Токийский Зодиак

Содзи Симада, 1981

«Бог Загадки» – так называют Симаду Содзи в Японии. Это он создал хонкаку-детектив – новый жанр, столь популярный в Стране Восходящего Солнца. Детектив, в котором читателю предложена честная интеллектуальная игра: раскрыть дело раньше, чем это сделает главный герой. Содзи первым объединил европейскую классику с японской экзотикой, рационализм с мистицизмом. Его великий сыщик – не просто человек острого ума и блестящих аналитических способностей, как Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро и Ниро Вульф, но астролог и предсказатель судьбы. Роман Содзи относится к категории «must read» для каждого уважающего себя японофила – он буквально пропитан интересной информацией об истории, культуре и географии Японии предвоенного периода. ПЕРЕВОД С ЯПОНСКОГО ЯЗЫКА. «Насколько мне известно, это самое странное из когда– либо совершавшихся преступлений. Абсолютно невозможное; ничего подобного, наверное, никогда не случалось не только в Японии, но и во всем мире. Оно было задокументировано со всей тщательностью – остались все записи и протоколы, под рукой, казалось бы, все ключи. Но загадка все равно самым необъяснимым образом не поддавалась. Перед тем как дать на нее ответ, данная книга предоставляет читателям возможность самим додуматься до решения, имея все необходимые для этого сведения». – Кадзуми Исиока, друг и соратник Киёси Митараи – предсказателя судьбы, астролога и великого детектива. Япония, 1936 год. Эксцентричный художник, проживавший вместе с шестью дочерьми, падчерицами и племянницами, был найден мертвым в комнате, запертой изнутри. Его дневники, посвященные алхимии и астрологии, содержали подробный план убийства каждой из них. Лишить жизни нескольких, чтобы дать жизнь одной, но совершенной – обладательнице самых сильных качеств всех знаков Зодиака. И вскоре после этого план исполнился: части тел этих женщин находят спрятанными по всей Японии. К 1979 году Токийские убийства по Зодиаку будоражили нацию десятилетиями, но так и не были раскрыты. Предсказатель судьбы, астролог и великий детектив Киёси Митараи и его друг-иллюстратор должны за одну неделю разгадать тайну этого невозможного преступления. У вас есть все необходимые ключи, но сможете ли вы найти отгадку прежде, чем это сделают они? «Великий Содзи Симада буквально изобрел целый поджанр “логической загадки”». The Guardian «Хитроумнейше и захватывающе экзотично». Japan Times

Последняя воля и завещание

Мной овладел дьявол. Я чувствовал, что где-то в глубине моей сущности поселилась чья-то чужая воля. А мое тело — лишь кукла, которой это нечто играет как ему хочется.

Это нечто — воплощение зла. Играет им, как ребенок игрушкой. Что только не делает, чтобы заставить меня содрогаться от ужаса.

Однажды вечером я увидел в своей комнате огромного, размером с теленка, моллюска. Он полз по полу, вытягивая вперед щупальца и оставляя за собой липкий след. Моллюск неуклюже вылез из-под стола и не спеша втянулся в щель между досками.

В другой день, под вечер, в быстро сгущавшихся из-за металлических решеток на окнах сумерках я заметил, что в каждом углу комнаты притаились по две-три ящерицы. Вот какие живые картины демонстрировало мне засевшее внутри меня нечто.

Как-то весной, на рассвете, я проснулся от смертельного, леденящего холода. Сидящий во мне демон хотел заморозить меня. Я слабел, демон нагло забирал мои молодые силы.

Как указывал Цельс^[1], чтобы исцелить одержимого дьяволом человека, нужно держать его на хлебе и воде и бить палками.

И как сказано в Евангелии от Марка: «Учитель! Я привел к Тебе сына моего, одержимого духом немым: где ни схватывает его, повергает его на землю, и он испускает пену, и скрежещет зубами своими, и цепенеет. Говорил я ученикам Твоим, чтобы изгнали его, и они не могли»^[2].

Я понял, что еще в детстве в меня вселился демон. Каких только мук я не испытал, пытаясь изгнать его!

В одной книге я прочитал: «В Средние века перед человеком, одержимым бесами, возжигали благовония, обладающие резким запахом. Если с человеком случался припадок, у него выдергивали клок волос, помещали их в бутылку и закупоривали. Считалось, что мучившие несчастного бесы оказывались в ловушке и человек освобождался от них».

Я просил знакомых проделать это со мной, если у меня будет припадок, однако желающих не нашлось. Тогда я попробовал сам, но ничего не получилось. Люди лишь подумали, что я ненормальный. Они списывали являвшиеся мне образы на заурядную эпилепсию.

Те, кто не испытал того, что пережил я, меня не поймут. Мои страдания, не укладываясь в рамки чисто физиологических ощущений, сметали такие психические ограничители, как стыд и честь. В такие минуты я будто падал ниц перед участниками какого-то торжественного обряда, и на меня снисходило восторженное понимание того, что мое существование и все мои чаяния в этом мире суть нечто преходящее, мимолетное.

Сомнений не было: внутри моего тела жил некий паразит, демон с собственной, никак не связанной со мной волей. Живущая во мне сущность принимала форму шара, вызывая ощущение, получившее в Средние века название «глобус истерикус»^[3].

Обычно шар спускался в низ живота, к тазу, но периодически через желудок поднимался по пищеводу к самому горлу. Это случалось раз в неделю, строго по пятницам. Подобно тому, как описывает святой Кирилл, я валился с ног как подкошенный, язык сводила судорога, губы дрожали, изо рта шла пена. В такие минуты я слышал оглушительный бесовский хохот и чувствовал, как бесы молотками загоняют в мою плоть острые гвозди.

Черви, змеи и жабы выползали откуда-то сзади меня, комната наполнялась ходячими мертвецами и мертвыми животными, поганые рептилии подползали ко мне, хватали за нос, уши, губы и, пыхтя как паровоз, распространяли вокруг себя отвратительную вонь. Нет ничего удивительного в том, что эти гады — неизменные участники ведьминых шабашей и прочих нечестивых ритуалов.

В последнее время припадки у меня почти прекратились — во всяком случае, пену изо рта я больше не извергаю, — однако каждую неделю с наступлением пятницы чувствую, будто в груди открываются и начинают, словно стигматы, кровоточить раны. В каком-то смысле это еще более тяжкое испытание, чем припадки. Мне кажется, я впадаю в экстаз, как сестра Катарина Чиалина из семнадцатого века или Эмилия Биччиери из Верчелли.

Демон погонял меня, нашептывал разные гадости, заставлял действовать. В результате с его помощью и по его желанию в этом мире появилась идеальная женщина, в каком-то смысле — богиня. Всеведущая и всемогущая, проще говоря — ведьма.

С недавних пор мне часто снится сон. Все время один и тот же. Сон — источник магии. Для магических обрядов годятся и травы, о которых упоминает Плиний, однако я изжариваю на огне ящерицу, пока ее тельце не превратится в пепел, и смешиваю его с превосходным вином. Намазываю себя этим снадобьем. От него хочется спать. И превращаюсь в марионетку, которой демон вертит как ему заблагорассудится. Нет! Не в марионетку, а в самого демона, и идеальная женщина является по ночам в моих видениях.

Я очарован ее красотой, силой и энергией, психической мощью и знаю, что передать на холсте образ этого создания мне не под силу. Я молюсь о том, чтобы увидеть ее воочию хотя бы раз, увидеть и умереть, и не могу побороть своего безумного желания.

Я называю эту женщину Азот. Философский камень алхимиков. Я решил дать ей это имя. О ней, идеальной женщине, которую хотел бы запечатлеть на холсте, я мечтаю тридцать с лишним лет.

По моему разумению, тело делится на шесть частей: голова, грудь, живот, поясница, бедра и ноги.

Западная астрология смотрит на человеческое тело как на своего рода мешок, представляющий собой проекцию Вселенной в миниатюре. За каждую часть тела отвечает определенная планета.

Головой руководит и дает ей силу ♂ (Марс), являющийся правящей планетой созвездия ♈(Овна).

Грудь находится в зоне влияния созвездия ♊(Близнецов) и созвездия ♌(Льва). Ее охраняют в одно и то же время ☿(Меркурий) в Близнецах и ☉(Солнце) во Льве. Если же имеется в виду женская грудь, она находится под контролем и защитой ♋(Рака) и ☽ (Луны).

Живот соответствует созвездию ♍(Девы), которую охраняет ☿(Меркурий).

Поясница — это ♎(Весы). Весами управляет ♀(Венера). Но если имеются в виду чресла женщины, то есть часть тела, отвечающая за половую функцию, ими управляет ♏(Скорпион) или охраняющая это созвездие планета ♇(Плутон).

Бедра находятся в ведении ♐(Стрельца). Соответственно командует ими протектор этого созвездия — ♃(Юпитер).

Ноги — это ♒(Водолей). Над ними царствует управляющий Водолеем ♅(Уран).

Получается, что определенная планета придает силу той или иной части нашего тела. Например, рожденные под знаком Овна отличаются крепким умом. У тех, кто родился под Весами, здоровая поясница. Все эти особенности зависят от положения Солнца в момент рождения. Иначе говоря, сущность того или иного человека определяет какая-то часть тела. Человек на протяжении своей жизни оказывается не в состоянии превзойти себя, выйти за рамки банального существования, потому что благословением планеты-покровителя пользуется лишь одна часть тела.

По миру разбросаны люди с разными достоинствами: у одного хорошо работает голова, у другого — крепкая поясница. А что, если из всех людей выбрать шестерых, чтобы у каждого была сильная сторона — голова, грудь, поясница и т. д., и объединить эти части в одно тело? Что получится?

Родится идеальное создание, танцующее в лучах света. Стоит ли говорить, что оно будет далеко превосходить человека?

Тот, кто наделен силой, как правило, одарен и красотой. Предположим, это светлое создание вберет в себя черты шести непорочных дев. Тогда оно должно представлять собой идеал красоты. Я мечтаю запечатлеть на холсте женское совершенство, и у меня явление такой красоты не может не вызывать восхищения, настолько сильного, что оно граничит со страхом.

По счастью, недавно я совершенно случайно обратил внимание, что те самые шесть дев находятся рядом со мной. Они живут в моем доме, и по чистой случайности все родились под разными созвездиями и отмечены планетами-покровителями. Это помогло моему художественному вдохновению в создании образа Азот.

Как это ни покажется кому-то удивительным, я — отец пятерых дочерей. Самая старшая — Кадзуэ, за ней Томоко, Акико, Токико и Юкико. Кадзуэ, Томоко и Акико — приемные дочери от моей второй жены, Масако. Юкико — наша общая дочь с Масако, а Токико родила мне Таэ, первая жена. Юкико и Токико — одногодки.

Моя жена Масако занималась балетом, поэтому с удовольствием взялась обучать наших девочек танцам и игре на фортепиано. К этому присоединились дочки моего младшего брата Ёсио, Рэйко и Нобуё. В доме, который снимал мой брат, стало тесно, и девочки переехали ко мне. Здесь все время звучат девичьи голоса.

Правда, старшая из моих падчериц, Кадзуэ, вышла замуж. У нее свой дом. Так что со мной остались шестеро: Томоко, Акико, Токико, Юкико, Рэйко и Нобуё.

Кадзуэ родилась в 1904 году под созвездием Козерога, Томоко (Водолей) — в 1910-м, Акико (Скорпион) — в 1911-м, Токико (Овен) — в 1913-м, Юкико (Рак) — тоже в 1913-м. Что касается племянниц, то старшая, Рэйко (Дева), появилась на свет в 1913 году, а Нобуё (Стрелец) — в 1915-м.

Получилось, что в моем доме живут сразу три девушки, которым исполнилось двадцать два года, а всего их шесть. Как по заказу. И у каждой планета благословила какую-то часть тела, начиная с головы и кончая ногами. Нет ни единого повтора. Таких случайностей не бывает. Это предоставленный мне материал. Демон приказывал принести их в жертву. В этом нет никаких сомнений.

Кадзуэ не подходит. Ей уже тридцать один, она гораздо старше остальных, замужем и живет далековато. Токико — Овен — голова, Юкико — Рак — грудь, Рэйко — Дева — живот, Акико — Скорпион — поясница, Нобуё — Стрелец — бедра, Томоко — Водолей — ноги. Получится синтез этих элементов. Конечно, для поясницы я предпочел бы Весы, а для груди — Близнецов, но, как говорится, чего нет — того нет.

Азот — женщина, поэтому нужна не просто грудь, а женская грудь, и не поясница, а женское лоно. Надо благодарить небо за то, что мне так повезло. Небо или демонов?

Сотворение Азот требует строгого соблюдения всех правил и предписаний алхимии. В противном случае мое создание не сможет обрести вечную жизнь. Шесть дев — это металлы из таблицы химических элементов. Пока неблагородные, и мне предстояло их очистить и превратить в золото. Низкие дождевые тучи развеются, и покажется ясное, синее небо. Божественная картина!

Я дрожал всем телом. Как же мне хотелось ее увидеть! Взглянуть хотя бы одним глазком и умереть! Я хотел выразить живущий во мне образ Азот и отдал отчаянной борьбе с холстом тридцать лет жизни. Какая получится красота, если я сумею запечатлеть ее не кистью, а во плоти! Чего еще может желать в этом мире художник?

Это мечта, которую за всю историю не удалось воплотить ни одному человеку. Произведение абсолютного смысла. Разве могут сравниться с Азот черная месса, философский камень мудрецов-алхимиков и все творения скульпторов, пытавшихся во все времена уловить красоту женского тела?

Что касается девушек — материала для моей работы, — то они должны будут прекратить земное существование. Их тела предстояло расчленить на три части (от Токико и Томоко требовались голова и ноги, поэтому с ними будет достаточно одного разреза), взять то, что нужно, а остальное выбросить. Сохранить их жизни невозможно, зато их тела пройдут очищение и станут частью бессмертного существа. Какие здесь могут быть претензии?

Согласно принципам алхимической науки, полагается начать работу в то время, когда Солнце будет в созвездии Овна.

Токико — ♈(Овен) — должна пожертвовать головой. Ее лишит жизни ♂(Марс), в алхимии ассоциирующийся с железом.

Юкико — ♋(Рак), от которой нужна грудь — лишит жизни ☽(Луна), ассоциирующаяся с серебром.

Рэйко — ♍(Дева) с нужным мне животом — умрет, проглотив ☿(Меркурий), который у астрологов ассоциируется с ртутью.

Обладательница поясницы Акико — ♏(Скорпион). Сейчас ее планета — ♇(Плутон), но я стараюсь строго следовать традиции Средневековья, когда Плутон еще не открыли. Поэтому надо, чтобы она умерла от Марса.

Нобуё с бедрами — ♐(Стрелец). Она должна умереть от ♃(Юпитера), ассоциирующегося с оловом.

Томоко с ногами по гороскопу ♒(Водолей). Ее путеводная планета — ♅(Уран). Но Урана в Средние века еще не знали, и его заменял ♄(Сатурн). Так что Томоко может умереть от Сатурна, я возражать не буду. В алхимии эта планета соответствует свинцу.

Если у меня будут тела шестерых, я должен прежде всего очистить их и самого себя. Для этого требуется смешать вино с пеплом.

Затем предстоит с помощью пилы отделить от тел нужные части и разложить их на деревянном кресте. Потом можно прибить их гвоздями, подобно тому, как к кресту приколотили Христа, но мне не хочется, чтобы на теле были ненужные складки и повреждения. Согласно прорицаниям Гекаты^[4], я заранее вырежу из дерева фигурку Азот, отполирую ее как следует и украшу маленькими ящерицами.

Вслед за этим надо приготовить «тайный огонь». Фонтанус^[5] и многие другие алхимики считали, что речь идет о настоящем огне, и раз за разом повторяли глупые ошибки. «Вода, которой не намочить рук», «огонь без пламени» — эти понятия на самом деле подразумевают определенные соли и благовония.

В полученную смесь добавляются элементы, образующие двенадцать знаков Зодиака: Овен, Телец, Близнецы, Рак, Лев, Дева, Скорпион, Козерог, Рыбы и т. д. Добытые из них плоть и кровь смешиваются с кусочками мяса жабы и ящерицы и ставятся на огонь в золотом тигле — атаноре.

В «Философумене»^[6], автором которой был то ли Ориген, то ли святой Ипполит, я нашел такое заклинание:

О! инфернальный, земной и божественный Бомбо, приди!

Божество, бродящее в ночи, где сходятся все пути.

Враг света, друг и помощник мрака,

Кому по душе песий вой и алая кровь,

Кто крадется средь мертвецов во прахе надгробий,

Жаждущее крови, несущее ужас смертным.

Горго, Мормо, тысячеликая Луна,

Явись, о! всемилостивейшая, к нашему жертвеннику.

Готовую смесь надо вынуть из тигля и плотно закупорить внутри «философского яйца». Причем температура яйца должна поддерживаться на уровне температуры снесшей его курицы. Смесь выдерживается в таком состоянии, пока не превратится в универсальное средство, панацею.

Благодаря этой панацее отдельные шесть частей тела Азот сольются в единое целое, во все ведающее и всемогущее создание, которое наконец обретет вечную жизнь в столпе света. И я стану адептом Азот, постигшим все ее тайны.

Люди по ошибке часто принимают результаты этой magnum opus («великой работы») и алхимию за нечто, способное превратить неблагородный металл в золото. Но подобно тому, как астрология явилась прародительницей астрономии, алхимия тоже внесла большой вклад в зарождение химической науки, хотя современные ученые и принижают ее значение. Из-за этого об алхимии сложилось представление как о чем-то неполноценном, вульгарном. Завоевавшие себе репутацию ученые напоминают человека, отрекшегося от родного отца за то, что тот имеет пристрастие к выпивке.

Истинная цель алхимии лежит куда глубже. Она заключается в том, чтобы в идеальном смысле воплотить подлинную суть вещей, скрывающуюся за обыденностью. Выразить природу таких возвышенных понятий, как «высшая красота» или «высшая любовь». В ходе этого процесса сознание коренным образом меняется, проходит очищение. Сознание, не имеющее никакой ценности в заурядной повседневности, обретает изысканность и утонченность, подобно тому, как свинец превращается в золото. На Востоке такому состоянию души, наверное, соответствует «дзэн». Таким образом, подлинная цель алхимии состоит в самом процессе творения, что также можно назвать стремлением к «вечной завершенности вещей» или «универсальному спасению».

Возможно, кто-то из алхимиков действительно пытался получить золото, но, скорее всего, эти попытки предпринимались в шутку, или же это было просто жульничество.

Многие из тех, кто не познал главного секрета алхимии, пытались отыскать «первый элемент» в подземных выработках, хотя нужные элементы вовсе не обязательно должны представлять собой металлы или минералы. Разве не говорил Парацельс: «Они всюду, ими играют даже дети»? Настоящий первый элемент — это тело женщины. А где еще он может быть?!

Мне лучше кого бы то ни было известно, что люди принимают меня за помешанного. Возможно, я не такой, как все, но ведь так и должно быть с художником. То, что отличает художника от остальных, по большей части и называется талантом. Когда кто-то создает произведение, мало чем отличающееся от того, что было создано ранее, разве можно это назвать искусством? Творить способен лишь мятежный дух.

Я не считаю себя особо кровожадным. Однако на меня как на художника произвела неизгладимое впечатление картина расчленения человеческого тела. Я никак не могу побороть в себе желания поглядеть на нашу бренную оболочку в разобранном виде. Еще в молодости вид вывихнутой руки вызывал у меня волнение и сильное желание ее нарисовать. Мне нравится наблюдать, как слабеют мышцы умирающего. Впрочем, наверное, все художники не отличаются в этом друг от друга.

А теперь немного о себе. Я увлекся западной астрологией, был буквально пленен ею, не по собственной воле. Меня с ней познакомил человек, которому покровительствовала моя мать. Тогда в Японии астрологи были большой редкостью. Этот человек предсказал все, что произошло в моей жизни. Потом я стал у него учиться. Он приехал из Голландии и был проповедником. Из-за чрезмерного увлечения астрологией его выгнали из проповедников, и он жил за счет гадания. В те годы он, без сомнения, был единственным астрологом западной школы не только в Токио, но и во всей Японии.

Я родился в Токио 26 января 1886 года, вечером, в семь часов тридцать одну минуту. В тот день Солнце находилось в созвездии Водолея; созвездием, восходившим над горизонтом в час моего рождения, была Дева, а в точке восхождения эклиптики находился Сатурн. Поэтому вся моя жизнь протекает под очень сильным влиянием Сатурна.

Это моя путеводная планета, символ моей жизни. Впоследствии я понял, что интерес к астрологии возник у меня потому, что Сатурн ассоциируется у астрологов с «первым элементом» — свинцом, который должен превратиться в золото. И мне хотелось узнать, как обратить в благородный металл мои способности художника.

Сатурн — планета, обрекающая человека на испытания и требующая от него терпения. Предсказатель предрек, что моя жизнь станет историей преодоления комплекса неполноценности, и, оглядываясь назад, я могу сказать, что так оно и вышло.

Еще астролог сказал, что у меня не всё в порядке со здоровьем, что я с детства страдаю от аллергии, и предупредил, что мне надо беречься от ожогов. Надо было прислушаться к его словам. В начальных классах со мной случился припадок (из тех, о которых я уже рассказывал), и я серьезно обжег в классе о печку правую ногу. Шрам от ожога виден до сих пор.

Он предсказал мои тайные романы, которые привели к тому, что в один год у меня появились две дочери от разных матерей — Токико и Юкико.

В момент моего рождения Венера располагалась в созвездии Рыб, поэтому меня тянет к женщинам, родившимся под этим знаком, но в конечном итоге судьба свела меня с «львицей». В двадцать восемь лет мне добавилось семейных хлопот. Моя первая жена, Таэ, по гороскопу «рыба». В то время я увлекался Дега и много рисовал балерин. Одной из моих моделей была Масако, нынешняя жена. Я влюбился с первого взгляда, насильно добился ее, и у нас родилась девочка, хотя Масако была замужем. Девочку назвали Юкико. Примерно в то же время ребенка родила и Таэ. Потом я с ней развелся, отдав предпочтение «львице» Масако. Надо же было такому случиться в двадцать восемь лет!

Сейчас Таэ держит табачную лавку в Хоя^[7], в доме, который я ей купил. Нашу дочь Токико я взял к себе, она изредка навещает мать. Вопреки моим опасениям, она замечательно поладила с жившими у меня другими девчонками. Я все время думаю, что поступил с Таэ непорядочно. Хотя после нашего развода прошло уже двадцать лет, чувство вины перед ней не проходит. Если в будущем Азот принесет мне состояние, я готов отдать Таэ все деньги.

Гороскоп, составленный астрологом, предсказывал, что в частной жизни я буду скрытен и склонен к одиночеству, что меня ждет жизнь в изоляции от людей — в больнице или каком-нибудь специальном заведении. Мне предстоит жить в замкнутом мире иллюзий. Все это сбылось на сто процентов. Я редко вижу семью — она живет в главном доме, в основном провожу время в мастерской, под которую переоборудовали старый амбар, притулившийся в дальнем углу сада.

Есть еще одно, самое главное, что угадал астролог, заглянув в мое будущее. В моем гороскопе Нептун и Плутон объединены в девятом доме. Это указывает на трансцендентное существование в мире сверхъестественного, наличие внутреннего откровения и мистической силы. В гороскопе отмечалась склонность к восприятию ересей, интерес к магии и оккультизму. Такое редкое расположение планет знаменовало, что меня ожидают бессмысленные скитания на чужбине, которые в корне изменят мой характер и условия жизни. Судя по движению Луны, я должен был покинуть Японию лет в девятнадцать-двадцать.

Уже сам факт присутствия Нептуна и Плутона в моем гороскопе — вещь довольно оригинальная. Но еще больше усиливает влияние этих планет то, что я родился, когда они обе располагались в девятом доме. Вторая половина моей жизни проходила под знаком этих несчастливых планет. В девятнадцать лет я уехал в Европу и скитался по разным странам, главным образом по Франции. Такая жизнь и привела меня к мистицизму.

В молодости я абсолютно не верил в западную астрологию. Она вызывала у меня естественное отторжение. На подсознательном уровне я пытался действовать вопреки предсказаниям астролога, но все напрасно.

Игрушкой судьбы стал не только я, но вся моя семья, все люди, со мной как-то связанные. Пример тому — окружающие меня женщины. По неведомым причинам они оказались несчастливы в семейной жизни.

С первой женой я развелся. Сейчас женат на второй — Масако. До меня у нее тоже был муж. И она скоро овдовеет, потому что я решил свести счеты с жизнью.

Брак распался и у моих родителей. У бабушки вроде бы тоже. Недавно рассталась с мужем и Кадзуэ, старшая из дочерей Масако.

Томоко уже двадцать шесть, Акико — двадцать четыре. Дом у нас большой, с матерью они прекрасно ладят и выходить замуж, похоже, не собираются. Время сейчас неспокойное, того и гляди начнется война с Китаем, можно без мужа остаться… Уж лучше так, чем быть вдовами, а заняться есть чем — и фортепиано, и балет. Да и Масако военных не любит.

Не хотят замуж — не надо, но мне совершенно не нравится, что Масако вместе с дочками начала проявлять интерес к финансам. Стали наседать на меня: что это столько земли просто так пропадает (у нас участок 600 цубо^[8]), давай на ней построим дом и пустим жильцов.

Я сказал Масако, что они могут распоряжаться имуществом как хотят после моей смерти. Мой младший брат Ёсио снимает дом неподалеку от нас и, конечно, ничего против иметь не будет. По закону ему тоже достанется часть наследства.

Если подумать, то у Ёсио есть все основания чувствовать себя обделенным. Ведь я как старший сын получил все права на наш семейный участок. Конечно, я не стал бы возражать, если б Ёсио с женой переехали к нам — дом просторный, места хватит всем, — однако пока они жилье арендуют. То ли Аяко, жена брата, стесняется, то ли они с Масако не могут найти общий язык.

Короче говоря, все в семье хотят построить на свободном месте дом этажа в три, на несколько квартир. Только я один против. Представляю, как они меня клянут. Думая об этом, я с теплотой вспоминаю Таэ. У нее, конечно, нет особых достоинств, разве что кротость, интересов никаких, но она не стала бы так отравлять жизнь, как Масако.

Почему я категорически против дома? Тому есть причины. Я очень люблю свою мастерскую, которую построил в саду на северо-западной стороне. Сад достался мне в наследство от родителей и находится в Охара, в районе Мэгуро. Окна мастерской выходят прямо в сад, где много зелени, что способствует хорошему настроению. А если здесь построят дом, в мастерскую вместо деревьев будет заглядывать много любопытных глаз. Кто не захочет попялиться на чудака, репутация которого закрепилась за мной? Для творчества такое докучливое внимание — самый большой враг. Поэтому я ни за что не соглашусь на это строительство.

В детстве я часто играл в амбаре, стоявшем на месте мастерской. Мне нравился царивший там полумрак. С малых лет я хорошо себя чувствую в закрытых пространствах, мне некомфортно за их пределами. Однако в мастерской не должно быть темно, поэтому я устроил в потолке два больших окна, чтобы дать доступ дневному свету. А чтобы никто ко мне не вломился, поставил прочные металлические решетки.

Решетки я приспособил и на остальные окна, устроил в мастерской туалет, умывальник. Амбар был двухэтажный; рабочие разобрали перекрытия, и получилось типа бунгало с высоким потолком.

Мастерские художников обычно так и устроены. Много воздуха в помещении, высокие потолки дают чувство свободы, вдохновляют творческие порывы. Когда работаешь над большой картиной, низкий потолок — делу не помощник. Конечно, работать можно и под низким потолком, но, бывает, нужно отойти подальше, чтобы взглянуть на свою работу со стороны. Так что лучше иметь помещение попросторнее.

Я очень люблю свою мастерскую. Поставил там железную кровать из военного госпиталя, решил там ночевать. Удобно, что кровать на колесиках — можно свободно передвигать ее куда захочу.

Мне нравятся высокие окна. Осенью, когда день переваливает за половину, солнце расцвечивает пол мастерской световыми пятнами, исчерченными полосками теней от оконных решеток. Падающие на оконное стекло сухие листья кажутся нотами, разбросанными по нотной тетради.

Я люблю смотреть на прорубленное высоко в стене окно; раньше оно было на втором этаже. При этом непроизвольно напеваю себе под нос любимые мелодии — «Остров Капри» или «Орхидею в лунном свете».

На первом этаже окна, выходящие на север и запад, упирались прямо в забор, поэтому я их закрасил, оставив то, что смотрит на южную сторону. Стена с закрашенными окнами стала казаться еще шире. Амбар построили, когда я был совсем маленьким; стены, сложенной из блоков вулканической пемзы, тогда еще не было. С восточной стороны мастерской находится входная дверь и пристройка с туалетом.

Вдоль стены с закрашенными окнами стоят одиннадцать картин, в которые я вложил всю душу. Все они относятся к циклу «Знаки Зодиака». Пока их одиннадцать, скоро должно быть готово двенадцатое полотно.

Сейчас я как раз работаю над Овном. Это труд всей моей жизни; как только я его закончу, тут же приступлю к созданию Азот. Увидев свое творение завершенным, запечатлев в глазах его образ, я могу покинуть этот мир.

А теперь немного о моих странствиях по Европе. Во Франции я познакомился с одной японкой. Ее звали Ясуэ Томигути.

Впервые я ступил на мощенные камнем мостовые Парижа в 1906 году. Я был молод и неутомим. Сейчас, наверное, все изменилось, но в то время у человека, приехавшего из Азии и едва говорившего по-французски, почти не было шансов встретить на парижских улицах соотечественника. От этого становилось тоскливо и одиноко. Бродя вечерами под ясным, подсвеченным луной небом Парижа, я ощущал себя единственным человеком на Земле.

Но постепенно я стал лучше говорить по-французски и привык к тому, что меня окружало. Было уже не так одиноко. А прогулки по Латинскому кварталу доставляли удовольствие.

Осень в Париже — замечательная пора. Мне нравилось, как шуршат под ногами опавшие листья, цвет которых прекрасно сочетался с серым гранитом мостовых.

В это время я открыл для себя Гюстава Моро. Помню металлическую табличку с номером «14» на доме на улице Ларошфуко^[9]. С тех пор Моро и Ван Гог стали моей духовной пищей.

Однажды осенним вечером, прогуливаясь по своему обычному маршруту, возле фонтана Медичи я повстречал Ясуэ Томигути. Погруженная в свои мысли, девушка стояла у фонтана, опершись о металлические перила. Росшие поблизости деревья уже потеряли всю листву и тянули острые ветви, напоминавшие кровеносные сосуды старика, к свинцово-белесому небу. В тот день как-то сразу похолодало, и было видно, что она, иностранка, чувствует себя в чужой стране очень неуютно.

Увидев девушку, которая могла оказаться моей соотечественницей, я шагнул к ней. Судя по робкому виду, японка. А может, из Китая?

Я уловил симпатию во взгляде девушки и обратился к ней на французском: «Похоже, зима началась». В Японии не принято так заговаривать с незнакомыми людьми, но когда говоришь на чужом языке, это придает смелости. Однако мой прием не сработал. Девушка с подавленным видом покачала головой и отвернулась, явно намереваясь уйти. Тогда я окликнул ее по-японски: «Кими ва Нихондзин дэс ка?»^[10] Она обернулась, на лице ее рисовалось облегчение. Мы поняли, что полюбили друг друга с первого взгляда.

С наступлением зимы у фонтана собирались торговцы каштанами. То там, то тут слышались их призывные голоса: “Chaud, chaud, marrons chauds!”^[11] Мы стали встречаться каждый день, два одиночества, заброшенные на чужбину, объедались каштанами.

Мы с Ясуэ родились в один год. Мой день рождения — в январе, ее — в конце ноября, то есть я почти на год старше. Она была из состоятельной семьи и приехала учиться живописи. Семья могла позволить себе ее причуды.

Мы вернулись в Японию вместе, когда мне исполнилось двадцать два года, а Ясуэ — двадцать один. Спустя несколько лет в Европе разразилась большая война — Первая мировая.

Мы продолжали встречаться в Токио, и я уже собирался сделать ей предложение, но здесь все пошло совсем не так, как в Париже, где мы были предоставлены сами себе. Ясуэ закружилась в компании друзей и знакомых. Угнаться за ней я не мог, и мы расстались, на какое-то время потеряли друг друга из вида. Потом до меня дошли слухи, что она вышла замуж.

В двадцать шесть я женился на Таэ. Она работала в магазине кимоно рядом с муниципальным колледжем (сейчас там Токийский муниципальный университет). Меня с ней в полушутку-полусерьез познакомил Ёсио. О серьезных отношениях я не думал, но как раз в тот год у меня умерла мать, мне было очень тяжело, и я решил жениться. Все равно на ком. К тому времени я уже получил наследство — родительский дом и землю — и был выгодной партией для Таэ.

По иронии судьбы не прошло и пары месяцев после нашей женитьбы, как я вдруг столкнулся на Гиндзе с Ясуэ. Она вела за руку ребенка. Ясуэ рассказала, что разошлась с мужем и держит на Гиндзе кафе-галерею. «Догадайся, как я ее назвала? Помнишь наше место?» — «Медичи?» — догадался я. — «Точно».

Я передал в галерею Ясуэ все свои картины, однако их почти не покупали. По ее совету мы устроили несколько моих выставок. То ли я оказался второсортным художником, то ли сказалось отсутствие регалий, к которым я не особенно стремился, но усилия наши результата не приносили. И еще я никак не мог толком написать свое резюме. Ясуэ навещала меня в мастерской, я писал там ее портреты и неизменно выставлял их в «Медичи».

Ясуэ родилась 27 ноября 1886 года под знаком Стрельца, ее сын — в 1909 году под знаком Тельца. При случае Ясуэ не упускала возможности намекнуть, что Хэйтаро — мой сын. Говорила вроде в шутку, хотя такое вполне могло быть — цифры сходились. Во всяком случае, первый иероглиф в имени мальчика — «хэй» — взят из моего имени. Если он в самом деле мой сын — это судьба.

В живописи я консерватор. Ставшие модными в последнее время Пикассо, Миро и прочие авангардисты мне не интересны. Мою душу питают только Ван Гог и Гюстав Моро.

Я вообще человек старомодный, но мне нравится искусство, в котором можно сразу почувствовать силу. Если в картине нет энергии, это не картина, а кусок холста, измазанный красками. В такой трактовке я могу понять и абстрактное искусство. Мне нравятся некоторые работы Пикассо или Фукаку Сумиэ^[12], отпечатывавшего на холсте человеческие тела.

Тем не менее я считаю, что без техники в искусстве делать нечего. Можно, конечно, бросать комья грязи в кирпичную стену, но гарантий, что получится лучше, чем у ребенка, нет никаких. У меня куда больше эмоций вызывают следы автомобильных шин, оставшиеся после аварии на дороге, чем творения какого-нибудь заурядного авангардиста. След от выброса мощной энергии, застывший на мостовой, пятна алой крови, будто просочившейся сквозь камень. Начертанные мелом белые тонкие линии, выглядящие совершенно неуместными на этом фоне. Здесь присутствуют все условия, необходимые для художественного произведения. Вот что после Ван Гона и Моро способно меня взволновать.

Все это так. Но, называя себя консерватором, я имел в виду другое. Вместе с живописью я люблю и скульптуру, но мне больше нравятся куклы, чем творения современных ваятелей. Какая-нибудь штуковина из проволоки, изображающая человека, годится только в металлолом. В общем, любой перекос в сторону авангарда вызывает у меня отторжение.

В молодости я встретил совершенно очаровательную женщину. Она стояла в витрине магазина одежды, находившегося недалеко от муниципального колледжа. Это была не настоящая женщина, а манекен. Я влюбился в нее по уши, каждый день приходил туда и долго глазел на нее. Когда по каким-то делам мне надо было в район привокзальной площади, я непременно норовил пройти мимо этого магазина — бывало, по пять-шесть раз за день, даже если приходилось делать большой крюк. Так продолжалось больше года. За это время я успел познакомиться со всем ее гардеробом — летними нарядами, зимними пальто, весенними платьями.

Мне очень хотелось заполучить манекен, но тогда я был еще почти ребенок, страшно всего стеснялся и так и не решился заглянуть в магазин. Да и денег у меня не было.

Я редко заходил в питейные заведения — мне не нравился стоявший там столбом табачный дым и громкие пьяные голоса, — но, несмотря на это, стал заглядывать в пивную под вывеской «Хурма». Объяснить это просто — в «Хурму» захаживал владелец мастерской, клиентом которой числился тот самый магазин с очаровавшей меня девушкой-манекеном.

Выпивка развязала мне язык, и я заговорил с этим человеком. Наше знакомство привело к тому, что он показал мне свою мастерскую. Токиэ (так я окрестил девушку в витрине) там, конечно, не оказалось, и среди готовых манекенов не нашлось ни одного, в ком содержалась хотя бы сотая часть ее очарования. Трудно объяснить словами, но была какая-то неуловимая разница между куклами из мастерской и Токиэ — то ли в чертах лица, то ли в фигуре. Тем не менее разница была очевидна. Разница качественная, все равно что между перстнем с жемчужиной и колечком из проволоки.

Итак, я стал называть ее про себя Токиэ — так звали популярную тогда актрису, а моя кукла была на нее немного похожа. Я влюбился без памяти. Лицо Токиэ все время стояло у меня перед глазами, и во сне, и наяву. Я посвящал ей стихи, начал писать по памяти ее портрет. Если подумать, не с этого ли я начался как художник?

По соседству с магазином стояла лавка, торговавшая шелком. К ней подъезжала повозка, и начиналась разгрузка. Делая вид, что наблюдаю за ней, я все время косился на Токиэ. Точка была очень удобная. Тонкие черты лица, жесткие на вид каштановые волосы, изящные хрупкие пальцы, стройная линия открытых от колен ног. С тех пор уже минуло тридцать лет, но я и сегодня живо помню лицо и фигуру Токиэ.

Как-то я увидел ее обнаженной. Стоявший в витрине за стеклом человек менял на ней одежду. Пережитый при виде этого зрелища шок я никогда больше не испытывал. Колени мои дрожали, я едва держался на ногах. Тогда вид женских половых органов, волос на лобке надолго потерял для меня интерес и привлекательность.

Жизнь бессчетное количество раз предоставляла мне возможность убедиться в том, какой глубокий след оставила в ней Токиэ, как много она во мне исковеркала. Я стал отдавать предпочтение женщинам с жесткими волосами. Меня также притягивали женщины глухонемые. И еще такие… как бы это сказать… когда можешь представить, как они замирают, как бы превращаются в растение.

Я лучше всех понимал, что подобное мировосприятие никак не стыкуется с моими художественными взглядами, о которых я уже говорил. Меня часто посещают странные мысли. Ярким проявлением моей эксцентричности является отношение к живописи: как одновременно с Ван Гогом и Моро могут нравиться художники совершенно другого направления? Не попадись Токиэ тогда мне на глаза, возможно, я смог бы выработать настоящий художественный вкус.

Таэ, моя первая жена, как раз и оказалась женщиной-растением, женщиной-куклой. Однако вторая моя натура, художника внутренней страсти, подсознательно требовала другой тип женщины — Масако.

Токиэ — моя первая любовь. 21 марта — я никогда не забуду этот день — она исчезла из витрины. Пришла весна. Кое-где уже распускалась сакура.

Потрясение, которое я пережил, не описать словами. Я чувствовал себя совершенно опустошенным, раздавленным и решил уехать в Европу. Почему в Европу? В Токиэ чувствовалась атмосфера французского фильма, который я тогда посмотрел, и мне пришла в голову фантазия: а вдруг я повстречаю во Франции женщину, похожую на Токиэ?

Спустя несколько лет, когда у меня родилась дочь, я дал ей имя Токико. Так вышло само собой, ведь она родилась 21 марта, в тот день, когда Токиэ убрали из витрины магазина. Я видел в этом загадочный знак судьбы.

У меня почти не было сомнений, что Токиэ тоже появилась на свет под знаком Овна. И я поверил: хоть мне и не удалось в свое время завоевать Токиэ, которую отгородили от меня стеклянной витриной, она все равно стала моей, приняв облик Токико. И я знал, что чем взрослее будет становиться дочь, тем больше она будет похожа на предмет моего обожания.

Вот только здоровье у нее подкачало…

Дойдя до этого места, я впервые почувствовал испуг. Токико — моя любимица, и мне хотелось, чтобы совершенным было не только ее лицо, но и тело. Эта мысль подсознательно одолевала меня.

Я действительно очень люблю Токико. Рожденные под знаком Овна отличаются живым нравом, но день рождения Токико пришелся между Марсом и Нептуном, которые соответственно являются планетами Овна и Рыб. А такие люди склонны к маниакально-депрессивным психозам. Когда на Токико накатывает депрессия, я думаю о ее слабом сердце, и душа сжимается от любви. И надо признаться, что в моем отношении к дочери есть нечто большее, чем просто отцовское чувство.

Дочери иногда позировали мне полуобнаженными. Я рисовал всех, кроме старшей, Кадзуэ, и дочек брата, Рэйко и Нобуё. Токико довольно худенькая, на правом боку у нее маленькая родинка. Глядя на нее, я думал: «Как было бы замечательно, если б она имела такое же идеальное тело, как лицо».

Нет, я не считал Токико тщедушной. Мне кажется, на Томоко, Рэйко и Нобуё, хотя дочерей брата раздетыми я не видел, мяса еще меньше. Но именно Токико в моем представлении должна была стать идеальной женщиной.

У меня две родные дочери — Токико и Юкико, так что в моем желании вряд ли можно усмотреть что-то противоестественное.

Мне неинтересно человеческое тело, отлитое в металле, но есть одно исключение. Несколько лет назад я снова побывал в Европе. Лувр не произвел на меня большого впечатления, и я отправился в Амстердам посмотреть выставку не известного публике скульптора Андре Мийо. Именно его, а не Ренуара, Пикассо, не говоря уже о Родене. Выставка буквально раздавила меня, после нее я целый год не мог взяться за кисть.

Творения Мийо можно назвать искусством смерти. Они были выставлены в заброшенном аквариуме.

На телеграфном столбе висел труп мужчины, на обочине валялись две мертвые женщины — мать и дочь. Они уже начали разлагаться, и в помещении стояла страшная вонь. (Конечно, трупы были не настоящие, но до меня это дошло только год спустя.)

Лица мертвецов были искажены ужасом, мышцы напряжены под воздействием мощной энергии агонии. Позы полных отвердевшей силы тел, застывших, будто замороженных, были переданы с тщательнейшей реалистичностью.

Объемность открывшейся передо мной картины, мягкость и гибкость линий заставили меня забыть о том, что тела выполнены из металла и в одном цвете.

Самой сильной работой в экспозиции была сцена утопления. Человека со скованными за спиной руками, обхватив за шею, топил в воде другой человек. Изо рта захлебывавшейся жертвы шли пузыри, тонкой цепочкой поднимавшиеся к поверхности. Действие происходило внутри ярко освещенного на фоне темного зала стеклянного бака и напоминало кадр из кинетоскопа.

Сцена выглядела абсолютно реальной. Она до сих пор стоит у меня перед глазами.

От увиденного я словно впал в ступор, из которого не мог выйти целый год. Я осознал, что мне с моими поверхностными работами никогда не достичь мастерства, с которым я познакомился в Амстердаме. И тогда я решил сотворить Азот. Только такое творение способно превзойти уровень Мийо.

Нужно беречься собак. Зал искусства смерти, который я посетил, был наполнен криками и воплями. Человеческое ухо не в состоянии уловить звук, частота которого превышает двадцать тысяч циклов в секунду^[13]. Там, в амстердамском аквариуме, йоркширский терьер, которого несла на руках шедшая передо мной женщина, поводя ушами, определенно слышал вопли, еще не ставшие звуками, и полные смертельной тоски пронзительные голоса частотой тридцать тысяч циклов.

Место, где будет создаваться Азот, следовало определить путем точных математических расчетов.

В принципе, этим местом могла быть моя мастерская, но если одновременно исчезнут сразу шесть девушек и начнется следствие, мастерская попадет под подозрение. Даже если б туда не полезла полиция, запросто могла зайти Масако. Для такого дела требовался другой дом. Место сотворения Азот. И я купил дом. В деревне, по сходной цене. Но поскольку после завершения работы и моей смерти эти записки могут оказаться в чужих руках, точное место я называть не буду. Достаточно сказать, что это префектура Ниигата.

Мои записки — что-то вроде приложения к Азот. Вместе с ней я должен оставить их в центре Японской империи. Они — часть Азот и сами по себе ничего не представляют. Части тел шести девушек, оставшиеся после того, как работа над Азот будет завершена, надо будет развезти по местам, связанным с созвездиями, под которыми девушки родились. Идеальными являются районы, где добываются руды металлов, имеющих отношение к этим созвездиям. То есть, например, территория, где добывают железо, принадлежит Тельцу и Скорпиону, золото — Льву, серебро — Раку, олово — Стрельцу и Рыбам.

Соответственно останки Токико надо доставить в место добычи железа, относящееся к Тельцу, Юкико — туда, где добывают серебряную руду (Рак), Рэйко — ртуть (Дева), Акико — железо (Скорпион), Нобуё — олово (Стрелец) и Томоко — свинец (Водолей). Как только все останки возвратятся по принадлежности, невиданный труд — создание Азот — будет окончательно завершен, и Азот обретет возможность в полной мере использовать заложенную в нее необыкновенную силу. Я должен целиком отдаться этой работе. Довести свою magnum opus до финала.

Для чего я решил создать Азот? Это не моя личная прихоть, рожденная увлечением европейской живописью. Разумеется, для меня Азот — вершина эстетического восприятия, самое заветное из всех моих желаний, моя система измерений. Однако я должен создать ее не для себя, а для будущего великой Японской империи. Наша страна творит историю, двигаясь по ошибочному пути. Наша историческая хронология испещрена искусственными морщинами. Сейчас Япония переживает невиданную деформацию. Приходит время оплачивать счета за промахи, которые совершались на протяжении двух тысячелетий. Один неверный шаг — и великая Японская империя может исчезнуть с лица земли. Кризис, в котором оказалась гибнущая страна, углубляется на глазах. И спасение ей принесет Азот.

Конечно, для меня она — воплощение прекрасного, моя богиня, мой демон. Символ магических практик, магический кристалл.

Если мысленно оглянуться на нашу двухтысячелетнюю историю, можно легко обнаружить персонаж, напоминающий Азот. Разумеется, это Химико^[14].

По европейской астрологии Японская империя принадлежит к созвездию Весы. Исходя из этого, японцы должны быть народом веселым и общительным, любящим праздники. Однако в результате господства корейцев и распространения конфуцианства, пришедшего в Японию из Китая, японский национальный характер изменился — люди стали очень сдержанными и в каком-то смысле лишились чувства радости бытия.

Потом Япония приняла буддизм, но не в его исконном виде, а в китайском варианте. Я считаю, что и иероглифическую письменность не надо было брать из Китая. Не стану распространяться на данную тему, это займет слишком много времени. Скажу лишь, что Японской империи следует вернуться к временам Яматай, когда управляла женщина-государь.

Япония — страна божеств. Подтверждение тому — род Мононобэ. А потом японцы отказались от древности, уважавшей и ценившей старинные обряды и молитвы, поддались на льстивые уговоры Сога^[15], увлекшихся иностранщиной, и стали почитать лишенное глубины буддийское учение. И расплата наступила, что наглядно демонстрирует дальнейший ход японской истории. А ведь Япония — страна, которой управляли богини.

Что касается национального характера, то у Японии очень много общего с великой Британской империей. Кодекс бусидо ближе всего по духу к традициям британского рыцарства.

Теперь, в отсутствие Химико, к спасению Японскую империю поведет Азот. Она должна стать в самом центре страны. А где он находится? Сейчас наше стандартное время определяется по меридиану, проходящему через город Акаси на 135° восточной долготы. Можно считать этот меридиан центральной линией, пересекающей Японию с севера на юг. Но это полная глупость. Настоящий центр Японской империи находится на 138°48’ восточной долготы.

Японский архипелаг напоминает очертаниями красиво изогнутый лук. Его края определить очень трудно. На северо-востоке он, очевидно, оканчивается островами Тисима^[16], граничащими с Камчаткой. Южной оконечностью принято считать остров Иводзима из группы островов Огасавара. И хотя остров Хатэрума из относящегося к Окинаве архипелага Сакисима расположен на более южной широте, Иводзима имеет более важное значение. Этот остров — наконечник стрелы, положенной в лук.

Японской империи покровительствуют Весы, в которых правит Венера, поэтому страну отличает подлинная красота. На карте мира не найти столь же красивой цепочки островов. Она напоминает мне стройную женскую фигуру.

Стрела, положенная на тетиву лука, — это протянувшийся к Тихому океану вулканический пояс Фудзи, а на конце стрелы сверкает драгоценный наконечник — Иводзима. Когда-нибудь японский народ поймет, какое большое значение для империи имеет этот остров.

Однажды эта стрела была выпущена. Миновав слева Австралию и далее мыс Горн, оставив в стороне Южный полюс, она попала в Бразилию, где живет больше всего иммигрантов из Японии. Дальше ее полет проходил бы над британскими владениями и азиатским материком, пока она не вернулась бы домой.

Я могу указать крайнюю северо-восточную точку Японского архипелага. Большая часть островов Тисима должна принадлежать Японии. Многие считают, что Парамушир и Онекотан тоже, но я думаю, что их близость к Камчатке и большие размеры являются достаточным основанием для того, чтобы отнести эти острова к континенту. Территорией Японии следует считать небольшие острова, начиная с Харимкотана, тянущиеся дальше на юг. Возможно, было бы справедливо разделить Тисима по линии, пролегающей между островами Расшуа и Кетой, но раз архипелаг с давних пор носит это название, бо́льшая его часть должна относиться к Японским островам. В противном случае нарушится равновесие с южными островами Окинава. Крошечные клочки суши, разбросанные далеко на севере и юге, напоминают кисточки, с двух концов украшающие плечи огромного лука. Этот лук — Японские острова — будто свешивается с расположенного рядом необъятного континента.

Координаты крайней восточной точки Харимкотана — 154°36’ восточной долготы, северной точки — 49°11’ северной широты.

Теперь двинемся на юго-западную оконечность. Крайний запад Японии — остров Ёнагуни. Самая западная точка находится на 123° восточной долготы.

Крайней южной точкой Японской империи, как я уже писал, считается остров Иводзима, однако это не точно. К юго-востоку от Ёнагуни лежит остров Хатэрума. Его южная оконечность расположена на 24°3’ северной широты, а крайняя точка Иводзимы на 24°43’.

Итак, линия, соединяющая крайнюю точку Харимкотана на востоке и Ёнагуни на западе, пролегает по 138°48’ восточной долготы. Это центральная ось Японской империи, которая проходит через оконечность полуострова Идзу и почти пополам рассекает равнину Ниигата.

Эта линия проходит также по горе Фудзи (138°44’ восточной долготы). Она имеет чрезвычайно большое значение для Японской империи и ее истории. Играя важную роль в прошлом, она будет играть ее и в будущем. Я наделен кое-каким даром предвидения, поэтому знаю, что говорю. Знаю наверняка.

Этот меридиан полон особого смысла. На его крайней северной точке находится гора Яхико, на которой воздвигнут синтоистский храм. Центр магической силы. Там должен находиться священный камень. Яхико, если можно так выразиться, — пуп Японии. С этим местом не считаться нельзя. От него зависит судьба страны. Гора Яхико — единственное место, где я хочу побывать до того, как покину этот мир. Обязательно поеду туда! Если не удастся и я умру раньше, пусть там побывают мои потомки. Я чувствую силу, которую несет в себе этот меридиан и особенно гора Яхико. Эта мистическая сила зовет меня.

На этой линии, рассекающей Японию пополам с юга, — цифры 4, 6 и 3. Если их сложить, получится число 13, любимое число дьявола. Место Азот — в самом центре 13…

Примечания

1

Цельс — римский философ второй половины II в. Помимо критики христианства известен трактатами о магии и чародействе.

2

Мк. 9:17–18.

3

Феномен «глобус истерикус» (ощущение спазма, комка в горле) в Средние века считался признаком одержимости, проявлением внутреннего зла.

4

Геката — древнегреческая богиня тьмы, всего таинственного, магии и колдовства.

5

Под этим именем автор, видимо, имеет в виду легендарного алхимика XI в. Джона Гарланда Англичанина, писавшего под разными псевдонимами.

6

Трактат III в. «Философские мнения и обличение на все ереси», рассматривающий, в частности, предания древней магии и астрологии как источник антихристианских ересей.

7

Пригород Токио.

8

Ок. 2000 кв. м.

9

В этом доме ныне расположен музей известного французского художника-символиста Г. Моро (1826–1898).

10

«Вы японка?» (япон.)

11

«Каштаны, каштаны, жареные каштаны!» (фр.)

12

Художник, созданный фантазией автора, видимо, навеянной творчеством французского художника-новатора Ива Кляйна (1928–1962).

13

Цикл — устаревшее наименование единицы измерения частоты периодических процессов, которая с 1960 г. измеряется в герцах.

14

Химико — правительница одного из первых японских раннегосударственных образований, страны Яматай, жившая в II–III вв. н. э.

15

Мононобэ и Сога — древнейшие японские фамилии. Роду Мононобэ традиция приписывает божественное происхождение.

16

Японское название Курильских островов, южную часть которых Япония считает своей территорией.