Рассеивая сумрак. Лекарь из трущоб

Сэм Альфсен, 2022

Нуска зарабатывает на хлеб лечением половых болезней и едва сводит концы с концами в столичных трущобах Скидана. Жизнь Нуски идет своим чередом, пока на пороге его дома не появляются приближенные самого правителя – великого мага, эрда Сина. С этого момента жизнь незадачливого лекаря кардинально меняется: от пьянок до совещаний знати, от лечения бедняков до врачевания первого лица страны. Теперь Нуске многое известно о кровавом прошлом правителя. Но больше всего пугает то, что однажды они уже встречались…

Глава 4

Эль и песни

Утром Нуска не попрощался. Он все еще помнил имена и лица своих предыдущих братьев и сестер. У этих же шансов было куда меньше. Нуска словно отворачивался от забитой хромой дворняги, зная, что ничем не в силах ей помочь, ведь он ничего из себя не представлял. Обыкновенный лекарь, живущий на отшибе столицы в трущобах, мог только и думать о том, как бы набить желудок завтра. Иногда хотелось побаловать себя чем-то кроме куска хлеба с жидким маслом. Пускай он взял бы одного из детей на попечение, каким-то образом прокормил его… А что будет с остальными? Кто он такой, чтобы вмешиваться в чужую судьбу и решать, кому дать шанс жить дальше, а кому умереть?

Эти мысли сделали его натруженные ноги еще тяжелее. Нуска еле волочился прочь от убежища своей бывшей семьи. Семья — какое нелепое название Вьен им дал, чтобы обозвать кучку отбросов, которым, чтобы выжить, было необходимо сбиться в стаю, подобно уличным псинам. Разве здесь дело в каких-то узах? Разве цеплялись бы они друг за друга, если бы жили в роскоши и комфорте?

Все так. Нуска уговаривал себя на протяжении всего пути, но предательски горящие глаза не давали покоя. Лекарь остановился. Будто ощутив невероятный прилив сил, он бросился обратно. Нуска пришел к тому месту, где они вчера сидели с бра… Вьеном. Лекарь стащил с пояса суму и бросил ее под деревом, а затем быстрым шагом вернулся на тропу, ведущую вглубь леса.

Ноги вновь несли его прочь. Нуска ругал себя на чем мир стоит, но больше не мог сдержать слез.

В суме были все его сбережения.

Возможно, Нуска уже мертвец, а они… Пусть увидят хотя бы еще один день, наполненный сиянием диковинных насекомых и пением лесных птиц.

Ночью, лежа под густыми ветвями старинного дуба, пропитанного от корней до кроны земляной дэ, Нуска увидел сон.

Он кричал. Кричал так громко, как никогда в своей жизни.

— Плачь, тебе говорят, ори от боли! Сколько можно держать все в себе, tje vae^[12]! Ради кого ты терпишь, ради кого стараешься?!

Нуска своими глазами видел незнакомую спальню, где он же, склонившись, молотил руками по голой груди другого мужчины. При этом тело лекаря было наполнено чистейшей светлой энергией.

Отчего же незнакомцу должно быть больно? Отчего он должен плакать?

Да и почему Нуска так сильно этого желал?

— Ты и сам знаешь ответ. Все это — мое прошлое, настоящее и будущее. Ты ведь видел. И ты. Ничего. Не. Изменишь.

Сказав это, незнакомец схватил Нуску из сна за руки. Внезапно комната потонула во мраке.

А затем картинка сменилась.

Теперь вокруг гремело сражение. Нуска находился на поле боя: кровь лилась рекой, а каждый второй падал замертво. Лекарь содрогнулся всем телом, в глазах его мелькнул ужас от увиденного. Сотни людей умирали, истекали кровью и кричали, а он… ничем не мог им помочь.

Внезапно над местом сражения раздался вопль. С неба рухнул ледяной дождь, смыв потоком воды чужие страдания. Нуска ничего не видел, но слышал, как бой прекратился, а люди начали ликовать.

Лекарь вздохнул. Слава духам, они не погибнут.

Где-то далеко кто-то продолжал стенать, но это уже не имело значения.

Нуска проснулся — измученный, не выспавшийся и злобный, как самый темный сурии. Он проспал более двенадцати часов.

«Какое расточительство! Меня могли бы уже заколоть, повесить, бросить в темницу, пока я тут, не торопясь, отмораживаю shje^[13] на холодной земле», — хмыкнул про себя Нуска и начал собираться. Время было под вечер, а заночевать еще раз в этом vae`al^[14] лесу он не был готов.

Спускаясь вниз по тропе к деревне, Нуска размышлял и бранился себе под нос.

«Все Вьен виноват и то vevih`al ^[15] дерево. Не дайте духи еще хоть раз уснуть где-то вне городских стен. Земляная дэ слишком негативно на мне сказывается», — лекарь хмурился и причитал до тех пор, пока ни увидел огни деревни.

Нуска тут же спрятал лицо под капюшоном, а затем ступил на шумную вечернюю улицу. Конечно, незнакомца заприметили сразу, но придавать появлению путника слишком много значения не стали.

Местные арценты уже зажгли фонари. Народ толпился и шумел, а по количеству пьяных в толпе Нуска быстро отыскал нужное заведение.

В башмаке был припрятан пятак. Ничего, на коврик у выхода ему точно хватит.

Оказавшись в таверне, Нуска удивился тому, насколько там было тепло и чисто. Около двадцати человек облепили все имеющиеся столики.

Нуска отправился прямиком к стойке, поболтать с хозяином заведения или его родней.

— Хо-о, а ты у нас, чай, путешественник? — владелец расплылся в слащавой улыбке, призванной задобрить гостя и расположить его к трате денег.

Нуска был не дурак. Он сразу покачал головой и стукнул ладонью по правой части макушки. Это означало, что он сводит концы с концами, и пришел сюда в надежде на милость трактирщика.

Тот сразу и растерял все свое дружелюбие. Только плюнул на стойку, продолжая натирать ее до блеска.

— Ну, высыпай что есть. Ох, не заработаю я сегодня, ох, закроюсь к холодам…

Лекарь в ответ только закатил глаза — зал был полон народа, все шумели, распивали, громко чокаясь переполненными до краев кружками, и набивали свои животы.

— Не думал, что так выглядит заведение на грани банкротства, — подал голос Нуска и бросил свой пятак перед трактирщиком. — Готов спать в любом месте, лишь бы была крыша над головой.

Владелец с явным недовольством посмотрел на серебро, а затем заглянул под накидку лекаря, присвистнув.

— Советую прибиться к кому-то из постояльцев, с такой мордашкой грех спать на улице… А так, увы, мои крысы и то платят за ночь здесь больше, чем ты предлагаешь.

Нуска скривился. Он ненавидел свой род, своего отца за это смазливое лицо. Не было и дня, когда бы ему не предложили лечь под какого-нибудь богатого, заскучавшего от женских ласк господина.

Раз он бедняк, то готов на все, думают они? Готов унижаться, ползать на коленях, облизывая чужую грязную обувь?

Лекарь не желал так просто сдаваться.

— Вижу, от такой тяжелой работы у вас участились боли в шее? Я — неплохой лекарь, позволите взглянуть?

Трактирщик нахмурился. Он понимал, что его хотят подкупить. Но и кто попало не смог бы сходу определить мучавший его недуг.

— Договорились. Сможешь помочь — оставайся, а коли нет — убирайся.

— По рукам.

Владелец обошел стойку и встал спиной к лекарю. Шея у мужчины была жирной от пота, волосатой и толстой. Но Нуска даже не замешкался, ведь раньше лечил и не такие части тела, ох, не такие…

Мягкого свечения на кончиках пальцев, легкого массажа хватило, чтобы рассеять всю скопившуюся в шее темную дэ. На самом деле Нуска мог справиться и за пару минут, но растянул процесс на четверть часа, чтобы его труды оценили по заслугам.

Кто будет платить за работу, которая была выполнена в короткий срок?

Довольный трактирщик расплылся в улыбке и сменил гнев на милость. Он крутил башкой из стороны в сторону, будто ополоумевшая сова, а также много жаловался.

— Ох, кто бы знал, что у вас и руки золотые… Как же приятно! Я столько месяцев мучился, согнувшись над этой стойкой… Ох, ох, как же вас зовут, одаренный лекарь?

— Это не имеет значения. Главное, что вам полегчало, а я сегодня смогу уснуть в теплом углу.

Казалось, оба готовы вот-вот расцеловать друг друга, но Нуска рассчитывал на другое. И получил это. Владелец до краев наполнил для него кружку элем, усадил за дальний столик и оставил наедине с бесплатными кушаньями.

Нуска был крайне благодарен этому мужчине, который оказался не самым конченым мерзавцем. Далеко не раз лекаря вышвыривали из трактира или таверны, когда он не мог расплатиться. Больные плечи, зубы и колени были излечены, но денег ведь все равно нет, верно? Гуляй, отщепенец.

Но сегодня все складывалось как нельзя лучше. В трактире мерцал приглушенный свет, за соседним столом затянули песню, а большая часть народа и вовсе разошлась. Были здесь и пьяницы, которые не подавали признаков жизни, уютно устроившись под стульями и лавками, и простые крестьяне, решившие унять боль в мышцах с помощью алкоголя.

Эль быстро согрел и расслабил уставшее тело Нуски. Разум его стал легким, не стесненным ничем.

Места, где люди отдыхают, становятся ближе и напиваются, были стихией лекаря — здесь он чувствовал себя свободным. Весь мир с его тяготами оставался где-то совсем далеко, за порогом.

Он и сам не заметил, как подсел к другому одиночке, который тоже тщательно скрывал лицо. От того веяло холодом, чуждой энергией. Нуска заметил его почти сразу, как оказался в трактире, но присоединиться решил, лишь когда изрядно напился. Лекарю нравились пустые разговоры, глупые обстоятельства и бессмысленные поступки. Лишь совершая их, он чувствовал себя живым.

— Друг, слушай, друг… — говоря это, раскрасневшийся Нуска старательно прятал лицо под тканью, но от незнакомца, сидевшего напротив, не смогла укрыться улыбка поддатого лекаря.

— Да? — тихо спросил мужчина, с ног до головы укрытый плащом.

— Давай я тебе спою… Чтобы все твои печали… они ушли. А боль испарилась… — продолжал уговаривать Нуска, кажется, взявшись уже за третью кружку алкоголя. И откуда он только брался?!

— Пой, — немногословно разрешил незнакомец и умолк, видимо, всерьез ожидая целебной песни.

— Что же, ну… Слова ты не поймешь, но она точно о несчастной любви, говорю тебе, точно о ней! — заверил его Нуска, продолжая улыбаться. Пускай это была ложь, но ведь все любят подобные песни?

Несколько раз он чуть не уронил накидку со своей головы, затем нашел нужное положение, облокотившись о стол. Ноги уже не держали, но Нуска был настроен серьезно, и потому затянул короткую грустную песню на лесном языке. Некоторые слова могли быть знакомы обывателю, однако общая суть терялась. Только Нуска знал дословный перевод.

Эту песню из прошлого ему навеяли сны, мучившие его всю прошедшую ночь:

Я так сильно хочу прогуляться

По залитой весною росе.

Не забыться бы мне, не остаться

На обочине грязной во сне.

Полыхают на небе немыслимо,

Растворяя ночной полумрак,

Огоньки, золоты и бесчисленны,

Освещают дорогу впотьмах.

Ветви кренятся, разливая

Мне на плечи лесное вино.

Я иду по тропе, испиваю…

Как же здесь одному холодно́.

Меня вывели тихо из чащи

И укутали юной листвой.

Знаешь, это вино будет слаще,

Если ты выпьешь вместе со мной^[16].

Лекарь запнулся, когда понял, что в зале стоит полная тишина. Все пространство трактира было заполнено чистейшей светлой дэ, но это несильно взволновало Нуску. Однако, когда он взглянул на собеседника, то заметил, что тому явно нехорошо.

Незнакомец долго сдерживался, а затем его с характерным звуком вывернуло прямо на стол.

Нет, Нуска всегда знал, что ему не светит слава барда, но неужели он настолько плох?!

Примечания

12

Tje vae — ругательство на языке лесных племен, буквальный культурный перевод: «провались в бездну», «бездна дери». Русский аналог — «черт побери».

13

Shje — ругательство на языке лесных племен, грубое наименование ягодиц человека.

14

Vae`al — ругательство на языке лесных племен, буквальный культурный перевод: «отродья бездны» (ближайший русский аналог — «чертовом»).

15

Vevih`al — ругательство на языке лесных племен, прилагательное. Обычно используется для обозначения неприятного запаха (как в прямом, так и в переносном смысле).

16

Авторское стихотворение.