Возрождение

Стивен Кинг, 2014

Поразительная история рок-музыканта Джейми Мортона и его то ли спасителя и друга, то ли «злого гения» Чарлза Джейкобса – священника, порвавшего с церковью и открывшего секрет «тайного электричества», исцеляющего и одновременно разрушающего людей. Новый увлекательный роман Мастера о загадочном и сверхъестественном? Попытка приоткрыть дверь в мир «за гранью бытия»? Или будоражащая душу притча о жизни и смерти в лучших традициях Эдгара По и Рэя Брэдбери? Каждый читатель даст свой ответ на эти вопросы…

Stephen King

REVIVAL

Печатается с разрешения автора и литературных агентств The Lotts Agency и Andrew Nurnberg Associates.

© Stephen King, 2014

© Перевод. В.В. Антонов, 2014

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

* * *

Эта книга посвящается тем, кому я во многом обязан своим видением мира:

Мэри Шелли

Брэму Стокеру

Говарду Филлипсу Лавкрафту

Кларку Эштону Смиту

Дональду Уондрею

Фрицу Лейберу

Августу Дерлету

Ширли Джексон

Роберту Блоху

Питеру Страубу

И Артуру Мейчену, чья повесть «Великий бог Пан» не дает мне покоя всю жизнь.

Мертвец покой и сон не обретет,

Ведь смерть конец однажды тоже ждет.

Говард Филлипс Лавкрафт

I. «Пятый персонаж». Череп-гора. Мирное озеро

Наша жизнь, по меньшей мере в одном, похожа на кино. Главные роли в нем играют родственники и друзья. Роли второго плана исполняют соседи, коллеги по работе, учителя и просто знакомые. Есть и те, кто занят в эпизодах: молодая кассирша с приятной улыбкой из соседнего супермаркета, приветливый бармен в местной забегаловке, ребята, с которыми тренируешься в тренажерном зале три раза в неделю. И тысячи статистов — тех, кто входит в нашу жизнь, но не задерживается в ней и, мелькнув лишь раз, бесследно утекает, словно вода сквозь решето. Подросток, листающий комиксы в книжном магазине «Барнс энд Ноубл», мимо которого пришлось протиснуться (пробурчав извинения), чтобы добраться до полок с журналами. Женщина за рулем машины в соседнем ряду, которая, остановившись на светофоре, пользуется моментом, чтобы подкрасить губы. Мать, вытирающая перепачканного мороженым малыша в придорожной закусочной, куда ты заглянул. Торговец, продавший тебе пакетик арахиса на бейсбольном матче.

Но иногда в нашей жизни появляется человек, который не вписывается ни в одну из этих категорий. Он возникает нежданно-негаданно, причем нередко в самый сложный момент. В кино такого героя называют «пятым персонажем», или агентом перемен. Но кто пишет сценарий нашей жизни? Провидение или случай? Мне хочется верить, что случай. Мне хочется этого всей душой. Я не могу смириться с мыслью, что присутствие в моей жизни Чарлза Джейкобса — моего «пятого персонажа», причины всех перемен и несчастий — каким-то образом связано с судьбой. Это означало бы, что всем произошедшим страшным событиям — этим ужасам — было суждено случиться. А если так, то никакого света не существует, и наша вера в него лишь наивный самообман. И тогда все мы живем в темноте, точно забившиеся в нору животные или муравьи, укрывшиеся в глубине муравейника.

Причем живем не одни.

На свой шестой день рождения я получил в подарок от Клэр целую армию игрушечных солдатиков и 6 октября 1962 года готовился к крупной битве.

Я вырос в многодетной семье. У меня было три брата и одна сестра, и я, как младший в семье, всегда получал много подарков. Самые лучшие дарила Клэр. Не знаю, связано ли это с тем, что она была старшей, или с тем, что была единственной девочкой. А может, с тем и другим одновременно. Но из всех замечательных подарков, что я получал от нее на протяжении многих лет, та армия была, безусловно, самым потрясающим. В нее входило двести зеленых пластмассовых солдатиков: одни с винтовками, другие с пулеметами, а с десяток были намертво приклеены к похожим на трубки штукам — минометам, по словам Клэр. Кроме того, в наборе имелось восемь грузовиков и двенадцать джипов. Но особенно круто смотрелся картонный бокс, куда все это было сложено, весь в камуфляжных зелено-коричневых разводах, с надписью «Собственность армии США» на крышке. «Командир Джейми Мортон» — значилось чуть ниже: эту надпись Клэр добавила сама.

Джейми Мортоном звали меня.

— Я увидела рекламу на обложке одного из комиксов Терри, — сказала сестра, дождавшись, когда я закончу верещать от восторга. — Он не давал мне ее вырезать, потому что он бука…

— Точно, — подтвердил Терри. Ему было восемь. — Я злой старший брат!

Он сложил большие пальцы вилкой и сунул себе в ноздри.

— Перестаньте! — вмешалась мама. — Никаких перебранок в день рождения, пожалуйста. Спасибо. Терри, вынь пальцы из носа.

— Но все равно, — продолжила Клэр, — я скопировала купон и отослала по почте. Боялась, что не успеют вовремя доставить, но все сложилось. Я рада, что тебе нравится. — Она поцеловала меня в висок. Она всегда целовала меня в висок. Даже по прошествии долгих лет я отлично помню эти нежные поцелуи.

— Я их обожаю! — заверил я, прижимая ящик к груди. — И буду обожать вечно!

Это было после завтрака, состоявшего из блинов с черникой и бекона — моего любимого блюда. На дни рождения мы всегда получали свои любимые блюда, а подарки вручались после завтрака на кухне, где стояли дровяная печь, длинный стол и громоздкая стиральная машина, которая постоянно ломалась.

— «Вечно» для Джейми — это примерно пять дней, — заметил Кон.

В свои десять лет он был худым (хотя впоследствии поправился) и уже тогда проявлял склонность к науке.

— Тонко подмечено, Конрад, — вступил в разговор отец. Он был одет в чистый рабочий комбинезон с надписью «РИЧАРД», вышитой золотом на левом нагрудном кармане, и «МОРТОН ФЬЮЭЛ ОЙЛ» — на правом. — Я впечатлен.

— Спасибо, пап.

— Благодаря своему красноречию ты заслужил право помочь матери вымыть посуду после завтрака.

— Но сейчас очередь Энди!

— Была очередь Энди, — поправил отец, поливая сиропом последний блин. — Бери полотенце, юморист, и постарайся ничего не разбить.

— Ты бессовестно его балуешь, — отозвался Кон, но полотенце все-таки взял.

Вообще-то Конни был отчасти прав относительно моего представления о вечности. Через пять дней настольная игра «Операция», подарок Энди, собирала пыль под кроватью (в ней все равно не хватало некоторых частей тела, и Энди приобрел ее за четвертак на распродаже подержанных вещей). Такая же участь постигла и подаренные Терри пазлы. Сам Кон вручил мне стереоскоп, который протянул чуть дольше, но в конце концов тоже оказался в шкафу, где и остался лежать.

От родителей я получил одежду, потому что день рождения у меня в конце августа, и в тот год я должен был идти в первый класс. Новые брюки и рубашки представляли для меня такой же интерес, как телевизионная тест-таблица, но я постарался горячо поблагодарить мать и отца. Думаю, в искренность моей благодарности они не поверили — в шесть лет не так-то легко притворяться… хотя, к сожалению, подобный навык большинство из нас приобретает довольно быстро. Как бы то ни было, одежда была выстирана в нашей громоздкой машине, высушена на бельевой веревке во дворе и, наконец, сложена в ящики моего комода. Вряд ли имеет смысл добавлять, что об этих вещах никто не вспоминал до самого сентября, когда пришло время их надеть. Помню, что там был клевый свитер — коричневый в желтую полоску. Когда я его носил, то воображал себя суперменом по имени Человек-Оса: берегитесь, злодеи, моего жала!

Но относительно бокса с солдатиками Кон ошибся. Я играл в них дни напролет, как правило, на краю двора, где пролегала полоска земли между нашей лужайкой и Методист-роуд, которая в те дни была грунтовой и мало чем отличалась от этой полоски. За исключением шоссе номер 9 и узкой двухполосной дороги, ведущей к Козьей горе, где располагался курорт для богатых, все остальные дороги в Харлоу были грунтовыми. Помню, что пыль, скапливавшаяся в доме в сухие летние дни, не раз доводила мать до слез.

В солдатиков со мной часто играли два моих лучших друга, Билли Пэкетт и Эл Ноулз, но в день, когда в моей жизни появился Чарлз Джейкобс, я был один. Я не помню, почему отсутствовали Билли и Эл, но помню, что радовался, оказавшись в кои-то веки в одиночестве. С одной стороны, отпадала необходимость делить войско на три части. С другой стороны — что гораздо важнее, — не нужно было спорить, чья очередь побеждать. По правде говоря, мне вообще казалось несправедливым, что я должен кому-то проигрывать, ведь это были мои солдатики и мой бокс.

Когда в один из жарких дней уходящего лета, вскоре после дня рождения, я поделился этой мыслью с матерью, она взяла меня за плечи и заглянула в глаза — верный признак того, что мне предстояло получить очередной Урок Жизни.

— «Мой» и «мое» — причина очень многих бед в этом мире, Джейми. Когда ты играешь с друзьями, солдатики принадлежат вам всем.

— Даже если мы сражаемся на разных сторонах?

— Даже в этом случае. Когда Билли и Эл отправляются домой ужинать, а ты убираешь солдатиков в коробку…

— Это бокс!

— Хорошо, бокс. Когда ты их убираешь, они снова становятся твоими. Люди часто причиняют друг другу зло, и ты столкнешься с этим, когда подрастешь, но я считаю, что все дурные поступки вызваны самым обычным эгоизмом. Обещай мне, что никогда не станешь эгоистом, малыш.

Я пообещал, но мне все равно не нравилось, когда победу одерживали Билли и Эл.

В тот октябрьский день 1962 года, когда судьба мира висела на волоске из-за небольшого, подобного кляксе на карте, тропического островка под названием Куба, я сражался за обе стороны и не мог проиграть ни при каком раскладе. Незадолго до этого по Методист-роуд прошелся городской грейдер (отец всегда ворчал, что он только разбрасывает камни), и вокруг было полно земли. Я наскреб достаточно, чтобы сделать сначала маленький холмик, потом холмик побольше, а затем и очень большой холм, доходивший мне почти до колен. Сперва я хотел назвать его Козьей горой, но потом передумал, посчитав название неоригинальным (в конце концов, настоящая Козья гора находилась всего в двенадцати милях) и неинтересным. Поразмыслив, я решил назвать его Череп-горой. Я даже попытался сделать пару пещер-глазниц, ткнув пальцем в соответствующие места, но земля была сухой и тут же осыпалась.

— Что ж, ладно, — сказал я, обращаясь к лежавшим в боксе солдатикам. — Мир устроен непросто, и нельзя иметь все. — Это было одним из любимых выражений отца, и не сомневаюсь, что при наличии пятерых детей у него имелись все основания так считать. — Пещеры у нас будут понарошку.

Половину солдатиков я расположил на вершине Череп-горы, и они являли собой внушительное зрелище. Особенно мне нравилось, как там смотрелись минометчики. Это были фрицы. Американские солдаты разместились у подножия. Им достались все джипы и грузовики, поскольку езда вверх по склону предстояла захватывающая. Я не сомневался, что одни машины опрокинутся, но другим наверняка удастся добраться до вершины. И раздавить минометчиков, которые будут напрасно молить о пощаде. Им ее не видать.

— Пленных не брать, — сказал я, пристраивая последних героев-американцев. — Гицмер, тебе конец!

Я начал двигать шеренги солдат вперед, сопровождая маневр звуками пулеметных очередей, когда на поле битвы упала тень. Я поднял глаза и увидел мужчину. Он загораживал солнце, и его силуэт обрамляли золотые лучи — прямо человеческое затмение.

В тот момент, как и обычно по субботам во второй половине дня, в нашем доме кипела жизнь. Энди с Коном и компанией друзей играли позади дома в дворовый бейсбол, с громкими криками и смехом. Клэр у себя в комнате с парой своих подруг крутила на проигрывателе пластинки: «The Loco-Motion», «Soldier Boy», «Palisades Park». Из гаража доносился стук — это Терри с отцом трудились над старым фордом 1951 года выпуска, который отец называл «Дорожной ракетой». Однажды я слышал, как он обозвал его «куском дерьма»; это выражение мне понравилось, и я до сих пор его использую. Если хотите поднять себе настроение, назовите что-нибудь «куском дерьма». Как правило, это срабатывает.

В общем, вокруг происходило много чего, но в тот момент мне показалось, будто все замерло. Я знаю, что это лишь игра воображения, которая объясняется сбоем в памяти (не говоря уже о сонме темных ассоциаций), но это воспоминание очень яркое. Неожиданно стихли крики ребят на заднем дворе, песни в комнате наверху, стук в гараже. Даже птицы вдруг замолчали.

Затем мужчина наклонился, и заходящее солнце, выглянув из-за его плеча, ослепило меня. Я прикрыл глаза рукой.

— Извини, извини, — произнес он и чуть подвинулся, чтобы солнце не мешало мне его рассмотреть. На нем был черный пиджак священника и черная рубашка с английским воротником, джинсы и стоптанные легкие кожаные туфли. Как будто он хотел быть одновременно двумя разными людьми. В шестилетнем возрасте я делил взрослых на три категории: молодые взрослые, взрослые и старики. Этот человек относился к молодым взрослым. Он наклонился, чтобы разглядеть сражающиеся армии.

— Вы кто? — спросил я.

— Чарлз Джейкобс.

Имя показалось мне знакомым. Он протянул руку, и я тут же пожал ее, потому что уже в шесть лет был вежливым. Мы все были вежливыми — родители об этом позаботились.

— А почему у вас воротник с дыркой?

— Потому что я священник. Теперь, приходя по воскресеньям в церковь, ты будешь встречать меня там. И вечером по четвергам, если станешь посещать собрания БММ.

— Раньше нашим священником был мистер Латур, — сказал я, — но он умер.

— Я знаю. Мне очень жаль.

— Ничего страшного. Мама сказала, что ему не было больно, и он отправился сразу на небо. Правда, он не носил такой воротник.

— Потому что Билл Латур был проповедником без духовного сана. Вроде волонтера. Благодаря ему двери церкви оставались открытыми, когда других служителей не было. Очень похвальное поведение.

— Мне кажется, папа знает о вас, — сказал я. — Он один из дьяконов. И собирает пожертвования. Правда, делает это по очереди с другими дьяконами.

— Делиться — это очень хорошо, — сказал Джейкобс и опустился на колени рядом со мной.

— Вы собираетесь молиться? — Эта мысль меня встревожила. Для молитв имелась церковь и собрания БММ — Братства методистской молодежи, — которые мои братья и сестра называли четверговой вечерней школой. Когда мистер Джейкобс возобновит эти собрания, я пойду на них в первый раз, как и в школу. — Если хотите поговорить с папой, то он в гараже с Терри. Они ставят новое сцепление на «Дорожную ракету». Вернее, это делает папа, а Терри подает ему инструменты и учится. Ему восемь лет. А мне — шесть. А мама, наверное, на заднем крыльце, смотрит, как ребята играют в дворовый бейсбол.

— Когда я был маленьким, мы называли эту игру «бита-перевертыш», — сказал Джейкобс и улыбнулся. У него была хорошая улыбка, и он мне сразу понравился.

— Правда?

— Ну да. Потому что, поймав мяч, надо было ударить им по бите. Как тебя зовут, малыш?

— Джейми Мортон. Мне шесть лет.

— Ты уже говорил.

— На нашем дворе еще никто не молился.

— Я тоже не собираюсь этого делать. Я хочу посмотреть поближе твои войска. Где тут русские, а где американцы?

— Ну, внизу, само собой, американцы, а на Череп-горе — фрицы. Американцам надо захватить гору.

— Потому что она не дает им продолжить наступление, — понимающе кивнул Джейкобс. — А за Череп-горой лежит дорога в Германию.

— Точно! И там самый главный фриц! Гицмер!

— Источник стольких бед, — сказал он.

— Что?

— Не важно. Ты не против, если я буду называть плохих парней немцами? «Фрицы» звучит как-то не очень.

— Нет, это здорово. Фрицы — это немцы, а немцы — это фрицы. Мой папа был на войне. Правда, только в последний год. Он чинил грузовики в Техасе. А вы были на войне, мистер Джейкобс?

— Нет, я тогда был слишком маленьким. И для Кореи тоже. А как американцы собираются взять гору, генерал Мортон?

— Штурмом! — закричал я. — Стреляя из пулеметов! Бабах! Бух-бух-бух! — И, понизив голос, добавил: — Така-така-така!

— Лобовая атака противника, закрепившегося на горе, — довольно рискованное предприятие, генерал. На твоем месте я бы разделил войска… примерно так… — Джейкобс расположил половину американцев слева, а половину — справа. — Это позволяет взять противника в клещи, понимаешь? — Он соединил большой и указательный пальцы. — И атаковать с двух сторон.

— Может быть, — согласился я. Мне нравилась идея лобовой атаки — много крови и рукопашная, — но и предложение мистера Джейкобса пришлось по душе. Военная хитрость. И коварство могло принести плоды. — Я хотел сделать пещеры, но земля слишком сухая.

— Понятно. — Он ткнул пальцем в Череп-гору и убедился, что земля осыпается. Поднялся, отряхнул джинсы. — У меня есть маленький сын, который через год-другой наверняка будет без ума от твоих солдатиков.

— Он может в них поиграть уже сейчас. — Я старался не быть эгоистом. — А где он?

— Пока еще в Бостоне со своей мамой. Там надо собрать много вещей. Думаю, что они приедут в среду. Самое позднее, в четверг. Но Морри еще слишком мал для солдатиков. Сейчас он их только разбросает.

— А сколько ему?

— Всего два годика.

— Могу поспорить, что он до сих пор писает в штаны! — закричал я и залился смехом. Возможно, это было не очень-то вежливо, но я не мог удержаться. Когда дети писают в штаны — это очень смешно.

— Так и есть, так и есть, — согласился Джейкобс, улыбаясь, — но я уверен, что он перестанет, когда подрастет. Говоришь, твой папа в гараже?

— Да. — Теперь я вспомнил, где слышал имя этого человека. Мама с папой говорили за ужином о новом священнике, который приезжает из Бостона.

Разве он не слишком молод для пастора? — спросила мама.

Да, и на его жалованье это точно скажется, — ответил отец и усмехнулся.

Кажется, они поговорили о нем еще немного, но я уже не слушал и переключился на Энди, который, даваясь, жадно заглатывал картофельное пюре. Он всегда так делал.

— Попробуй обходной маневр, — посоветовал Джейкобс на прощание.

— Что?

— Клещи, — пояснил он, снова сложив в кольцо большой и указательный пальцы.

— А-а. Да. Ладно.

Я попробовал, и это сработало. Все фрицы погибли. Однако битва получалась не такой впечатляющей, поэтому я предпринял лобовую атаку, и грузовики с джипами скатывались вниз, не в силах преодолеть крутой склон Череп-горы, а фрицы падали как подкошенные, перед смертью отчаянно крича.

Пока разыгрывалось сражение, родители и мистер Джейкобс сидели на крыльце, пили чай со льдом и обсуждали всякие церковные дела: помимо того, что мой отец был дьяконом, мама состояла в женской группе помощи и даже была заместителем ее руководительницы. Какие красивые шляпки она тогда носила! Их было не меньше дюжины. Мы были счастливы в те дни.

Мама позвала братьев и сестру с их друзьями, чтобы познакомить с новым священником. Я тоже было направился к ним, но мистер Джейкобс остановил меня, махнув рукой, и объяснил маме, что мы уже познакомились.

— Продолжай сражение, генерал! — крикнул он.

Я так и сделал. Кон и Энди с друзьями вернулись на задний двор и продолжили игру. Клэр с подругами отправились наверх танцевать (хотя мама и попросила ее сделать музыку потише — пожалуйста, спасибо). Беседа мистера и миссис Мортон с преподобным Джейкобсом завершилась не скоро. Помню, как часто меня удивляло, что взрослые могут так долго болтать. Неужели им не скучно?

Я перестал обращать на них внимание и полностью переключился на сражение возле Череп-горы, которое разыграл несколько раз. Самым удачным вариантом оказался тот, что включал предложенные мистером Джейкобсом клещи. Одна часть американских войск удерживала немцев с фронта, а другая обходила гору и обрушивалась на них с тыла. Ваз из это? — успел крикнуть один из фрицев, прежде чем пуля угодила ему в голову.

Я уже начал уставать и подумывал, не отправиться ли домой за кусочком пирога (если, конечно, после друзей Кона и Энди что-то осталось), когда на поле битвы снова упала тень. Я поднял глаза и увидел мистера Джейкобса со стаканом воды.

— Я одолжил его у твоей мамы. Можно показать тебе кое-что?

— Конечно.

Он снова опустился на колени и вылил воду на вершину Череп-горы.

— Это гроза! — закричал я и изобразил раскаты грома.

— Ага, если хочешь. С молниями. А теперь смотри. — Он растопырил два пальца и ткнул ими в мокрую землю. На этот раз отверстия остались.

— Вот так! — сказал Джейкобс. — Пещеры. — Он взял двух немецких солдатиков и поместил их внутрь. — Их будет трудно оттуда выбить, генерал, но я уверен, что американцы с этим справятся.

— Здорово! Спасибо!

— А если земля снова начнет осыпаться, полей еще водой.

— Хорошо.

— А когда закончишь сражение, не забудь вернуть стакан обратно на кухню. Мне бы не хотелось вызвать недовольство твоей мамы в первый же день своего пребывания в Харлоу.

Я пообещал и протянул руку:

— Давайте его сюда, мистер Джейкобс.

Он засмеялся и послушался, а потом направился по Методист-роуд в сторону дома, предоставленного общиной, в котором ему с семьей предстояло прожить следующие три года, до увольнения. Я проводил его взглядом и повернулся к Череп-горе.

Однако прежде чем я погрузился в сражение, на поле битвы снова легла тень. На этот раз моего отца. Он осторожно опустился на одно колено, стараясь не раздавить американских солдат.

— Ну, Джейми, как тебе наш новый священник?

— Мне он нравится.

— Мне тоже. И маме. Он очень молод для этой работы, но если справится, мы станем его первой общиной. Мне кажется, у него все получится. Особенно с БММ. Молодым легче найти общий язык друг с другом.

— Посмотри, пап, он показал мне, как делать пещеры. Надо только полить водой, чтобы земля стала мокрой.

— Понятно. — Отец потрепал мои волосы. — Тебе надо хорошенько умыться перед ужином. — Он поднял стакан. — Захватить его домой?

— Да, пожалуйста, и спасибо.

Он взял стакан и направился в сторону дома. Я повернулся к Череп-горе и увидел, что земля успела высохнуть и стенки пещеры обвалились. Солдаты внутри оказались погребены заживо. Но меня это не огорчило — как-никак это были плохие ребята.

Сейчас, когда мы с чрезмерной настороженностью относимся ко всему, что связано с сексом, ни один родитель в здравом уме не отправит своего шестилетнего ребенка к живущему без семьи (пусть даже всего несколько дней) мужчине, с которым едва знаком. Но именно так поступила моя мама в понедельник днем, не испытывая при этом никакой тревоги.

Преподобный Джейкобс — мама сказала, что я должен называть его именно так, а не «мистер», — поднялся на холм и постучал в нашу сетчатую дверь примерно без четверти три. Я устроился с раскраской на полу гостиной, а мама смотрела по телевизору «Призы по телефону». Она послала свое имя на телеканал и надеялась выиграть главный приз месяца — пылесос фирмы «Электролюкс». Мама понимала, что шансов на это мало, однако сказала, что будет «уповать».

— Вы не могли бы одолжить мне своего младшего на полчаса? — попросил преподобный Джейкобс. — У меня в гараже есть нечто, что я хотел бы ему показать.

— А что это? — заинтересовался я, уже поднимаясь с пола.

— Секрет. Ты потом расскажешь о нем маме.

— Мам?

— Ну конечно, — согласилась она, — но сначала смени свою школьную одежду, Джейми. А пока он переодевается, может, выпьете чаю со льдом, преподобный Джейкобс?

— С удовольствием, — ответил он. — И еще: не могли бы вы называть меня Чарли?

Подумав, она ответила:

— Нет, но Чарлзом, наверное, могу.

Я переоделся в джинсы и футболку и спустился вниз. Они говорили о взрослых вещах, и я вышел на улицу подождать школьный автобус. Мы с Коном и Терри посещали школу с одним учебным кабинетом всего в четверти мили по шоссе от нашего дома. Энди записали в общую среднюю школу, а Клэр ездила через реку в среднюю школу в Гейтс-Фоллз. «Только не стань чьей-нибудь первоклассной подружкой», — пошутила мама: учеников младшего класса в этой школе называли «первоклашками». Автобус высаживал Энди и Клэр на пересечении шоссе и Методист-роуд, у подножия Методист-хилл.

Я видел, как они вышли из автобуса и направились вверх по холму, по привычке ругаясь — мне было отлично слышно их от почтового ящика, возле которого я стоял, — и в этот момент появился преподобный Джейкобс.

— Готов? — спросил он и взял меня за руку — совершенно естественно.

— Само собой, — ответил я.

Мы встретили Энди и Клэр на полпути вниз. Энди спросил, куда мы направляемся.

— Домой к преподобному Джейкобсу, — ответил я. — Он собирается показать мне секрет.

— Не задерживайся слишком долго, — сказала Клэр. — Сегодня твоя очередь накрывать на стол. — Она покосилась на Джейкобса и тут же отвернулась, будто не могла на него смотреть. Моя сестра, как и все ее подружки, втюрилась в преподобного по уши еще до конца года.

— Я скоро верну его, — пообещал Джейкобс.

Держась за руки, мы спустились по холму к шоссе номер 9, которое вело в Портленд, если повернуть налево, и в Гейтс-Фоллз, Касл-Рок и Льюистон — если направо. Остановившись, мы убедились в отсутствии машин — что было смешно, поскольку на шоссе номер 9 автомобили появлялись редко, если не считать лета, — а потом зашагали вдоль кукурузного поля. Мягкий осенний ветер раскачивал сухие кукурузные стебли, и они громко трещали. Через десять минут мы добрались до дома священника — аккуратного белого строения с черными ставнями. За ним располагалась Первая методистская церковь Харлоу, что также было смешно, поскольку иные методистские церкви в Харлоу отсутствовали.

Единственным другим молитвенным домом в нашем городке была Церковь Силома. Отец считал ее прихожан людьми с приветом. Хотя они и не ездили в повозках, запряженных лошадьми, все мужчины и мальчики надевали черные шляпы, когда выходили из дома. Женщины и девочки носили платья по щиколотку и белые шапочки. По словам отца, они знали, когда наступит конец света: это было написано в специальной книге. Мама говорила, что в Америке каждый имеет право верить, во что хочет, если это никому не вредит… но не спорила с отцом. Наша церковь по размерам превосходила Церковь Силома, однако была очень простой. И без шпиля. Когда-то он имелся, но в давние времена, году в 1920-м, налетел ураган и сорвал его.

Мы с преподобным Джейкобсом прошли к дому по пыльной подъездной дорожке, и мое внимание привлек стоявший там синий «плимут-бельведер», явно принадлежавший пастору. Очень крутая машина.

— Коробка передач стандартная или кнопочная? — поинтересовался я.

Он удивился, а потом улыбнулся:

— Кнопочная. Это был подарок на свадьбу от моих свойственников.

— Тех, кто больше печется о своем?

— В моем случае — да, — ответил преподобный со смехом. — Ты любишь машины?

— Мы все любим машины, — сказал я, имея в виду всех членов нашей семьи… хотя, наверное, к маме и Клэр это относилось в меньшей степени. Женщины, похоже, вообще не могут оценить автомобиль по достоинству. — Когда «Дорожную ракету» починят, папа хочет испытать ее на гонках в Касл-Роке.

— В самом деле?

— Ну, сам он за руль не сядет. Мама говорит, что ему нельзя, потому что это слишком опасно. Может, это сделает Дуэйн Робишо. Ему с родителями принадлежит магазин «Браунис». Он участвовал в прошлогодней гонке, но у его машины загорелся двигатель. Папа говорит, что он ищет, на чем бы поехать сейчас.

— А Робишо ходят в церковь?

— Ну…

— Полагаю, что нет. Пойдем в гараж, Джейми!

Там было сумрачно и пахло плесенью. От темноты и плесени мне стало немного не по себе, но Джейкобса, казалось, они ничуть не смущали. Он провел меня вглубь и, остановившись, протянул руку, показывая на что-то. Я взглянул и ахнул от восторга.

Джейкобс довольно хмыкнул, как обычно делают люди, когда испытывают чувство гордости.

— Добро пожаловать на Мирное озеро, Джейми.

— Ничего себе!

— Я соорудил это в ожидании приезда Пэтси и Морри. Мне следовало заняться домом, и я действительно много сделал, например, починил насос, но пока Пэт не приедет с мебелью, дел не так уж много. Твоя мама с другими женщинами из группы помощи проделали потрясающую работу по уборке, малыш. Мистер Латур ездил сюда из Оррз-Айленда, так что здесь фактически никто не жил с начала Второй мировой войны. Я уже поблагодарил ее, однако буду признателен, если ты передашь ей мою благодарность еще раз.

— Само собой, — заверил я, но сомневаюсь, что выполнил обещание, потому что толком не слушал. Все мое внимание было приковано к столу, который занимал почти половину гаража. На нем раскинулся зеленый ландшафт, по сравнению с которым Череп-гора выглядела настоящим убожеством. С тех пор я видел немало подобных конструкций — в основном в витринах магазинов игрушек, — однако все они были укомплектованы навороченными электрическими железными дорогами. На столе, созданном трудами преподобного Джейкобса, никаких поездов не было. Это был даже не стол, а листы фанеры, положенные на поставленные рядком козлы. На этих листах располагался миниатюрный участок сельской местности, примерно двенадцать футов в длину и пять в ширину. По диагонали его пересекали высоковольтные опоры высотой восемнадцать дюймов, а главным украшением являлось озеро с настоящей водой, отливавшее синевой даже в сумраке гаража.

— Мне скоро придется это разобрать, — сказал преподобный, — иначе в гараже не будет места для машины, а Пэтси это не понравится.

Он наклонился и, упершись руками в бедра, устремил взгляд на купола холмов, нитевидные линии электропередачи и большое озеро. Возле воды паслись пластмассовые овцы и коровы (они были значительно крупнее, чем следовало, но я этого не заметил, а если бы и обратил внимание, то не придал бы значения). Немного удивляло наличие множества уличных фонарей, поскольку там не было ни города, ни дорог, которые они могли бы освещать.

— Ты бы наверняка смог разыграть тут настоящее сражение со своими солдатами, верно?

— Да, — согласился я, подумав, что мог бы устроить тут целую войну.

Он кивнул:

— Но такому не бывать, потому что это — Мирное озеро. Тут никто не ссорится и нельзя драться. В каком-то смысле оно похоже на небеса. Когда у нас начнутся собрания БММ, я хочу перенести озеро в церковный подвал. Надеюсь, вы с братьями поможете мне. Думаю, ребятам оно понравится.

— Еще бы! — сказал я и добавил фразу, которую часто слышал от отца: — Тут и к гадалке не ходи!

Он засмеялся и хлопнул меня по плечу.

— А хочешь увидеть чудо?

— Наверное, — неуверенно ответил я, не зная, чего ожидать. Это могло быть что-то страшное. Я вдруг отчетливо осознал, что мы одни в старом, пыльном, пустом гараже, в котором пахло так, будто его не открывали годами. Дверь во внешний мир была распахнута, но до нее, казалось, не меньше мили. Преподобный Джейкобс мне действительно нравился, однако я начал жалеть, что не остался дома на полу с раскраской, дожидаясь известий, получилось ли у мамы выиграть пылесос и наконец одержать победу в нескончаемой борьбе с летней пылью.

Затем преподобный Джейкобс медленно провел рукой над Мирным озером, и я забыл о своих страхах. Из-под импровизированного стола донеслось тихое низкое жужжание, похожее на звук, который при нагревании издавал наш телевизор «Филко», и все крохотные уличные фонари зажглись. Они были белыми и светили удивительно ярко, заливая волшебным лунным светом зеленые холмы и голубую воду. Даже пластиковые коровы и овцы стали выглядеть как живые, возможно, потому, что теперь они отбрасывали тени.

— Ух ты! А как вы это сделали?

Он улыбнулся.

— Неплохой фокус, верно? И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош^[1]. Только я не Бог и потому пользуюсь электричеством. А оно — настоящее чудо, Джейми. Этот подарок от Господа позволяет нам чувствовать себя богоподобными каждый раз, когда мы щелкаем выключателем. Ты согласен?

— Наверное, — согласился я. — Мой дедушка Эймос помнит времена, когда не было электрического освещения.

— Таких людей немало, — сказал Джейкобс, — но пройдет не так много времени, и всех этих людей не станет… А когда это случится, уже никто не будет видеть в электричестве настоящего чуда. И тайны. Мы представляем, как оно действует, но знать, как что-то действует, и знать, чем оно является, — это не одно и то же.

— А как вы включили фонари? — спросил я.

Он показал на полку за столом.

— Видишь эту маленькую красную лампочку?

— Ага.

— Это фотоэлемент. Они продаются, но этот я сделал сам. Он проецирует невидимый луч. Если я проведу рукой на его пути, уличные фонари вокруг Мирного озера зажгутся. А если я сделаю это снова… Вот так… — Он провел рукой над ландшафтом, и свет уличных фонарей стал меркнуть, пока не превратился в едва заметные точки, а потом погас полностью. — Видишь?

— Здорово! — зачарованно выдохнул я.

— Попробуй сам.

Я вытянул руку. Сначала ничего не происходило, а потом я встал на цыпочки и пальцами дотянулся до луча. Жужжание под столом возобновилось, и фонари зажглись снова.

— У меня получилось!

— Тут и к гадалке не ходи, — отозвался Джейкобс и потрепал мои волосы.

— А что это за жужжание? Совсем как у нашего телика.

— Загляни под стол. Сейчас я включу верхний свет, чтобы было видно. — Он щелкнул выключателем на стене, и зажглась пара пыльных лампочек, свисавших с потолка. Они не избавили гараж от запаха плесени (правда, теперь я чувствовал еще какой-то запах, горячий и маслянистый), но мрак немного рассеялся.

Я пригнулся — наклоняться низко мне не пришлось — и заглянул под стол. Увидел несколько коробок, прикрепленных к фанере снизу. Жужжание и запах масла исходили от них.

— Батареи, — пояснил преподобный. — Их я тоже сделал сам. Электричество — мое хобби. И всякие устройства. — Он улыбнулся, как мальчишка. — Обожаю устройства. А жену это сводит с ума.

— А мое хобби — война с фрицами, — сказал я, но, вспомнив его слова про «не очень», добавил: — Я имею в виду немцев.

— Хобби нужно всем, — сказал он. — Как и чудо-другое, чтобы доказать, что жизнь не сводится к изнурительному пути от колыбели до могилы. А хочешь увидеть еще одно чудо, Джейми?

— Еще бы!

В углу стоял второй стол, заваленный инструментами, обрезками проводов, обычными батарейками, какие продаются в магазине, и распотрошенными транзисторными приемниками, похожими на те, что были у Клэр и Энди. И еще там имелся небольшой деревянный ящик. Джейкобс взял его, опустился на одно колено, чтобы мне было видно, открыл и достал маленькую фигурку в белом.

— Ты знаешь, кто это?

Я знал, потому что фигурка очень походила на картинку на моем флуоресцентном ночнике.

— Иисус. Иисус с коробкой на спине.

— Это не просто коробка, а отсек для батарей. Смотри. — Он открыл крышку на маленькой петельке размером со швейную иголку. Внутри я увидел пару кругляшков, похожих на блестящие монетки, с крошечными пятнышками припоя. — Их я тоже сделал сам, потому что в магазинах не продается ничего такого размера и мощности. Наверное, их можно запатентовать, и когда-нибудь, думаю, я так и сделаю, но… — Он покачал головой.

Преподобный закрыл крышку и подошел с Иисусом к ландшафту с Мирным озером.

— Надеюсь, ты обратил внимание, какая голубая тут вода, — сказал он.

— Да! Такого голубого озера я еще не видел!

Он кивнул:

— Тоже можно было бы счесть чудом… если не присмотреться повнимательнее.

— Как это?

— Вообще-то это просто краска. Я иногда размышляю над этим, Джейми. Когда не могу уснуть. Как покрашенное краской дно может заставить мелководье казаться глубоким.

Я подумал, что размышлять над этим глупо, но промолчал. Затем, будто очнувшись, Джейкобс положил Иисуса возле озера.

— Я собираюсь использовать это на собраниях БММ в качестве наглядного пособия, но тебе устрою маленькую демонстрацию сейчас. Согласен?

— Согласен.

— Это иллюстрация того, о чем говорится в главе четырнадцатой Евангелия от Матфея. А ты собираешься следовать Слову Божьему, Джейми?

— Само собой. Наверное, — ответил я, снова начиная чувствовать себя неуютно.

— Не сомневаюсь, что так и будет, — сказал он, — потому что знания, полученные в детстве, — самые прочные. Ладно, тогда слушай внимательно. И тотчас понудил Иисус учеников Своих — то есть приказал им — войти в лодку и отправиться прежде Его на другую сторону, пока Он отпустит народ. И отпустив народ, Он взошел на гору помолиться наедине…^[2] А ты молишься, Джейми?

— Да, каждый вечер.

— Хороший мальчик. Вернемся к рассказу. И отпустив народ, Он взошел на гору помолиться наедине; и вечером оставался там один. А лодка была уже на средине моря, и ее било волнами, потому что ветер был противный. В четвертую стражу ночи пошел к ним Иисус, идя по морю. И ученики, увидевши Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали. Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: «Ободритесь; это Я, не бойтесь». Вот такая история, да благословит Господь Священное Писание. Хорошая история, верно?

— Верно. А он правда их успокоил?

— Правда. Хочешь увидеть, как Иисус идет по Мирному озеру?

— Еще бы! Конечно!

Джейкобс просунул руку под белое одеяние маленькой фигурки, и та начала двигаться. Добравшись до Мирного озера, фигурка не погрузилась в воду, а продолжила путь, торжественно скользя по ее поверхности. Секунд через двадцать она достигла другого берега. Там был холм, и фигурка попыталась на него подняться, но было видно, что она вот-вот упадет. Преподобный Джейкобс успел вовремя подхватить Иисуса, не дав ему опрокинуться, и выключил.

— У него получилось! — воскликнул я. — Он прошел по воде!

— Ну… — На лице Джейкобса появилась улыбка, но какая-то невеселая. Уголок его губ опустился вниз. — И да, и нет.

— Как это?

— Запомнил место, где он вошел в воду?

— Да…

— Пощупай его. Только постарайся не касаться линий электропередачи, потому что они под напряжением. Оно небольшое, но если дотронуться, тем более мокрой рукой, может стукнуть током.

Я осторожно протянул руку. Я не думал, что он хочет надо мной подшутить, как нередко делали Терри и Кон, но я находился в странном месте и со странным человеком, так что кто его знает… Вода выглядела глубокой, но это была иллюзия, созданная покрашенным дном и отражением света фонарей на поверхности. Мой палец погрузился в воду всего на одну фалангу.

— Ты не там смотришь, — сказал преподобный Джейкобс. — Надо чуть правее. Ты уже знаешь, где правая сторона, а где левая?

Это я умел. Меня научила мама: «Правой рукой мы пишем». Правда, в случае Клэр и Кона это не соответствовало действительности: папа называл их левшами.

Я послушался и нащупал в воде что-то металлическое с желобком посередине.

— Мне кажется, я нашел, — сообщил я преподобному Джейкобсу.

— Мне тоже так кажется. Ты касаешься дорожки, по которой ходит Иисус.

— Так это фокус! — догадался я. Я видел фокусников по телевизору на шоу Эда Салливана, а у Кона был набор фокусника, который ему подарили на день рождения, хотя в нем остались только парящие шары и исчезающее яйцо: все остальное потерялось.

— Верно.

— Как и хождение Иисуса по воде!

— Иногда при такой мысли мне и самому становится страшно, — признался он.

Преподобный задумался и выглядел таким грустным, что я снова немного испугался, но мне стало его жалко. Правда, я не мог понять, как можно огорчаться, имея в гараже такой чудесный игрушечный мир с озером.

— Это и правда отличный фокус, — сказал я, погладив Джейкобса по руке.

Очнувшись, он улыбнулся.

— Ты прав, — сказал он. — Наверное, я просто очень скучаю по жене и сынишке. Потому и одолжил тебя на время, Джейми. Но сейчас я должен вернуть тебя маме.

Когда мы добрались до шоссе номер 9, он снова взял меня за руку, хотя никаких машин поблизости не наблюдалось, и не отпускал до самой Методист-роуд. Я не возражал. Мне нравилось держать его за руку. Я знал, что он обо мне заботится.

Миссис Джейкобс и Моррис приехали через несколько дней. Он был обычным карапузом, зато она — настоящей красавицей. В субботу, за день до того, как преподобный Джейкобс впервые взошел на кафедру нашей церкви, мы с Терри и Коном помогли перенести Мирное озеро в церковный подвал, где каждый четверг проходили собрания Братства методистской молодежи. Без воды было отлично видно, какое озеро мелкое. На виду оказалась и узкая металлическая планка с желобком посередине.

Преподобный Джейкобс взял с Терри и Кона клятву, что они сохранят увиденное в тайне, объяснив, что не хочет лишать малышей ощущения чуда (отчего я почувствовал себя большим, и это мне очень нравилось). Они согласились, и не думаю, что проболтались, но свет в подвале церкви оказался намного ярче, чем в гараже, и если стоять близко к ландшафту и внимательно его разглядывать, было видно, что на самом деле Мирное озеро представляет собой обычную широкую лужу. Да и металлическая планка тоже была заметна. К Рождеству от тайны не осталось ни следа.

— Это полный отстой, — заявил мне однажды в четверг Билли Пэкетт. Они с братом Ронни ненавидели четверговую вечернюю школу, но мать заставляла их туда ходить. — Если он снова начнет им хвастаться и рассказывать про хождение по воде, я точно блевану.

Я хотел его вздуть за эти слова, но он был сильнее. И моим другом. К тому же он был прав.

Примечания

1

Быт. 1.

2

Мф. 14.