Тайны Кипеллена. Дело о благих намерениях

Смеклоф, 2021

Тяжела участь свежеиспеченного капитана Ночной стражи славного города Кипеллена – ни сна, ни отдыха. Дерзкое ограбление ставит все с ног на голову, старый друг преподносит сюрпризы, а вроде бы завершенное дело не дает покоя. А тут ещё неугомонная боевая подруга умудрилась ввязаться в неприятности. И ох как хочется переложить решение проблем на чужие плечи, да нельзя. Ну да ничего, где наша не пропадала!

Глава первая, в которой спокойной жизни приходит конец

Из записок Бальтазара Вилька, капитана Ночной Стражи

Не так давно я сетовал, что осень — паршивое время года. Так вот, панове, это ложь. Нет ничего хуже тягучей сырой приморской зимы, которая и в городе-то мерзкая до крайности, а уж на море и подавно.

И плавать по такой поре ещё противнее, чем ходить! Кто-то может поспорить, мол, шевелить ногами тяжелее — вязкий рыхлый снег и корявый лёд то ещё удовольствие, но пусть этому кому-то сначала подерёт ногу бешеный топляк, а уж потом мы вернёмся к вопросу основательно.

Благодаря Аланиному перстню я теперь могу вдоволь напиться лечебных снадобий и передвигаться без трости, но проклятая качка всё равно бередит старые раны и заставляет устало стискивать зубы. Да и старинный Зодчек, вылезающий из прибрежного тумана, не вызывает приятных воспоминаний. Разве что ностальгическую улыбку по развевающимся над оживлённой улицей панталонам моей живописки. Лучику света в тёмном царстве беспросветной жизни, которая стала немного светлее.

— Прибываем! Готовьтесь, панове! Вещички свои не забывайте! — разнёсся над палубой гулкий бас капитана, эхом расплескавшийся по морской глади.

— Порадуюсь, когда буду отбывать, — ворчливо буркнул я под нос.

Чайка спикировала за рыбой, чуть не задев мою голову. Дурной знак, когда «морской разбойник» вылетает у тебя из-за спины перед важным делом. После такого, святощусинские рыбаки обычно разворачивают судёнышки и убирают снасти — всё равно ничего путного ждать уже не приходится.

Да я и не ждал. Даже отсюда было видно чёрно-белый дилижанс Ночной стражи. Обычно в таких перевозят преступников, чтобы не пугали уголовным видом добропорядочных граждан Растии. Видимо, светить моей рожей перед зодчекскими обывателями Люсинда тоже не хотела.

С тех пор как она заняла капитанское кресло в Зодчеке, наши и без того не слишком тёплые отношения окончательно разладились. Проклятая она, что ли, эта должность? С прежним капитаном, Эдегеем, тоже ведь работа не складывалась. Надо проверить при случае, может, и впрямь темные чары.

Не успел ступить на пристань, а ко мне уже подскочил нервный бледный стражник.

— Пан Вильк, пан Вильк, нам надо спешить!

— И вам доброго дня! — недовольно буркнул я, стукнув тростью по дощатому настилу.

— Да, да, — он попытался ухватить меня за локоть, как, наверное, хватал попавших в его лапы злодеев, но вовремя одумался и отдёрнул затянутые в перчатки руки. — Панна капитанша очень занята. У неё на вас всего десять минут. У нас тут такое творится… Надо спешить!

Я заковылял к дилижансу, решив, что высказывать своё недовольство рядовому стражнику — дело недостойное. В конце концов, лучше накопить побольше яду и плюнуть им в Люсинду. Сегодня была моя очередь выполнять древние традиции Ночной стражи. «Молодые» капитаны обязаны поддерживать друг друга, всячески помогать и делиться опытом. О выполнении никому не нужных условностей мы договорились ещё месяц назад, и отводить на них всего лишь десять минут как минимум невежливо. Хотя у полутроллей свои правила этикета, людям с наскоку не разобраться.

Стражник чуть ли не бегал вокруг, пытаясь ускорить своей бестолковой суетой мой неторопливый шаг, а когда попытался запихать меня в дилижанс, пришлось предупредительно щёлкнуть перед его носом пальцами и вызвать иллюзорное пламя. Всё-таки хоть какую-то субординацию надо соблюдать. По его бледному лицу рассыпались сияющие искры, и он отскочил, задёргав головой.

— На козлах, на козлах поеду! — замахал руками мой недолгий сопровождающий.

Его мундир скрылся за фургоном, и я облегчённо выдохнул. И так слишком устал в последнее время, чтобы всю дорогу до Управления Ночной стражи подскакивать от его лихорадочных выкриков и неуместной суеты. Капитанская служба выпивала все соки. Да стоит ли жаловаться, когда сам выбрал такую работу? Пусть и хотелось иногда лечь и проспать сутки напролет.

Улицы Зодчека неуловимо изменились. Будто после переезда Люсинды город обтроллился: набрал мрачной болотной зелени, уныния и безнадёжности. За решётчатым окном дилижанса проплывали хмурые тени закутанных в тёплую одежду прохожих, слышались выкрики мальчишек-газетчиков, от которых долетали только обрывки заголовков:

— Алхимики всё сильнее прижимают купцов!

— Место магистра алхимической гильдии по-прежнему пустует!

— Найдено Белое зелье¹!

Последняя фраза заставила вздрогнуть. Будто снова спустился в заваленные мумифицированными трупами тайные подземелья Кипелленского музея. Слухи, конечно, ещё долго будут будоражить умы мошенников и фантазёров, но лучше взять на карандаш и пообщаться с тем бульварным писакой с глазу на глаз. Мало ли где он раздобыл сведения о Белом зелье. В таком деле лучше перестраховаться.

Подкатив к площади перед зодчекским Управлением Ночной стражи, дилижанс нервно задёргался и увяз в толпе.

— Пешком надо идти. Не успеем! — донёсся сквозь нарастающий гомон дрожащий голос нервного стражника.

Спорить было не с руки, да и сидеть за решётчатым окном дольше необходимого не хотелось. Лучше уж размять всё ещё ноющую после путешествия на баркасе ногу. Распахнув дверцу, я вылез на брусчатку и замер. Казалось, на площади собрались все жители Зодчека. Их глаза горели праведным огнём, а разгибающиеся в такт выкрикам руки побелели от напряжения.

— Долой произвол! Бессмертие для всех!

— Что происходит? — зашипел я, поймав нервного стражника.

— Они рехнулись, рехнулись! С утра ходили по улицам, а теперь вот добрались до площади!

— И чего хотят?

Говорить приходилось в самое ухо, иначе шум толпы перекрывал все звуки.

— Зелье какое-то…

Стражник задёргался сильнее прежнего, но я лишь сжал пальцы. Когда-то давным-давно в Кипеллене довелось видеть такое же помешательство. Один обозлённый алхимик, у которого студент-живописец увёл девчонку, подсыпал на кухню булочной, стоявшей у стен Школы, повторяй-порошок. Свежей выпечкой отравились не только учащиеся, но и половина преподавателей. Лопать местные булочки любили все без исключения. Правда, в тот раз за пристрастие к сладкому им пришлось расплачиваться не только монетами и круглыми животами. Бедняги бегали как чумные и выкрикивали, что хотят стать птицами и улететь в тёплые края. С такими же совершенно безумными глазами и желтушными пятнами, покрывшими лоб и щеки. А хуже всего было то, что распространялась эта дрянь как чума: один под действием зелья поднял крик, а сто других подхватили. И кто из этой толпы травленый, а кто просто дурак, ещё поди разбери.

Я присмотрелся к ближайшему молодчику, который так тряс рукой, что она уже должна была оторваться. Один в один. Те же гримасы, пожелтевшая морда и рваные, дёрганые движения.

— К чёрному ходу, быстро, — прорычал я, и подтолкнул нервного стражника в спину.

Мы обогнули обезумевшую толпу, продолжавшую требовать чудесного зелья, и заскочили в тёмный тупик позади управления. Пришлось долго стучать в тяжёлую железную дверь, прежде чем в открывшемся окошке показалось заспанное лицо часового.

— Что за шум, всех Пресветлых поразбудили, — недовольно промычал он, отпирая засов.

— На посту дрыхнешь! — рявкнул я и, оттолкнув его в сторону, бросился вперёд по коридору, сунув трость подмышку.

Нервный стражник едва за мной поспевал. Иногда, правда, приходилось останавливаться, чтобы спросить его, в какую сторону поворачивать.

Управление больше напоминало разворошённый улей. Служащие бегали туда-сюда безо всякого смысла и передавали друг другу нелепые слухи о штурме и погромах.

— Развели бардак, — заскрежетал зубами я и чуть не налетел на Люсинду.

Капитан Бряк зыркнула на меня своими водянистыми серыми глазищами и поморщилась.

— Явился, не замо́к, не запылился!

— У вас же там куць его знает что! Почему вы ничего не делаете?! — Хотелось встряхнуть её за богатырские, совсем не женские плечи, но я сдержался. — Надо оцепить площадь, пока отравленные вновь не разбрелись по городу.

— Вот только вашего мудрого совета мне и не хватало, капитан Вильк.

Её и без того большая голова как будто надулась. Даже кожа потемнела. Ещё пару мгновений — и пар из ушей пойдет. Пришлось подготовить подходящее заклятье, чтобы нейтрализовать её опасную самоуверенность, но она отступила в сторону и распахнула дверь кабинета.

— Посидите пока внутри. И не дай пресветлым богиням вмешаетесь. Посажу под замок…

— Капитана Ночной стражи?

— Здесь вам не Кипеллен! Здесь Зодчек! И командуете тут не вы! — Она отчеканивала каждое слово, будто пыталась забить дверь кабинета гвоздями и заколотить меня внутри.

Оставалось только гордо задрать подбородок и самоуверенно подчиниться. Традиции соблюдены, чем мог, тем поделился. А устраивать разборки при подчинённых дело недостойное. Иногда забываю, что проблемы могут решиться сами по себе, без моего участия. В конце концов, у Зодчека есть свой… своя капитанша, пусть она и разбирается, а мне пора воспользоваться освобождением от дара припоя и спокойно попить водички. А то во рту пересохло. Никак не привыкну, что могу жить как нормальный человек.

Под аккомпанемент командирских выкриков Люсинды я налил себе воды из стоящей на подносе хрустальной бутыли и задумчиво опустился в кресло. Привычно покрутил зачарованный перстень. Главное в этой поездке — выбрать подарок для Аланы. Моя жизнь изменилась, и напоминать себе об этом, а заодно хоть на пару минут забывать о давящей ответственности, помогало новое средство: «Искать плюсы во всём». Порой было очень тяжело, но отступать не в моих правилах. Дал слово — выполняй! Иначе и рот разевать нечего.

Отсалютовав стаканом портрету пресветлого князя на стене, я произнёс:

— Богато живёмо — сполна воду пьёмо. Из маленьких радостей жизнь состоит.

Пока Люсинда наводила порядок в своём Управлении, меня немного разморило в душном кабинете. Во время плавания подремать из-за ноги так и не удалось, зато теперь глаза слипались так, будто не спал трое суток. Привели в себя только настойчивые голоса.

— Подобное в вашей компетенции!

— Меня направили в Кипеллен, а не в Зодчек.

Дверь распахнулась, и вслед за Люсиндой в кабинет вошёл Габриэль Ремиц собственной персоной.

Я даже вскочил от переизбытка чувств. Не видел его с ареста брата.

— Габ!

— Совсем забыла, что это ваш приятель, Вильк. Зато теперь всё встало на свои места, — поморщилась капитанша и обрушилась в своё кресло, так что ножки из орехового дерева тяжко заскрипели.

Пока мы обнимались со старым другом, она продолжала ворчать и закончила свою обвинительную речь вопросом:

— От вас обоих будет хоть какая-то польза?

— Без анализа предположения строят только недалёкие студенты.

Хотелось поддержать Габриэля, но умалчивать о своём предположении тоже было нельзя:

— Похоже на повторяй-порошок, подобный случай имел место в Кипеллене около двенадцати лет назад.

Люсинда взглянула на Ремица, и тот нехотя кивнул.

— Сходство, безусловно, есть, но без взятия проб официальные заключения не выдаются.

— Ну, ещё бы, — проворчала капитанша. — Трибунал же только особливыми заклятиями интересуется, а дерьмо пусть расхлёбывает Ночная стража.

— Нам, видимо, пора, — встрял я, заметив на щеках Габриэля раздражённый румянец.

Раньше мой друг так быстро из себя не выходил. В академии его вообще считали непробиваемым. Ни одному студенту ни разу не удалось заставить его хотя бы повысить голос. Видимо, смерть брата и его чёрные дела нанесли больше вреда, чем мне казалось.

— Не задерживаю, — брюзгливо бросила Люсинда, закопавшись в бумаги на столе.

— Неужели ты вступил в Серый трибунал? — удивлённо спросил я, как только закрылась дверь.

— Так вышло, — вздохнул он. — Возвращаться к преподаванию не было никакого смысла, а мне очень вовремя поступило дельное предложение — вечно бездельничать не могу даже я.

Смешок вырвался сам собой.

— Ты? Да не притворяйся. Ты можешь бездельничать сколько угодно. Особенно если никто не видит…

— Уверен насчёт повторяй-порошка? — перебил Габриэль.

— Сам, что ли, забыл, как птицы собирались на юг? Тогда ещё Зелёный Гном чуть не спрыгнул с башни…

— Тысячу раз просил не называть уважаемого профессора травничества гномом. Знаешь же, как он обижается.

— А он и есть гном. Тем более, из Кипеллена меня не слышно, — отмахнулся я.

Ремиц наигранно вздохнул, словно оскорбление касалось самих Четырёх Пресветлых, но настаивать больше не стал, только добавил:

— Не помню.

— Зато я помню. Очень похоже.

Мы вышли из притихшего Управления через тот же чёрный ход, но прежде чем двинуться в купеческий квартал, подошли к зданию Трибунала. Величественный серый исполин размерами проигрывал только храму богинь. Его точёные башни торчали угрожающими пиками сказочных воинов-великанов, а узкие окна-бойницы напоминали острог, а не резиденцию магических следователей.

Габриэль, против моих ожиданий, не стал подниматься по ступеням к главным воротам, а остановился у серой стены, быстро черкнул несколько строк в записке, сложил её конвертом и подкинул. Дунувший снизу поток подхватил послание и потащил к крыше Трибунала. Мой рот сам открылся от удивления: под карнизом, звеня переливающимися крыльями, носились крошечные на таком расстоянии феи. Одна из них сцапала записку и унесла на чердак.

— Что это? — сглотнув, спросил я.

— Помощницы, — усмехнулся Ремиц. — Всё ещё побаиваешься их?

— Нисколько.

— Ну ладно, ладно. Расскажи лучше, как вы уживаетесь? Девчонка ещё не заставила тебя задерживаться на работе до утра, только чтобы не возвращаться домой?

— Пока держусь, — припомнив последний неприятный разговор о Тролльем рынке, сознался я.

Мы отошли от Трибунала на достаточное расстояние, чтобы от мерзкого шелеста мелких крыльев не звенело в ушах.

— Заколдуй её, и все дела, — ехидно хмыкнул Габриэль, на мгновение превратившись в себя прежнего.

Я чуть не брякнул, что лучше попрошу у него синей пудры, но вовремя одумался и потащил его в ювелирную лавку.

— Лучше помоги мне выбрать ей подарок. Твой отличный вкус будет как нельзя кстати.

Габриэль пожал плечами, но к прилавку всё же подошёл. Скучающим взглядом обвёл полки, чуть задержался на седом продавце и остановился на собственных руках.

Ювелир явно оценил его фокус.

— Желаете что-то особенное?

— Непременно, — подтвердил Ремиц. — Любовь моего друга обладает изысканным художественным вкусом и достойна особого подношения. У вас есть что-то такое, что сможет пленить сердце образованной красавицы?

Я лишь согласно закивал. А ювелир провёл пальцами по щекам, прижав пышные бакенбарды, и задумался. У него наверняка были припасены особые вещицы, но вот так сходу показывать их незнакомым покупателям он не спешил.

— Неужели ничем не порадуете притязательную панну? — надул губы Габриэль.

Подыгрывая ему, я сложил руки на груди, уже почти решив перебираться в другую лавку, когда ювелир, прищурившись, нагнулся вперёд.

— Позвольте вашу руку, — попросил он.

Пришлось подать.

— Во имя всех Пресветлых будьте счастливы, — насмешливо пробормотал Ремиц. — Теперь вы можете обменяться кольцами…

— Это чудо! — оторвавшись от моих пальцев, заголосил ювелир. — Кажется, мне удастся порадовать вашу панну.

Он юркнул в низкую дверь за прилавком и вскоре выскочил обратно со шкатулкой из тёмного дерева. От неё расходилась энергия защитных чар. Опасные невидимые субстанции кольцами, похожими на змеиные тела, сдавливали крышку. И горе тому скудоумному грабителю, который решится проверить, что за богатство скрывается внутри.

— Завораживает, — всё ещё улыбаясь, заметил Габриэль.

Ювелир кивнул и, сделав замысловатые пассы под дном шкатулки, распахнул её. На чёрной шёлковой подушке лежал перстень. Точно такой же, как у меня, только меньшего размера.

— Старинная вещица, не новодел. Работы того же мастера, что и ваш. Ручаюсь, — произнес хозяин лавки. — Если присмотритесь, то видно, что этот чудный экземпляр сделан для милой панны. Они истинная пара, созданная мастером для влюблённых людей.

— С чего вы взяли? — поинтересовался Ремиц. — Может быть, ваш пресловутый мастер сделал их в подарок своим родителям?

— Сразу видно, что в отличие от панны с изысканным художественным вкусом, вы таковым не обладаете, — нахмурившись, ответил ювелир. — Изящество изделия всегда характеризует чувства мастера. Родителям такие перстни не дарят. Тут связь другого рода. Так вы будете брать или хотите и дальше отнимать моё время?

— А что, за нами выстроилась очередь? — недоумённо оглянулся Габриэль.

— Может быть, желаете продать своё?

Я убрал руку.

— Нет. Сколько вы хотите?

— Триста левков.

— Мы что, покупаем княжеский перстень? — удивился Ремиц.

— Простите, пан, но покупатель же не вы? Вот и не мешайте!

Ювелир даже чуть прикрыл крышку шкатулки, как бы показывая, что предложение ограничено по времени.

— Сто, — прищурился Габ, — и то от больших щедрот.

— Шутите, да никогда!

— Идём, — Габриэль потянул меня за рукав. — Явно же, что у пана не все дома. Триста левков за безделушку, не стоящую и сотни!

Но прислушаться к мудрому совету в тот день мне было недосуг. В итоге я даже не заметил, как снова оказался на улице, только со свёртком в руках.

— Не примечал раньше в тебе такой безумной расточительности, — ухмыляясь, нараспев протянул Габриэль.

— Нам сделали скидку, — проворчал я.

— Жалкие пятьдесят левков? Это не скидка, а милостыня. Ты, верно, сошёл с ума, что начал раскидываться такими деньжищами. Или на капитанской должности так много платят?

— Поменьше, чем в Сером трибунале.

— Много ты знаешь, — отмахнулся Ремиц. — В Трибунале работают за идею. Мир спасают. Какие уж там деньги…

«То-то у вас феи на довольствии», — едва не брякнул я, припоминая всем известную тягу крылатого народца к блестящим камешкам. Эти мелкие пакостницы соглашались работать только за самоцветы.

–…хотя, конечно, жалованье присутствует, — продолжал разглагольствовать Ремиц, — в качестве утешения за невзгоды. И мне, видимо, придётся им воспользоваться, чтобы накормить легкомысленного транжиру обедом. Ты же наверняка отдал этому седому бандиту всё, что было в кошельке?

Пришлось кивнуть.

— Что и требовалось доказать. Любовь зла, слепа и чрезвычайно глупа. Идём!

До отправления судна в Кипеллен оставалось ещё около двух часов, так что мы действительно успевали отобедать.

Когда Габриэль увидел в моих руках бокал вина, насмешливые морщинки у его глаз разгладились.

— Неужели? — настороженно протянул он.

Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке.

— Благодаря этому перстню и способностям Аланы. Так что моя безумная расточительность не так уж и безумна.

— Вынужден согласиться. И как тебе новая жизнь?

— Прекрасно, — отхлебнув вина, заметил я.

Ремиц кивнул.

— Искренне рад.

— Обо мне ты теперь знаешь всё, а как твои дела?

— Так же, всё так же, — пожал плечами Габриэль. — С того паршивого дня мало что изменилось. Поменял преподавательское кресло на дознавательское, а в остальном всё одно. Любовей не заводил. Деньгами не раскидывался. Ничего интересного. Меня даже никто ни разу не вылечил от мучительного дара.

Он разрезал заказанное жаркое и начал медленно жевать, но мне не терпелось задать главный вопрос.

— Вернуться не хочешь?

— Куда? В сырой, холодный городишко, заваленный трупами по вине моего брата? Нет, что-то не хочется. Правда, — Ремиц прочистил горло, — на пару недель заехать придётся. Меня отправили разобраться в одном щепетильном деле. Деталей сообщить не могу, в Трибунале не любят выносить сор из избы, тем более, когда замешаны столь влиятельные персоны.

Я кивнул.

— Если нужна помощь, Управление в твоём распоряжении. Поплывёшь вместе со мной?

— Непременно. Иначе тебе даже за билет заплатить будет нечем.

Спорить было бессмысленно. Поэтому пришлось поковыряться в бифштексе и похрустеть зелёным салатом с жареным картофелем. Соусы в Зодчеке делали неплохие, а вот остальная часть блюд оставляла желать лучшего. Поэтому моё предпочтение оставалось за тем, чего я так долго был лишён. Вино, напротив, отличалось терпким ароматом и богатым послевкусием. Такое можно смаковать часами, и не надоест. Только будет раскрываться с новой стороны.

— Вижу, ты и правда живёшь по-другому, — доев жаркое, ухмыльнулся Ремиц.

— А ты нет? Слишком любишь свою драгоценную загадочность?

Габриэль эффектно приподнял бровь.

— В чём ты подозреваешь меня на этот раз?

Отставив на время бокал, я задал ещё один мучивший вопрос.

— В том, что хочешь найти виновника смерти своего брата, которого до сих пор не нашли.

Ремиц невозмутимо вытер рот салфеткой и встал.

— Нет, — он задумчиво посмотрел на меня и предложил: — Времени у нас с избытком, так что предлагаю пройтись до пристани пешком. Знаешь, на Янском архипелаге считают, что после обильного приёма пищи надо сделать не менее тысячи шагов. Тогда пища лучше переварится, а сам человек станет бодрее и собраннее. Проверим?

Габриэль расплатился, и мы вышли на улицу.

Над домами плыли серые, тяжелые тучи. Цеплялись мохнатыми брюхами за шпили и проливались мелким дождём.

— Прекрасная погода для прогулок.

— Согласен, — кивнул Ремиц, словно не заметив моего сарказма, и пошёл в сторону пристани. — У меня мало близких людей. Как ты верно заметил, моя загадочность и эксцентричность не позволяют кому бы то ни было сближаться со мной. Да я и сам не тороплюсь разрушать эту уютную стену. Признаюсь, за ней очень удобно. В её тени у меня стоит кресло и всегда накрыт маленький столик с закусками. Там в стеллажах мои любимые книги, штатив с горелкой, колбы, реактивы. В общем, всё то, что ценно в славной земной юдоли. Недостает только одного…

Его голос сел.

Редкие прохожие, будто почуяв неладное, перешли на другую сторону улицы. А самые тёмные тучи спустились и сгустились над нашими головами. Не хватало только колдовского грома и молний Полуночной бездны. Такие обычно рисуют на старинных гравюрах с обрядами чёрной магии.

–…свежего воздуха, — закончил мысль Габриэль. — За стеной он очень затхлый, а временами даже зловонный. Поэтому я разобрал её на время, ношу с собою кирпичи и гуляю, чтобы надышаться впрок. Прежде чем залезу обратно за свою милую стену, предпочитаю вдохнуть всё, что смогу. Если перепадёт немного ядовитых испарений мести, буду не против. Они сделают моё существование немного интереснее. Но посвящать всё своё будущее попыткам изменить прошлое не собираюсь. Месть — это жалкое копошение в том, что уже прошло.

Он замолчал, но окончательно убедить меня в том, что не станет нарочно искать виновного в смерти Гжеся, так и не смог. Слишком давно его знаю, чтобы поверить в витиеватые россказни.

Город немного притих. Видимо, Люсинде всё же удалось навести порядок. По крайней мере, до самой пристани мы не встретили ни одного безумца с горящими глазами. Только пару мрачных посыльных и одного деловитого купца. А вот на набережной за нами пристроился странный тип в огромном султанешском тюрбане.

–Что за огородное пугало тащится за нами уже два квартала? — с легким раздражением заметил я, оглядываясь на странно разодетого пана. Как по мне, так в нашу зиму в рыбацком бушлате ходить надо, а не в подбитом мехом шелковом халате с золотой канителью. Мохнатый, расшитый золотом подол уже собрал на себя всю грязь с мостовой.

— Наверное, прознал, каким чудесным перстнем ты разжился, — не преминул поддеть Ремиц. — И хочет прикупить для своей сто тринадцатой жены.

— Или желает записаться в Трибунал, — не остался в долгу я.

Тип в тюрбане, сообразив, что его заметили, с удвоенной прытью устремился к нам, путаясь в промокших полах халата.

Габриэль остановился, обернулся к пышному пану и строго спросил:

— У вас какое-то дело?

Незнакомец поклонился.

— Чело господи-ина выражает грусть и тревогу, — начал он со странным тягучим акцентом. — Если позволите погадать вам, сниму сомнения в будущем. Вы остановились на развилке и не знаете, какую дорогу выбрать.

Ремиц надменно усмехнулся:

— Это, видимо, по твою душу, мой дорогой друг, — хмыкнул Габ, недвусмысленно косясь в мою сторону.

— Нет-нет, — замахал руками незнакомец, так что затряслись тяжёлые золотые кольца в его ушах и запрыгали чёрные кудряшки волос. — Я обращаюсь именно к вам, господи-ин. На вашем челе печать сомнений.

На этот раз пришла моя очередь улыбаться, а Габриэль усиленно потёр лоб.

— Больше нет?

— Вы шутите, но в душе у вас не смешно, — продолжал настаивать незнакомец.

— А вы в этом разбираетесь?

— Довольно хорошо. Моя имя гремит по всему Султанешу и Гардару, а теперь и Растии. Даже пресветлый князь Жадомир Яломский удостоил меня аудиенции, возжелав узнать тайны звёзд и планет. Я есть Ибрагар Калиострович, потомственный ясновидящий всех двенадцати домов ночи, дня и мистических сумерек. Освещённый печатью благости и чести Четырёх Пресветлых богинь.

— Тогда другое дело, — закивал Ремиц и, повернувшись, пошёл прежней дорогой.

Ибрагар Калиострович семенил следом за нами до самой пристани, но новых предложений о гадании не делал. Только горестно вздыхал и тихо, но так, чтобы мы слышали, просил прощения у всех святых-заступников. Причитал, что желал нам только добра. А когда мы предъявили билеты и взошли на борт, забрался следом за нами.

— Видишь, мой выбор уже сделан, — бросил Габриэль.

— Ещё нет, — замотал головой странный человек в тюрбане. — Но очень скоро вам придётся на него решиться.

Он гордо подобрал полы длинного чёрного одеяния, расшитого звёздами и магическими животными, и пошёл к пассажирским местам, а трое служек начали загружать его тюки и сундуки.

— Может стоило погадать? — пошутил я.

Ремиц покачал головой.

— Меньше знаешь — крепче спишь. Не знаю как ты, а я очень хочу погрузиться в царство сновидений. Признаться, давно в нём не бывал и порядком соскучился. Так что собираюсь отправиться туда как можно скорее.

— С радостью бы составил компанию, но моя нога не переносит качку.

Габриэль пожал плечами и ушёл, бросив на прощанье, что будить его можно только у берегов Кипеллена. Я же снова остался один и достал купленный для Аланы перстень. Застывшее глубоко в металле тепло притягивало. Безусловно, такая необычная вещица, истинная пара, созданная мастером для влюблённых людей, должна прийтись моей живописке по душе.

Из рассказа Аланы де Керси, хозяйки книжной лавки «У моста»

Тяжёлая ляда с противным сырым чавканьем захлопнулась за моей спиной, оставив в кромешной и промозглой темноте. Снизу тянуло гнилой картошкой и сырой штукатуркой. На нос ляпнулась здоровенная капля, и я сдавленно пискнула от испуга, поспешно зажав рот ладонью. Не хватало, чтобы меня услышали крысолаки, в чьи охотничьи угодья пришлось забраться. И обычные мыши-то — жуткая мерзость, а тут здоровенная чешуйчатая крысища! Да ещё и ядовитая… бр-р.

Низкий потолок давил на голову. Влажные скользкие кирпичи холодили и без того озябшие руки. Сюртук напрочь отсырел, в ботинках противно чавкало, а промокший шерстяной шарф больше раздражал, чем грел.

Терпеть не могу кипелленскую зиму! То льёт, то сыплет, а порой и валит, но потом снова льёт. Никакой обуви не напасёшься на эту мокрядь! И здоровья тоже. Стоило грудню-месяцу вступить в свои права, как у некой Аланы де Керси мигом захлюпало в носу и запершило в горле. Пришлось срочно запасаться мерзкими клюквенными леденцами и горчичниками. Ничто другое попросту не брало.

Задумавшись о превратностях погоды, я перестала осторожничать и чуть не загремела вниз по крутой скользкой лестнице, но вовремя растопырила руки и упёрлась во влажный камень, поросший склизкой рыхлой плесенью. Из-под ног с хриплым писком вниз ломанулась какая-то тварь. Крысолак это был или нет, куць его разберёт. Ботинок не прокусил, и слава богиням.

Страх липким холодом растёкся по спине. Ф-фу… Лишь когда предательская дрожь в коленях утихла, я решилась продолжить спуск. Под подошвами пару раз что-то хрустнуло. Рука машинально потянулась к карману за алхимическим светляком. Нет! Знать не желаю, что там такое! А светляк ещё внизу пригодится.

Да когда же закончатся эти куцьи ступеньки?! Помнится, раньше лестница была короче… Или за давностью лет всё уже позабылось? Или вообще ошиблась подвалом…

Лестница неожиданно оборвалась, и я едва не поцеловалась со стеной. Из темноты вынырнула каменная щербатая харя и чуть не оттяпала мне нос, звучно щёлкнув зубами.

— Ыть! — сдавленно крякнула я, шарахнувшись назад, и с размаху уселась на ступеньки.

Впереди раздавалось приглушённое недовольное ворчание и скрежет камня о камень.

Кое-как нащупав в кармане светляк, выудила его наружу и потрясла. Светильное зелье никак не хотело разгораться. То ли сыро ему было, то ли холодно. Но в конце концов оно согласилось на мои уговоры, и кромешный мрак чуть отступил, рассеянный тусклым мертвенным светом.

Со стены мрачно скалился пастями умрявов старинный барельеф. Стражи Полуночной бездны, запечатлённые в камне каким-то свихнувшимся мастером-живописцем, недовольно ворчали и толкались, разбуженные моим внезапным появлением. Тела чудовищ, сплетённые резцом в замысловатый узел, скрежетали и тёрлись друг о друга, змеились по камню, тщётно пытаясь вырваться на волю.

Хвала Четырём Пресветлым, узел не давал им свеситься с барельефа настолько, чтобы оттяпать мне голову, но кто сказал, что они не пытались?

Сунув руку в карман, я выудила отсыревший клочок бумаги, мелок и обречённо вздохнула: начертательная магия — моё проклятие. Так и не научилась выводить все эти закорючки без шпаргалок.

Стараясь не подлезать слишком близко к плотоядным мордам, ваша покорная слуга спешно перечерчивала ключ с бумажки на стену. Вообще-то, попасть на Троллий рынок можно и не разгуливая по сырым подвалам, рискуя подхватить лихорадку или превратиться в крысолачий ужин. Но зачем искать лишние приключения, когда есть проверенный ход? Тем более, что иные лазейки требовали либо полноценной магии, либо хорошего проводника. И если с первым у меня ещё было так-сяк, то со вторым оказалось совсем туго. Румпель занят. Вильк, прознав о моих намерениях, устроил выволочку, строго-настрого запретив соваться на Троллий рынок. А Дельку я сама не хотела втягивать, памятуя, чем закончилась вылазка во время учебы.

Но бизнес требовал жертв. А Врочек пилил меня хуже злобной карги, требуя быстрее наладить ослабевшие после его гибели² связи. Посему поход в недра Кипеллена пришлось подгадывать на отсутствие Балта в городе — пан магистр, а нынче ещё и капитан Ночной Стражи изволил поутру отбыть в Зодчек по делам Управления. И не приведи все четыре богини ему узнать о моих похождениях. Боюсь, тогда не спасёт даже столь любимое: «Так ведь обошлось же!».

Покончив с узором, отступила на шаг и активировала линии. Барельеф, всё это время неприветливо скалившийся и шипевший, пошёл трещинами и разъехался в стороны, открывая проход. Не успели стенки полностью разойтись, как тут же пошли обратно. Всё-таки где-то ошиблась. Куцева начерталка! Но исправлять было поздно. А-а, пан или пропал!

Я с писком ринулась в закрывающуюся щель. Каменные зубищи лязгнули совсем близко, волосы больно дёрнуло. Краем глаза успела заметить, как умряв злобно потрясает моим картузом, трепля им во все стороны. Под злобное рычание проход за спиной сомкнулся. Всё! Первая часть задуманного безобразия прошла почти без жертв. Ну, здравствуй, Троллий рынок!

Изнанка Кипеллена открылась во всём своём мрачном великолепии. Длинные галереи пьяными змеями спускались вниз, превращая нутро города в эдакий слоёный пирог, где чем глубже, тем страшнее. И если на первом уровне, помимо прочего, можно разжиться вполне законными вещицами, добытыми ночным промыслом, то на последнем — третьем — запросто завладеть не только мруном, но и чёрной душой создавшего его некроманта, были бы деньги и желание.

Опорные колонны чёрными спицами пронизывали Троллий рынок сверху донизу. Сводчатый потолок терялся во мраке, а галереи тускло мерцали масляными фонарями, алхимическими склянками и подземными грибами.

На верхнем ярусе шумели. Разношёрстная толпа толкалась у лотков с готовящейся на углях едой разной степени съедобности, накачивалась кишковыворотным пивом, которое продавец-цверг черпал ковшом прямо из бочки, и толпилась возле барахла, разложенного для продажи прямо на полу.

Торговцы посолиднее расползлись по комнатушкам, штрекам и зальчикам, развесив у входов корявые вывески.

Среди гор хлама сновали деловитые кобольды, щерясь на неуклюжих прохожих широкими передними резцами, передавая послания и торгуя из-под засаленных пол кафтанов и фартуков светильным эликсиром, мелкими самоцветами и синим мхом — в малых дозах отличным успокоительным средством, а в больших — дурью от которой ехала крыша.

Посередине галерея расширялась настолько, что превращалась в площадку, уставленную загородками с живностью: от вполне легальных ездовых тритонов до совсем уж незаконных кикимор. Именно здесь мы с Делькой семь лет назад украли фею у фееторговца. Я услышала приглушённый писк и завертела головой: похоже, фееторговля по-прежнему процветает…

Откуда-то сбоку раздалось злобное шипение и раздражённое перещёлкивание.

Ого! Ну, что я говорила! Живность на любой вкус. Интересно, как сюда протащили змеюбря? Да ещё и не одного — в центральной загородке топталось с полдюжины чешуйчатых тварей. Вот это уже точно ни в какие ворота… Отлов и продажа тварей в Растии запрещены и караются десятком лет каторги, а о том, чтобы провести змеюбрей в город, и речи быть не может. Нервные, агрессивные, злобные твари, вырвавшись из загородки, могут натворить в галереях рынка таких дел — черпаком не расхлебаешь! Очень надеюсь, что предприимчивые дельцы не поскупились на магический контур, иначе худо им придется, если чудовища взбрыкнут.

Врочек, выпроваживая меня «на дело», долго втолковывал, куда следует отправиться на галерее, чтобы не стоять столбом, разинув рот, и не спрашивать дорогу у местных обитателей, привлекая ненужное внимание к своей кудрявой персоне. Потоптавшись ещё немного, я наконец-то заметила криво приколоченную шильду с раскрытым фолиантом и устремилась туда.

В маленьком полутёмном зальчике шумели покупатели. Кобольд, восседавший за высокой стойкой, размахивал сухими тонкими лапами, призывая разошедшихся клиентов к порядку. Видно, торги разгорелись нешуточные. Но мой кошель, спрятанный под одеждой, оттягивала сотня левков. А значит, пара книг точно будет моей, если найду что выбрать.

— Посторонись, нищебродство! — зычно раздалось над моей головой, заставив шарахнуться в сторону.

В зал протискивалась крикливая тётка изрядных объёмов и гренадерского роста. Жидкие чёрные волосы, зачёсанные в кокон на макушке, делали её ещё выше. Следом за ней на тонких кривых ногах семенили два карлика. Внеся свои пышные, обтянутые ярко-малиновым бархатным платьем телеса в зал, она остановилась и пристально оглядела присутствующих поросячьими глазками-буравчиками, над которыми хмурились насурьмлённые бровки-ниточки. Уверена, что её нос-картошка, теряющийся среди толстых нарумяненных щёк, плотоядно принюхивался.

Внутри сразу стало тесно.

Я мысленно застонала. Ну отчего мне везёт, как утопленнице?! Надо же было именно сегодня нарваться на конкурентку. Пани Кукусильда Пыщанская, известная в Кипеллене купчиха, ко всему прочему держала ещё и большую книжную лавку, самую популярную в городе. Уж не знаю, чем старик Франц, на дух не выносивший купеческую братию, насолил конкретно ей, но «У моста» была Кукусильде как кость в горле.

Пока лавка принадлежала Врочеку, пани Пыщанская обламывалась об ершистого старика, но когда хозяйкой стала я, с тройной силой пыталась прибрать нас к рукам. И если бы не Вильк с Румпелем, ваша покорная слуга давно бы лишилась и жилья, и дела.

— Что, де Керси, пришла последние медяки тратить? — хохотнула она, разглядев наконец, кому приказывала посторониться. — Не надумала ещё продать свою шарашку?

— Нет!

— Ну, гляди, досидишься, ломаного гроша не дам!

— Да ради четырёх пресветлых, только порадуюсь, — буркнула я, пробираясь к разложенным на грубо сколоченных полках книгам.

— Так заберу, — крикнула мне в спину Кукусильда.

«Угу, как же, подавишься!» — подумала ваша покорная слуга, прикидывая, как бы ещё обезопасить лавку от этой мегеры; и тут заметила небольшой томик, лежащий на стойке кобольда особняком. Этой маленькой прелести определенно не хватало красной бархатной подушки с кистями. Даже с моего места было видно, что обложка обтянута телячьей кожей фарницийской выделки, — только там добивались такого красивого рубинового цвета при покраске. А к медным уголкам и застёжкам, бьюсь об заклад на свой контракт со Скворцонни, точно приложили руку мастера Из-под Холмов, а уж тёмных или светлых, надо ближе смотреть. Но больше всего меня сейчас заботило содержание! Если эта кроха оригинал, готова оставить здесь всю сотню сразу! Выдернув с полок ещё пару интересных томов (на редкий старинный травник я нацеливалась сразу, в подарок Балту к празднику Конца года), усердно заработала локтями, проталкиваясь к стойке.

Добравшись, плюхнула перед кобольдом-продавцом отобранные книги, а сверху — привлекшую меня малютку. С другого конца стойки тут же подплыла Кукусильда. Сопровождавший её карлик тащил перед собой стопку книг едва ли не больше своего роста.

— Йохт! — пророкотала она, нависнув над кобольдом. — Заверни! — И тут её глазки-буравчики упёрлись в меня и мои книги. — И это тоже! — не терпящим пререканий тоном приказала она, — у нашей бедной девочки всё равно не хватит денег, так зачем расстраивать крошку, пусть лучше петушка на палочке купит, — Пыщанская оскалилась не хуже крокодила.

От такой наглости у меня кровь прилила к щекам.

— Ещё как хватит! — наконец выдавила я.

Вышло пискляво и неубедительно. Руки лихорадочно зашарили под сюртуком в поисках кошеля. Сейчас покажу тебе бедную девочку, кошёлка драная!

Куць меня за ногу…

Денег не было.

Видно, перемена настолько явно отразилась на моём лице, что Кукусильда довольно заухмылялась. К ней присеменил второй карлик и сунул в руки сверток с моим кошелём.

— Да вы, да… Это же моё!

Я кинулась на Пыщанскую, но меня по незаметному кивку кобольда тут же скрутил охранник. И, не обращая внимания на возмущённые вопли и отчаянные пинки, вышвырнул обратно на галерею. Я шлёпнулась на зад, не зная, реветь от обиды или рычать от злости.

Р-р-резец мне в стило!

Из зала выплыла Кукусильда. Карлики тащили за ней куплено-отобранные книги. Купчиха подбрасывала на ладони мой кошель. Проходя мимо, она приостановилась и, вытянув из него монетку, кинула мне под ноги.

— На леденец хватит, — осклабилась тётка и, виляя необъятной задницей, скрылась в рыночной толчее.

У-у-у-у, злыдня! Да чтоб тебя перевернуло и подбросило! Чтоб ни один покупатель за год не зашёл, а если зашёл, так не расплатился! Чтоб тебе ни в одно платье не влезть, чтоб… чтоб…

Яростных пожеланий было так много, что мозг не успевал додумать их до конца. Это же надо так вляпаться! Прав был Бальтазар, не стоило сюда соваться… Ну ничего, отольются кошке мышкины слёзки. Вот как пролезу в её лавку, а ещё лучше в дом, как понарисую художеств на стенах несмываемой краской!!! Да таких, чтоб по ночам светились! Или пикси приважу, пусть разнесут всё внутри!

Я поднялась, потирая отшибленный копчик, сунула в карман брошенные конкуренткой деньги. Нечего разбрасываться, ещё пригодятся. Привратника там подкупить, когда в дом к ней лезть буду, или… Богини! Что я несу? Какого привратника? Это раньше можно было очертя голову творить что попало. Невольно фыркнула, вспоминая взлом Бальтазарова стола и явление бравого чародея в полотенце. А теперь — нет. Нынче я почтенная деловая панна, значит, и месть следует продумать в том же духе.

В животе голодно заурчало. Но вблизи меня торговали лишь жареными пирожками, чей тошнотворный запах отбивал всякую охоту к еде. Ну, разве что с ежевикой был более или менее съедобен. На нём и остановилась.

Бредя по рынку и неэстетично облизывая жирные пальцы, измазанные в ежевичном варенье, я настолько погрузилась в мрачные мысли и планы мести противной купчихе, что даже не смотрела по сторонам. Долго так продолжаться не могло. Конечно, ваша покорная слуга тут же на кого-то налетела.

— Эй, де Керси! Ты хоть иногда под ноги смотришь?! Идёшь, как в воду опущенная, — возмущённо замахал передо мной руками Конрад Мыш, недоброй памяти маг-образумленец, всучивший нам очумелый диван, до полусмерти перепугавшего Врочека и порвавшего штаны Вильку. — Или ты после потопа в таверне такая пришибленная?! — он визгливо расхохотался собственной дурацкой шутке.

Честное слово, лучше бы ему не вспоминать про безобразие, учинённое у Румпеля! Ваша покорная слуга и без того была на взводе, а тут представился такой случай спустить пар.

— А не по твоей ли милости начался тот потоп, Мыш! — прошипела я не хуже змеюбря, наступая на Конрада. — Может, стребовать с тебя за моральный ущерб, и за диван, и за испорченную одежду? Румпель будет рад!

Я наступала на незадачливого чародеишку, тесня его к стене. Мыш, углядев в моём лице нечто, предвещавшее ему хорошую трёпку, прикрылся туго набитой холщовой сумкой, которую до этого сжимал в руках.

— Д-де К-керси, ты чего? — заикаясь, пролепетал он. — Я ж извинился тогда…

— Ах, извинился.… а ремонт оплачивать Румпелю кто будет?! — завопила я, тыкая пальцем в сумку.

Холщовая торба и так, видно, была на последнем издыхании, а мой тычок ускорил неизбежное. Дно сумки прорвалось, и оттуда хлынул купленный на Тролльем рынке хлам.

Гору Мышовых покупок венчала маленькая зачарованная клетка с феей.

— Та-ак!!!

Конрад кинулся подбирать свои сокровища, но я оказалась проворней, завладев клеткой прямо у него перед носом.

— Мыш! Ты в Серый трибунал захотел?

— Да это… того… выпустить её собрался… — стушевался поначалу Конрад, но быстро очухался и вспетушился, — и вообще отдай, это моё!

— Ага, сейчас! — я прижала маленькое узилище к груди. — Разбежался!

— Де Керси, отдай по-хорошему, — срываясь на сиплый визг, Мыш рванулся ко мне, попытавшись перехватить клетку.

Костлявые пальцы впились в рукав. Но я от души пнула его в лодыжку, не давая добраться до феи. Чародеишка взвыл, толкнул меня в грудь, и ваша покорная слуга с силой треснулась о бортик загородки со змеюбрями.

Хрясь!! Хрусь!

Ой-ёй!

Из глаз посыпались искры.

Скреплённые честным словом и магическим контуром доски загона не выдержали, и меня повалило на спину, прямо в гости к чешуйчатым тварям.

А-а-а-а!!!

Куць меня за ногу!!!!

Контур прощально сверкнул, заставив змеюбрей отчаянно затрясти головами. А я успела откатиться куда подальше.

— Гр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-ра-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

Чудища, поняв, что их больше ничего не удерживает, хрипло взревели и кинулись врассыпную, внося панику в нестройные, а местами ещё и нетрезвые ряды кипелленского криминала.

На галерее воцарился хаос.

Дурные твари заскакали по коридорам и галереям, сметая лотки и покупателей с продавцами. Налетели на алхимический прилавок.

Ба-бах!

Что-то из разбившихся бутылей и реторт прореагировало слишком бурно, и с потолка посыпалась каменная крошка.

Тресь!

Бочка с тошнотворным пивом полетела на пол, заливая его зловонным пенистым потоком.

Ой, Вила Пресветлая… Ходу, ходу! Пока кто-то не вспомнил, с чего всё началось, и не заметил меня.

Я неслась, не разбирая дороги, налетая на посетителей и лотки. Опрокинула стойку с зельями и, подгоняемая проклятьями владельца, едва не споткнулась о выкатившуюся под ноги вазу. Проскакала по остаткам злополучного алхимического прилавка. За спиной грохнуло, и по рынку пополз сладковатый оранжевый дым. Замешкавшись, не успела вовремя уклониться и налетела на криво сколоченный стеллаж. На голову посыпались клетушки с верещащими феями. Да куць тебя! Что ж мне так везёт! Отвоёванную у Мыша клетку ваша покорная слуга по-прежнему сжимала в руках, и пока разгоняла искры перед глазами, на меня налетел фееторговец.

— Ты-ы! — взревел он. — Воровка!

Испуганно шарахнувшись назад, я припустила с удвоенной силой, прижимая к себе фею. В попытках оторваться от преследователя свернула в какой-то коридор, потом ещё в один, а фееторговец упорно пыхтел за спиной.

Потянуло свежим воздухом, морем и сыростью. Кажется, рядом порт. Заметив пробивавшийся с другого конца коридора тусклый свет, со всех ног бросилась туда. С ходу вышибив хлипкую заслонку из рассохшихся досок, выскочила в переулок у пассажирской пристани. С неба по-прежнему лило, ноги разъезжались по раскисшему льду и остаткам снега. К причалу как раз пришвартовался баркас, прибывший из Зодчека. Пассажиры неспешно спускались по трапу, еще чуть-чуть — и можно будет затеряться в толпе, но за моей спиной всё ещё хрипел и топал разъярённый фееторговец.

И тут на пристань вышел патруль Ночной стражи. Внутренне возликовав, я кинулась к ним.

— Держите её! Держите мерзавку! — как гром среди ясного неба проревело у меня за спиной. — Она поймала фею!

Перед глазами вдруг полыхнуло лиловым. Запнувшись о невидимую преграду и потеряв равновесие, я растянулась во весь рост, подкатившись по размокшему льду прямо под ноги к сошедшему с баркаса щёголю в чёрном рединготе и с тростью в руке. Потемневшие ореховые глаза не сулили мне ничего хорошего.

Постаравшись состроить самую умильную физию, на какую была способна, я прикрылась клеткой с феей, словно щитом, и радостно выпалила:

— Привет, Балт! А на Тролльем рынке змеюбрей продают…

Примечания

1

Белое зелье — алхимическая субстанция, дарующая бессмертие, усиливающая и закрепляющая действие магии и вообще страшно полезная штука (ключевое слово «страшно»). (из рабочего дневника Бальтазара Вилька)

2

События романа «Тайны Кипеллена. Дело о запертых кошмарах»