Лопнувшая лампа

Сергей Швей

По серому бескрайнему мегаполису бродит загадочный фантом. Тень преследует свои зловещие цели, и встреча с ней не сулит ничего хорошего. Однако для некоторых она неизбежна, как встреча с собственной смертью или безумием… Но кем на самом деле является Тень? Ответ на этот вопрос может оказаться крайне неожиданным…«Лопнувшая лампа» – мистический философский роман c экзистенциальными мотивами, проникнутый глубинным осмыслением сущности повседневных явлений и хрупкости человеческого бытия.

Глава 2

Гербертовские черви суетливо копошатся в раздутом теле огромного мегаполиса, развратно распластавшегося на многие километры. Отряды деловитых муравьев-объездчиков штурмуют их сине-голубые сочленения, с неуклюжей ловкостью запрыгивая внутрь этих кольчатых гигантов. Здесь царит своя собственная атмосфера. Подземелье обнажает и возвышает все первобытные инстинкты пассажиров-инсектоидов. Люди грубы, холодны и эгоистичны. Борьба за место под искусственным солнцем, что освещает неподдельно неудобные лавки вагонов, достигает своего апогея.

Вот милая старушка еле волочит ноги, обутые в изрядно потрепанные валенки. Способна ли эта картина вызвать хоть толику сострадания в душах окружающего улья? Подпорхнут ли к ней на крыльях милосердия статные леди и джентльмены? Нет, они прекрасно знают подобных хищников. Эта маскировка может обмануть лишь дилетанта, первый раз пустившегося в отчаянное подземное путешествие. Лишь вагон откроет свой зияющий пролом, лишь это божье создание увидит свободное, да плевать, если и не свободное, место… О, на эту картину можно смотреть бесконечно! Демон овладевает немощным телом, сверхъестественная энергия наполняет каждую клетку. Расталкивая наивных пассажиров, не вовремя оказавшихся на пути, старый монстр в два прыжка достигнет цели. И не дай вам Бог занять вожделенное место этой фурии! Столько емких, глубоких и интересных фактов о себе вы вряд ли еще где-то услышите.

Вот и очередной парадокс: мы не просто хотим, мы требуем всеобъемлющего уважения к своей частной жизни, к драгоценной интимности наших чувств, эмоций и действий. При необходимости — бьемся за нее насмерть, до последней капли крови. Однако в монотонной повседневности мы радостно плюем на жизнь чужую. Украдкой, тихо, тайно косимся в чужие телефоны в общественном транспорте. Подглядываем, подслушиваем. Ловим каждую букву, каждый знак препинания. Вырывая слова и мысли из контекста, додумываем, формируем чудовищные образы осуждения, которые базируются на мимолетном, секундном взгляде. Как при таком поведении не рассчитывать на взаимность? Как требовать уважения к себе, когда ты сам мечтаешь вторгнуться, хоть одним глазком, хоть одним словом, в частную жизнь обывателей? Вплести их в извращенную и гиперболизированную методику оценки качеств и поступков. Характеризация личности человека по одному слову, по одной фразе — это было бы смешно, если бы не было так серьезно.

Человечность сегодня явно переполняет обитателей подземки. Я спешу запрыгнуть в открытые двери вагона. Легко порхая по лестнице, мой взгляд сталкивается с глазами машиниста, и они не сулят мне ничего хорошего. По его зрачкам пробегает темная рябь, а лицо на доли миллиметра искажается в подлой ухмылке. Я уже знаю, что сейчас произойдет, но доверяю своим скорости и реакции… И зря. Подлец наотмашь ударяет меня дверьми. Побитым псом я протискиваюсь в вагон. Ангел мести клокочет во мне, как сицилийский вулкан. Тонкими струйками жгучей лавы он уже вырисовывает коварный план.

Это первый вагон, у меня есть место для маневра. Я подхожу к хлипкой дверце и начинаю истошно барабанить в нее. Реакция вагонных обитателей — последнее, что сейчас забавляет меня. Гулкие удары обрушиваются на холодную металлическую поверхность. Пустая трата сил. Трус никогда не покинет своей крепости, он прекрасно осознаёт, что он сделал и что его ждет.

Состав останавливается, двери открываются. Я выскакиваю и дергаю ненадежную дверцу его рубки — болван даже не додумался закрыть ее. Жуткий эмоциональный катаклизм впрыскивает токсины ярости в мой организм. Я выволакиваю машиниста и, повалив на мраморный пол, начинаю избивать. Не имеет значения, куда и как попадают мои удары, — сейчас я смакую каждый момент этого представления. Апофеоз гнева.

Механический женский голос выводит меня из транса. Наверное, все это могло бы произойти со мной, а может, происходит сейчас в параллельной реальности с человеком, очень похожим на меня. Покусываю губы, поправляю пальто, выхожу.

А еще буйство запахов. Этот аспект никак нельзя проигнорировать, находясь в каменных лабиринтах подземки. Запахи плывут, искажаются, перемешиваются. Несчастное обоняние начинает биться в истерических конвульсиях от одного только предвкушения этой встречи. Огромный биомеханический пазл: пахнут вагоны — каждая модель по-своему, пахнут станции, пахнут вещи, пахнут люди. Где еще аромат дорогого парфюма может смешаться с грубым флером бродяги? Или откроются двери, и в тебя выстрелит диаграмма этанола, не завершившая свой метаболизм в организме пьяницы. Рулетка начинает крутиться от станции к станции, у нее нет ни шарика, ни ставок, — сиди и балдей, ну или обалдевай. Принцип сезонности тоже не играет никакой роли — одинаково плохо пахнет всегда. Наверно, это единственная достижимая константа в подземном мире.

Делаю пересадку. Удивительно, что в столь технократическом месте еще остаются места, где человеку могут пригодиться ноги. «Осторожно, двери закрываются!» В новом конструкте больше света, больше пространства. Все вагоны слеплены в одну огромную механическую колбасу. Чтобы скрасить досуг путешественников, а заодно вложить в их разум важные вехи, боковые стенки венчают плазменные панели. Вот прогноз погоды обещает потепление через каких-то жалких тридцать дней. Вот новости-страшилки повествуют об исчезнувшей стайке детей и молят сопричастных и неравнодушных сообщить подробности. А теперь, на контрасте, глянцевые квадраты демонстрируют лучшие видео из интернета: котиков и сопутствующую милоту из вкладки «Тренды».

Сократив дневную норму подземки до часа или часа десяти минут, невольно начинаешь ощущать себя счастливчиком. Что ни говори, а подземелье давит. Оно заманивает нас красотой, комфортом быстрого передвижения, но при этом низводит до насекомых. Мы должны не только пожертвовать свои деньги этому богу — нет, ему этого мало. Мы должны отказаться от солнечного света, отказаться от ветра, от чистого воздуха. Мы должны принять это в сублимированном виде, восторгаться этим и восхвалять, надеясь, что идол еще долго будет одаривать нас своими благами, а мы, скромные слуги, сможем и дальше ублажать его.

Не привлекая лишнего внимания, я протискиваюсь в еще открытые двери. Лавирую между тучным мужчиной средних лет, облаченным в мешковатую куртку, и древней фенольно-фиолетовой заформалиненной старухой в дореволюционной ветоши, которая не по возрасту лихо орудует сумкой-тележкой. Проскальзываю к параллельным дверям, занимая удобный угол и защищая две трети своего личного пространства. Двери с треском захлопываются, и вагонный гомон начинает интенсивно перемешиваться со звуками ударов колес о стыки рельс. Каждый волен сам выбрать средство, чтобы справиться с этой какофонией: кто-то предпочитает по старинке игнорировать ее, кто-то погружается в чарующий голос собеседника, а кто-то, как я, заглушает ее музыкой.

Эта прекрасная лабораторная площадка показывает, насколько прогресс и регресс идут рука об руку. Прогресс технический и регресс личностный. Помню, школьником я вынужден был мотаться в школу через весь город — чего только не заставят делать родители ради лучших учителей и лучших знаний? И, конечно, для своего культурного досуга я, помимо тяжеленных учебников, закидывал в безразмерный портфель тяжеленные художественные книги. Сложно сказать, сколько книг я прочитал таким образом. Бывало, зачитавшись, выходил из вагона и шел, очарованный музыкой строк, представляя героев, тренируя воображение и мешая окружающим. Сейчас книг почти не читают. Местную немногочисленную популяцию книголюбов истребили дикие бараны с гаджетами, привезенными из далеких стран. С врожденным сколиозом, не смотрящие никуда, кроме волшебной глади экрана, они с великим трудом совершают движения, натыкаются друг на друга, теряют свои тела в изолированном пространстве и упорно не дают пройти другим людям. Что уж тут говорить об окружающих, мы уже поняли, что всем просто начхать на ближнего своего, но где же он, двигатель человеческой жизни и судьбы — инстинкт самосохранения? Неужели жирные лемминги не боятся споткнуться, покалечиться или упасть? Что такого судьбоносного может содержаться в этих маленьких коробочках, что мы должны молниеносно и немедленно теребить их пальцами и впиваться в них высохшими глазами? Потеря значимости момента. Девальвация эмоций. И если раньше ты использовал технологии для расширения своей реальной жизни, то теперь они нужны для полной ее замены.

Заботливо не снятый рюкзак попутчика беспардонно толкает меня в плечо, сбивая с мыслей. Юноша, лет двадцати оборачивается и меряет меня взглядом. Как же красноречив его взор! По нему можно легко понять, что это я задеваю драгоценный рюкзак своим некстати оказавшимся тут вместилищем души, да и день молодого человека сложился бы гораздо плодотворней, если бы моя телесная оболочка тут не присутствовала. Он отворачивается, погружая свой взгляд обратно в телефон.

Вот еще один вопрос: как знакомится современная молодежь? В иных обстоятельствах этому субъекту пришлось бы очень сильно постараться, пожелай он продолжить свой род в этом мире.

Но все же я люблю метро за самую наглядную микромодель мира. В ускоренном порядке сущности сталкиваются и разлетаются, живут свои жизни, ссорятся, влюбляются и умирают. Наверное, в этом гранитно-мраморном Колизее я видел все. Только в здесь, в странном и искусственном месте пересекаются в рамках повседневной жизни, синхронно и не сговариваясь, шаблонно нормальное и вызывающе безумное. Они могут сесть на одной уродливо коричневой лавке и унестись в едином центробежном направлении, как два странных фрагмента единого сложного витража.