Другой Утешитель. Икона Пресвятой Троицы преподобного Андрея Рублева

Схиархимандрит Гавриил (Бунге), 2020

Настоящая книга посвящена истории и богословию иконы «Троица» преподобного Андрея Рублева. Иконография иконы рассматривается в широком контексте памятников древнего христианского искусства, а богословие образа, его вневременное благовестие, раскрывается с помощью литургических и святоотеческих творений. Автор исследования схиархимандрит Гавриил (Бунге) ― настоятель Крестовоздвиженского монастыря в городе Лугано (Швейцария), известный православный богослов. Издание иллюстрировано и адресовано широкому кругу читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Введение

Икона Святой Троицы, написанная преподобным Андреем Рублевым, во все времена вызывала огромнейший интерес. Летописные тексты повествуют об обстоятельствах ее возникновения, один из Церковных Соборов включает ее в число канонических образцов, современные авторы посвящают ей свои богословские, исторические и искусствоведческие исследования, количество которых постоянно множится. Само изучение этой сопроводительной литературы стало уже отдельной отраслью науки^[2]. Нет, пожалуй, на свете другой иконы, о которой было бы так много написано.

Желающий составить себе представление об этом живом научном интересе к «Троице» Рублева будет удивлен многообразием попыток истолковать ее в рамках едва ли не каждой области знания, начиная от богословия и заканчивая социологией. Это выдающееся творение, по праву считающееся шедевром и с художественной точки зрения, приводит в благоговейный трепет не только верующих, для которых, собственно, оно в первую очередь и создавалось, но даже тех, кто далек от религии.

Это обескураживающее многообразие интерпретаций, подчас абсолютно противоположных друг другу, объясняется разными причинами, как внутренними, так и внешними. Если отбросить толкования, имеющие чисто субъективный характер или же преследующие цели, совершенно чуждые внутреннему содержанию иконы, то выяснится следующее: вся эта неопределенность обусловлена, с одной стороны, тем, что икона Рублева — творение поистине самобытное, а с другой — тем, что она венчает собой более чем тысячелетнюю историю иконографии. Как здесь отыскать верную точку опоры? Ведь если не учитывать историю формирования иконографической традиции, являющуюся, в свою очередь, лишь зримым отражением еще более продолжительной истории, связанной с истолкованием соответствующего отрывка из Книги Бытия (Быт. 18: 1–16), вряд ли можно по достоинству оценить значение иконы и разглядеть в ней те особенности, которые отличают ее от предшествующих ей образцов. «Троица» Рублева одновременно и предельно традиционна, и в высшем смысле уникальна.

Ибо сколь бы внешне близкими ни казались с первого взгляда многочисленные иконы, изображающие «Гостеприимство Авраама», единого образца, посвященного этому сюжету, не существует. Каждый из основных сформировавших иконографическую традицию типов несет свой, только ему присущий «смысл». Кроме того, отдельным мастерам как до Рублева, так и после, вплоть до наших дней, порой удавалось, каждому в меру его дарования, придавать своим творениям особое звучание. Именно на выявлении уникальности творения Рублева мы и сосредоточим наши усилия в настоящей книге.

Мы сознательно отказались от критического анализа обширной побочной литературы, тем паче что большая ее часть издана в России и западному читателю либо малодоступна, либо недоступна вообще^[3]. Свою задачу мы видим не в приумножении знаний об иконе Рублева, а прежде всего в том, чтобы помочь тем, кто молится перед ней сегодня, открыть для себя ее вневременное благовестие. То есть подвигнуть их к тому молитвенному деланию, которое совершал перед иконой Святой Троицы Сергий Радонежский, как о том свидетельствует автор его «Жития». Речь идет об исполненной Духа молитве, об осмысленном поклонении неисчерпаемой тайне Пресвятой Троицы. Ведь, по словам самого Рублева, всякое созерцание иконы должно вести нас от изображения к тому, что изображено.

Огромный временной отрезок длиною свыше пяти столетий, отделяющий нас от Рублева, иная религиозная среда, в которой он жил, тысячелетняя иконографическая традиция Восточной церкви, к которой он принадлежал, восходящее к апостольским временам богословское истолкование эпизода из Книги Бытия, — все это понуждает нас тщательно изучить обстоятельства, предопределившие возникновение «Троицы» Рублева.

В дальнейшем для более глубокого погружения в богословские и духовные истоки мы окунемся в драгоценный молитвенный кладезь православных литургических текстов. Ибо, с одной стороны, икона по своей природе относится к пространству литургии, с другой — литургические стихи, опоэтизированное богословие, составляют ту часть словесного Предания, которая наряду со Священным Писанием была наиболее доступной необразованным христианам, к каковым, без сомнения, относился и Андрей Рублев. И хотя Рублев, скорее всего, никогда не читал произведений великих отцов Восточной Церкви, на богослужениях суточного круга он во всякое время мог пользоваться плодами вековых богословских размышлений в форме гимнов.

В образе и гимне — этих двух взаимодополняющих формах выражения, которые явственно раскрывают засвидетельствованные Писанием спасительные дела Божии, — мы находим ключ к пониманию иконы Святой Троицы. Ее глубинное содержание откроется нам лишь тогда, когда мы освоим, в частности, и то духовное пространство, в котором она создавалась. Ибо эта икона, как, пожалуй, никакая другая, связана с конкретным историческим лицом и плодом его трудов — с преподобным Сергием Радонежским и основанным им Свято-Троицким монастырем.

Примечания

2

См. избранную библиографию в конце настоящей книги. Развернутую библиографию можно найти в книгах: Mainka R.M. Zur Personendeutung auf Rublev's Dreifältigkeitsikone // Ostkirchliche Studien. II (1962); S. 3–13; Müller I. Die Dreifältigkeitsikone des Andrej Rubljow. München, 1990; «Троица» Андрея Рублева. Антология // Сост. Г.И. Вздорнов. М., 1989.

3

Выражаю благодарность Майнкe — за материалы со святоотеческими толкованиями 18-й главы Книги Бытия; Мюллеру — за все, что касается критического анализа древних церковнославянских источников; Вздорнову, подкрепляющему свою антологию современных русских толкований иконы обширным изобразительным отделом. Девятнадцать цветных репродукций «Троицы» Рублева, помещенных в начале его труда, послужили мне важным подспорьем в работе над настоящей книгой.