Дороже всего на свете

Слава Доронина (2024)

— Это моя дочь Мия. Будешь за ней ухаживать. Как за своей. Дамианис оставляет люльку с младенцем на диване и идет к бару. — В смысле? — Мельком оглядываю спящую девочку, не веря, что она настоящая. Такая крошка. На куклу похожа. — Что непонятного я сказал? — От интонаций Леона веет арктическим холодом. Все! Все непонятно! И особенно — как я могла полюбить это бездушное чудовище. Мало того, что Дамианис однажды купил меня как какую-то вещь, так теперь еще принес своего ребенка от другой женщины и требует о нем заботиться. Содержит нецензурную брань.

8 глава

Кто-то поднимается по лестнице. Шаги приближаются к кабинету, и я запоздало соображаю, что следовало спуститься вниз сразу же, как только увидела машину Дамианиса во дворе. Каждая клеточка сжимается от тревоги. Хватаю фотоальбом, который первым попался под руку, и делаю вид, что разглядываю черно-белые снимки, но не получается сосредоточиться ни на чем.

Дверь открывается, и в комнату входит Леон. Он останавливается на пороге и приподнимает брови.

— Александра? Что ты здесь делаешь? — Его голос спокоен, но в глазах читается легкое удивление.

— Исследовала дом и зависла в библиотеке, — отвечаю я по возможности беззаботно. — Не знала, что ты вернешься так скоро.

Леон медленно подходит, его взгляд прикован к моим рукам.

— И что интересного ты нашла? — Дамианис касается фотоальбома, но не пытается его взять.

— Старые фотографии… Кажется, на них твой отец? — спрашиваю, стараясь скрыть волнение и едва сдерживаясь, чтобы в лоб не задать вопрос, про какое согласие говорил в саду Дан.

Леон кивает:

— Да, это мой отец. Нашла еще что-нибудь?

Напряжение нарастает. Дамианис не сводит с меня глаз, и становится понятно, что нужно действовать осторожно. Без истерик и попыток на него давить. Это все равно не приносит результата.

— Мне хотелось узнать о тебе больше. Ты мало рассказываешь о себе…

— Некоторые подробности лучше оставить в прошлом, Александра. Но раз уж ты здесь и интересуешься моей семьей и юностью, то на полках есть и другие альбомы. Там ты найдешь больше фотографий.

— Среди них есть снимки твоей первой любви? — Мой голос еле слышен.

— Есть. — Леон смотрит пронзительно.

— Я слышала ваш разговор с Ярошевичем. Точнее, его отрывок, — выпаливаю как на духу. — От меня требуется согласие на что-то… Это же не то, о чем я думаю?

— Мне неизвестно, о чем ты думаешь.

— Это касается моего отца? Его здоровья?

— Есть вещи, которые тебе нужно знать, но я не уверен, что ты воспримешь их адекватно…

Не отрываю взгляда от лица Дамианиса. В этот момент я понимаю, что готова услышать все, абсолютно все. И даже умолять готова, чтобы он рассказал.

— Я постараюсь принять спокойно.

— Сомневаюсь. У меня через час самолет, необходимо быть в России. Когда вернусь, поговорим.

— Я хочу знать сейчас, — настаиваю.

— Александра, я не могу подставить человека, у нас важные дела и договоренности. Сейчас нет времени, чтобы все обсудить подробно. Придется подождать моего возвращения. Хорошо?

Как будто у меня есть выбор… Недовольно поджимаю губы и опускаю глаза. Когда поднимаю их, Леон уже направляется к выходу, прихватив со стола папку.

В сердце вновь что-то ломается, неизвестность пугает. Кажется, будто я смотрю жуткий фильм, в котором бесконечно жду чего-то непоправимого.

Поставив фотоальбом на место, спускаюсь в гостиную и провожу время с Тамарой и Мией, чтобы хоть как-то отвлечься от безрадостных мыслей. Поздно вечером мы с малышкой остаемся одни. Я купаю ее, кормлю и укачиваю в колыбельке, любуясь красивым личиком и думая о Леоне. Дети — это, несомненно, счастье, особенно когда это твои дети. Но Мия не моя дочь и никогда ею не станет.

Прикрыв глаза, размышляю, как было бы замечательно выбирать себе белье в одном из магазинов, чтобы соблазнить Дамианиса, или отправиться с ним в короткую поездку по стране, наслаждаясь счастьем и любовью. А что в итоге? Ничего!

На днях я изучала карту. В Израиле много красивых мест. Неподалеку Мертвое море, а в гараже стоит спортивная машина. Видимо, чтобы добираться из одной точки в другую максимально быстро. Возможно, Леон раньше так и жил — на полную катушку.

Какие же цели он преследует, поселив меня рядом и вынудив заботиться о своей дочери? Почему ничем не делится? Всему виной мои реакции, его деспотичный характер или недоверие?

Мечтать о том, как хорошо нам вместе, намного приятнее. Этим и занимаюсь остаток ночи, потому что не могу заснуть. Вот только живые воспоминания о моментах страсти и умиротворения — словно соль на мои открытые раны.

Не знаю, почему среди прочего всплывает образ мамы. Вероятно, потому что мне ее очень не хватает. Впрочем, увидеться с отцом хочется еще сильнее. Надеюсь, согласие, о котором случайно узнала, не связано с его жизнью. В противном случае я останусь совершенно одна в этом огромном жестоком мире. И никогда не прощу этого Леону.

Удивительно, в детстве от маминых поцелуев заживали коленки, а сейчас ее слова наверняка затянули бы раны на душе. Но, увы, мамы больше нет. И поддержки тоже.

Как же я устала жить в подвешенном состоянии.

Тамара приходит каждый день на несколько часов. В свободное время я в основном сижу за ноутбуком или сплю, изредка гуляю по саду. Вечером, отпустив ее, заказываю доставку продуктов на дом и, пока жду курьера, выхожу с Мией на улицу. Мы прогуливаемся между цветущими кустарниками, от которых исходит невероятный аромат.

Сад у Дамианиса великолепен, каждый уголок — произведение искусства. Малышка сладко спит в моих руках, ее ресницы едва заметно дрожат во сне. Пытаюсь поймать хоть крупицу спокойствия, наслаждаясь этой идиллией и тишиной.

Курьер пишет в чат, что оставил продукты у входной двери. Домой заходить не хочется, но сегодня я устала и толком даже не поела. Аппетит разыгрался не на шутку. Аккуратно перекладываю Мию в переноску и иду за пакетами. С улыбкой на лице начинаю распаковывать покупки, предвкушая, как вкусно будет утолять жажду свежими фруктами, о которых я мечтала весь последний час.

Сначала достаю виноград. Ярко-зеленые гроздья кажутся особенно привлекательными, и невозможно удержаться, чтобы не попробовать несколько ягод прямо сейчас. Беру сито, кладу туда виноград и подношу под кран. Вода хлещет, переливаясь через зеленые шарики, осторожно перемешиваю их пальцами.

Внезапно безымянный палец пронзает острая боль. Я вздрагиваю и отдергиваю руку. Не успеваю понять, что произошло, как чувствую второй укол.

О черт, неужели сито порвалось? Но, мельком взглянув на него, вижу, что все в порядке. Зато среди мелких ягод я обнаруживаю осу, мокрую, но явно живую. Должно быть, она попала в пакет в магазине, и теперь ясно, что укололи меня не прутья сита.

Только не это…

На руке быстро появляется красное пятно, начинается зуд. Стараюсь сохранять спокойствие, но с каждой секундой становится хуже: голова кружится, грудь сжимает из-за нехватки воздуха. Дыхание становится все более поверхностным. Аллергическая реакция прогрессирует слишком быстро.

На холодильнике висит записка с телефоном Тамары, она оставила его на случай экстренной ситуации. Сейчас именно такая. Сосредоточиться все сложнее, но нахожу в себе силы набрать номер и не поддаваться панике. В детстве со мной произошло нечто подобное, тогда едва откачали.

— Тамара, приезжайте, пожалуйста, — едва выдавливаю я из себя, когда слышу ее голос в трубке.

— Что случилось? Я только вернулась домой, — отвечает она.

— Побыстрее, прошу вас…

Я кладу телефон рядом на кухонный стол и с огромным трудом делаю несколько глубоких вдохов. Пульсирует каждый участок кожи, и кажется, что струя воздуха, поступающая в легкие, становится все тоньше и горячее. Аллергическая реакция начинает угрожать моей жизни.

Скорая… нужна скорая… Пытаюсь набрать номер, но ничего не выходит. Рука дрожит, и телефон выскальзывает из опухших пальцев прямо на пол.

Темные пятна танцуют перед глазами, я близка к тому, чтобы погрузиться во мрак. Страшно не столько за себя, сколько за малышку, которая проснулась и плачет. Ее бы взять на руки и успокоить, но сил нет, даже чтобы подойти.

Слышно, как во двор въезжает машина. Это, должно быть, Тамара. Как у нее получилось так быстро приехать? Хочу шагнуть навстречу, но тело не слушается. Опускаюсь на пол, стараясь оставаться в сознании. Танцующие пятна расплываются, я надсадно дышу.

— Александра! — На пороге возникает Леон.

Едва различаю его фигуру, лишь по голосу понимаю, что это он.

— Что случилось?

— Оса… — единственное, что удается вымолвить.

— Так, спокойно, я сейчас вызову скорую. Только не отключайся. У меня где-то должен быть автоинжектор… Потерпи немного…

И я терплю. Изо всех сил. Но в какой-то момент сдаюсь.

Когда прихожу в себя, не сразу понимаю, где нахожусь. Совершенно точно — не в доме Дамианиса. Там нет таких безвкусных расцветок. Тянусь рукой к шее и с удивлением замечаю, что пальцы больше не похожи на круглые колбаски, какими я видела их в последний раз.

— Проснулись? — раздается незнакомый звонкий голос. Говорят по-английски.

Вскидываю глаза.

— Как ваше самочувствие? Судя по всему, уже лучше, — улыбается медсестра. — Позову доктора, — добавляет она и нажимает кнопку над изголовьем кровати.

— Где я?

— В клинике. Вам потребовалась медицинская помощь из-за анафилактического шока, вызванного укусом насекомого.

— Да, — печально вздыхаю.

Это мне знакомо. Неприятные воспоминания.

Спустя десять минут приходит врач. К этому моменту болезненные симптомы уже не ощущаются, и я надеюсь покинуть больницу.

— На первый взгляд вы в полном порядке, Александра, — начинает врач, просматривая мою карточку. — Тем не менее я назначил ряд анализов, чтобы исключить все риски. Вам придется остаться. Скажу вашему мужу, что он может забрать вас вечером.

— Кому вы скажете? — реагирую, приподнимаясь на локтях.

Доктор с удивлением смотрит на меня.

— Мужу, — повторяет он, снова заглядывая в карточку. — Да, включим еще один анализ, учитывая, что вы недавно родили. Нужно проверить, нет ли анемии. Вашей дочери нужна здоровая мама, не так ли? — улыбается, вставая.

Теперь понятно, что Дамианис имел в виду, говоря о последних спокойных днях. Ни одна мать не позволит отдать своего ребенка сопернице. А если вспомнить фотографии и сообщения, которые я недавно получила от Ванессы… Леон так со всем разобрался, да?

— Мой… муж сейчас в больнице?

— Да, он в коридоре, очень переживал за вас. Состояние было тяжелым, но благодаря нашим усилиям все обошлось. Хотите, чтобы я его позвал?

— Будьте любезны, — отвечаю, сжимая руки в кулаки.

Муж, значит, а я — мама его дочери? Интересно.