Шопоголик среди звезд

Софи Кинселла, 2014

Софи Кинселла возвращается с новой книгой о талантливом и очень смешном Шопоголике! Отчаянный шопоголик Бекки Брендон вместе с семьей прибывает в Лос-Анджелес. Она мечтает стать стилистом и одевать знаменитостей. Но город зеленых лужаек и загорелых красавцев не спешит сдаться без боя. Как же ей быть? Озарение приходит вместе с новой покупкой. Нужно подружиться с Сейдж Сеймур, клиенткой мужа и самой скандальной звездой Голливуда. Красная ковровая дорожка вот-вот замаячит на горизонте, но все осложняется, когда появляется давняя и непримиримая соперница Сейдж. Эта коварная интриганка может помешать карьере Бекки. Но шопоголики не сдаются без боя. Посмотрим, кто кого?

Глава 6

Прошло две недели. Я уже в Голливуде. Я, Бекки Брендон, урожденная Блумвуд, живу в Голливуде. То и дело повторяю это вслух, надеясь в конце концов поверить. Но пока для меня это все равно что «я живу в сказке».

Дом расположен в районе Голливуд-Хиллз, он весь воздушный и прозрачный, а ванных комнат столько, что половина стоит без дела. Еще есть гардеробная и летняя кухня. И бассейн! И чистильщик бассейна! (Увы, пятидесятитрехлетний пузан. Прилагается к дому.)

Самое потрясающие здесь — виды. Каждый вечер мы садимся на балконе любоваться мерцающими голливудскими огнями, и я чувствую себя, как в волшебном сне. Загадочный он, Лос-Анджелес. Никак мне его не постичь. Совсем не похож на европейские города, где можно встать в центре и заявить с уверенностью: «Ну вот я и в Милане (Амстердаме, Риме)». В Лос-Анджелесе все время колесишь по бесконечным автострадам, смотришь в окно и гадаешь, приехал ты или еще нет.

И соседи тут не особенно компанейские. Никто ни с кем не видится. Никто не болтает с прохожими через забор, из дома выезжают исключительно на машине. Только кинешься к кому-нибудь с радостным: «Привет! Меня зовут Бекки! Не хотите заглянуть на чашечку…» — как перед твоим носом захлопываются автоматические ворота.

С одним соседом мы все-таки пообщались — с пластическим хирургом по имени Илай. Вполне себе приветливый, мы мило поболтали о ценах на аренду и о его специализации на «микроподтяжках». Но я все время чувствовала на себе критический взгляд — явно прикидывал, что бы мне подтянуть. А больше я на улице никого пока не встречала.

Ну да ладно. Ничего страшного. Познакомлюсь еще. Как же иначе?

Я застегиваю босоножки на платформе из рафии, откидываю волосы за спину и гляжусь в огромное зеркало в холле. Оно стоит на массивном резном комоде, а напротив — два гигантских кресла на выложенном мексиканской плиткой полу. В этом доме все массивное: мягкий угловой диван человек на десять в гостиной; кровать с балдахином, на которой мы с Люком друг друга теряем; отдельная просторная кухня с тремя духовками и сводчатым кирпичным потолком. Даже двери тут — клепаные средиземноморские громадины из термообработанной древесины с запирающимися замками. Ключи я повытаскивала, хотя смотрелось красиво (Минни и ключи — вещи несовместимые). Нет, честное слово, дом сказочный!

Но сегодня мои мысли занимает не интерьер, а собственный облик. Я критически оглядываю свое отражение, выискивая недостатки. Не помню, когда последний раз так беспокоилась за свой внешний вид. Ладно, беглая инвентаризация. Топ — «Элис плюс Оливия». Джинсы — «Джей Бренд». Сумка с кисточками: Дэнни Ковитц. Хипповая заколка — найдена на блошином рынке. Я принимаю несколько разных поз, прохожусь туда-сюда. По-моему, хорошо, но достаточно ли хорошо для Лос-Анджелеса? Меряю солнечные очки — сперва «Оукли», потом закрывающие пол-лица «Том Форд». Хм. Не знаю… Статусно? Или… чересчур?

Мандраж скручивает все внутри тугим узлом. Сегодня великий день: я веду Минни в детский сад. Он называется «Листик», и нам крупно повезло туда попасть. Вроде бы среди подопечных есть дети знаменитостей, так что я стопроцентно вызовусь в родительский комитет. Как было бы здорово влиться в звездную тусовку… Организовывать утренник с Кортни Кокс или кем-то вроде! А что, разве нереально? Потом она познакомит меня с остальными актерами из «Друзей» и, может, мы вместе пройдемся на яхте или еще что-нибудь интересное придумаем…

— Бекки? — прерывает мои мечты голос Люка. — Я тут заглянул под кровать…

— Привет! — перебиваю я. — Какие очки мне надеть?

Я демонстрирую по очереди «Оукли», «Том Форд» и еще одни, в потрясающей черепаховой оправе, купленные в «Топ Шопе» всего за пятнадцать фунтов (так что я взяла три пары).

— Какая разница? — недоумевает Люк. — Ты же просто везешь Минни в сад.

Я изумленно моргаю. Просто везу в сад? Просто? Он что, не читает «Ю-Эс уикли»? Любому известно, что парковка у школы или сада — это злачное место. Именно там папарацци отлавливают знаменитостей в ипостаси «обычных родителей». Именно там демонстрируются «повседневные» наряды. Даже в Лондоне мамы окидывают друг друга оценивающим взглядом и хвастливо покачивают сумочками на локте. Каково же будет в Лос-Анджелесе, где у всех идеальные зубы и подтянутые плоские животы, а половина родителей — настоящие звезды?

В конце концов я останавливаю выбор на «Оукли». В холл выбегает Минни, и я, взяв ее за руку, смотрю в зеркало на нас обеих. Она в прелестном желтом сарафанчике и белых солнечных очках, а собранные в хвост волосы перехвачены резинкой с пушистым шмелем. По-моему, мы впишемся. Вполне голливудские мама с дочкой.

— Готова? — спрашиваю я Минни. — Тебе понравится в саду! Будешь там играть, печь кексики с разноцветной посыпкой…

— Бекки! — снова окликает меня Люк. — Я заглянул под кровать и нашел там вот это. — Он протягивает портплед. — Это твое? Что оно там делает?

— Ой.

Я поправляю «хвостик» Минни, пытаясь выиграть время. Черт. Зачем он полез под кровать? Он же вечно занятый бизнесмен, когда он успевает лазить под кроватями?

— Это для Сейдж, — признаюсь я наконец.

— Для Сейдж? То есть длинную шубу из искусственного меха ты купила для Сейдж? — поражается Люк.

Нет, правда, хоть бы посмотрел как следует. Никакая она не длинная. Всего лишь до середины бедра.

— Ей пойдет, — объясняю я. — С цветом волос сочетается идеально. И разнообразит имидж.

Люк в полном замешательстве.

— Зачем ты вообще покупаешь ей вещи? Вы даже не знакомы.

— Пока не знакомы. Но ты ведь нас познакомишь?

— Ну, да, когда-нибудь.

— Вот! Сам знаешь, я планирую переквалифицироваться в стилисты, а Сейдж — самая подходящая для меня клиентка. Вот я и собираю образы потихоньку.

— Постой-ка… — Люк меняется в лице. — Там под кроватью были и другие чехлы. Только не говори, что…

Я чертыхаюсь про себя. Никогда, никогда ничего не прячь под кроватью!

— Ты скупаешь это все для Сейдж?

Видя его неподдельный ужас, я невольно становлюсь в позу. Сначала Сьюз, теперь Люк. Они что, совсем не понимают, как организуется бизнес? Неужели сложно догадаться: чтобы консультировать по одежде, необходимо для начала обзавестись одеждой. Будь я теннисисткой, разве кого-то удивила бы моя теннисная ракетка?

— Я не скупаю! Это производственные расходы. Как у тебя на скрепки. Или ксероксы. И потом, все эти вещи я снимала для портфолио, — с достоинством отвечаю я. — Фотосессия у Сьюз получилась отличная. Так что я еще и сэкономила.

Переубедить Люка, похоже, не удалось.

— Сколько ты потратила?

— Не стоит поднимать финансовые вопросы при Минни, — заявляю я строго и беру дочь за руку.

Люк смотрит на меня долгим, немного обреченным взглядом. Уголок рта закушен, брови сведены домиком. Это выражение лица я тоже знаю наизусть. Означает: «Как бы помягче сказать Бекки — чтобы она не взорвалась?»

(Между прочим, лишняя предосторожность, потому что я никогда не взрываюсь.)

— Что? — спрашиваю я. — Что такое?

Люк не спешит с ответом. Отходит к гигантскому креслу, теребит полосатую мексиканскую накидку. Такое ощущение, что прикрывается от меня этим креслом, как щитом.

— Бекки, ты только не обижайся…

Вот тоже на редкость дурацкий заход. Обидно уже само предположение, что я должна обидеться. Ну и понятно, что ничего хорошего подобное начало не обещает.

— Нет-нет, с чего бы мне обижаться?

— Мне тут рекомендовали одно заведение… Называется «Золотой покой». Слышала?

Слышала? Про «Золотой покой» известно всем, кто хоть раз брал в руки журнал «Пипл». Там носят клубные браслеты, занимаются йогой, а знаменитости лечатся от зависимостей (хотя считается, что от переутомления).

— Еще бы! Реабилитационный центр.

— Не только реабилитационный. Там много разных программ для избавления от… расстройств. Например, одна девушка страдала барахольничеством, что сильно отравляло ей жизнь. Она обратилась в «Золотой покой», и ей там действительно помогли. Я и подумал, может быть, нам тоже попробовать. Тебе то есть.

До меня не сразу доходит смысл сказанного.

— Мне? Но я не барахольщица. И не алкоголичка.

— Нет, конечно, хотя… — Люк трет переносицу. — Привычка к чрезмерным тратам за тобой водится, согласись…

Я с шумом втягиваю воздух. Удар ниже пояса. Ощутимо ниже. Да, у меня случались в жизни кое-какие срывы. Да, я пару раз попадала в финансовую яму. Ямку. В крупных компаниях это называется «корректировка», ее суют в самый конец годового отчета и благополучно забывают. А не тычут тебе в нос по поводу и без повода. И не отправляют тебя на реабилитацию.

— Значит, по-твоему, у меня зависимость? Ну, спасибо, Люк!

— Нет! Но…

— Поверить не могу, что ты обвиняешь меня в таких вещах при ребенке! — Я драматически прижимаю к себе Минни. — Намекаешь, что я плохая мать?

— Нет! — Люк трет лоб. — Просто предложил. Няня Сью предлагала то же самое, помнишь?

Я гневно сверкаю на него глазами. Не надо напоминать мне про няню Сью. Чтобы я еще хоть раз обратилась к так называемым «специалистам»… Ее позвали помочь нам скорректировать поведение Минни, а она что сделала? Вцепилась в меня как клещ и начала разбирать мои поступки, которые совершенно к делу не относятся!

— И потом, «Золотой покой» — учреждение американское, — наконец нахожу я сокрушительный аргумент. — А я британка. Так что вот!

— Что — вот? — недоумевает Люк.

— Ничего не получится, — терпеливо объясняю я. — Если у меня какие-то отклонения (которых нет и в помине), то это британские отклонения. Разница существенная.

— Но…

— Хочу к бабуле! — раздается звонкий голосок Минни. — У бабули кексики. Можно? Мо-о-ожно-о-о!

Мы с Люком удивленно оборачиваемся, прервав разговор на полуслове. Минни сидит на полу по-турецки и, запрокинув голову, смотрит на нас. Нижняя губа дрожит.

— У бабули кексики, — повторяет она, и на ресницах повисает крупная слеза.

Бабулей Минни зовет мою маму. Господи, ребенок тоскует по дому!

— Солнышко! — Я обнимаю Минни и крепко прижимаю к себе. — Доченька, детка моя… Мы все хотим повидаться с бабулей, и мы скоро ее увидим, но сейчас мы в другом месте, и у нас будет много новых друзей. Много-много друзей, — уговариваю я уже себя.

— Что это с ней вдруг? — вполголоса спрашивает Люк через голову Минни.

— Непонятно, — пожимаю я плечами. — Наверное, это я ее с толку сбила обещанием кексиков с посыпкой, они их с мамой часто делают…

— Минни, солнышко, — Люк тоже опускается на пол и сажает Минни на колени. — Давай мы сейчас посмотрим на бабулю и скажем ей «привет»? — Он берет с резного комода мой телефон и ищет фотографии. — Так, вот… вот они! Бабуля и дедуля. — Люк показывает Минни фото мамы с папой в нарядах для вечера фламенко в бридж-клубе. — А вот Уилфи… — Он прокручивает на следующее фото. — И тетя Сьюз…

При виде улыбающегося лица Сьюз у меня самой сжимается сердце. Хоть я и не признаюсь Люку, мне здесь, в Лос-Анджелесе, тоже, если честно, слегка одиноко. Все родные и друзья далеко, с соседями не пообщаешься, работы нет…

— Скажи: «Привет, бабуля!» — подсказывает Люк Минни, и секунду спустя она уже машет ладошкой снимку, забыв про слезы. — Знаешь, милая, сперва всегда бывает страшновато. Но скоро у нас в Лос-Анджелесе будет море знакомых. Скоро весь телефон будет забит фотографиями новых друзей.

Он Минни утешает или меня?

— Нам, наверное, пора, — говорю я с благодарной улыбкой. — Минни ждут новые игрушки, а меня — будущие знакомства.

— Вот и умницы. — Люк обнимает Минни, потом, поднявшись, целует меня. — Вы там всех покорите.

Детский сад Минни расположен где-то на Франклин-авеню, и хотя я туда уже наведывалась, приезжаю слегка взвинченная. Боже, как трудно водить в Лос-Анджелесе! И к нашей арендованной машине я никак не привыкну. Все кнопки и рычаги в непривычных местах, я то и дело по ошибке жму на клаксон. А правостороннее движение — это вообще издевательство. Совершенно против природы. К тому же дороги здесь слишком широкие. И слишком много полос. В Лондоне куда уютнее. Там хоть ориентируешься.

В конце концов мне удается припарковать машину — необъятных размеров «крайслер». Почему мы не взяли «мини-купер»? Я выдыхаю, хотя сердце все еще колотится как сумасшедшее, и поворачиваюсь к пристегнутой в автокресле Минни.

— Приехали! Пора в садик! Побежали-побежали?

— Водятлы американцы! — отчетливо произносит Минни.

Я вздрагиваю. Где она такого набралась? Это не мое выражение. То есть…

— Минни, так нельзя говорить! Это плохое слово. Мама не это имела в виду. Мама хотела сказать… молодцы американцы!

— Водятлы, — повторяет Минни, не обращая на меня внимания. — Водятлы американцы, — распевает она на мотив «Мигай, мигай, звездочка». — Во-дят-лы-амери-канцы…

Вести в садик ребенка, который с порога обзывает американских водителей? Минни поет все громче и громче. «Водятлы американцы!» Сделать вид, что это такая забавная британская детская песенка?

Ох.

Но не сидеть же весь день в машине. Рядом выбираются из своих громадин-внедорожников другие мамы с маленькими детьми. К тому же мы должны были сегодня приехать пораньше.

— Минни, я дам тебе печенье, можешь грызть до самого садика. — Мне приходится повысить голос, чтобы она услышала. — Только надо идти тихо-тихо, как мышки. Никаких песен, — подчеркиваю я.

Минни умолкает и смотрит на меня с подозрением.

— Печенье?

Уф! Получилось.

(Да, я знаю, что подкупать ребенка сладостями плохо; придется потом скормить ей побольше зеленой фасоли для компенсации.)

Выскочив из машины, я отстегиваю Минни, вручаю ей печенье с шоколадной крошкой из собственного стратегического запаса, и мы шагаем по тротуару.

Обочине то есть. Пора привыкать.

На подходе к садику я высматриваю папарацци — что-то ни одного не видно. Наверное, прячутся в кустах. Украдкой скольжу взглядом по лицам женщин, входящих с детьми в ворота садика.

Хм. Кажется, знаменитостей среди них нет, хотя все они подтянутые, загорелые, с сияющими волосами. Большинство в спортивных костюмах — делаю себе мысленную пометку завтра явиться так же. Мне очень хочется стать здесь своей. И чтобы Минни тоже влилась, и мы обе завели массу друзей.

— Ребекка!

Это Эрика вышла нас встретить, и я облегченно улыбаюсь при виде знакомого лица. Эрике около пятидесяти, у нее прямые рыжие волосы и яркая разноцветная одежда — прямо персонаж из детского фильма. Она руководитель ясельной программы и уже завалила меня электронными письмами на тему адаптации и разлуки с родителем, и радости познания, и самоопределения (это я поняла как свободу выбора нарядов, хотя уточнять не решилась).

— Добро пожаловать в «Листик», Минни! — Эрика ведет нас в «ясельный учебный центр» (точь-в-точь обычная группа в английском детском саду — большая комната, полная игрушек, только здесь они называются «развивающие пособия»). — Удалось припарковаться? — спрашивает она, подвешивая фляжку Минни на специально отведенный крючок. — Говорят, некоторые сегодня долго кружили, пока свободное место нашли.

— Нет, у нас все хорошо, спасибо.

— Где тут толмоз? — выдает вдруг Минни с лучезарной улыбкой. — Где в этой улодской масине улодский толмоз?

Я заливаюсь краской.

— Минни! Перестань! Кто тебя… Понятия не имею, откуда…

Минни снова заводит «водятлы американцы» на мотив «Мигай, мигай, звездочка».

— Минни! — почти взвизгиваю я. — Прекрати! Петь нельзя!

Хочется провалиться сквозь землю. Эрика пытается сохранить серьезное лицо, воспитательницы оборачиваются. Прекрасно.

— Минни явно очень восприимчивая девочка, — дипломатично говорит Эрика.

Да уж, схватывает на лету. Больше до конца жизни при ней ни слова.

— Верно. — Я постепенно успокаиваюсь. — Ой, какая у вас миленькая песочница! Иди, Минни, поиграй в песочек.

— Как я уже говорила, мы работаем по программе постепенного отдаления от родителя, — начинает Эрика, наблюдая за Минни, которая радостно зарывается ладошками в песок. — Это ее первые шаги на большом пути к личной независимости и самостоятельности. Первые шаги от маминой юбки. И мы не будем подгонять Минни, пусть идет в своем темпе.

— Э-э, несомненно.

Такое ощущение, что речь идет о кругосветной экспедиции, а не о первом дне ребенка в саду.

— Поэтому сегодня я попрошу вас, Ребекка, следовать за Минни по пятам. Чтобы она чувствовала вашу поддержку. Озвучивайте все ее удивительные открытия, смотрите на мир ее глазами. Поначалу Минни будет неуютно. Приобщать ее к существованию в отрыве от мамы мы будем постепенно. Вы увидите, как она будет раскрываться, словно цветочный бутон, и вы поразитесь ее успехам!

— Да… Потрясающе! — с жаром киваю я.

Неподалеку от нас другая мама сидит на корточках рядом со своим кудрявым светловолосым мальчиком. Тонкая, как тростинка, одетая в несколько футболок одна на другую (каждая долларов по сто, между прочим — моя мама такого никогда не поймет), она пристально следит, как ее сын тычет перемазанным в краске пальцем в лист бумаги.

— Интересные цвета, Айзек, — с серьезным видом хвалит она. — Мне нравится созданный тобой мир. — Мальчик принимается размазывать краску по лицу, но мама и бровью не ведет. — Теперь ты самовыражаешься через собственное тело. Это твой выбор, Айзек. Мы все делаем выбор.

Боже… Как здесь все серьезно. Но раз уж решила стать своей — подстраивайся.

— Если понадоблюсь, я рядом, — улыбается Эрика. — А вы наслаждайтесь радостью совместных открытий.

Она уходит к другому ребенку. Вдохновленная ее словами, я выключаю телефон, твердо намеренная посвятить все утро Минни.

Так. Дело осложняется. Хорошо сказать «следуйте за Минни по пятам». Я честно стараюсь превратиться в дельфиниху, которая скользит со своим дельфиненком по лазурным волнам, познавая мир вместе с ним.

Однако дельфинихам не приходится поскальзываться на «Лего», огибать пластиковые домики и врезаться в резко меняющих курс детей. Ровно три секунды повозившись в песочнице, Минни летит во двор, кататься на трехколесном велосипеде. Едва я выскакиваю за ней, спотыкаясь о ящик с кубиками, как она передумывает, несется обратно в группу и хватает куклу. А потом бежит наружу катать куклу с горки. Раз десять уже метнулась туда-обратно. Я задыхаюсь от этих гонок с препятствиями. Поток хвалебных комментариев с моей стороны не прекращается ни на секунду, но Минни они, кажется, по барабану. Утренняя тоска прошла, и когда я пытаюсь ее обнять, она выворачивается с воплем: «Не хочу обниматься! Иглать!»

— А теперь ты открываешь… э-э… тяготение! — «озвучиваю» я, когда она роняет на пол мишку. — Замечательно, солнышко! А сейчас ты хочешь самовыразиться с помощью воды? — Минни направляется к наполненной пластмассовой ванночке и самозабвенно там плещется. — Ты выбираешь бултыхание… А-а-а! — Минни брызгает водой мне в лицо. — Ты приняла решение заодно и меня облить? Ух ты! Очень… интересный выбор.

Минни даже не слушает. Она бежит к игровому домику — миленький, стилизован под пряничную избушку из сказки. Я тороплюсь за ней, чуть не падая на упругом разноцветном коврике-пазле с алфавитом.

— А теперь ты в домике! — Я лихорадочно придумываю, что еще сказать. — Ты открываешь… э-э… окна? Впустишь меня?

— Нет! — отрезает Минни, захлопывая дверь у меня перед носом и с грозным видом выглядывая в окно. — Мама, сиди там. Минни в домике!

Она с грохотом захлопывает ставни, и я опускаюсь на пятки. Все, я выдохлась. Не могу придумать, какое еще открытие ей прокомментировать. Хочу кофе. Я рассеянно верчу в руках штуковину с деревянными бусинами на разноцветных прутиках. А занимательная, между прочим, головоломка. Нужно собрать бусины разных цветов в разных углах, и это куда труднее, чем кажется на первый…

— Ребекка?

Я вскакиваю с виноватым видом, роняя игрушку на коврик.

— Ой, Эрика, это вы?

— Как дела у Минни? — участливо интересуется Эрика. — Уже учится выпускать вас из вида?

— Играет в домике. — Я с улыбкой открываю ставни. В домике пусто. Черт. — Только что была внутри… — Я судорожно шарю взглядом по группе. — А, вон она.

Взяв под руку другую девочку, Минни марширует с ней по комнате, распевая «Мой папаша — мусорщик» (дедушка научил). Я пытаюсь пристроиться за ними, но дело осложняют мешающиеся под ногами грузовички и большие мягкие кубики.

— Молодец, родная! Ты выражаешь себя в песне! Э-э… может быть, поделишься с мамой своими ощущениями?

— Нет! — Не даваясь мне в руки, Минни несется во двор, забирается на горку и победоносно скатывается вниз.

Я оглядываюсь на Эрику. У той, похоже, пропал дар речи.

— Минни очень… уверенная в себе девочка, — наконец выдавливает она. — Такая независимая.

— Э-э… да.

Минни тем временем раскручивает над головой прыгалки, словно лассо. Скоро за ней начинают повторять остальные дети, хором вопя: «Мой папаша — мусорщик!» Подозреваю, что они это слово в первый раз слышат. Здесь это, наверное, называется «сборщик отходов» или «утилизатор вторичного сырья».

— Минни уверенно адаптируется, — констатирует Эрика. — Может, посидите тогда в родительской гостиной, Ребекка? Это для тех, у кого дети уже на поздних стадиях адаптации. Позволяет находиться рядом и в то же время в стороне, чтобы ребенок учился самостоятельности, но не терял ощущения безопасности.

После слов «посидеть в гостиной» я уже не слушаю. Конечно, посижу! Это явно лучше, чем, как идиотка, гоняться за дочерью, спотыкаясь об игрушечные машинки.

— С радостью.

— Кроме того, это ценная возможность для родителей обменяться взглядами на воспитание. Наверняка у вас накопилось много вопросов по нашей программе социализации…

— Да! — оживляюсь я. — Как раз хотела узнать, часто ли устраиваются утренние кофейные посиделки для мам, какие-нибудь совместные празднования…

Эрика косится на меня странным взглядом.

— Я имела в виду детскую социализацию.

— Точно, — смущаюсь я. — Детскую. Правильно.

Мы подходим к двери из беленого дуба с табличкой «Родительская гостиная». Я чувствую прилив восторга. Наконец-то! Возможность завести приятельниц. Главное — активно участвовать в организационных делах, и я обязательно познакомлюсь с какими-нибудь милыми людьми.

За распахнутой Эрикой дверью открывается комната с яркими объемными креслами из вспененного материала, в которых сидят три женщины в спортивных костюмах. Прервав оживленную беседу, они с приветливыми улыбками оборачиваются к нам. Я улыбаюсь в ответ, отмечая попутно у одной из них классную вышитую сумочку, которую я присмотрела у «Фреда Сигала».

— Представляю вам Ребекку, — объявляет Эрика. — Она в Лос-Анджелесе недавно, ее дочка Минни будет у нас в ясельной группе.

— Привет! — машу я рукой. — Рада всех видеть.

— Меня зовут Эрин.

— Я Сидни.

— Карола. Добро пожаловать в Лос-Анджелес! — Кудрявая брюнетка Карола, звякнув затейливыми серебряными украшениями, подается вперед, едва Эрика выходит. — Сколько вы уже здесь живете?

— Недолго. Мы тут временно, в связи с работой мужа.

— И вам удалось попасть в «Листик»?

— Да! — отвечаю я радостно. — Здорово, правда?

Карола недоуменно качает головой.

— Нет, вы не понимаете. В «Листик» невозможно попасть. Просто невозможно.

Остальные горячо кивают.

— Невозможно, — вторит ей Эрин.

— Так не бывает, — подхватывает Сидни.

Если в «Листик» невозможно попасть, их-то дети как тут очутились, хочу задать я резонный вопрос, но молчу. Вид у них такой серьезный. Наверное, больная тема.

— Нас не просто так взяли. Минни прошла вступительное тестирование. Ну и муж, насколько я знаю, сделал взнос, — уточняю я смущенно.

Карола смотрит на меня как на наивную ромашку.

— Все проходили тестирование. И все делают взносы. Чем еще вы их сразили?

— Мы подавали заявку пять раз, — с мрачным удовлетворением сообщает Эрин. — Пять!

— Мы обязались разбить сад на крыше, — подключается Сидни. — Муж уже нанял дизайнера.

— А мы отдали Алексу в карате, — добивает нас Карола. — Она здесь по спортивной квоте.

Я смотрю на них, открыв рот. С ума посходили? Нет, конечно, это хороший садик, что говорить, но дети здесь швыряются друг в друга пластилином, как и в любом другом.

— Ну а нас сразу взяли, — извиняющимся тоном говорю я. — Так уж вышло.

Дверь распахивается, и в гостиную пружинистой походкой врывается жизнерадостная темноглазая шатенка. На ней джинсы и стильная синяя туника, прикрывающая едва заметный беременный животик.

— Привет! — Она идет прямо ко мне. — Я Фейт. А вы Ребекка, да? Эрика сказала, что у нас сегодня новенькая.

У нее совершенно очаровательный южный говор — наверное, какой-нибудь чарльстонский. Или техасский? Или, может… Вайоминг? Вайоминг — это южные штаты?

То есть, наверное, Висконсин…

Нет, нет. Висконсин — сырный штат. А Вайоминг…

Ладно, хорошо, я понятия не имею, где Вайоминг. Надо будет в следующий раз присмотреться к названиям, когда будем собирать с Минни пазл из штатов.

— Привет, Фейт! — Я с улыбкой пожимаю ей руку. — Приятно познакомиться.

— Как вы тут, девочки вас развлекают? Вот и ладушки.

Ладушки. Восторг какой! Ладушки. Надо, пожалуй, перенять.

— Еще как! — Я слегка растягиваю слова. — Очень даже!

— Мы тут выясняли, как им удалось получить место, — возвращается к теме Карола. — Приходят буквально с улицы, выписывают чек — и пожалуйста. Как это вообще?

— А разве их не по просьбе Квини приняли? — припоминает Фейт. — Как земляков-британцев? По-моему, Эрика что-то такое упоминала.

— А-а-а, — Карола выдыхает, словно сдувающийся воздушный шарик. — Точно! Теперь ясно. Повезло вам. — Она поворачивается ко мне. — Не каждому такая удача выпадает. Благодарите Квини, она вам огромную услугу оказала.

— Простите, а кто такая Квини? — Я начинаю терять нить беседы.

— Председатель родительского комитета, — объясняет Сидни. — У нее тоже дочь в ясельной группе. Она вам понравится. Она прелесть.

— Да, она замечательная! — соглашается Фейт. — И тоже британка. Мы зовем ее Квини — королева, потому что у нее акцент, как у королевы британской.

— Она организует потрясающие мероприятия, — говорит Карола.

— И ведет йогу для мам по средам с утра. Держит нас в форме.

— Так это же великолепно! — загораюсь я. — Обязательно приду!

Такого душевного подъема я не испытывала с самого приезда в Лос-Анджелес. Наконец-то я нашла приятельниц. Они такие приветливые и веселые. И эта их Квини тоже явно лапочка. Может быть, мы с ней сразу подружимся — будем сравнивать впечатления от Лос-Анджелеса и угощать друг друга мармайтом.

— А сколько она уже здесь живет? — интересуюсь я.

— Недолго. Пару лет, кажется.

— У нее случился бурный роман, — вставляет Фейт. — Во вторник познакомились, в пятницу поженились.

— Ничего себе!

— Да-да, — смеется Фейт. — Это чудесная история. Обязательно у нее спросите. — Фейт бросает взгляд на парковку за окном. — О, вот и она.

— Квини! — приветствует Карола, не дожидаясь, пока та войдет. — Иди сюда, познакомься с Ребеккой.

— Спасибо большое, что помогли нам… — начинаю я, но тут дверь распахивается шире, и слова застывают в пересохшем горле. Внутри все съеживается. Нет. Только не это.

Я невольно жалобно всхлипываю, и Карола странно на меня косится.

— Ребекка, познакомьтесь с Квини. То есть с Алисией.

Длинноногая стерва Алисия.

Здесь. В Лос-Анджелесе. В садике Минни.

Меня как будто мешком по голове ударили. Если бы я не сидела, у меня бы подкосились ноги.

— Здравствуй, Ребекка, — негромко произносит Алисия, и я вздрагиваю. Сто лет не слышала этот голос.

Она все такая же высокая, худая и светловолосая, но стиль поменялся кардинально. Теперь на ней ниспадающие мягкими складками шаровары для йоги, серый топ и кеды. Никогда не видела Алисию без каблуков. И волосы собраны в хвост на затылке, тоже непривычно. Окидывая ее взглядом, я замечаю на запястье перекрученный бело-золотой браслет. Случаем, не из «Золотого покоя»?

— Вы что, знакомы? — с любопытством спрашивает Сидни.

Я едва сдерживаю истеричный смех. Знакомы? Ну-ка, ну-ка… Последние несколько лет Алисия пыталась (поочередно) сломать мою карьеру, испортить мою репутацию, разрушить бизнес моего мужа и расстроить мою свадьбу. Она ставила мне подножки на каждом шагу и поливала грязью. От одного ее вида сердце срывается в нервный галоп.

— Да, — выдавливаю я. — Знакомы.

— Так вот почему ты попросила за Ребекку! — Карола все никак не успокоится. — А я тут гадаю, как же их взяли практически с улицы…

— Да, я поговорила с Эрикой, — подтверждает Алисия.

И голос у нее изменился, надо же. Стал тише, спокойнее. Вся манера другая. Очень странно. Как будто ей в душу ботокс вкололи.

— Какая ты умница! — Фейт ласково обнимает Алисию за плечи. — Как Ребекке повезло с такой приятельницей!

— А мы тут Ребекке про тебя рассказываем, — встревает Карола. — Можно было и не утруждаться.

— Я сильно изменилась с нашей последней встречи, Ребекка, — усмехается Алисия. — Когда мы с тобой виделись?

Когда? Она еще спрашивает? Эта встреча не врезалась ей в память навечно, как врезалась в мою?

— На моей свадьбе, — сглотнув, отвечаю я.

Когда тебя выволакивали силой, а ты верещала и отбивалась.

Я жду проблеска воспоминания в глазах, признания вины, стыда — хоть чего-то. Но нет, взгляд все такой же отрешенно-пустой.

— Да, — тянет она задумчиво. — Ребекка, я понимаю, что у нас случались недоразумения, однако их пора оставить в прошлом. — На плечо мне ложится мягкая рука, которую я тут же сбрасываю. — Может быть, посидим за чашечкой мятного чая и поговорим по душам?

Что? Все свои козни и пакости она называет «недоразумения»?

— Я… нельзя же вот так просто… — Голос срывается, горло сдавило, сердце колотится, мысли разбегаются. Не знаю, что сказать.

Точнее, знаю. «Нет, — вот что ей надо сказать. — Издеваешься, что ли? Как такое оставить в прошлом?»

Но я не могу. Я на чужой территории. Я в родительской гостиной лос-анджелесского садика, в окружении незнакомых женщин, которые считают Алисию благодетельницей, оказавшей мне огромнейшую услугу. По коже бегут мурашки. Меня пробирает озноб. Все эти женщины — подруги Алисии. Не мои. Алисии. Это ее свита. Вечно она так, вечно она опускает меня ниже плинтуса. Даже сейчас, хотя я прекрасно знаю, что правда на моей стороне. Я словно съеживаюсь с каждой секундой. Она из привилегированного общества. И чтобы влиться, придется с ней любезничать. Но я не могу. Просто не могу. Я на нее даже смотреть не в силах, какое уж там ходить на йогу.

Как ей удалось запудрить им мозги? Почему они считают ее лапочкой и прелестью? Меня охватывает досада. Только-только я воспрянула духом, подумала, что получила свой пропуск, — и на тебе, поперек дороги встала длинноногая стерва Алисия.

Распахнув дверь, в гостиную влетает Эрика — разноцветная шаль реет, словно парус.

— Ребекка! Рада сообщить, что Минни чудесно справляется. На удивление быстро акклиматизировалась и уже заводит приятелей. Прирожденный лидер, — сияет Эрика. — Уверена, что вскоре вся группа будет ходить за ней хвостом.

— Отлично, — через силу улыбаюсь я. — Большое спасибо! Замечательные новости.

Это правда. Какое облегчение, что хотя бы Минни уже освоилась в Лос-Анджелесе и находит друзей. Хотя чему тут удивляться? Минни — заводила, покоряет всех с первого взгляда, конечно, у нее все идет как по маслу.

Я оглядываюсь на Алисию с ее свитой и ловлю себя на предательской мысли: а у меня?