могли получить свое лекарство, не отходя с позиций. Правда, многие предпочитали таскать с собой ампулы и пакеты с кровью. Уж больно духами брезговали. Ведь они, как и положено настоящим бандитам, моются раз в году, а не пять раз в день, как по вере положено, и не боятся же гнева Аллаха. А вампир тварь нежная, от грязи дохнет. Ну, может, и не дохнет, но никому неохота лишний раз унитаз пугать.

События между тем стремительно набирали обороты. От той помойки, которая теперь лилась с экранов и газетных страниц, становилось просто тошно. Откуда только взялись эти журналисты-правдолюбцы, со своими сенсационными разоблачениями? Ни один из них не вспоминал не только о том, что еще несколько лет назад они, захлебываясь от восторга, славили Советский Союз и партию, они, похоже, начисто забыли, что именно благодаря этой самой власти, которую теперь с упоением топтали ногами, имели свои дипломы, позволяющие им работать.

Однажды, не выдержав, я высказал эти мысли майору. Он внимательно выслушал меня, задумчиво кивнул и негромко пояснил:

— Понимаешь, дело в том, что ни один из них в действительности не знает, что такое жить при царе или капитализме. Все привыкли к декретным отпускам, больничным, бесплатному лечению и образованию, возможности не зависеть от религиозных прихотей, они не знают, что такое эпидемии. А я хорошо помню, как вымирали от сифилиса целые деревни. Помню кашляющих кровью чахоточных и забитых насмерть детей и жен. Я видел эту грязь и боль, а через дорогу — бархатную улицу, на которую не смели ступить даже разночинцы. Да зачем так далеко ходить. Их бы сюда, в Афганистан. Только не в Кабул, а в любой кишлак, где бай — царь и бог, а мулла — бог и царь. Думаю, этих прелестей им хватило бы уже к вечеру.

— Тогда почему? Зачем?

— Очень просто! Часть из них очень хорошо оплачена. Но эти не так страшны. Продажных журналистов, писателей, художников видно сразу. Гораздо более опасными являются другие. Их очень мало, но они искренне верят в то, что семьдесят лет назад в империи был рай. Их вера заразительна именно потому, что искренняя.

— Кошмар какой-то! — я помолчал, а потом робко добавил: — Но ведь и авторитетные люди говорят о том же.

— И кого ты конкретно имеешь в виду?

— Ну, например, Солженицын.

— Ага! С такой фамилией только за правду бороться! — майор презрительно фыркнул. — Никогда не интересовался историей образования фамилий? А зря. Наверное, все его предки были очень «правдивы»…

Я не удержался и хихикнул, а потом спросил:

— А Ростропович?

— Этот? Типичный пример талантливого интеллигента, на котором женилась амбициозная и талантливая стерва^[8]. Она сперва сделала все, чтобы испоганить отношения с коллегами, а потом довела дело до отъезда. Почти никто не знает, как он перед выездом ночами рыдал.

— Но кто-то знает? Кто?

— Я, например! — учитель ехидно прищурился.

— А Сахаров?

Этот вопрос давно вертелся у меня на языке, но сразу спросить я не решился. Майор зло нахмурился.

— Это долгая история. Ну ладно, расскажу. — Он задумчиво побарабанил пальцами по столу, затем тихо вздохнул и, пожав плечами, продолжил: — Начнем с начала. В Арзамасе-16^[9] в пятидесятые годы группа ученых-ядерщиков работала над идеей водородной бомбы. Идея была хороша, а вот с воплощением ничего не выходило. Что бы они не пробовали, ничего не получалось. Но тут, совершенно случайно, в группе появился молодой аспирант, которого взяли только потому, что у него родился ребенок и ему сверхсрочно понадобилась квартира. Хоть где! Хоть у черта на куличках! Хоть в засекреченном Арзамасе. Ведь молодой семье нужно где-то жить. Фамилия его была… Угадай какая.

— Сахаров! — не боясь ошибиться, предположил я.

— Смотри-ка, догадливый какой. Работал он не в основной группе, а в группе дизайна, если так можно выразиться, что ли. Они занимались не столько теоретическими выкладками, сколько попытками спроектировать корпус для еще не существующего устройства. О том, что запалом к водородной бомбе должна служить атомная, уже все знали, но вот как их взаиморасположить, чтобы схема сработала, никто даже не догадывался. А молодой физик взял да и высказал интересную идею. И ученые, застопорившиеся в своих изысканиях, решили принять ее вместо разработок, украденных в Штатах. Справедливо решив, что хуже не будет. И о чудо! Устройство заработало! Как только сведения об успешных испытаниях просочились за пределы Союза — надеюсь, ты не сомневаешься, что такие исследования долго хранить в тайне не удается, — Сахаров получил письмо от Оппенгеймера. В котором тот просил намекнуть о принципах работы данного устройства.

— Вот сволочь! — не удержался я.

— Не сволочь, — откликнулся майор, — идея Оппенгеймера^[10] заключалась в том, что одна страна не может обладать сверхоружием. Должно быть как минимум две стороны, стоящие на разных политических позициях, имеющие одинаковый арсенал — так называемая теория вооруженного до зубов мира. В этом случае никто не рискнет напасть первым.

— Вот он бы нам что-нибудь и рассказал! — возмутился я. — А то подай им готовые решения, на тарелочке с голубой каемочкой.

— А он и рассказал. В свое время он переслал Харитону^[11] подробнейшее описание атомной бомбы. За что и поплатился.

Я ошеломленно пялился на учителя. Этого я не знал и даже не подозревал, что такое возможно. Получалось, что этот самый Оппенгеймер был отважным и честным человеком, несмотря на то что жил и работал в Соединенных Штатах. А майор продолжал:

— Его с треском уволили. Запретили занимать должности в научно-исследовательских институтах, закрыли выезд из страны. Хорошо, хоть не казнили за предательство национальных интересов. Между прочим, его идею поддержали все ученые-оружейники мира. И ни одно правительство ничего не может сделать. Самые секретные разработки почти моментально становятся известны в других странах. Отказались от сотрудничества только двое. Первым был Энрике Ферми, вторым — Андрей Сахаров. Ты думаешь, Сахарова на всемирные конгрессы наши не выпускали? У нас, к твоему сведению, выпускали и более засекреченных академиков. Нет, дело было интересней, его просто туда перестали приглашать. Мировой наукой ему был объявлен бойкот.

— Но зато наши ученые и военные сказали ему спасибо! — возразил я.

— Так сказали, что и разговаривать перестали. А однажды Сахаров прочел высшему армейскому руководству лекцию о действии своего нового сверхоружия. Более того, он математически рассчитал тактику его применения, действие и количество этого оружия для полного уничтожения наших оппонентов. Это был последний случай его общения с военными. Даже видавшие виды генералы, прошедшие войну, концлагеря и современные локальные конфликты, были шокированы и между собой решили, что с этим зверем общаться нельзя. Вот после этого и встал вопрос, что с ним делать. Выслать было невозможно — его не принимала ни одна страна. Причем из-за того, что все научные и военные организации не желали иметь с ним никаких дел. Секрет водородной бомбы в середине шестидесятых перестал быть секретом. Держать мировую величину в Арзамасе-16 было как-то неудобно. Да и коллеги с ним работали только потому, что им приказывали. В остальных случаях общаться с ним просто отказывались. В Москве его никто не ждал. Да и весь генералитет встал на дыбы. Поэтому оставалось только одно: — ему предоставили квартиру со всеми удобствами в Нижнем Новгороде, а чтобы не учудил ничего, вроде той же водородной бомбы, поставили под негласное наблюдение. Вот после этого в нем вдруг заговорило человеколюбие. Куда только делся ученый, готовый уничтожить одним массированным ударом полтора миллиарда человек. Вместо него появился ярый антисоветчик и правозащитник. А всем нашим правдолюбцам такое добро — в самый раз. Им ведь не права человека надо защищать, а просто кушать хочется. Они любого на пьедестал поставят, лишь бы в тему говорил. А вообще, память человеческая — странная штука. Сегодня его на трибуну выпускают, но говорить не дают. А завтра памятник поставят…

Мы грустно помолчали. Я хотел было еще кое-что спросить, но нам помешал помощник дежурного по части, который влетел в комнату отдыха с криком:

— Товарищ майор! Готовность номер один! Через две минуты общее построение и посадка на вертушки!

— Что случилось?

— На перевале духи наш караван зажали! Нужно вытаскивать!

Забыв обо всем, мы кинулись на плац. Раз подняли именно нас, значит, дело очень серьезно…

Примечания

5

Пушту — один из использующихся в Афганистане языков, отсюда — пуштун — человек из племени, говорящем на пушту.

6

Вий — фильм, снятый по одноименной повести Н. В. Гоголя в 1967 году в СССР. Считается одним из самых страшных фильмов за всю историю кинематографа.

7

Гонка на лафетах — пятилетка пышных похорон, начавшаяся смертью и похоронами генерального секретаря КПСС Л. И. Брежнева в 1982 году. Вслед за ним, с интервалом в год-полгода, были похоронены еще два генсека и несколько высших политических деятелей СССР.

8

Именно она на нем женилась! И именно она была хозяином в доме. Так считают многие, в том числе и автор.

9

Арзамас-16 — нынче Саров, один из самых засекреченных городов России. Столица ядерного проекта СССР.

10

Джулиус Роберт Оппенгеймер (англ. Julius Robert Oppenheimer) — американский физик-теоретик и физик-ядерщик, широко известен как научный руководитель Манхэттенского проекта, в рамках которого в годы второй мировой войны разрабатывались первые образцы ядерного оружия; из-за этого Оппенгеймера часто называют отцом атомной бомбы.

11

Юлий Борисович Харитон — выдающийся советский физик-теоретик и химик. Возглавлял процесс разработки атомного и водородного оружия и играл ключевую роль в создании знаменитой АН602 или «Царь-бомбы», самого мощного ядерного снаряда в истории человечества.