Скандальная связь

Слава Доронина, 2023

– Как ты посмела! – Отец ударяет кулаком по столу. – Наше имя полощут во всех желтых газетах! Думаешь, Ибрагимов после такого возьмет тебя замуж? Условие было – невеста невинна, а ты во всех ракурсах с каким-то татуированным… – Папа кривит губы, словно не может подобрать достаточно мерзкое слово для Эрика. – Позор! – Прости… – выдаю глухое раскаяние. – Я ничего не помню… – Я в куче долгов, Регина! Ибрагимов был моим единственным шансом, – грозно продолжает отец. – Сегодня же дадим опровержение в прессу, собирайся к врачу. – Что? – Я шокирована. – Зачем? – Исправлять ошибки, которые ты натворила! Свадьба все равно состоится! ОДНОТОМНИК. В книге присутствует нецензурная брань!

6 глава

В сон я проваливаюсь почти сразу. Мысли вязкие, как желе, чувствую себя эмоционально опустошенной, еще и снится откровенная ерунда. Будто нахожусь посреди болота с лягушками и те громко голосят. Эти звуки безумно раздражают. Хочется бросить что-нибудь тяжелое в зеленых несмолкающих монстров. Ворочаюсь во сне и натыкаюсь на что-то твердое. Распахиваю глаза и смотрю перед собой, ничего не понимая. Требуется несколько секунд, чтобы осознать, где я и что произошло. Везунчик лежит рядом на животе и спит. Часы на тумбочке показывают пять утра. Я сажусь в кровати и морщусь от боли. Хоть подорожник прикладывай к промежности. Рядом с электронными часами замечаю обезболивающее и телефон Эрика, который стоит на зарядке. Выдергиваю кабель и подключаю к своему смартфону. Тихо проскальзываю в ванну и привожу себя в порядок. Жду ещё десять минут, чтобы сотовый чуть-чуть зарядился, и я смогла вызвать такси. Всё это время наблюдаю за спящим везунчиком, а потом совершаю наиглупейший поступок. Снимаю телефон с зарядки и делаю несколько фотографий с Эриком. Провожу рукой по его плечу, рядом с татуировкой. Он никак не реагирует. Крепко спит. Не знаю, во сколько вернулся этот ловелас и водил ли темненькую в соседний номер (а может, сразу двоих позвал, раз ему меня не хватило), но от мысли, что горластыми лягушками из сна были стонущие девицы с ресепшена, на губах расползается улыбка. Понятно тогда, почему я хотела их прибить.

В блистере с обезболивающим не хватает двух таблеток. У Эрика член заболел после ночных забав? Мне бы тоже не помешало закинуть в себя хотя бы одну, но решаю оставаться с чувством непривычного дискомфорта внизу. Чтобы не забывать о том, что натворила. Хотя маячащая на горизонте сто тридцать седьмая статья Уголовного кодекса нормально так отрезвляет.

На цыпочках я выхожу из номера и, вызвав такси через приложение, спускаюсь на первый этаж. В машине набираю сообщения брату и Жанне, что со мной всё хорошо, и снова выключаю телефон. Сейчас главное — добраться до пансионата, отработать смену и при этом не накосячить. Не представляю, как в таком состоянии я буду что-то делать, но нужно продержаться до вечера, а потом два выходных. Отосплюсь, сходим куда-нибудь с Жанной, возможно, съезжу за город и навещу могилку мамы. Давно у нее не была. Лишь бы не думать о том, что я сделала, потому что начинают накрывать отходники и нехорошее предчувствие забирается под кожу. Безумно боюсь гнева отца. Нет, он никогда не поднимал на меня руку, но и я до этого дня с такой отчаянностью не шла наперекор его воле. В жизни не совершила бы подобную глупость, если бы не его давление. Зачем он так со мной? Словно я инвестиция, а не живой человек. И мама бы никогда не допустила брака с Ибрагимовым, будь Иман хоть трижды полезен компании отца. Не понимаю, ради кого папа хочет сохранить полумертвую империю? Это амбиции? Азарт? Лучше бы завел себе женщину, родил с ней ребенка и направил силы и энергию на новую семью. Иногда закрадывается мысль, что я ему не родная. После смерти матери он ни разу не спросил, что у меня на душе, чего хочу. Как робот выполняет свои родительские функции — ни теплоты, ни нежности от него нет ни капли. Закрылся в себе, и не достучаться. Я не могу спокойно смотреть на страдания других людей, особенно близких. Разве отец не видит, что мне тоже больно? Иногда так хочется, чтобы пожалел или просто пришел, посидел рядом, как было когда-то, но он словно в бездушный камень превратился.

— Регина, ты сегодня рассеянная, — замечает Аля, когда я ее кормлю. — Что произошло?

Я уже второй месяц как в «ссылке». Работаю в небольшом частном пансионате для пожилых людей. Ухаживаю за стариками, которых дети не захотели к себе забирать. Ну или не могут осуществлять уход за больными родственниками. Разные бывают ситуации. Правда, чаще всего это отсутствие желания взваливать на свои плечи дополнительную ответственность, ну и еще безразличие. Не самое удачное место работы для моего чувствительного сердца. Отец знает, как сделать побольнее. Иногда я сильно злюсь на него, но даже в эти моменты, стоит только представить отца беспомощным и одиноким, никому не нужным, как Аля или Семён Ильич, всё сжимается внутри и хочется его крепко обнять. Папа не знает, но я часто мечтаю о том, чтобы забраться к нему на колени, как в детстве, прижаться к груди и услышать хрипловатый шепот на ухо, как он любит меня.

— Ничего не произошло. Всё в порядке. — Ерзаю на стуле и невольно морщусь. Внутри снова странно царапает, когда вспоминаю об Эрике. — Я просто не выспалась.

Аля недоверчиво покачивает головой.

— Опять повздорили с отцом? Из-за жениха?

— Можно и так сказать.

На днях папа вернется из командировки и нас действительно ждет крупная ссора. О масштабах грядущего пиздеца не хочу даже думать, но, зная обычаи в семье Имана, можно смело готовиться к худшему. После того что я собираюсь сделать со своей репутацией, мне не быть желанной невестой, следовательно, и брака никакого не будет.

— Может, это и неплохо, Регина? Раньше замуж только так и выходили. Родители выбирали мужа для своей дочери, желая ей всего самого лучшего. Часто женились не по любви, а потом влюблялись и были счастливы.

— Ты тоже вышла замуж не по любви?

— По любви. Мы с Андреем душа в душу жили. Я рада, что пережила его и он не видит меня такой беспомощной и старой. Смотреть, как мучается любимый человек, серьезное испытание. Ему бы пришлось ежедневно за мной ухаживать, а я ведь стала похожа на живую мумию. С подобным тяжело мириться, особенно с таким сложным характером, как у меня. Девочки мои правильно сделали, что определили меня в пансионат. Не хочу быть никому обузой.

Кати и Наташи не было несколько месяцев. Они редко приезжают, но исправно звонят. Ссылаются на занятость, что дети приболели — разные причины называют, почему не могут приехать. Аля дочкам квартиру отдала, как слегла, те ее продали, а мать в приют отправили. Но она всё равно каждой из дочерей улыбается, говорит ласковое слово, когда они ей звонят, заверяет, что всё у нее хорошо. Только после разговора смахивает морщинистой рукой слёзы и потом весь вечер печально смотрит в окно. Почему-то в эти мгновения мне всегда становится жаль не Алю, а Наташу с Катей.

— Стерпится — слюбится, — утешает Аля, хлопая меня по руке, а я грустно приподнимаю уголок губ.

У моего жениха влиятельная семья. Умершая жена Имана была его страстной любовью. У них осталась взрослая дочь. Примерно моего возраста. Иман не захочет, чтобы я подавала Эвелине дурной пример. Разве я не понимаю, зачем ему молодая здоровая невеста? Рожать наследников, которых Сара дать не смогла. Мысли о сексе снова напоминают про дискомфорт между ног. А о сексе с Иманом — так и вовсе вызывают неприятную дрожь. Не представляю, как ложиться в постель с мужчиной, который годится мне в отцы. Лучше остаться нищей голодранкой, чем вот так…

— Заканчивай обед и пойдем на прогулку. Погода сегодня шик! Семён Ильич уже, наверное, костылем всю листву у входа разгреб для твоей коляски.

Аля широко улыбается при упоминании нашего общего знакомого.

— К нему на днях сын приезжает, он в хорошем настроении, а значит, и мы два часа будем в таком же. Обожаю его шутки и рассказы, — посмеивается моя подопечная.

— Вот и замечательно.

Я поднимаюсь на ноги и забираю поднос. Зову Кирилла, чтобы помог усадить Алю в инвалидное кресло, накрываю ее ноги пледом, и мы спускаемся. Семён Ильич уже расхаживает с тростью у входа и действительно расчищает листочки. Обожаю этих стариков. От их искренних улыбок и ласковых слов, адресованных мне, сжимается сердце. Аля и Семён Ильич напоминают о дедушке и бабушке. Отец полагает, что наказывает меня ссылками в пансионат, но я с удовольствием провожу здесь время.

Медленно качу инвалидное кресло по аллее в парке. Мы редко в него ходим гулять, но сегодня тепло, а я хочу потянуть время до конца смены. Чувствую себя разбитой, ни на чём толком не могу сосредоточиться.

— Семён, что-то с нашей девочкой сегодня не то, скажи же? — спрашивает Аля.

— Скажи. Обычно эмоции льются через край, постоянно что-то бубнит. Приболела, дочка?

— Не выспалась, — удрученно вздыхаю я. — Гуляли с Жанной допоздна. В клубе.

— На столе пьяная танцевала? — серьезным голосом интересуется Семён Ильич.

Усмехаюсь, бросая на старика влюбленный взгляд.

— Или что похуже наворотила?

— Ничего плохого я не сделала.

Но собираюсь. И эти мысли не дают покоя. Изводят.

— Аленькая, ну потому и странная. Я бы тоже в ее возрасте переживал, если бы напился и ничего в итоге не учудил. Ты исправляйся, Регина, а то молодость одна. Потом жалеть будешь. — Семён Ильич трясет костылем и важно поджимает губы.

Обожаю его сарказм.

— Хорошо, Семён Ильич. В следующий раз обязательно выкину что-нибудь из ряда вон выходящее. А когда отец начнет с меня спрашивать, скажу, что это вы надоумили, — подыгрываю я.

— Я за любой кипиш, кроме голодовки. Кстати, про еду. Может, по шаурме, девочки? — Старик показывает рукой на ларек неподалеку, и мы с Алей, переглянувшись, утвердительно киваем.

В пансионат возвращаемся через два часа. Моя смена до шести. Когда я выхожу из здания, Пётр уже ждет в машине у входа.

— Две смены подряд, не много ли? — строго говорит он вместо приветствия. — Бледная как моль. Отцу скажу, что в обморок упала от усталости. И ссылка вмиг закончится. Хочешь?

— Мне не в тягость здесь работать. Ты же знаешь, что мне нравится, — тихо отвечаю я.

— А мне казалось, что в частной клинике Ибрагимова — больше. Возможностей, чтобы реализовать свои навыки, там поболее, чем здесь старикам ложки в рот засовывать, правда?

Настроение снова катится вниз при упоминании об Имане. Я морально извела себя за день сомнениями: сливать видео и общее фото с везунчиком в сеть или нет. Всё переворачивается внутри от этой мысли. Я стольких людей подставлю. Петю, который мне доверяет и с которого отец спросит по полной. Даню — потому что может всплыть информация о возобновившихся заездах. И даже Жанну — она ведь была со мной в клубе и не отговорила от опрометчивого шага. Возможно, и Эрика заденет, хотя я даже не знаю, кто этот мужчина и что он из себя представляет. Гадкая ситуация. Ненавижу слушать совесть. Она мешает нормально жить.

— Как поживают твои старики?

— Хорошо. — Трогаю пульсирующие виски.

— Отец послезавтра возвращается. С Ибрагимовым. — Пётр внимательно смотрит на меня через зеркало заднего вида. — Готова к помолвке?

— Петь, домой поехали. Я устала.

Подготовилась я хорошо, только сомнений куча. Нужно будет почитать перед сном комментарии к сто тридцать седьмой статье Уголовного кодекса.

Дома я включаю телефон и на него тут же приходит куча сообщений. Почти все о пропущенных звонках от Жанны. Два — от брата. Даня пишет, что наши отцы возвращаются из Стокгольма через два дня. Думала, у меня будет больше времени, чтобы хорошенько всё обдумать и на что-то решиться.

— Ну наконец-то! — облегченно вздыхает Жанна, когда я ее набираю. — Зачем выключать телефон? Я же извелась! Чуть с ума не сошла!

— Я написала сообщение, что всё хорошо и я буду весь день на работе.

— Написала она, — бурчит подруга. — Мне не терпится узнать, как всё прошло. Было?

— Угу, — неохотно отзываюсь я, трогая татуировку на запястье кончиком пальца.

— Да ладно? Эрик всё же… — Жанна осекается и часто дышит. — Не обманываешь?

В который раз за день вспоминаю сцену в душе: как везунчик держит меня за подбородок и прожигает темнотой глаз. По коже бегут мурашки, а от стыда за свою безрассудность хочется провалиться сквозь землю. Обычно я не такая отчаянная. Наверное, это всё аура везунчика. Действительно, душевыниматель.

— Офигеть… Значит, правда запал! А с компроматом что? Вхолостую или…

— С компроматом. Но не уверена, что хватит для общественного резонанса. Ты не знаешь, куда Вадик пропал? Не могу до него дозвониться второй день.

— Прячется он. С бабой Бахметьева сошелся, а Игорёша, как узнал, пообещал обоих прикопать, когда найдет. Я сейчас его новый номер скину. Рин… — В трубке ненадолго повисает пауза и слышится треск. — А хочешь, приеду к тебе? — предлагает Жанна.

— Нет. Спать хочу. Весь день на ногах. Давай завтра.

— Ну хорошо. Последний вопрос, и пойдешь отдыхать: скажи, понравилось или нет? — шепотом спрашивает она.

— Нет, — невесело хмыкаю я. — Что там может понравиться?

Даже самой себе не хочу признаваться в том, что понравилось. И лучше бы, конечно, было наоборот. Обошлось бы тогда без угрызений совести. Ещё и стрелочки эти… Останутся напоминанием о пережитом шторме и гневе отца. Шумиха со временем уляжется, я окончу институт и займусь карьерой. Если по сто тридцать седьмой — отделаюсь штрафом, а не сроком. Но надеюсь, до этого не дойдет.