По желанию дамы

Стефани Лоуренс, 2016

Деклан Фробишер – один из четырех братьев, сын основателя судоходной компании «Фробишер и сыновья» – женится на леди Эдвине, миниатюрной светской красавице, не подозревая, что его избранница в глубине души такая же любительница приключений, как и он сам. В разгар медового месяца капитан Фробишер, служивший под началом шефа Британской секретной службы, получает очередное задание. Ему предстоит отправиться во Фритаун, столицу Сьерра-Леоне в Британской Западной Африке. Там бесследно исчезают люди, подданные Великобритании. Жена просит взять ее с собой, но Деклан отказывает – задание сопряжено с опасностями. Однако леди Эдвина не из тех, кто смиренно соглашается остаться в стороне…

Глава 1

Апрель 1824 года Лондон

Жениться на девушке своей мечты оказалось на удивление легко. Что же касается устройства идеальной семейной жизни… Это было, по всей видимости, задачей намного более сложной.

Деклан Фергюс Фробишер стоял рядом со своей молодой женой, леди Эдвиной Фробишер, урожденной Делбрейт, и слушал какофонию голосов. В гостиной леди Холланд собрались представители высшего общества. Людская болтовня не смолкала ни на минуту и напоминала крики чаек, хотя, в отличие от последних, люди разговаривали друг с другом только ради того, чтобы поговорить. Представители высшего общества, в нарядных шелковых и атласных платьях, в черных фраках, переходили от одного кружка к другому, сменяясь, словно кусочки в пестром калейдоскопе.

Просторный зал освещали несколько люстр; свет играл в искусно уложенных кудрях и напомаженных локонах, равно как и в многочисленных шедеврах ювелирного искусства, украшавших шеи, мочки ушей и запястья присутствовавших дам.

Одна из них, весьма грузная особа, подплыла к ним с противоположного конца зала, сверкая бриллиантами.

— Эдвина, дорогая моя! — Дама пожала новобрачной руку и прикоснулась щекой к ее щеке. Эдвина просияла в ответ, но дама уже переключила свое внимание на ее мужа. Она осмотрела его с ног до головы. — Ты должна… нет, ты просто обязана познакомить меня со своим мужем! — Голос дамы почти превратился в мурлыканье.

Деклан покосился на Эдвину; ему стало интересно, как она отреагирует на просьбу светской дамы, за словами которой явственно читались не самые лучшие намерения.

Молодая жена его не разочаровала; она одарила даму широкой улыбкой — словно кошка, которая только что выпила целую миску сливок и предвкушает, что скоро получит еще. Всем своим видом она демонстрировала такую уверенность, что Деклан внутренне улыбнулся. Словно угадав, как ему весело, Эдвина взглянула на него и, легко взмахнув рукой, обратилась к знакомой:

— Леди Сериз Митчелл, позвольте представить вам моего мужа Деклана Фробишера.

От него не укрылось, с каким нажимом она произнесла слова «моего мужа»; вежливо улыбнувшись, он с поклоном пожал протянутую руку. Леди Сериз чарующим голосом промурлыкала «Очень приятно», но Деклан уже потерял к ней интерес. Хотя все же приходилось уделять внимание подходившим гостям, разговаривать с ними, отвечать на их вопросы, уклоняясь от тех, которые казались ему слишком личными, общение с ними не было главной причиной его присутствия на этом вечере.

По другую сторону от Эдвины стояла ее мать Лукаста, вдовствующая герцогиня Риджуэйская — красивая, надменная женщина с благородным лицом. Вдовствующую герцогиню поддерживала сестра Эдвины, леди Кассандра Элсбери, миловидная молодая женщина несколькими годами старше Эдвины. Кроме того, в их кружок входили несколько ясноглазых дам и оживленных джентльменов. Все они спешили засвидетельствовать свое почтение вдовствующей герцогине и ее дочерям; что было еще важнее, они хотели побольше разузнать о новичке в их кругу, которому удалось заполучить руку самой завидной невесты. Деклан старался соответствовать ожиданиям гостей, напустив на себя таинственный вид.

На самом деле узнать, кто он такой, не составляло труда. Он происходил из древнего рода — в елизаветинские времена Фробишеры сражались вместе с сэром Уолтером Рэли. Семья была родовитой; в силу своего происхождения ее представители были вхожи в самые высшие круги общества. Правда, со временем Фробишеров стали считать чудаками — они жили особенной жизнью, стараясь избегать светского общества. И если Рэли в битвах в первую очередь стремился к личной славе и только во вторую — к спасению родины, Фробишеры вступали в бой неохотно и только по приказу короля. Они были династией мореплавателей, а сражения стоили людских жизней и кораблей.

Они участвовали и в Трафальгарском сражении, хотя и не под командой лорда Нельсона. Зато флот Фробишеров не позволил французам уйти на север и перегруппироваться. Отец и дяди Деклана на своих быстроходных судах потопили и захватили в плен множество французских фрегатов.

В общем, Фробишеры не были совершенно неизвестны в свете. Загадка заключалась в том, кто в данный момент принадлежит к этому семейству и чем они сейчас занимаются. Кроме того, никто не знал источника их состояния, а также его размера. Фробишеры не считались крупными землевладельцами, а те земли, что у них были, лежали на севере, в окрестностях Абердина — то есть довольно далеко от Лондона. В основном имущество у семьи было движимым, точнее, плавающим. Представители высшего общества ломали голову, пытаясь понять, почему это во всех прочих отношениях уважаемое семейство опустилось до торговли. Свет поощрял тех, кто жил на доходы со своих земель, но не мог уравнять земельные владения с кораблями.

Кроме того, до многих из присутствовавших на приеме доходили неясные слухи о недавних подвигах Фробишеров. Большинство слухов — касавшихся исследований новых земель и чрезвычайно выгодных поставок товаров — были недалеки от истины. Более того, истина зачастую оказывалась поразительнее самых изощренных слухов.

Конечно же, в обществе необоснованные слухи вызывают только больший интерес. Этот интерес — точнее, плохо скрываемое любопытство — явственно читался в глазах гостей леди Монтгомери.

— Послушайте, Фробишер, — обратился к нему некий мистер Фицуильям. — Я слышал, кто-то из вашей семьи недавно уговорил американских колонистов подписать новый торговый договор. В чем там было дело, а? Это были вы?

Переговоры вел Роберт, один из двух старших братьев Деклана, самый искусный дипломат среди Фробишеров. Договор, который Роберт привез из Джорджии, не только еще больше обогатит их семейство, но и пополнит королевскую казну.

— Это был не я, — с улыбкой ответил Деклан. Видя, что Фицуильям намерен упорствовать, он пояснил: — До меня такие слухи не доходили.

Зачем ему обращать внимание на слухи, если ему были известны факты?

Он не собирался никому делать одолжения, посвящая в дела своей семьи. Единственная причина, которая заставила его сегодня прийти сюда, стояла рядом с ним — его очаровательная, сияющая молодая жена.

Его словно магнитом притягивало к ней — ослепительной, блистательной и соблазнительной, поистине обворожительной от золотистых кудрей на голове до изящных маленьких ножек. Она полностью завладела его мыслями. Отчасти это было физическое притяжение — да и какой мужчина из плоти и крови устоит перед таким совершенством? Ее светлые кудри обрамляли прекрасное лицо в форме сердечка; огромные голубые глаза лукаво смотрели из-под длинных ресниц; иногда она красиво выгибала брови. На ее бело-розовом лице не было ни одного пятнышка, если не считать очаровательных веснушек на носике, а полные розовые губы так и манили их поцеловать. Однако ее губы почти постоянно двигались, чаще всего — расплывались в улыбке; выражение ее лица постоянно менялось, отражая смену настроения и живой интерес, а блестящие голубые глаза, словно зеркало, отражали глубокий ум.

Если добавить к этому изящную маленькую фигурку — она напоминала уменьшенную копию Венеры, — станет понятно, почему ни одно другое живое существо не способно было так прочно завладеть его вниманием. С того самого мгновения, когда он впервые увидел ее, Деклан понял, что за нее стоит бороться. Авантюрист в глубине души, он решил добиться ее — и добился.

Они были женаты лишь немногим больше трех недель. Год назад, когда он вернулся в Лондон из Нью-Йорка и должен был месяц ждать следующего плавания, от скуки и поддавшись на уговоры старых друзей, он отправился с ними на бал. Потом, и в Нью-Йорке, и на обратном пути, его грызла совершенно новая, неведомая ранее тоска, неизведанное желание. Совершенно неожиданно его мысли обратились к теплу собственного семейного очага, он задумался о семье.

О браке.

О жене.

Как только он увидел Эдвину на том самом первом балу в прошлом году, Деклан сразу понял, кто именно будет его женой. С характерным для него упорством он принялся добиваться ее, дочь герцога, порой казавшуюся высокомерной. Двадцатидвухлетняя Эдвина вот уже три года выходила в свет, где заработала себе репутацию неприступной особы.

С первого мгновения, когда соприкоснулись их пальцы и взгляды, между ними пробежала искра. Ухаживать за Эдвиной оказалось удивительно легко. Несколько месяцев спустя он сделал ей предложение — и она ответила согласием.

В те редкие моменты, когда Деклан вообще об этом задумывался, ему казалось, что все идет чрезвычайно гладко по направлению к счастливой, удобной семейной жизни.

Затем, за три месяца до свадьбы, Лукаста и Эдвина, несмотря на глубокий снег, отважились нанести визит его родным в поместье близ Банкори-Девеник. Узнав о цели их приезда, Деклан вначале решил, что инициатором поездки была Лукаста. Но позже выяснилось, что именно Эдвина настояла на том, чтобы Фробишеры узнали тайну, которую ее семья скрывала более десяти лет, до, а не после их свадьбы.

Деклан, его родители и трое братьев, глубоко заинтригованные, сидели в уютной гостиной и слушали рассказ Лукасты. Разумеется, они были поражены, узнав, что ее старший сын, восьмой герцог, покончил жизнь самоубийством из-за огромных долгов, а младший, считавшийся пропавшим или погибшим, на самом деле скрывался под маской Невилла Роско, лондонского короля азартных игр.

Они были удивлены, но не шокированы, как предполагала Эдвина, и даже заинтригованы.

Благодаря тем возможностям, которые предстали перед Фробишерами при мысли о том, что они породнятся с человеком, подобным Роско — с его могуществом, авторитетом и состоянием, — брак Деклана показался им не просто очень хорошей, но блестящей партией.

Позже, когда Эдвина и ее мать уехали, отец, Фергюс, хлопнул Деклана по плечу и воскликнул:

— Ну, парень, лучшего выбора ты не мог сделать! Личные связи с Невиллом Роско… О таком мы и не мечтали! Такое родство еще больше укрепит семью.

Родители Деклана, Фергюс и Элейн, и его братья с самого начала одобрили его выбор, но такие, совершенно неожиданные подробности о будущих родственниках лишь укрепили их в собственном мнении.

После пышного венчания, которое прошло в церкви в стаффордширском имении герцога, Деклан, Эдвина и его близкие провели некоторое время в Риджуэе с родственниками Эдвины. Деклану, его отцу и братьям удалось познакомиться с неуловимым лордом Джулианом Делбрейтом, известным в обществе под именем Невилл Роско. По всей видимости, его недавняя женитьба на Миранде, ныне — леди Делбрейт, заставила его изменить давнему нежеланию появляться в обществе под своим настоящим именем. Джулиан и Миранда присутствовали на свадьбе, хотя предпочитали держаться в тени и не показываться на глаза остальным гостям.

Эдвину присутствие брата глубоко взволновало, а Деклан, наоборот, был очень доволен этим обстоятельством. Затем Фробишеры, Роско и его «правая рука», Джордан Дрейпер, встретились с глазу на глаз. Встреча почти буквально стала вишенкой на свадебном торте. Как оказалось, Роско так же одобрял брак сестры с Декланом, как и Фробишеры. Выяснилось, что они во многом мыслят одинаково.

Знакомство стало прямым следствием раскрытия правды о семействе Делбрейт, но одна тайна имела далеко идущие последствия, словно круги на поверхности воды, в которую бросили камень.

Затем Деклан, Фробишеры и Эдвина отправились на пару недель на север, в Банкори-Девеник. Спустя несколько дней после их прибытия Фергюс попросил Деклана составить ему компанию на прогулке.

Как только они оказались на достаточном удалении от дома, Фергюс, глядя перед собой, объявил:

— Мне кажется, мальчик мой, что мы можем многому научиться у родных твоей Эдвины. Сейчас я говорю не о Роско, а о других, особенно о дамах.

Не совсем понимая, о чем говорит отец, Деклан хранил молчание.

Пройдя еще несколько шагов, Фергюс продолжал:

— С тех пор, как последний из Фробишеров показывался в высшем свете, прошло много времени. Если можно так выразиться, высший свет никогда не считался нашим полем битвы. Но я смотрю на старую вдовствующую герцогиню, на ее дочерей и на невестку и думаю о том, чего им удалось достичь за последние десять лет. Если вспомнить, сколько всего им приходилось скрывать, им удалось… Для того чтобы скрывать правду, если не сказать дурачить общество, да к тому же так ненавязчиво и изящно… нужен талант, которого нашему семейству не хватает. — Деклану показалось, что агатовые глаза отца видят его насквозь. — Ты сказал, что собираешься взять Эдвину с собой в Лондон, что вы сняли там дом и что Эдвина со вдовствующей герцогиней считают, что вам обоим необходимо появляться в обществе, чтобы, так сказать, заявить о себе… По-моему, ты получишь прекрасную возможность поучиться тому, как им все удается.

«Удается…» Поразмыслив, Деклан уточнил:

— Ты хочешь, чтобы я выяснил, как им удается повернуть общественное мнение, чтобы свет думал о них именно то, что нужно им?

— Именно! — Фергюс направился дальше. — Может быть, в семье Делбрейт всем и заправляют дамы, учитывая молодость герцога, но ни одну из них не назовешь глупой. Все они прекрасно умеют манипулировать общественным мнением и знают, как навязать взгляды, благоприятные для членов их семьи. Мальчик мой, они обладают такими способностями, которые не помешают и нам. И пусть мы сторонимся света, считая, что он не имеет для нас никакого значения, но не должны рисковать своими привилегиями… а кто знает, что принесет нам будущее?

Вспоминая слова отца, Деклан улыбнулся какой-то молодой даме и похвалил ее изящный веер в восточном стиле. Уже давно он понял, что ему стоит прислушиваться к мнению отца, всеми уважаемого осмотрительного шотландца. Так что, как и задумали, они с Эдвиной приехали в Лондон и обосновались в арендованном особняке на Стэнхоуп-стрит. Лукаста тоже приехала в столицу, но остановилась у своей старшей дочери, леди Миллисенты Кейтервейл, на Маунт-стрит. Деклан оценил тактичность тещи: она понимала, что молодоженов лучше оставить наедине.

Затем Эдвина и Лукаста, с помощью Милли и Касси, составили список мероприятий, на которых, как объявила Эдвина, ей необходимо присутствовать. Она освободила мужа от дневных приемов, но потребовала присутствовать на вечерних, на что он с готовностью согласился.

За прошедшую неделю они побывали на нескольких балах, званых ужинах, вечерах и светских раутах. И сегодня, как и на прошедших мероприятиях, он был здесь, чтобы учиться тому, как его жена и женщины из ее семьи «управляют» светским обществом.

Сначала он наблюдал за Лукастой, решив, что именно она была инициатором распространения удобных, не шокирующих общественное мнение версий ранней смерти своего старшего сына и исчезновения младшего. Лишь благодаря пристальному вниманию он смог уловить разницу между Лукастой у себя дома и в обществе. Она словно отгораживалась особым экраном, укутывалась в своеобразную вуаль, скрывающую, какова она на самом деле. Даже догадавшись о существовании такого экрана, он не видел, что происходит за ним. Благодаря своему защитному барьеру Лукаста становилась в обществе куда более жесткой, холодной, высокомерно-отстраненной. Такая эмоциональная защита держала других на расстоянии; посторонним разрешалось видеть лишь то, что хотела показать вдовствующая герцогиня.

Разглядеть «вуаль» Эдвины оказалось еще труднее. Деклан кое-что заметил, только поняв, что в ее арсенале наверняка имеется подобное средство защиты. Благодаря тому что она по натуре была живой и общительной, ее «доспехи» напоминали зеркало, отражавшее то, что хотели видеть окружающие, — и отнюдь не то, что на самом деле скрывалось за «доспехами».

Милли и Касси он тоже не обделил вниманием. И у них имелись защитные «вуали», хотя куда более мягкие и прозрачные, в соответствии с их характерами. Лукаста, вне всяких сомнений, отличалась железной волей — иначе ей не удалось бы столько лет бороться с превратностями судьбы. Из всех трех ее дочерей Эдвина была больше всех похожа на мать, она тоже обладала гибкой, пластичной и в то же время непреодолимой женской силой.

Это озарение снизошло на него несколько ночей назад и заставило задуматься.

Впервые обратив внимание на Эдвину, он полагал, что Делбрейты окажутся обыкновенными, консервативными и даже в чем-то скучными аристократами. На самом же деле они скрывали тайну настолько необыкновенную, что она могла бы вызвать в обществе скандал. Вскоре ему стало совершенно ясно, что в незаурядности Делбрейты вполне способны дать фору самим Фробишерам.

Лукаста оказалась совершенно не похожей на обычную вдову, больше всего озабоченную соблюдением приличий, какой он ее вначале считал. Ну а Эдвина…

Его представления о самом обыкновенном, предсказуемом, традиционном браке испарились.

Женщина, которую он взял в жены, совсем не соответствовала его прежним представлениям о девушке, на которой он мог бы жениться.

Ее маленькая ручка лежала у него на рукаве; она была почти невесомой, словно птичка, присевшая на ветку. И все же ее близость настолько занимала все его мысли и чувства, что он едва замечал, что говорят люди вокруг них. Вот почему иногда отвечал невпопад. Его совершенно не интересовали те, кто их окружали; он думал только о ней.

Эдвина объяснила, что им необходимо бывать в свете, чтобы «заявить о себе». Деклан не был уверен, что до конца ее понял, но она явно преследовала какую-то цель. Поняв, что она, в отличие от него, чувствует себя в высшем обществе как рыба в воде, он доверился ей, хотя так и не понял, чего именно она сейчас добивается.

И самый этот факт уже кое-что значил.

Дело в том, что он совсем недавно осознал: оказывается, его хрупкая, изящная, похожая на сказочную фею жена обладает вполне сформировавшимся и самостоятельным умом.

Она ставит перед собой цели и продумывает пути их достижения, а затем воплощает планы в жизнь.

Деклан не сомневался и в том, что у его жены имеются собственные взгляды на то, какой будет их семейная жизнь, — правда, пока ему так и не удалось выяснить, что она думает об их совместном будущем. Интересно, как он отнесется к ее планам — улыбнется и сразу согласится или…

Пока он не мог и представить себе, что их ждет. И все же он женился на ней и не поступил бы иначе за все золото в мире. Больше всего на свете ему хотелось жениться на ней — и вот она стала его женой.

Покосившись на нее, он заметил, как блестят ее глаза, как оживленно ее лицо, когда она принимает поздравления с бракосочетанием от другой пары.

В общем и целом он был более чем доволен тем, что Эдвина стала его женой. Оставалось лишь понять, что придется сделать ему, чтобы стать ей хорошим мужем.

Эдвина стояла подле Деклана, не переставая улыбаться и не сводя глаз со своей «награды». И она, и ее мать с сестрами сошлись во мнении, что им с Декланом очень важно показать себя в обществе в исключительно правильном свете. Какими их будут сейчас и в будущем видеть представители высшего общества, зависит только от впечатления, которое они произведут в эти первые недели. Тот факт, что сегодня, практически с самого появления, они оставались в центре внимания, окруженные заинтригованными гостями, которые шли к ним нескончаемым потоком, свидетельствовал о том, что в высшем свете они уже сейчас заработали себе репутацию людей, знакомство с которыми стоит поддерживать.

Мысленно она ликовала. Ее первая цель в качестве замужней дамы была достигнута.

Когда леди Холланд остановилась рядом с ними и после того, как Эдвина представила ей мужа, снизошла до одобрительной улыбки, Эдвине с трудом удалось скрыть радость и облегчение. Высшее общество — суровый судья, но одобрение такой высокопоставленной дамы, как хозяйка сегодняшнего вечера, неопровержимо свидетельствовало о том, что их одобрили. Выражаясь светским языком, они пришлись ко двору.

Конечно, леди Холланд всегда питала слабость к симпатичным и обаятельным джентльменам.

Посмотрев на Деклана, Эдвина позволила своему взгляду задержаться на резко очерченных, четких линиях его лица. Она ласкала взглядом его красивые брови, высокие скулы, уверенные, подвижные губы и мужественный подбородок. Лучики в уголках небесно-голубых глаз под изогнутыми темными бровями и загорелое лицо напоминали о долгих месяцах, проведенных в море. Его каштановые, выгоревшие на солнце волосы дополняли картину. Они по тогдашней моде выглядели немного взъерошенными, а выгоревшие пряди лишь усиливали эффект.

Высокий рост и широкие плечи, сама его манера держаться — идеальная выправка и подвижность, спокойствие и уверенность выгодно отличали его практически от всех остальных присутствующих мужчин.

Когда леди Холланд отошла, Лукаста коснулась рукава Эдвины, привлекая к себе ее внимание.

— Дорогая, я вижу, что вокруг леди Марчмейн у стены собрался кружок. По-моему, мне стоит подойти к ней и понаблюдать, чтобы она правильно восприняла все важные сведения.

Эдвина проследила за взглядом матери, устремленным к кружку пожилых дам. Она кивнула:

— Спасибо, мама. Мы подойдем к тебе, когда соберемся уезжать.

Леди Марчмейн была близкой подругой ее матери и, кроме того, одной из самых активных дам высшего общества; если требовалось как можно скорее распространить в свете какую-то весть, не было лучшей посредницы, чем леди Марчмейн.

Окинув взглядом длинную вереницу гостей, желавших познакомиться с Декланом, Эдвина мысленно вздохнула. Сколько им еще придется здесь оставаться? Ни она, ни ее мать не могли даже примерно представить себе, сколько вечеров им необходимо потратить на то, чтобы упрочить ее в новом положении замужней дамы и, что еще важнее, закрепить положение Деклана в высшем обществе. Они предполагали, что на достижение цели уйдет очень много дней и ночей — домашних приемов, утренних и дневных чаепитий, обедов, балов и званых вечеров. Они приехали в Лондон всего лишь неделю назад; их кампания продолжалась всего шесть дней. Они не ожидали такого быстрого успеха.

Эдвина была чрезвычайно рада тому обстоятельству, что все сложилось так хорошо. Как оказалось, проводить вечера, стоя рука об руку с Декланом — привлекательным, внимательным и учтиво-обходительным, — было далеко не таким тяжелым испытанием, как она представляла. Она ожидала, что придется оберегать его от светских ловушек, но ее подозрения не подтвердились. Он сам их видел и ловко от них уворачивался. Для человека, который раньше практически не бывал в свете, он держался очень хорошо.

Продолжая обмениваться шутками и репликами с теми, кто их окружал, словно с каждым словом их успех в обществе все больше закреплялся, она испытывала растущее нетерпение. Похоже, здесь они уже преуспели. Пора переходить к следующему этапу, чтобы превратить их брак в тот союз, о котором она мечтала. А для этого им с Декланом необходимо было оказаться в другом месте — и, конечно, не посреди зала на светском рауте!

Деклан очень обрадовался, когда они наконец решили покинуть Монтгомери-Хаус. По предложению Эдвины они вместе с Касси направились к Лукасте, беседовавшей с несколькими пожилыми дамами. Вдовствующая герцогиня поднялась и представила его своим подругам. После неизбежного обмена вежливыми фразами Лукаста накинула шаль и они попрощались с хозяйкой вечера, а затем направились к выходу. К облегчению Деклана, Касси предложила Лукасте поехать с нею в карете, оставив их с Эдвиной наедине на коротком пути к Стэнхоуп-стрит.

Стоило дверце кареты закрыться за ними, защитная маска Эдвины спала. Во время поездки она весело и оживленно вспоминала, что говорили некоторые из тех, с кем они сегодня встречались, объясняя важность тех или иных замечаний и знакомств. Все ее комментарии оказались весьма поучительными; ему показалось, что обстановка, царившая сейчас в карете, ему прекрасно знакома. Пока карета, трясясь, ехала по булыжной мостовой, он осознал, что рассказы Эдвины напоминали его собственные отчеты после завершения очередного тайного задания.

Чем дольше он размышлял обо всем этом, тем более удачным казалось ему его сравнение.

Свои рассуждения Эдвина завершила следующим замечанием:

— Кажется, мама была права. — В полутьме кареты их взгляды встретились. — Она нисколько не сомневалась в том, что относительно нашей свадьбы мнение света будет ориентироваться на меня — на то, как будем себя вести мы с мамой, Милли, Касси и их мужья. По ее мнению, мне только и нужно все время находиться рядом с тобой и всем своим видом показывать, насколько я рада быть твоей женой, и все будет в порядке. — Она счастливо вздохнула и придвинулась к нему поближе. — Мама, как обычно, оказалась права.

У него в голове возникли сразу несколько вопросов, но он сначала задал тот, который касался его в наибольшей степени:

— Ты и правда рада быть моей женой?

Эдвина широко улыбнулась ему. Несмотря на царившую в карете полутьму, он увидел направленный на него взгляд.

— Ты же знаешь, что да! — Она коснулась его руки и слегка ее сжала. — Я не могла бы быть счастливее.

Ее слова прозвучали очень искренне; при этом он испытал такую радость, что не смог сдержать счастливой улыбки.

Карета повернула, и ее прижало к нему.

Когда Деклан склонил к ней голову, она подняла глаза.

Их взгляды встретились и больше не отрывались друг от друга.

Кончиком пальца он нежно провел по ее пухлой нижней губе.

Она запрокинула голову, прикрыла глаза, и он склонился ниже…

Карета замедлила ход и остановилась.

Эдвина широко раскрыла глаза. Посмотрела на него в упор — их разделяло совсем небольшое расстояние. Потом губы, которые Деклан продолжал поглаживать подушечками пальцев, изогнулись в улыбке.

Он услышал, как лакей спрыгнул с задка кареты, и, глубоко вздохнув, выпрямился.

— По-моему, миледи, мы прибыли домой.

— В самом деле!

Даже в темноте Деклан видел, что ее глаза горят желанием. Когда лакей открыл дверцу кареты, Эдвина негромко сказала:

— Милый муженек, пойдем поскорее в дом!

Обоих охватило возбуждение. Бросив на мужа еще один пылкий взгляд, Эдвина повернулась к дверце. Выйдя из кареты, он помог ей сойти и, не выпуская ее руки, повел к парадному входу.

Дверь открылась перед ними прежде, чем они успели подняться. Хамфри, их новый дворецкий, с поклоном впустил их в дом.

— Сэр, миледи… Добро пожаловать домой.

— Спасибо, Хамфри. — Рука Эдвины выскользнула из пальцев Деклана, и молодая женщина устремилась вверх по парадной лестнице.

Он бесшумно шел за ней следом.

Хамфри закрыл дверь.

— Вам что-нибудь еще понадобится, сэр? А вам, миледи?

— Вряд ли. — Деклан не сводил взгляда с женственных изгибов, подчеркнутых голубым атласным платьем. — Можете запирать дом на ночь. Мы с ее светлостью пойдем спать.

Не останавливаясь, Эдвина бросила через плечо:

— Да, будьте добры, передайте Уилмот, что сегодня мне ее помощь не понадобится.

Уилмот была ее горничной. Деклан улыбнулся.

Эдвина подошла к двери их общей спальни, открыла ее и проскользнула внутрь. Он не отставал от нее, остановившись только для того, чтобы закрыть за собой дверь, а затем, снова устремив взгляд на предмет своего вожделения, шагнул к ней.

Не дойдя до широкой кровати с синим балдахином на четырех столбиках, Эдвина неожиданно повернулась. Сделав по одному шагу навстречу друг другу, они встретились.

Головой Эдвина едва доставала мужу до плеча; встав на цыпочки, она обняла его за шею, а он обхватил ее за талию и крепче прижал к себе. Их губы встретились и слились в поцелуе.

Поцелуй становился все глубже, проникновеннее. Она соблазнительно разомкнула губы, и его язык тут же отправился исследовать ее рот. Завоевывать и распоряжаться.

Хотя Эдвина выходила замуж девственницей, в первую брачную ночь ее никак нельзя было назвать зажатой и испуганной. Она с радостью погрузилась в водоворот новых ощущений, и ее огромное, всеобъемлющее желание ошеломило Деклана. Его завораживало ее откровенное стремление научиться у него всему, что касается страсти. Ее неутомимая жажда приключений в этой области продолжала его пленять. И совершенно порабощала.

Он с удовольствием ей поддавался. Единственной мыслью, которая оставалась у него в голове, когда он увлек ее на постель, было то, как лучше воспользоваться плодами своей капитуляции.

Эдвина плавала на волнах триумфа. Ей хотелось отпраздновать событие, которое она считала своей маленькой победой, — их успех в высшем обществе, всецелое одобрение светом их союза.

Радость и наслаждение играли и переливались в ней. Спиной падая на постель, она чувствовала, как ее накрывает волной возбуждения. Пальцы Деклана нащупали шнуровку ее корсета, а она принялась расстегивать большие пуговицы его жилета. Он остановился только для того, чтобы сбросить и сюртук, и жилет, не заботясь о том, куда они упадут, а Эдвина тем временем приступила к его рубашке.

В этой сфере их брака она с самого начала чувствовала себя совершенно уверенно и была благодарна мужу за его страстность, искренность и мастерство в любовной игре. Он был уверен в себе, и при этом откровенно желал ее, стремился завоевать — был совершенно поглощен происходящим и жил этим мгновением.

Он был полностью открыт в своих чувствах к ней.

Показывал, как много она для него значит.

Она отправилась в это приключение с открытым сердцем, окрыленная уверенностью в том, что любима и желанна.

Ни одна женщина не способна жаждать большего от своей первой брачной ночи!

И, начиная с той ночи, они вместе открывали для себя все новые радости.

Она старалась научиться всему, чему он мог ее научить, и всему, чему она могла научиться по собственному почину. И каждую ночь, хотя цель их оставалась одной и той же, пути к ней оказывались разными, дороги — всякий раз новыми, а открытия, с которыми они сталкивались, — свежими и всепоглощающими.

Деклан целовал ее, дразнил языком. Эдвина отвечала ему, применяя все приемы соблазнения, которые успела освоить. Она вытащила полы его рубашки из брюк и расстегнула последнюю пуговицу. Поглощенная поцелуем, жаром их страсти, которая разгоралась все сильнее, она все же успела полюбоваться Декланом, пока развязывала аккуратный узел его галстука.

Наконец освободившись от всего, что ей мешало, она распахнула на нем рубашку, нежно провела пальцами по его крепкой, мускулистой груди и быстро спустила рубашку с его плеч. Деклан, не переставая целовать жену, освободился от рубашки, которая полетела на пол следом за жилетом. В предвкушении всего, что ждало ее впереди, Эдвина затрепетала. Ее обдало жаром.

Искусные ласки возбуждали и увлекали обоих на путь ночных приключений.

Шелест шелка. Шорох одеяла. Бессвязный лепет…

Прикосновения кончиков пальцев к мучительно чувствительной коже.

Мышцы расслаблялись и тут же становились твердыми, словно сталь.

Лаская друг друга, они переживали восторг наслаждения и, сплетясь пальцами, не отрывая губ, горячо дыша, продолжали свое страстное путешествие, устремляясь к ослепительному окончанию. Наконец их подхватил настоящий вихрь, накрыл с головой и полностью поглотил.

Пережив экстаз, усталые, с бешено бьющимися сердцами, ослепленные великолепием испытанного, они снова спустились с небес на землю и теперь приходили в себя, нежно обнявшись.

Когда Эдвина снова обрела способность здраво мыслить, она вспомнила свой сегодняшний триумф, который не давал ей, как обычно после секса, погрузиться в приятную дремоту. Она не знала, спит Деклан или нет, потому что все еще лежала в его объятиях, положив голову ему на плечо, и не видела его лицо.

Эдвина наслаждалась покоем, чувствовала удовлетворение и защищенность, и ей не хотелось говорить. Ей казалось, что он испытывает те же чувства; его грудь мерно вздымалась и опускалась у ее щеки, его спокойное дыхание действовало на нее умиротворяюще.

Мысли блуждали, не желая ни на чем останавливаться; она лишь инстинктивно гадала, чего ей хочется — какой, по ее мнению, должна стать их семейная жизнь.

Эдвина не сомневалась в том, что ответственность за их будущую семью лежит на ней, она должна направить семейный корабль на нужный курс. Она прекрасно помнила, что бывает, когда женщина не работает над укреплением семейных отношений; отрицательными примерами могла служить жизнь ее родителей и погибшего брата. Заложить правильный фундамент проще, если делать это сразу, не дожидаясь, пока появятся и закрепятся какие-либо ненужные привычки.

Она знала чего хочет; могла вдохновляться и положительными примерами — прекрасными семьями ее сестер, Джулиана и Миранды. Таким же примером стала для нее с недавнего времени семейная жизнь родителей Деклана — Фергюса и Элейн.

То, что Деклан вырос в крепкой, дружной семье и постоянно видел перед глазами пример родителей, очень ее обнадеживало. Значит, и в собственной семье он рассчитывает оказывать и получать такую же поддержку.

Когда Эдвина была подростком, они с сестрами, бывало, часами сидели в гостиной Риджуэя и мечтали о том, как заживут своим домом. Как Милли, так и Касси удалось построить счастливую семью — каждой по-своему. И Кейтервейл, и Элсбери души не чаяли в своих женах, были мудрыми и заботливыми отцами и делились с женами радостями и печалями, посвящали их во все свои дела.

Эдвина не собиралась от них отставать. На самом деле ей хотелось даже большего. По натуре она была общительнее, любознательнее Милли и Касси и всегда хотела от жизни большего, хотела исследовать весь спектр своих возможностей.

Учитывая, что они уже закрепили свои позиции в свете, а на физическом уровне их прочно скрепляла нежная страсть, она решила направить усилия на другие составляющие современного брака.

Что касается домашнего хозяйства, у нее все было устроено. Дом, снятый на время лондонского сезона, а может быть, и на более долгий срок, они с Декланом выбрали вместе, но потом он передал бразды правления ей и полностью положился на нее в выборе прислуги. Эдвине повезло найти Хамфри, а также экономку, миссис Кинг, и кухарку, которые прекрасно ладили между собой. Небольшой штат прислуги прекрасно справлялся с делами, и Эдвине не приходилось делать по дому практически ничего, разве что выбирать меню.

Таким образом, открытым оставался только один вопрос: как ей организовать их совместную жизнь во всех остальных сферах, как согласовать их интересы, увлечения, занятия, когда они находятся не в спальне, вне дома и светских раутов.

То есть во всем остальном…

Размышляя об этом, Эдвина поняла, сколь мало ей известно о деловой стороне жизни Деклана — о том, чем он занимался, какую роль играл в семейной судоходной империи, какие конкретно дела ему поручают. Он сказал, что в следующее плавание отправится не раньше июля, а может быть, даже позже; таким образом, у нее остается довольно много времени, чтобы расспросить его, подробно обо всем разузнать, чтобы они смогли работать вместе. Она непременно должна внести вклад в его карьеру.

Она хотела бы выстроить с мужем такие же отношения, какие связывали его родителей. Ей хотелось во всем, в чем только возможно, поддерживать его, понимать, какие к нему предъявляются требования и насколько тяжел груз ответственности, который ему приходится нести. Несмотря на свою природную активность, Эдвина вовсе не стремилась проникать во все без исключения сферы деятельности мужа; ей просто необходимо было всегда находиться в курсе происходящего. Она была совершенно уверена в том, что подобная осведомленность позволила бы им вести именно такую семейную жизнь, которой ей бы хотелось.

Сон подкрадывался все ближе; тело все больше расслаблялось. Но, даже уплывая в мир сновидений, она чувствовала в себе поднимающуюся волну оптимизма и решимости. Наконец-то она может осуществить свой замысел по созданию семьи своей мечты! Вот чем она займется начиная с завтрашнего утра.

Деклану никак не удавалось собраться с мыслями — да и вообще подумать о чем-то связно — до тех пор, пока Эдвина наконец не заснула. До этого времени он все еще находился между двумя мирами, поглощенный чувствами, которые бурлили у него в душе. Они вспыхнули тогда, в их первую брачную ночь, и он думал, что со временем они станут угасать, что, возникая ежедневно — еженощно, — постепенно потеряют свою силу. Но вместо этого они становились все глубже, все крепче укоренялись в нем.

Наконец, когда Эдвина задышала глубоко и ровно и ее расслабленное тело стало чуть тяжелее, он позволил себе отвлечься от жены и подумать о другом.

И, хотя эмоциональный накал немного спал, эффект от него все еще оставался. Не без тревоги Деклан понял, как дорога ему жена. Он подумал об этом еще какое-то время, а затем прогнал мысли в подсознание. Единственное, что стоит в связи с этим помнить, — он ни в коем случае не должен подвергать ее какой-либо опасности.

Некоторое время Деклан обдумывал возможное несоответствие между его стремлением ограждать жену от всего в ее еще не до конца осознанной ситуации — Эдвину ни в коем случае нельзя считать обыкновенной женщиной. Пока он лишь пришел к выводу, что устройство семейной жизни оказалось делом куда более сложным, чем он предполагал. Надо по возможности оградить Эдвину от другой стороны своей жизни, уберечь от опасностей.

Он попытался представить, каким образом можно достичь желаемого. В голову пришла непрошеная мысль: наверное, неспроста ему, с его авантюрным характером, с первого взгляда приглянулась ее жаждущая приключений натура.

Однако склонность к авантюризму неизбежно таит в себе опасности. Интересно, можно ли как-то обуздать ее тягу к приключениям, при этом не подавляя ее?

Так толком ничего и не придумав, Деклан заснул.