Любовное противостояние. Превратности судьбы. Книга 1

Стелла Александрова, 2018

Мария поняла, что в жизни может быть любовь только между матерью и ребенком. Дмитрий дал себе зарок больше не проявлять слабость, позволяя себе влюбиться в женщину. Встретившись, они долго пытались соблюдать свои принципы, но жизнь стала рушить их… Содержит нецензурную брань.

Глава 2. Марина. Энск

— Он из Питера, — сказал Михаил.

— Что же он там не ищет себе капиталов для инвестиций, приехал к нам, в такую даль? — поинтересовался Алексей Топорков.

Марина, до этого отстранено слушавшая разговор мужа и его брата, навострила слух. Как всегда у них ни одна поездка на дальние расстояния не обходилась без обсуждения деловых вопросов на повышенных тонах. «Надоело. Послать бы обоих к черту», — мысленно простонала она.

Прошло уже полтора года, как она вернулась из Питера. Но в последнее время, все чаще и чаще вспоминала время, проведенное с Димой. Иногда, ее мысли были предательские по отношению к мужу. Воспоминания о горячих днях с Димой жгли тело и наливали истомой. Ее муж, честно признаться не давал и сотой доли того секса, что она получила в Питере. Иногда мелькало сожаление оттого, что она не осталась там с Димой. Но в то время, решение вернуться к мужу, она приняла лишь под давлением одного обстоятельства: ее муж был богаче. Теперь она думала, а настолько ли отличается этот достаток. И нужно ли оно такое большое, когда не всегда можешь получить удовольствия от всех этих денег. Вся эта суета с банком, вначале ее притягивавшая своею властью над людьми, набила оскомину. Она устала всем улыбаться и при этом все время считать. Вот бы сейчас удивился Дима, если бы узнал, что она проводит бухгалтерские проверки. Школьная математика была для нее темным лесом, а бухгалтерия — денежным, но через который она может пройти.

— Вложить в дело Тинькина деньги — это все равно, что выкинуть деньги на ветер. А проще, сложи их в кучу и сожги, — раздраженно крикнул Алексей.

Марина на заднем сиденье с правой стороны машины раздраженно сморщилась. Вновь братья в машине затеяли громкий спор, стараясь, перекричать друг друга. Ни капли этики, хоть и считаются элитой города. Ее муж, председатель правления банка, привык к тому, чтобы его мнение всегда было непререкаемым. Но его двоюродный брат Алексей по родственным чувствам не ставил Михаила высоко. Вот и теперь Алексей вновь спорит с Мишей. В банке он отвечал за охрану и руководил службой безопасности банка, прослеживающей благонадежность заемщиков.

— Слушай, брат, мне надоело, что ты все время лезешь вперед меня. Может, ты метишь на мое место? — заорал в ответ Михаил.

— Ну и дурак же, ты бываешь порой, — со злостью проговорил Алексей, — если ты собрался продать дело, то будешь никем. Одно дерьмо.

— Ну-ка, останови машину, — вскинулся Михаил, — выйдем, я тебе морду, набью. Ты меня достал со своим мнением умного дельца.

Марина, погруженная в свои мысли и задумчиво глядевшая в окно, по которому нет-нет били единичные капли дождя, напряглась. Заинтересованная, чтобы братья прекратили свой спор в самом зародыше, она стала переводить гневный взгляд с одного на другого, и, молча, ожидала, что они закроют свои поганые рты и успокоятся. Но спор, видимо, был только в самом разгаре, и на нее не обращали никакого внимания.

— Мальчики! — не выдержала Марина и воскликнула, — успокойтесь! Не хватало, чтобы вы в драных смокингах в гости приехали.

Они ехали на дачу к одному из акционеров банка. У того был юбилей, на котором должны были собраться сливки не только их города, но и из столицы.

— Тормози, — сквозь зубы процедил Михаил и схватил руку Алексея, лежавшую на руле.

— Во, придурок, завелся. Иди, ты, — взмахнул рукой тот. Глаза, следившие до этого за дорогой, загорелись злобой. Не обращая на то, что он за рулем, Алексей уставился на Михаила.

Любящий быструю езду, он, даже на время разговора, не снизил скорость. Тяжелый «Мерседес» плавно несся по дороге, несмотря, на кипевший спор. Грузовик, движущийся им навстречу по их полосе, Марина заметила почти перед капотом машины и вскрикнула. Алексей тоже, наконец-то, обратил свое внимание на дорогу, и резко вывернул руль влево, чтобы уйти от столкновения. Дорога мокрая, от начавшегося дождя, не позволяла делать такие резкие повороты. «Мерседес» не устоял и ушел под откос. Подпрыгнув на крупном гравии обочины, взлетел в воздух. Пролетев метра три, тяжело приземлился и снова взлетел. Перед мужем и его братом раскрылись подушки безопасности. У Марины на мгновение промелькнула мысль, как им повезло, когда ее кинуло на спинку сиденья мужа. Она цепляющаяся за ручку дверцы одной рукой, а другой крепко державшая свою сумочку почти расплющилась на нем и обезумела. Дверца машины со стороны Марины от сильного удара открылась, она вывалилась в пустоту. От страха Марина сорвалась в крик, продолжая цепляться за ручку дверцы машины. Ее стукнуло об корпус автомобиля всем телом. Только тогда Марина разжала пальцы на ручке дверцы автомобиля. Она полетела вниз на гравий и, ударившись об него головой, потеряла сознание. А «Мерседес» стал заваливаться на левый бок и уже продолжил свое движение в виде кульбитов. Пологая местность и мокрая трава не давали тяжелой машине возможность принять устойчивое положение ни на колесах, ни на крыше. Она летела, кувыркаясь, будто спичечный коробок. Наконец, приняла устойчивое положение на крыше, докатившись до опоры ЛЭП. Его железные переплетения от удара закачались, и несколько проводов сверху с огненным треском порвались и упали на автомобиль, из бензобака которого вытекал бензин. Мгновенно вспыхнуло пламя. Через пару минут весь «мерседес» был объят пламенем, и последовал мощный взрыв.

Если бы это был праздник, то, как пиротехнический прием, все это выглядело бы красиво. Эту аварию очевидцы потом долго пересказывали другим. Огонь, электрический треск, черный дым. Все это было ужасно и настолько грандиозно. Люди, кто в восхищении, кто в ужасе взирали на это молча до тех пор, пока нудный мелкий дождь сильно не заморосил с низко нависших затянувших все небо туч, и не разогнал их по машинам.

Марина вышла из комы только на пятый день. Удар был настолько силен, что гравий проломил ей череп. Операция была сделана в день аварии. Но врачи теперь уповали только на чудо.

Ее голова была обмотана бинтами, делая вид каким–то неземным космическим из-за впавших скул, остро торчавшего носа, разбитых опухших губ. Маша, ее младшая сестра, ставшая теперь вдовой, после смерти мужа Алексея Топоркова, целыми днями, молча, сидела возле нее. Ожидая улучшения или ухудшения. Такая безбожная мысль возникла у нее в первый день оттого, что сестра стала прекрасной бездушной леди, думающей только о себе.

В последнее время отношения между сестрами были настолько холодные и безразличные, что они даже не виделись месяцами, хотя жили в одном городе. Они постепенно отдалялись друг от друга из-за высокомерного поведения Марины, постоянного зудения, что Маша никто и останется такой навсегда, если не возьмется за ум. Сестра, любящая поучать, как правильно жить, так достала Машу, что она решила просто с ней не общаться до тех пор, пока та не перестанет разговаривать с ней в таком тоне. Ее снобистские замашки были попросту смешны, потому что они были детьми одних родителей. А папа, так вообще, был пьяницей.

Стон больной вывел из забытьи Машу. Датчик, следящий за ее пульсом, усиленно забегал. Воспаленные глаза сестры открылись.

— Марина, — Маша взяла ее за руку. — Как ты чувствуешь себя? — воскликнула она, глядя на бледное в царапинах лицо.

— Машенька, — прошептала еле слышно Марина и посмотрела на нее.

На глаза Маши навернулись слезы, она давно не помнила, когда в последний раз, так обращалась к ней сестра. Какой бы стервой Марина не была — она ее родная сестра. И Маше очень сильно захотелось, чтобы Марина стала снова прекрасной леди, пусть бездушной, но живой мамой Эрика. А то, что она очнулась и ее узнала, давало надежду, что опасения врачей не подтвердились, и сестра выкарабкается.

— Диме, — прошептала Марина, датчики забесновались, показывая волнение больной. — Отдай письмо.

Ее глаза тут же закрылись после этих слов. Датчики постепенно перестали носиться по экрану и прекратили свою активную деятельность, вытянувшись в прямые линии с противным звуком.

— Марина! — Маша вскочила на ноги. — Марина!

Забежала медсестра и, увидев показания на мониторе, вскрикнула. Нажала на дежурный звонок. Врач, прибежавший, закричал, чтобы посторонние убрались вон.

Маша вышла в коридор и прислонилась к стене напротив двери. Она вымоталась за эти дни настолько, что теперь на нее после смерти сестры накатило апатичное облегчение. Похороны мужа своего и мужа Марины, ночные и дневные бдения возле ее кровати, подорвали жизнерадостность Маши. Она, в течение последних дней, спала урывками, удивляясь еще, как у нее не пропало молоко. Бедный Эрик, в последние дни только ночью и мог питаться грудным молоком. А может, Марину вернут к жизни? В ее сестре жизнь все время била ключом, и невозможно представить, что этого не будет. И пусть она была безразлична к своему ребенку, но все же его мать.

— Топоркова, — услышала она усталый голос хирурга, оперировавшего ее сестру и следившую за лечением. — Мы констатировали ее смерть. Организм Марины Сергеевны не справился с повреждением мозга, видимо, произошло кровоизлияние. Вскрытие покажет точно. Она приходила в себя?

— Буквально на минуту, — горько проговорила Маша.

— Что-нибудь сказала?

— Попросила передать какое-то письмо Диме, — задумчиво ответила она. — Какое-то письмо и какой-то Дима. Не знаю я такого человека, чтобы крутился возле нее. Странно.

— Знаете, это, наверняка, что-то важное. Потому что весь ее организм работал считанные секунды на передачу этой информации, — озабоченно проговорил доктор, наморщив лоб.

— Да уж, — пробормотала Маша. Но сейчас в ее голове была такая каша, мозги ничего не соображали, плавясь от усталости.

— Идите домой, — посоветовал ей врач, глядя на ее осунувшееся лицо и запавшие глаза. Он знал, что за неделя выпала на ее долю. Два гроба позавчера опустили при ней в могилы, через два дня вновь придется идти на кладбище, чтобы хоронить сестру. — Банк все сделает.

Маша безучастно кивнула головой и поплелась вон из больницы.