Городская цыпочка на деревенском выгуле

Софи Сорель (2024)

Аня Непей-Пиво — единственная наследница миллиардера. Кто ж знал, что после смерти папа подсунет ей свинью? В завещании отец требует, чтобы Аня целый год провела в деревне без права возвращения в город. Следить за выполнением всех условий к Ане приставлен обаятельный, но строгий деревенский мужик, некто Ежоворукавицын. Целый год ей придется жить на МРОТ, сажать огород, разводить кур, заниматься домашними делами. Иначе не видать Ане отцовских денежек. Как городской фифе выжить в деревне и не испортить маникюр? Аня обязательно найдет выход! Не будь она Непей-Пиво!

Глава 4

До Сморчков добрались уже ночью, когда стояла такая темень, что разглядеть хоть что-то было невозможно. Как Мироныч разбирал дорогу, Аня не понимала.

На дребезжащей телеге ее растрясло так, что болели ребра. Мироныч же всю дорогу болтал без умолку.

— А все-таки правильная у тебя фамилия, Анюта. Непей-Пиво! Кто ж это пойло будет пить? — рассуждал Мироныч. — Я как-то попробовал. Эффекту с гулькин нос, а живот надулся, что барабан, и кажные пять минут до ветру хоцца. Не-е-е. Лучше уж первачка или самогоночки доброй. У нас Егоровна гонит — ух! Забористая! Вот это я понимаю, а то — пиво! Тьфу, раздери меня в дышло.

Когда под стрекотню Мироныча они наконец-то подъехали к какому-то дому, Аня чувствовала себя так, будто по ней проехался танк, а то и два.

Три окна большого двухэтажного строения были тускло освещены.

Аня с трудом слезла с телеги и окинула вырисовывавшийся в свете единственного уличного фонаря дом оценивающим взглядом. Нет, это, бесспорно, не ее особняк на Рублевке, но весьма приличный дом. Сложен из толстых бревен, и видно, что построен он по современным чертежам. «Не так уж все и плохо», — обрадовалась Аня.

Мироныч помог скинуть с телеги Анины чемоданы, а потом заискивающе посмотрел на нее.

— Мироныч, неужто и в Сморчках на чай принято давать, — хмыкнула Аня, догадавшись, чего ждет дед.

— Мне на чай не надо, а на первачок бы рублем разжиться. — Дед почесал лохматую бороду.

Аня уже хотела съязвить и сказать, что Миронычу пора бы не о первачке думать, а о белых тапках, но, вместо едких слов, вынула из кошелька пятьсот рублей и сунула в руку Миронычу. «Я к нему по-доброму, глядишь, и он мне тут поможет чем», — подумала Аня.

— Вот спасибо, — обрадовался дед. — Хорошая ты баба, Анюта, хоть с виду фифа-фифой. — А потом гаркнул: — Лев Лексеич! Лексеич!

Дверь дома открылась, и на пороге показался высокий хмурый мужчина.

— Вот, Лексеич, привез.

Мужчина, заприметив в руке Мироныча, деньги, сказал:

— Разжился, значит.

Мироныч, сжав купюру, спрятал руку за спину.

— Отдай! — потребовал мужчина.

«Ого! — ахнула Аня. — Этот зверюга сейчас на деда накинется из-за пятисот рублей. Денег у него, что ли, совсем не водится? А дом вроде большой».

— Мне дадено, не отдам, — возразил дед и запрятал денежку в… трусы, по крайней мере Ане показалось, что руку он сунул не в карман, а прямо в штаны.

— Смотри, Мироныч, узнаю, что ходил к Егоровне, уволю к чертям собачьим, — пригрозил бородатый изверг.

— Да Егоровна спит давно, не пойду я к ней, Лексеич, я ж обещал, — попятился Мироныч. — Ну, поехал я.

Он заскочил на телегу и дернул лошадку. Та, протестующе заржав, поплелась в темень.

Аня подняла глаза на возвышающегося на высоком крыльце мужчину, и ее взяла оторопь, слишком уж грозным был этот «Лексеич». «Он же обычный деревенский мужлан, — шептал внутренний голос. — Нашла перед кем тушеваться».

— Как звать? — спросил мужчина.

— Аня я.

— По-нашему, Нюра, — кивнул он.

— Я вам не Нюра! — пискнула Аня.

— Меня зовут Лев Алексеевич, — не обратив никакого внимания на протест Ани, сказал он. — Сегодня переночуешь здесь, а завтра утром отведу тебя в твой дом.

— А это не мой? — разочарованно протянула Аня.

— Это — мой.

Сказал он это таким тоном, что Аня поняла: с Ежоворукавицыным будут у нее проблемы, это тебе не Мироныч и пятьсот рублей, и не таксист дядя Вова.

— Заходи давай, и спать. Поздно уже, — сухо бросил мужчина и пошел в дом.

— Лев Алексеевич, — улыбнулась Аня своей самой милой улыбкой, когда он обернулся. — Помогите мне с чемоданами, пожалуйста.

— Мне твои чемоданы ни к чему. Тебе нужны — сама тягай.

— Тяжелые же…

— Тебя никто не заставлял в них центнер набивать, — хмыкнул он. — Оставь на крыльце, завтра все равно их отсюда тащить.

Ежоворукавицын ушел в дом, а Аня, чертыхнувшись и про себя обозвав его неотесанным бородатым козлом, втащила один чемодан на крыльцо, а на остальные плюнула. До утра не пропадут же они!

Войдя в дом, Аня направилась к распахнутой двери справа, где стоял хозяин.

— Вот, размещайся.

Аня заглянула в комнату. В ней была узкая кровать, да какой-то коврик одиноко лежал на полу. В углу притулился стул. Н-да, небогато.

— А где у вас ванная? — спросила она и под грозным взглядом Ежоворукавицына совсем сникла. — Я в туалет хочу.

— Вон та дверь, напротив, — повел он бородой куда-то в сторону.

Аня заметила, что глаза у него зеленые, а в них почему-то пляшет насмешка. Над ней он, что ли, насмехается? Аня фыркнула, хлопнула длинными ресницами и, решив больше не обращать внимания на этого надсмотрщика, поставила дорожную сумку на стул и начала копаться в ней в поисках зубной щетки, кремов для лица, рук и ног, масочки для лица, патчей от черных кругов и маски на глаза, в которой она намеревалась спать, чтобы утреннее солнце, не дай бог, не разбудило ее раньше полудня.

Когда она обернулась, Ежоворукавицын исчез. Ну и слава богу.

Аня выудила из сумки шелковую розовую пижаму, которая представляла из себя бриджи и маечку с кружевными оборками. Ее она купила в Париже полгода назад. Ух! Наконец-то можно будет расслабиться, а то ведь в плацкартном вагоне в таком не поспишь.

Ванную комнату Аня оценила по достоинству: темно-коричневый и бежевый кафель, белоснежная сантехника, блеск хромированных деталей. Идеально чисто. А она-то думала, в деревне такого быть не может.

— А тут вполне себе можно жить, — улыбнулась своему отражению в зеркале Аня. Теперь предстоящий год вдали от Москвы ей уже не казался таким пугающе страшным.

Спать Аня легла, когда не видный за лесом горизонт стал бледнеть и окрашиваться предрассветными красками. Она натянула на глаза темную маску, сладко зевнула и приготовилась видеть долгие прекрасные сны…