Путь к самоактуализации: как раздвинуть границы своих возможностей. Новое понимание иерархии потребностей

Скотт Барри Кауфман, 2020

Основатель гуманистической психологии Абрахам Маслоу широко известен благодаря концепции самоактуализации, путь к которой лежит через удовлетворение таких базовых нужд человека, как пища и безопасность. Однако .пирамида потребностей., которую часто вспоминают в связи с именем великого психолога, является упрощенной и неполной моделью его идеи иерархии потребностей. Известный американский ученый-когнитивист Скотт Барри Кауфман тщательно изучил поздние заметки и неопубликованные тексты Маслоу и с их помощью дополнил теорию классика, который на излете жизни много писал и говорил о .высших потребностях. – любви, дружбе, чувстве собственного достоинства, самоуважении, индивидуальности. Обновленная иерархия призвана служить читателю основой для понимания природы человека и его поступков, а дополняющие книгу чек-листы и практические задания помогут осмыслить собственные модели поведения и уверенно двинуться по пути развития личности к самоактуализации. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Часть I

Безопасность

Вступление

В 1927 г. 19-летний студент Колледжа города Нью-Йорка Эйб Маслоу записался на курс под названием «Философия цивилизации». Однако этот курс оказался ему не по силам, и он бросил его. Так или иначе, это событие навсегда изменило жизнь Маслоу, заложив в нее семена будущего развития. Молодой Маслоу прошел через то, что специалист по психологии развития Говард Гарднер называет «кристаллизующим событием» — запоминающимся, ярким моментом, когда внутри у нас что-то щелкает и заставляет думать: «Да, это мое!»^[65]

Маслоу, размышляя об этом событии 35 лет спустя в неопубликованной заметке, написал: «Это обернулось одним из самых важных образовательных событий в моей жизни, поскольку подтолкнуло меня к знакомству с книгой Уильяма Грэма Самнера “Народные обычаи” (Folkways), которая изменила мою жизнь. Именно об этом предупреждал нас наш преподаватель на первой лекции семестра. “Тот, кто внимательно прочитает эту книгу, уже никогда не будет прежним. Никто не может вновь стать невинным”»^[66].

«Народные обычаи» заставили Маслоу признать влияние культуры на модели поведения. Однако они также заставили его осознать мощь движущей силы человеческих потребностей. Поскольку характер условий внешнего мира варьирует от общества к обществу, в разных обществах складываются разные обычаи удовлетворения одних и тех же базовых потребностей. Вот как говорит об этом Самнер:

Каждое мгновение приносит с собой настоятельные потребности, которые должны удовлетворяться тут же. Потребность — это первопричина, за которой сразу же следует неумелая попытка удовлетворить ее… Далее идет череда проб и ошибок, которые периодически приводят к страданиям, потерям и разочарованиям. В целом это путь накопления опыта и отбора. Первоначальные устремления человека были именно такими. Потребность — действенная сила^[67].

Практически сразу после этого Маслоу переключается на антропологию. На следующий год он переводится в Висконсинский университет, где зачитывается работами таких основоположников антропологии, как Маргарет Мид, Бранислав Малиновски, Рут Бенедикт и Ральф Линтон (который был преподавателем у жены Маслоу Берты). После переезда в Нью-Йорк в 1935 г. Маслоу становится слушателем целого ряда курсов по антропологии, которые читали Рут Бенедикт, Ральф Линтон, Александр Лессер и Джордж Херцог. Он даже сближается с Рут Бенедикт, привлеченный ее остроумием, проницательностью и сердечностью. Маслоу также становится членом Американской антропологической ассоциации и выступает с докладами на ее конференциях^[68].

В 1938 г. в самом начале профессиональной карьеры Маслоу в качестве психолога Бенедикт помогла ему получить целевую финансовую помощь, позволившую вести (совместно с Люсьен Хэнкс и Джейн Ричардсон) на протяжении целого лета антропологические исследования среди коренных северных индейцев в резервации Сиксика в провинции Альберта, Канада^[69]. Маслоу был просто в восторге от образа жизни индейцев. По словам Мартина Хеви Хеда, эта работа потрясла Маслоу «до глубины души»^[70]. Особенное впечатление на него произвело практическое отсутствие у индейцев преступности, насилия, ревности и жадности и одновременно высокий уровень эмоциональной уравновешенности, строгое, но заботливое воспитание детей, чувство принадлежности, равенство и высокий моральный дух. Фактически Маслоу был уверен в том, что высокая оценка эмоциональной уравновешенности индейцев в его тестах объясняется социальной структурой их общества и чувством принадлежности.

Как рассказывает Эдвард Хоффман, биограф Маслоу, в обществе индейцев, по его наблюдениям, «богатство в смысле количества накопленного имущества и прочего добра не имело значения: его раздаривание — вот что обеспечивало человеку подлинный престиж и уважение в племени»^[71]. При этом Маслоу поражала жестокость американцев европейского происхождения, которые жили по соседству: «Индейцы в резервации были добропорядочными людьми; и чем больше я узнавал о белых в деревне — худшем скопище уродов и ублюдков, которое мне когда-либо приходилось наблюдать, тем парадоксальнее становилась картина»^[72]. Работа Маслоу среди индейцев со всей очевидностью позволила ему узнать довольно много о мировоззрении канадских аборигенов, в том числе о значимости принадлежности к обществу, благодарности за то, что у человека есть, и внесения вклада в улучшение жизни будущих поколений^[73],^[74].

В то же время пребывание среди индейцев оказало глубокое влияние на представления Маслоу о внутренней человеческой природе^[75]. Он отправлялся в резервацию как твердый сторонник культурного релятивизма, но был поражен тем, насколько близки ему по духу коренные индейцы^[76]. В кратком отчете через несколько недель после завершения полевых работ Маслоу написал:

Похоже, что каждый человек попадает при рождении в общество не как кусок глины, которому общество может придать любую форму, а как некая структура, которую общество может деформировать, подавлять или использовать как основу. Собранные мною фундаментальные данные, подтверждающие это предположение, говорят о том, что мои индейцы — прежде всего люди и лишь потом члены племени черноногих индейцев. Кроме того, в их обществе практически такой же набор личностей, как и в нашем обществе — разве что с совершенно другими модами на кривых распределения… Я сейчас работаю над концепцией «фундаментальной» [или] «естественной» структуры личности^[77].

В неопубликованной заметке, сделанной в декабре того же года, Маслоу написал: «Моя новая концепция фундаментальной или естественной личности… Тезис: эти люди с рождения и до сего дня по глубине души, чувству уверенности в будущем и самооценке сопоставимы с индейцами из племени черноногих, или с шимпанзе, или с младенцами, или с уверенными в себе взрослыми. А потом общество воздействует на эту естественную личность, переиначивает ее, формирует, подавляет…»^[78].

В своей книге Самнер подчеркивал, что народные обычаи не следует оценивать просто как «хорошие» или «плохие», на них нужно смотреть с точки зрения адаптивной ценности — их эффективности в плане удовлетворения той или иной насущной потребности. Маслоу в том же ключе считал, что люди по своей сути хорошие, но жизнь и разочарования заставляют их выглядеть иначе^[79]. В другой неопубликованной заметке, датированной 1938 г., Маслоу писал: «Все люди приличные внутри. Чтобы доказать это, нужно всего лишь выяснить мотивы их внешнего поведения, например злобности, подлости или порочности. Стоит только понять эти мотивы, и вы не сможете возмущаться поведением, которое они обусловливают»^[80]. Это было кардинальным отступлением от господствовавшего в то время в психоанализе представления о том, что люди являются вместилищем деструктивных импульсов, связанных либо с самосохранением, либо с сексом!

В той же неопубликованной заметке Маслоу размышляет, почему люди могут быть такими жестокими, и приходит к выводу, что дело в «чувстве незащищенности — из него вытекает все остальное… Человек, который плохо ведет себя, делает это из-за причиненной боли, реальной или предполагаемой, он уходит в самозащиту как загнанное в угол животное. Но на деле люди хорошие, если, конечно, удовлетворяются их фундаментальные потребности, т. е. потребности в любви и защищенности. Дайте людям любовь и защищенность, и они будут проявлять в своих чувствах и поведении любовь и защищенность». Продолжая эту цепочку размышлений, Маслоу утверждает, что все проявления «злобности, подлости или порочности» — это гипертрофированная попытка удовлетворить базовые потребности в безопасности, любви и самоуважении.

Многие современные исследования подтверждают с самых разных точек зрения представление Маслоу о проявлениях «чувства незащищенности» в поведении. Центральный аспект этого чувства — страх. Какую бы форму он ни приобретал, страх неизменно сопровождает неудовлетворенные потребности, связанные с безопасностью.

Если у вас слишком много психологических страхов, это может свидетельствовать о чрезмерной поглощенности проблемой безопасности своей лодки и повлечь потенциально серьезные последствия для вашего плавания в безбрежном океане. Первая часть этой книги призвана помочь вам умерить чувство незащищенности, найти максимально безопасный фундамент и сосредоточиться на том, что имеет для вас максимальный смысл, обеспечивает личностный рост и креативность.

Итак, начнем с самой важной потребности, без которой невозможно чувствовать себя защищенным: с безопасности.

Глава 1

Безопасность

Каждый нормальный ребенок и, что не так очевидно, взрослый в нашем обществе хочет жить в безопасном, стабильном, предсказуемом, организованном мире, где он знает, чего ожидать, где не бывает непредвиденных, неподконтрольных и опасных ситуаций и где всегда есть сильные родители или защитники, оберегающие его от опасности.

АБРАХАМ МАСЛОУ,«Мотивация и личность» (1954 г.)

Хотя в целом мир стал намного более комфортным для жизни — люди живут дольше, имеют более крепкое здоровье, чувствуют себя более свободными и защищенными^[81], — многие в первой четверти XXI в. по-прежнему существуют в непредсказуемых, хаотично меняющихся условиях и зачастую страдают от того, что хаос вторгается в их личную среду. В одних только Соединенных Штатах порядка 10 млн американцев работают с утра до ночи и при этом живут за чертой бедности. Удовлетворение базовых потребностей, например в жилье и медицинском обслуживании, остается недоступным для значительной части населения, и это при потрясающем росте доходов 1 % богатейших граждан. Так, более 33 млн американцев не имеют медицинской страховки, а у более чем половины граждан нет в запасе даже $400 на случай неожиданных расходов^[82].

По словам Рут Виппман, мы создали социальный стереотип в сфере здравоохранения и благополучия, который переворачивает иерархию потребностей Маслоу, представляя самоактуализацию как некую альтернативу базовым потребностям вместо того, чтобы видеть в ней нечто покоящееся на прочном фундаменте безопасности и защищенности. В своей статье «Где мы были, когда рушилась пирамида? На занятиях по йоге» Виппман пишет: «Мы фокусируем внимание на вершине пирамиды Маслоу, забывая о ее основании»^[83].

Хотя Маслоу никогда не использовал образ пирамиды для представления своей теории (см. Введение), он постоянно подчеркивал необходимость удовлетворения фундаментальных потребностей человека для создания возможности полной реализации его потенциала. Маслоу, будучи выходцем из рабочего класса (он был старшим сыном в семье еврейских эмигрантов из России и в детстве постоянно терпел антисемитские издевательства), всю жизнь фокусировал внимание на социальных преобразованиях. Один из студентов, слушавших его курс в 1960-х гг., вспоминал, что Маслоу горячо ратовал за обеды по льготным ценам в школах и видел в них способ устранения препятствий для здорового роста и развития детей из бедных семей^[84].

Современная наука показывает со всей определенностью, что непредсказуемость имеет далеко идущие последствия для жизни, о которой мы можем мечтать и обеспечивать себе. Потребность в безопасности в сочетании с потребностями в стабильности, определенности, предсказуемости, непротиворечивости, непрерывности и доверии к окружающему миру является основой, от которой зависит удовлетворение всех остальных потребностей. Потребность в безопасности связана со стремлением осмыслить происходящее и найти мотивацию для обретения контроля над несбывшимися ожиданиями. Безопасная база помогает человеку принимать риски и исследовать новые идеи и формы бытия и одновременно создает возможность для превращения в того, кем он действительно хочет стать. Отсутствие этой базы делает людей чрезмерно зависимыми от защиты, любви, обожания и уважения со стороны других, а это может поставить под угрозу личностный рост, развитие и смысл жизни.

Потребность в безопасности связана с конкретной формой смысла жизни. Психологи выделяют три формы смысла: внутренняя устойчивость, цель и значимость^[85]. Цель служит мотивацией для реализации ориентированных на будущее и ценных жизненных задач. Значимость определяется тем, в какой мере люди чувствуют, что их существование и деятельность в мире содержательны, важны и ценны.

Потребность во внутренней устойчивости является той формой смысла, которая сильнее всего связана с потребностью в безопасности. Логична ли ситуация в моем непосредственном окружении? Предсказуема ли и постижима моя жизнь? Внутренняя устойчивость необходима для получения возможности достичь более масштабной цели или выбирать пути, которые интересны человеку в этом мире^[86]. Как утверждают исследователи смысла жизни Франк Мартела и Майкл Стегер, «нам требуется что-то способное служить основой для наших ценностей, а когда жизнь кажется бессмысленной, отыскать то, что сделает ее достойной, может быть очень сложно или вообще невозможно»^[87].

Существуют конструктивные пути достижения внутренней устойчивости. Так, исследователи выяснили, что внутренняя устойчивость сочетается с глубокой религиозностью, духовностью и способностью оправляться после тяжелого заболевания, например рака^[88]. Известны и деструктивные пути обретения внутренней устойчивости, а потребность в восстановлении чувства безопасности может приводить к агрессии и антагонизму. Избыток хаоса и непредсказуемости подталкивает нас к состоянию, которое психологи называют «психологической энтропией»^[89].

Психологическая энтропия

Мозг человека — предсказательная машина^[90]. Мы непрерывно обрабатываем входящую информацию и определяем, насколько она соответствует нашим ожиданиям. В соответствии с заложенной в генах программой (не абсолютно жесткой) мозг пытается помочь нам удовлетворить базовые потребности, воздействуя соответствующим образом на наше поведение, мышление и эмоции так, чтобы приблизиться к целям. Имейте в виду, что понятие «цели» используется здесь в очень широком смысле — от приземленного, например добывания пищи, обеспечения принадлежности, обретения статуса и второй половинки, до более высокого, вроде превращения в спортсмена мирового уровня или помощи бедным в развивающихся странах. Как уже говорилось, люди уникальны с точки зрения гибкости их целей.

Понятие энтропии первоначально использовалось в сфере функционирования физических систем в качестве меры беспорядка. Однако принципы, определяющие поведение энтропии в термодинамических системах, применимы и ко всем системам обработки информации, включая мозг, нервную систему и психологические процессы у людей^[91]. Все биологические организмы — включая людей — выживают лишь в той мере, в какой они эффективно управляют внутренней энтропией^[92].

В состоянии психологической энтропии мы испытываем неприятные ощущения вроде тревоги и стресса. Стресс вызывает выброс целого букета гормонов (в том числе кортизола), которые распространяются по организму и готовят его к активным действиям^[93]. Кроме того, активируются определенные области мозга, отвечающие за внимание, эмоции, память и обучение, как, впрочем, и гены, которые контролируют раздражение и продолжительность жизни на клеточном уровне^[94].

Понятно, что в нашей жизни всегда есть место для психологической энтропии: мы никогда полностью не контролируем свое внешнее окружение, а вещи, которые мы вроде бы можем предсказать, все время меняются. Определенная доза стресса и непредсказуемости полезна и вполне нормальна. Как заметил британский философ Алан Уотс, «в желании быть идеально защищенным в мире, который по своей природе быстротечен и изменчив, есть явное противоречие»^[95]. Или, как выразился математик Джон Аллен Паулос, «неопределенность — единственная определенная вещь, которая существует, а понимание, как жить в условиях незащищенности, — единственный способ защиты»^[96].

Некоторые — те, у кого высокий уровень нейротизма, патологическая потребность в завершенности и обсессивно-компульсивное расстройство, — считают неопределенность особенно отвратительной. Нейротизм — это черта характера, при которой для человека характерны негативный аффект, тревожность, страх и зацикливание. Когда люди с высоким уровнем нейротизма получают неопределенную обратную связь в отличие от отрицательной, их нервная система дает чрезмерно эмоциональный отклик^[97]. По словам психологов Джейкоба Хирша и Майкла Инцлихта, люди с высоким уровнем нейротизма «предпочитают знакомого дьявола дьяволу, которого они не знают». Влияние нейротизма на психическое здоровье огромно, некоторые исследователи даже считают, что нейротизм — общая причина всех форм психопатологии!^[98]

Хотя существуют гиперчувствительные к признакам угрозы люди, большинство чувствует лишь некоторый дискомфорт при соприкосновении с неизвестным. При этом у каждого имеется своя доля страхов, например страх неудачи, страх отказа, страх потери контроля, страх утраты эмоциональной связи и страх потери репутации^[99]. Способность снижать, управлять и даже сживаться с неопределенностью важна для любого, кто хочет стать целостной личностью. Она необходима не только для сохранения здоровья и благополучия, но и для выживания.

Постоянный страх и тревога могут оказывать серьезное влияние на обучение, поведение и здоровье^[100]. Последствия дискриминации, насилия, пренебрежения или оскорбления могут чувствоваться на протяжении всей жизни, они изменяют связи в областях развивающегося мозга, которые особенно чувствительны к стрессу.

Хотя многие изменения мозга являются результатом адаптации к внешним условиям — т. е. оправданны с точки зрения обнаружения угрозы, — они сказываются на состоянии организма в целом. В самом деле, генам абсолютно «все равно», насколько мы счастливы и даже насколько психически здоровы. Если бы они могли говорить, то рассказали бы о том, что их заботит только передача самих себя следующему поколению. Если это означает достижение биологических целей за счет принесения в жертву целей более высокого порядка (например, ваших устремлений), то так и будет. Даже если вы до глубины души хотите отдать все силы сочинению новой симфонии или поиску доказательства сложной теоремы, то система не сможет выполнять работу с полной отдачей — иначе говоря, использовать всю свою энергию — при слишком значительной психологической энтропии.

На разных уровнях биологического функционирования наш организм постоянно пытается свести к минимуму все неожиданное — энтропию и непредсказуемость, — подстраивая реакцию к сигналам из внешнего мира. Когда уровень внутренней энтропии слишком высок, нам приходится искать альтернативные стратегии минимизации энтропии и удовлетворения базовых потребностей. Если ничто не дает результата, то со временем система перестает адаптироваться и в конечном итоге деградирует.

Это очень сильно сказывается не только на нашей физиологии, но и на психике. Мы тратим изрядное количество физической энергии на поддержание работы мозга, который позволяет нам обеспечивать приемлемый уровень предсказуемости и внутренней устойчивости с тем, чтобы определять, какие действия приближают нас к целям. Чем большую неопределенность мы ощущаем в жизни, тем больше метаболических ресурсов тратим впустую и больше подвергаемся стрессу. Когда внутреннее расстройство становится слишком сильным, мы можем прибегать к стратегиям, разрушительным для других, не говоря уже о целостности собственной личности. Мы теряем чувство возможности и оказываемся во власти узкого набора эмоций, мыслей, моделей поведения, который уменьшает наш потенциал превращения в ту личность, какой действительно хотим стать. Когда переживания из-за неоднозначности результатов анализа крови не дают вам уснуть всю ночь, сочинение симфонии на следующий день может быть проблематичным.

Исследования ясно показывают, что наши психологические процессы тесно переплетаются с физиологией. По этой причине я со спокойной душой объединяю физиологические потребности с потребностью в безопасности, как предлагал Маслоу. Когда у людей нет возможности удовлетворить потребность в безопасности, они реагируют на это совершенно определенным образом, стремясь восстановить баланс, или гомеостаз. Восприятие поведения людей под таким углом позволяет нам терпимо относиться к его неадекватности и при этом хорошо понимать других.

Потребность в безопасности может выйти у каждого человека на первый план в любой момент, и он будет, скорее всего, действовать предсказуемым образом в соответствии с фундаментальными принципами человеческой природы. Когда нет возможности удовлетворить потребность в безопасности, мы перестаем доверять другим и начинаем относиться к людям с подозрением. В таком состоянии очень легко скатиться на деструктивный путь ради обретения безопасности, например стать членом какой-либо компании или преступной группировки. По словам Маслоу, «у человека, который чувствует себя в безопасности, и того, кто живет словно шпион на вражеской территории, очень разные характеры»^[101].

Начнем с примера, который каждый из нас может понять: чувство голода.

Чувство голода

Вряд ли у кого возникнет желание сочинять музыку, доказывать теоремы, заниматься декорированием дома или наряжаться, если желудок постоянно пуст и мучает жажда, если невозможно избавиться от ощущения надвигающейся катастрофы или чувства ненависти со стороны окружающих… Чтобы наверняка задвинуть высшие мотивы на задний план и получить искаженное представление о способностях и природе человека, заставьте организм хронически страдать от голода или жажды.

АБРАХАМ МАСЛОУ, «Мотивация и личность» (1954 г.)

Дурное расположение духа у голодного человека нередко служит предметом шуток. Однако миллиардам людей по всему миру, регулярно страдающих от нехватки продовольствия, не до смеха.

Последствия голода и для людей, и для животных очень серьезны. Отсутствие надежных источников продуктов питания порождает пищевую незащищенность, которая приводит к появлению конкретного набора негативных моделей поведения: повышенной импульсивности и гиперактивности, повышенной раздражимости и агрессии, повышенной тревожности и склонности к потреблению наркотиков^[102]. Свидетельства того, что пищевая неопределенность ведет к появлению этого набора моделей поведения, убедительны и многочисленны. К ним относятся исследования последствий пищевой депривации у насекомых, птиц и млекопитающих (включая человека); исследования людей, которые сидят на жесткой диете и занимаются лечебным голоданием; исследования людей с расстройством пищевого поведения.

Этот набор моделей поведения обусловлен именно крайним голодом, а не изначальными личностными различиями. В одном классическом исследовании ученые заметили, что пациенты, которые в начале процесса лечебного голодания были неупрямыми, благодушными и оптимистичными, потом становились все более импульсивными и обозленными вплоть до склонности к рукоприкладству^[103]. В одном из случаев «человек обратился за помощью после выписки из-за того, что очень злился при поездках на автомобиле и боялся передавить раздражавших его пешеходов»^[104].

Голод повышает мотивацию работать за еду или платить за нее и одновременно снижает мотивацию работать или платить за все несъедобное^[105]. Набор моделей поведения, связанных с голодом, лучше всего рассматривать не как отказ системы, а как адаптацию, ответ, состоящий из альтернативных стратегий улучшения поиска, захвата и защиты пищевых ресурсов даже за счет принесения в жертву других целей^[106].

Если альтернативные стратегии не обеспечивают достижения цели, то тревога и гиперактивность могут в конечном итоге привести к депрессии и апатии. Данный момент является ключевым: именно длительная пищевая неопределенность вызывает этот набор моделей поведения, а не полная депривация. Длительная пищевая неопределенность производит так много психологической энтропии, что чувство беспомощности в конечном итоге берет верх, а другие системы начинают деградировать. По мнению британского психолога Дэниела Неттла, некоторые модели поведения — такие как импульсивность, агрессия и тревога — широко распространены среди экономически неблагополучных слоев населения в большей мере из-за того, что они регулярно страдают от голода, а не из-за исходных различий социальных классов^[107].

Поразительнее всего то, что многие модели поведения, обусловленные голодом, обычно пропадают после получения пищи^[108]. Мы голодны лишь до того момента, когда перестаем быть голодными. А в отсутствие голода мы забываем о том, что это такое, быть голодным. До следующего раза.

Теперь, когда мы рассмотрели понятный для всех нас пример, попробуем разобраться с более сложными психологическими формами незащищенности, начиная с привязанности.

Потребность в надежной привязанности

Жизнь в идеале должна представлять собой ряд дерзких вылазок с безопасной базы.

ДЖОН БОУЛБИ

Человеческое дитя появляется на свет как совершенно беспомощное создание и в удовлетворении базовых физиологических потребностей полностью зависит от того, кто ухаживает за ним. Чувствуя ответственность и надежность ухаживающего, младенец обретает уверенность в том, что его потребности будут удовлетворены. Одновременно у младенца возникает эмоциональная привязанность к ухаживающему, и эта связь создает безопасную базу и надежное убежище, позволяющее растущему ребенку выживать, удовлетворять любопытство и исследовать окружающий мир.

Опираясь на теорию Фрейда в сочетании с молодой наукой этологией (изучение поведения животных через призму эволюции), кибернетической теорией, теорией систем управления и психологией развития, британский психолог Джон Боулби предположил существование «поведенческой системы привязанности», которая появилась на заре истории человечества и была нацелена на формирование близости между ухаживающими и уязвимыми младенцами, детьми и взрослыми^[109]. Поведение, нацеленное на формирование близости, по словам Боулби, выполняет функцию уменьшения чувства страха и тревоги и проявляется, когда ребенок чего-то боится или чувствует угрозу.

При описании этой системы Боулби использовал ключевые принципы теории управления, в основе которой лежат логические операции «если/то». В самом деле в нашей системе закодировано множество подсознательных механизмов в стиле «если/то», и, как мы увидим далее в этой книге, понимание этого позволяет нам осознанно отключать систему и брать под контроль бессознательные привычки. В детском возрасте, однако, у нас еще нет когнитивного тормоза самоанализа, который позволяет блокировать поведенческую систему привязанности.

Боулби утверждал, что система привязанности дает нам ответ на целый ряд «если/то»-вопросов, начиная с такого: «Рядом ли ухаживающий человек, внимателен ли он и отзывчив?»^[110] Если ребенок понимает, что ответ «да», то он чувствует, что его любят и что он в безопасности, ощущает уверенность и с большей вероятностью изучает мир, играет и общается с другими. В случае ответа «нет» ребенок испытывает тревогу и, скорее всего, ведет себя так, чтобы привлечь к себе ухаживающего человека, не спит и подает голос (плачет). По теоретическому предположению Боулби, такое поведение будет продолжаться до тех пор, пока ребенок не ощутит приемлемый уровень близости с человеком, к которому он испытывает привязанность. Если же этот человек не реагирует, то ребенок должен полностью отдалиться от него, что часто случается при длительной разлуке.

Очень чувствительная к тому, как к нам относятся в моменты стресса, система привязанности постоянно следит за тем, насколько успешно мы получаем близость и поддержку со стороны объекта привязанности — сначала родителей, а потом друзей и возлюбленных. Как говорит Боулби, на основе физического присутствия ухаживающего человека мы постепенно формируем ментальные образы, или «внутренние рабочие модели», других и самих себя, которые позволяют нам предвидеть поведение других на основе прошлого опыта. В результате взаимодействия с различными объектами привязанности на протяжении жизни мы создаем модели полезности и отзывчивости других к нашим потребностям, а также собственные представления о доброте и ценности любви и поддержки. Эти внутренние рабочие модели влияют на ожидания и принципы, которыми мы зачастую неявно руководствуемся в отношениях в более широком смысле.

Идеи Боулби были проверены Мэри Эйнсворт, американо-канадским специалистом по психологии развития, которая убедилась в том, что младенцы предсказуемо демонстрируют один из нескольких характерных «паттернов привязанности»^[111]. Она проводила «эксперимент с незнакомой ситуацией», когда детей в возрасте 9–12 месяцев приносили в лабораторию и после того, как они успокаивались, ненадолго разлучали с родителем, оставляя их наедине с незнакомцем.

Предсказание Боулби оказалось правильным: присутствие незнакомца вызывает у детей тревогу, заставляет их смотреть на родителей в поисках поддержки. А когда родители оставляют детей наедине с незнакомцем, они испытывают дополнительный стресс: перестают интересоваться своими игрушками или начинают плакать. После возвращения матери большинство детей (примерно 62 %) ползут ей навстречу, стремясь восстановить утраченную близость со знакомым ухаживающим человеком.

Сказанное относится к большинству детей. По наблюдениям Эйнсворт, у части детей (примерно 15 %) разлука вызывает чрезвычайно сильный стресс, а после возвращения ухаживающего они ползут к нему, но сопротивляются контакту — отстраняются, вырываются или иным образом показывают, что им не нравится происходящее^[112]. Эйнсворт расценила это как проявление ненадежной формы привязанности. Ребенок не может в полной мере регулировать и восстанавливать эмоциональное равновесие после того, как его оставляют незащищенным. Она назвала такое состояние «тревожно-амбивалентной привязанностью».

Эйнсворт выявила у 25 % детей еще одну форму ненадежной привязанности, которую она назвала «избегающей». Эти дети испытывают явный стресс при разлучении, однако после возвращения матери они ведут себя так, как будто им не нужна ее защита, контакт или поддержка. Они словно говорят: «Как бы там ни было, а ты мне не нужна».

Новаторская работа Эйнсворт, посвященная привязанности детей, впоследствии была расширена и к ней добавилось исследование отношений взрослых^[113]. Ниже представлены четыре основных типа привязанности, выявленных у взрослых.

— Мне легко эмоционально сближаться с другими. Я чувствую себя комфортно, когда полагаюсь на них, и позволяю им полагаться на меня. Я не боюсь оставаться в одиночестве или видеть, что другие не принимают меня. (Надежная привязанность)

— Я испытываю дискомфорт, когда сближаюсь с другими. Я хочу эмоционально сблизиться, однако мне трудно полностью доверять другим или полагаться на них. Я опасаюсь, что могу пострадать, если слишком сближусь с другими. (Тревожная, или избегающая, привязанность)

— Я хочу быть эмоционально близким с другими, однако нередко оказывается, что они не хотят сближаться настолько, насколько мне хотелось бы. Мне плохо без близких отношений, но порой беспокоит то, что другие не ценят меня в такой же мере, в какой ценю их я. (Избегающе-отвергающая привязанность)

— Мне вполне комфортно без близкой эмоциональной связи. Для меня очень важно чувствовать независимость и самодостаточность, и я предпочитаю не полагаться на других и не позволяю им полагаться на меня. (Тревожно-избегающая привязанность)

Подходит ли вам какой-либо из этих профилей? Если да, то превосходно! Вы начинаете процесс самоосознания, который реально может принести пользу вашим отношениям. Большинство людей, однако, не вписывается точно в какую-то одну категорию или определяет для себя несколько категорий. В действительности эта типология слишком примитивна и статична. Крис Фрейли с коллегами выяснил, что различия людей на самом деле довольно размыты и не имеют четких границ^[114]. У нас есть в той или иной мере признаки всех стилей привязанности, варьирующие от «это не про меня» до «это действительно мое», а большинство людей попадает в промежуток между экстремумами.

На деле четыре стиля привязанности взрослых — надежный, тревожный, избегающе-отвергающий и тревожно-избегающий — можно представить как комбинацию всего двух измерений: тревожности и избегания. Тревожная привязанность отражает страх быть отвергнутым или покинутым и является продуктом представлений о том, готовы ли другие прийти на помощь в случае необходимости. Избегающая привязанность не так связана с чувством безопасности, она имеет больше отношения к тому, как вы регулируете свои эмоции в ответ на стресс — используете ли вы других в качестве безопасной базы или отстраняетесь от них и прекращаете отношения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

65

Walters, J., & Gardner, H. (1992). The crystallizing experience: Discovering an intellectual gift. In R. S. Albert (Ed.), Genius & Eminence (2nd ed.). (pp. 135–56). Tarrytown, NY: Pergamon Press.

66

Неопубликованные заметки с 1962 г. в том виде, в каком они процитированы в Lowry, R. J. (1973). A. H. Maslow: An intellectual portrait (The A. J. Maslow series). Monterey, CA: Brooks/Cole.

67

Sumner, W. G. (1906/2017). Folkways: A study of the sociological importance of usages, manners, customs, mores, and morals. CreateSpace Independent Publishing Platform, p. 7.

68

Hoffman, E. (1988). The right to be human: A biography of Abraham Maslow. Los Angeles: Tarcher.

69

Maslow, A. H., & Honigmann, J. (ca. 1943). Northern Blackfoot culture and personality (Unpublished manuscript; Maslow Papers, M443). Archives of the History of American Psychology, Cummings Center for the History of Psychology, University of Akron, Akron, OH.

70

Martin Heavy Head [mheavyhead]. (2017, October 21). Abraham Maslow had spent six weeks with Blackfoot People, an experience which he said “shook him to his knees.” He was inspired by us. [Tweet]. Retrieved from https://twitter.com/mheavyhead/status/921946655577927680.

71

Hoffman, The right to be human, p. 121.

72

Maslow, A. H. (1993/1971). The farther reaches of human nature. New York: Penguin Books, p. 218.

73

Blackstock, C. (2011). The emergence of the breath of life theory. Journal of Social Work Values and Ethics, 8 (1); Kaufman, S. B. (2019). Honoring the wisdom of indigenous people with Richard Katz. The Psychology Podcast. Retrieved from https://scottbarrykaufman.com/podcast/honoring-the-wisdom-of-indigenous-peoples-with-richard-katz.

74

Некоторые, однако, пошли дальше и предположили, что в основе теории мотивации Маслоу в целом и ее представления в виде пирамиды лежит мировоззрение индейских племен Северной Америки и конструкция их жилищ — типи. Хотя я не сомневаюсь в том, что общение с индейцами произвело большое впечатление на Маслоу и что общая философия жизни этого самобытного народа сыграла определенную роль в формировании его представлений, на мой взгляд, важно также признавать множество других факторов, повлиявших на теорию Маслоу, включая описание Уильямом Самнером движущей силы человеческих потребностей, исследование самоактуализации Курта Гольдштейна, а также работы Альфреда Адлера, Гарри Харлоу и Карен Хорни. Более того, в формулировке, данной в 1943 г., Маслоу поместил самоактуализацию на вершине своей иерархии потребностей, а в представлениях индейцев Северной Америки самоактуализация находится в основании типи. Но самое главное, Маслоу никогда не представлял свою иерархию потребностей в виде пирамиды! Я, как человек, относящийся к данному вопросу очень серьезно, обсудил этот момент с психологом Ричардом Кацом, другом Маслоу. Так вот, Кац, который посвятил свою жизнь изучению самобытных людей, не верит в то, что идея иерархии потребностей родилась у Маслоу исключительно благодаря индейцам из племени черноногих. Тем не менее мы оба согласились с тем, что работа Маслоу с индейцами оказала сильное влияние на его представления о человеческой природе в широком смысле. Если точнее, то я считаю, что более поздние работы Маслоу по духовности и трансценденции, как и моя обновленная иерархия потребностей, в еще большей мере согласуются с философией американских индейцев, в которой самоактуализация является фундаментом для «актуализации сообщества» и «вечности культуры». По сути, я считаю, что мы можем построить интегрированную модель, для которой характерно уважение и признание вклада каждого человека. См.: Blackstock, The emergence of the breath of life theory; Kaufman, Honoring the wisdom of indigenous people with Richard Katz; Michel, K. L. (2014). Maslow’s hierarchy connected to Blackfoot beliefs. A Digital Native American. Retrieved from https://lincolnmichel.wordpress.com/2014/04/19/maslows-hierarchy-connected-to-blackfoot-beliefs.

75

Lowry, A. H. Maslow: An intellectual portrait.

76

Taylor, S. (2019). Original influences. Psychology Today. Retrieved from https://www.psychologytoday.com/us/blog/out-the-darkness/201903/original-influences.

77

Maslow, A. H. (1938). Report to the National Research Council.

78

Lowry, A. H. Maslow: An intellectual portrait, p. 20.

79

Lowry, A. H. Maslow: An intellectual portrait.

80

Неопубликованная заметка, процитирована в Lowry, A. H. Maslow: An intellectual portrait, p. 17.

81

Pinker, S. (2018). Enlightenment now: The case for reason, science, humanism, and progress. New York: Viking.

82

Whippman, R. (2017). Where were we while the pyramid was collapsing? At a yoga class. Society, 54 (6), 527–529.

83

Whippman, Where were we while the pyramid was collapsing? At a yoga class, p. 528.

84

Bland & DeRobertis, Maslow’s unacknowledged contributions to developmental psychology; Hoffman, The right to be human.

85

George, L., & Park, C. (2016). Meaning in life as comprehension, purpose, and mattering: Toward integration and new research questions. Review of General Psychology, 20 (3), 205–220; Martela, F., & Steger, M. F. (2016). The three meanings of meaning in life: Distinguishing coherence, purpose, and significance. The Journal of Positive Psychology, 11 (5), 531–545.

86

Morgan, J., & Farsides, T. (2009). Measuring meaning in life. Journal of Happiness Studies, 10 (2), 197–214; Morgan, J., & Farsides, T. (2009). Psychometric evaluation of the meaningful life measure. Journal of Happiness Studies, 10 (3), 351–366.

87

Martela & Steger, The three meanings of meaning in life, p. 539.

88

George, L. S., & Park, C. L. (2013). Are meaning and purpose distinct? An examination of correlates and predictors. The Journal of Positive Psychology, 8 (5), 365–375.

89

Hirsh, J. B., Mar, R. A., & Peterson, J. B. (2012). Psychological entropy: A framework for understanding uncertainty-related anxiety. Psychological Review, 119 (2), 304–320.

90

Clark, A. (2013). Whatever next?: Predictive brains, situated agents, and the future of cognitive science. Behavioral and Brain Sciences, 36 (3), 181–204.

91

Friston, K. (2009). The free-energy principle: A rough guide to the brain? Trends in Cognitive Sciences, 13 (7), 293–301; Friston, K. (2010). The free-energy principle: A unified brain theory? Nature Reviews Neuroscience, 11, 127–138; Hirsh, Mar, & Peterson, Psychological entropy; Kelso, J. (1995). Dynamic patterns: The self-organization of brain and behavior. Cambridge, MA: MIT Press.

92

Kauffman, S. A. (1993). The origins of order: Self-organization and selection in evolution. New York: Oxford University Press.

93

McEwen, B. S. (2007). Physiology and neurobiology of stress and adaptation: Central role of the brain. Physiological Review, 87 (3), 873–904.

94

Bateson, M., & Nettle, D. (2016). The telomere lengthening conundrum — it could be biology. Aging Cell, 16 (2), 312–319; Fox, N. A., & Shonkoff, J. P. (2011). How persistent fear and anxiety can affect young children’s learning, behavior and health. Early childhood matters; Nettle, D., et al. (2017). Early-life adversity accelerates cellular ageing and affects adult inflammation: Experimental evidence from the European starling. Scientific Reports, 7, 40794; Storoni, M. (2019). Stress-proof: The ultimate guide to living a stress-free life. London: Yellow Kite.

95

Watts, A. W. (1951). The wisdom of insecurity: A message for an age of anxiety. New York: Vintage Books, p. 77.

96

Paulos, J. A. (2003). A mathematician plays the stock market. New York: Routledge.

97

Hirsh, J. B., & Inzlicht, M. (2008). The devil you know: Neuroticism predicts neural response to uncertainty. Psychological Science, 19 (10), 962–967.

98

Cuijpers, P., et al. (2010). Economic costs of neuroticism: A population-based study. Archives of General Psychiatry, 67 (10), 1086–1093; Lahey, B. B. (2009). Public health significance of neuroticism. American Psychologist, 64 (4), 241–256; Tackett, J. L., et al. (2013). Common genetic influences on negative emotionality and a general psychopathology factor in childhood and adolescence. Journal of Abnormal Psychology, 122 (4), 1142–1153.

99

Schönbrodt, F. D., & Gerstenberg, F. X. R. (2012). An IRT analysis of motive questionnaires: The unified motive scales. Journal of Research in Personality, 46 (6), 725–742.

100

Fox & Shonkoff, How persistent fear and anxiety can affect young children’s learning, behavior and health.

101

Maslow, Motivation and personality, p. 66.

102

Nettle, D. (2017). Does hunger contribute to socioeconomic gradients in behavior? Frontiers in Psychology, 8, https://doi.org/10.3389/fpsyg.2017.00358.

103

Fessler, D. M. (2002). Pseudoparadoxical impulsivity in restrictive anorexia nervosa: A consequence of the logic of scarcity. International Journal of Eating Disorders, 31 (4), 376–388; Swanson, D. W., & Dinello, F. A. (1970). Severe obesity as a habituation syndrome: Evidence during a starvation study. Archives of General Psychiatry, 22 (2), 120–127.

104

Swanson & Dinello, Severe obesity as a habituation syndrome, p. 124.

105

Orquin, J. L., & Kurzban, R. (2016). A meta-analysis of blood glucose effects on human decision making. Psychological Bulletin, 142 (5), 546–567.

106

Nettle, Does hunger contribute to socioeconomic gradients in behavior?; Orquin & Kurzban, A meta-analysis of blood glucose effects on human decision making.

107

Nettle, Does hunger contribute to socioeconomic gradients in behavior?

108

Fessler, Pseudoparadoxical impulsivity in restrictive anorexia nervosa.

109

Bowlby, J. (1982; originally published in 1969). Attachment and loss: Vol. 1. Attachment (2nd ed.). New York: Basic Books; Bowlby, J. (1973). Attachment and loss: Vol. 2. Separation: Anxiety and anger. New York: Basic Books; Bowlby, J. (1980). Attachment and loss: Vol. 3. Loss: Sadness and depression. New York: Basic Books.

110

Fraley, R. C. (2019). Attachment in adulthood: Recent developments, emerging debates, and future directions. Annual Review of Psychology, 70, 401–422; Fraley, R. C., & Shaver, P. R. (2008). Attachment theory and its place in contemporary personality research. In O. P. John, R. W. Robins, & L. A. Pervin (Eds.), Handbook of personality: Theory and research (3rd ed.) (pp. 518–541). New York: Guilford Press.

111

Ainsworth, M. D. S., Blehar, M. C., Waters, E., & Wall, S. N. (1978). Patterns of attachment. Hillsdale, NJ: Erlbaum.

112

Kaufman, S. B. (2017). The latest science of attachment with R. Chris Fraley. The Psychology Podcast. Retrieved from https://scottbarrykaufman.com/podcast/latest-science-attachment-r-chris-fraley.

113

Bartholomew, K., & Horowitz, L. M. (1991). Attachment styles among young adults: A test of the four-category model. Journal of Personality and Social Psychology, 61 (2), 226–244; Hazan, C., & Shaver, P. R. (1987). Romantic love conceptualized as an attachment process. Journal of Personality and Social Psychology, 52 (3), 511–524.

114

Fraley, R. C., Hudson, N. W., Heffernan, M. E., & Segal, N. (2015). Are adult attachment styles categorical or dimensional? A taxometric analysis of general and relationship-specific attachment orientations. Journal of Personality and Social Psychology, 109 (2), 354–368; Fraley, R. C., & Spieker, S. J. (2003). Are infant attachment patterns continuously or categorically distributed? A taxometric analysis of strange situation behavior. Developmental Psychology, 39 (3), 387–404.