Измена. В его власти

Софи Вирго (2024)

— Не устраивай истерику на пустом месте. Оступился. С кем не бывает? Какой бы еще мужик не оступился, если бы его жена не могла забеременеть три раза с ЭКО?– Ты еще меня обвиняешь в этом? От меня ничего не зави… Подожди. У нас было четыре ЭКО. Ты, что.– Да, я знаю. И поверь, тебе лучше не знать, как я на тебя зол. Я не буду спрашивать почему ты решила скрыть от меня ребенка.– Да правда, почему? Мы же в разводе из-за твоей беременной любовницы. Все. Уходи, Мирон, — скидываю с плеч его руки, но не на долго.– Нет никакого развода. Ясно тебе? Я порвал те документы. И ребенка у меня ни от кого, кроме тебя не будет. Мы семья. Точка.Когда я узнала, что беременна, что наша очередная попытка с ЭКО увенчалась успехом, муж мне изменил, и как оказалось, не в первый раз. От него беременна другая, я ему больше не нужна. Мы ему больше не нужны. Вот только какой сюрприз таился в ЭКО…

Глава 1

Алёна

— Ну, что же вы, Алёна Андреевна, мы ведь с вами не в первый раз делаем ЭКО. Задержались вы с визитом. Не хорошо. Как маленькую, вас вызваниваю, — недовольно говорит Светлана Леонидовна, заполняя бумаги.

Чувствую себя нашкодившим ребенком, но как объяснить женщине, что в четвертый раз услышать, что эмбрион не прижился, страшно? Каждый раз одно и то же. Две недели радостного ожидания, ложные признаки наступления беременности, а потом оглушающие слова: «Попытка не удалась. Не отчаивайтесь. Не у всех пар получается с первого раза».

Я очень устала слышать эти слова и начинать все по новой. Поэтому и не пошла на прием две недели назад в положенную дату. Снова ложная симптоматика, как мне казалось, ложная, тяготила душу.

— Я уже думала вашему мужу, звонить несмотря на вашу просьбу.

Да, после первых двух попыток я попросила не тревожить Мирона. Лучше самой ему сказать в пятницу вечером, чем слышать упреки, что после звонка врача, он не может нормально работать. За выходные он обычно успевает свое горе от неудачной попытки утопить с друзьями. Не со мной.

Я переживаю это в одиночестве. И честно, думала, что пора подумать об усыновлении. Мы мучали друг друга безуспешными попытками ЭКО. Даже отдалились друг от друга, ведь для мужа это как удар ниже пояса, что жена ходит в клинику, в то время, как у его друзей уже планы на второго ребенка.

Но почему-то Мир думает, что больно только ему, ведь я прячу от него свои слезы и переживания, стараюсь быть сильной и говорю ему, что значит рано, придет наше время.

И, кажется, кто-то там наверху услышал мои молитвы, потому что на календаре не появился очередной красный флаг. Выждала время и наконец-то сама позвонила врачу, чтобы назначить дату приема.

— Простите, я перестала надеяться, но кажется в этот раз все получилось, — с надеждой говорю ей, и она наконец отрывает взгляд от бумаг.

— Да? — с удивлением говорит, чем вызывает мое недоумение, но стараюсь прогнать дурное предчувствие, резанувшее душу. — Ну, проходите, сейчас посмотрим.

Пока репродуктолог заканчивает заполнять бумаги, я забираюсь на кресло, от которого уже потряхивает мелкой дрожью и жду ее, надеясь на положительный результат. И через десять минут, когда осмотр закончен, а врач с характерным звуком снимает перчатки, говорит самые долгожданные слова в жизни, мне кажется, что выпадаю из реальности.

— Да, шанс беременности велик. Сейчас сдадите анализы и через пару часов мы будем точно уверены, что все получилось. Одевайтесь. Надо же.

Последние слова она произносит себе под нос, но я все равно цепляюсь за них. Неужели даже она не верила в успешность процедуры? Тогда это чудо! Самое настоящее чудо.

Выйдя из-за ширмы, забираю бумаги, сдаю кровь и жду результатов. Все равно взяла на работе день без содержания. Голова с утра чумная от предвкушения радостной новости. Вот муж обрадуется, когда покажу ему заключение под нос.

Теперь он сможет хвастаться пинками сына в моем животе, когда малыш начнет реагировать на его голос. Потом первыми словами, шагами. Наша жизнь наконец заиграет яркими красками. Теми, какими мы хотим уже пять лет брака.

С трудом дожидаюсь результатов анализов, и когда они подтверждают беременность, я счастливая и с новыми наставлениями выхожу из клиники, и забежав в кондитерскую за тортиком, возвращаюсь домой. У меня даже в кончиках пальцев покалывает от нетерпения поделиться счастьем с любимым человеком вот прямо сейчас, по телефону. Но нельзя. Хочу видеть его глаза, когда услышит. Хочу на себе ощутить его радость.

Ловко паркуюсь у дома и поднимаюсь по лестнице на восьмой этаж, потому что сегодня лифт на ремонте до пяти вечера. И пес с ним. Я парю по воздуху, потому что сегодня самый счастливый день в моей жизни. Даже бабуль у подъезда нет, которые обычно умудряются задеть едкими словечками. Все на моей стороне.

Открываю дверь да так и застываю на мгновение. Чемодан? Прохожу в квартиру, закрывая за собой дверь и замечаю чужие женские туфли на высокой шпильке. Не понимаю ничего. Что происходит? А потом до слуха долетают голоса, один из которых узнаю безошибочно, а второй мне смутно знаком.

— Ну, пупсик, мне не нравится Герман. Это не модно, — женский голосок полон капризов, которые так ненавидит муж, но почему-то сейчас я слышу его грудной смех.

Так он смеется, когда ему искренне что-то нравится и умиляет.

— Ахаха… А как тогда? Твои иностранные еще хуже. Не Тимофей же предлагаю. Павел или Александр Миронович тогда давай, — муж предлагает женщине имена, а мне в грудь словно что-то острое вонзили.

Дышать становится трудно. Пытаюсь оттянуть и без того глубокий вырез платья, чтобы прогнать чувство удушья, но не помогает. Меня обдает волной жара, пульс стучит в ушах от понимания, эти двое сейчас выбирают имя ребенку.

ИХ ребенку.

Ноги сами несут меня к спальне, откуда раздаются голоса. Любовники продолжают свой разговор, медленно разрушая мой мир, мою жизнь. А счастье ведь было так близко.

— Тогда уж лучше Денис. Хотя бы дерзко звучит, — открываю дверь и застываю на месте.

Мирон нежно гладит голый, слегка округлый женский животик. Они смотрят на меня без страха. Они меня ждали. Им совершенно плевать, что я застала их обнаженными в супружеской спальне. В НАШЕЙ с Мироном спальне.

В глазах коллеги мужа, которая давала мне советы, как сохранить любовь на былом уровне на каждом корпоративе, чтобы его никто не увел, читается триумф.

«Ну, что, съела? Я же говорила, уведут, если будешь такой, какой он хочет. Теперь он мой, а ты — никто»

Вот что в ее глазах. Муж целует ее в щеку и шепчет что-то на ушко, отчего на ее лице расцветает еще более самодовольная улыба.

— Ты вовремя, Алён, — с легким пренебрежением говорит муж, поднимаясь с постели и не стесняясь собственной наготы, выволакивает меня в коридор, больно схватив за плечо.

Я плетусь за ним, не веря в происходящее. Нет. Я просто уснула на светофоре и мне снится самый страшный кошмар. Это нереально. Этого просто не может быть.

— Вот. Подписывай на каждой странице, — остановившись около комода в прихожей, дает в руки бумаги и ручку.

Перед глазами все плывет. Смотрю на листы, и ничего не вижу. Руки дрожат, потому что мне страшно от происходящего. Сегодня ведь самый счастливый день в нашей жизни. За что, Господи?

— Мирон… — шепчу, потому что на большее не способна.

— Что, Мирон? Подписывай говорю, — сам кладет бумаги на комод и, впихнув ручку в мои пальцы, подносит руку к нужному месту.

— Что это?

— Это документы на развод, Алён. Все, надоело. У меня есть семья, а пустоцвет, позорящий мое имя, мне не нужен.

— Мирон, но я… но мы ведь, — на глаза наворачиваются слезы и голос дрожит.

Мне бы дать ему пощечину со всей силы, так, чтобы ладошка загорелась. Крикнуть, какой он негодяй и подлец. Но вместо этого, смотрю на того, с кем мы клялись друг другу в вечной любви, быть вместе и в горе, и в радости, в болезни и в здравии, и понимаю, он все для себя решил.

— Ставь подписи и убирайся отсюда, Алён. Не трепи мне нервы. Вот уже где мне твои жалостливые глазки и истерики на пустом месте, — показывает ладонью поперек шеи, и слезы все же текут из глаз.

Вот что для него наша семья — мои истерики.

— Машину можешь себе оставить. Все. Давай без слез и соплей. Будь взрослой и умной девочкой. Уйди гордо.

— Милый, а как тебе Давид? Нашему сыну должно подойти. Давид Миронович Ластов, — из спальни, укутанная в легкое одеяло, выходит женщина.

— Агат, котенок, иди в кровать. Сейчас выберем. Я только хлам выброшу из жизни и вернусь, — говорит он ей, окончательно втаптывая меня в грязь.

Я хлам, наш малыш тоже. Ненавижу. Если не хотел, зачем согласился на очередное ЭКО? У Агаты уже вон какой животик, мог бы давно честно сказать, что другую завел. Но нет, сам же толкал меня на очередную процедуру. А теперь я пустоцвет и хлам.

— Алёна, вы поторопитесь, пожалуйста, — елейным голосом тянет русоволосая девушка с модным каре. — Мы еще за кроваткой сегодня хотели съездить. И детскую надо переделать успеть, а то какая-то безвкусица у вас тут. Тоска накатывает, а малышу это вредно, милый, — последнее говорит уже не мне, но я понимаю, куда она метила.

И попала точно в цель. Девушка прошлась по мне танком и гордится этим. Ничего, отольются ей мои слезы еще. Впечатываю в грудь мужа коробку с тортом, который чудом удержали задеревеневшие пальцы и ставлю размашистую подпись в нужных местах.

— Подавитесь и будьте счастливы. Ненавижу тебя, Мирон. Трус и подлец, такой же, как и твоя девка. Вы друг друга стоите. Совет да любовь! — отшвырнув ручку, выплевываю в его сторону, вместе со всей злостью и обидой.

Можно устроить истерику, закатить громкий скандал, привлекая внимание соседей, но стоит ли? Саму себя позорить? Таких, как Мир, ничего не прошибет, и даже хорошо, что он не знает о малыше. Пусть живет со своей алчной куклой, а мы с малышом будем счастливы вдвоем.

Толкаю, теперь уже бывшего мужа в грудь, и, схватив большой чемодан, выхожу из квартиры. Вот сейчас я жалею, что лифт не работает. Больше нет той легкости в ногах, их словно в свинец окунули. С трудом спускаюсь на пару этажей, пересекаясь с молодым соседом, который помогает мне спустить чемодан, за что я ему безмерно благодарна.

Вот так рушатся пять лет брака, три из которых мы делаем ЭКО.

Сажусь в машину и еду куда глаза глядят, на немыслимом автомате. Просто кручу руль и жму на педали. В какой-то момент паркуюсь у небольшого уютного ресторанчика, в которым мы любили иногда бывать. Горько усмехаюсь, ведь именно здесь мы вскрыли конверт с результатами анализов и узнали о нашей несовместимости. В тот день закончились наши счастливые денечки, и почему-то мозг привел мня сегодня в ту же самую точку.

Надо было тогда остановиться, расстаться и искать счастье с другими. Но ведь Мир сам сказал, что мы справимся, и это не повод рушить семью, ведь наши чувства куда важнее. Не знаю, врал он тогда, или уже умело притворялся, ведь ему тогда предложили должность начальника экономической дирекции. А туда вход был негласно строго для семейных людей, и, в отличие от конкурента, у мужа была семья, пусть и без детей.

Я уже ни в чем не уверена. Ни в семье, ни в любви, ни в счастье. Ни в чем.

Машинально заказываю мятный чай и корзинку сахарных печенек, чтобы подсластить горечь от пережитого, и утопаю в собственных мыслях вновь. Прокручиваю в голове все с того злополучного дня и не понимаю, как могла просмотреть, что семьи больше нет.

На работе муж не задерживался больше и чаще чем обычно, в командировки не мотался вообще, на выходных его не вызывали. Может, и не так давно у него все закрутилось с этой Агатой? Нет, Алёна, не смей его оправдывать! Он, как трус, пошел налево искать утешение с другой девкой, вместо того, чтобы поддерживать тебя, быть тем самым сильным плечом по жизни.

Это мне надо выкинуть мусор из жизни. Мне, не ему. И как же хочется, чтобы во мне жила маленькая девочка, ведь с ней будет проще.

— Так вот ты какая, Алёнушка, — напротив садится мужчина, пугающий одним своим видом, но что-то привлекательное есть в его опасности. — Ну, здравствуй, воровка.