Сбиватели

Сергей Харлов (2020)

В голове десятилетнего Брета Салливана живет тепло. Светлое. Это сияние помогает ему выбраться из ночного леса, справиться с ранней смертью матери, стать писателем.В голове его друга Гарольда Маринвилла тоже живёт тепло. Тёмное. Оно помогает маленькому Маринвиллу задушить белку, сбить насмерть оленёнка, срезать палец с ноги человека.Их пути расходятся всё дальше и дальше…Но спустя годы повзрослевший Брет звонит Гарольду и предлагает совместную поездку на озеро Плейсид. Как в детстве.Что если этот звонок спровоцирован теплом Брета? Что если это только начало противостояния двух инородных сущностей, сокрытых в человеческих телах?

5

Окрестности Грейнтс-Хилл

За одиннадцать лет до событий на шоссе I-93N

Десятилетний Брет стоит в ста метрах от Угодья Дружбы. В руках у него нож.

Он набирает полную грудь воздуха: ароматы рододендрона, арбузная свежесть только что скошенной травы, медовый запах полевых цветов. Он прислушивается: отдалённый лай Бакса (так Брет прозвал свою собаку), жужжание пчёл, стрёкот цикад, рычание газонокосилки.

Звуки и запахи наполняют его.

Мальчик наклоняется и втыкает в землю столярный отцовский нож. Земля твёрдая, лезвие входит туго, как в плоть животного, — знакомое ощущение. Брет уже свежевал животных, помогая отцу в хозяйстве: обычная грязная работа, но есть в ней что-то притягательное, мужское. Возможно, именно поэтому он решил воткнуть нож в почву сейчас — освежить воспоминания. Наедине с самим собой человек не стыдится своих потаённых желаний; стыд — это рамки общества.

Рукоять, отполированная множеством прикосновений, блестит на солнце. Брет стоит на линии скоса: правой ногой на поле клевера, левой — на полёгшей траве. Эта линия разделяет два мира, у каждого из миров свои звуки и запахи. По левую сторону от Брета двухэтажный деревянный дом, где живут они с отцом, ухоженная лужайка, сам отец, медленно катящий вдоль дома газонокосилку, тявкающий вокруг него Сукин Сын (так Салливан-старший прозвал собаку Брета). Это всё знакомо. По правую сторону от Брета — другой мир. Правой ступнёй он приминает малую часть огромной жужжащей поляны и смотрит в её даль. За поляной — Угодье Дружбы. За Угодьем Дружбы — лес. За лесом — новое, неизведанные звуки и запахи. Туда Брет сегодня и направится.

Газонокосилка смолкает. Шуршание травы, топот ног. Брет оборачивается и видит, как его новые друзья — Гарольд и Пол — останавливаются перед Салливаном-старшим. Два восьмилетних мальчика. Гарольд одной рукой гладит Ублюдка (так друзья Брета прозвали собаку Брета), второй рукой — копну своих кудрявых волос, будто сравнивая, у кого волосяной покров гуще. Пол расспрашивает Генри Салливана, перекидывая тяжёлую плетёную корзину из одной руки в другую. Генри отвечает, указывает в сторону Брета, тот машет рукой, и друзья направляются к нему. Пол что-то кричит, но слова обрывает рык вновь заработавшей газонокосилки. Фонтан травы ударяет Баксу-Сукину-Сыну-Ублюдку в морду, и тот, взвизгнув, подпрыгивает: начинается новый раунд противостояния. Салливан-старший ворчит.

Подбежав к Брету, Пол протягивает большую корзину, накрытую полотенцем:

— Здесь всё, что я обещал. И даже больше.

— Ты, как всегда, в порядке, Пол. — Брет принимает корзину, взвешивает в руке — она звенит металлом и пахнет хлебом. Он говорит: — Теперь можно идти. Другсы-сосунки отпросились у родителей? Вернёмся поздно.

— «В порядке»? — переспрашивает Гарольд. — «Другсы-сосунки»?

— Так говорят.

— А. — Гарольд кивает. Дети легко воспринимают новую информацию.

Пол отвечает на вопрос Брета:

— Нет проблем, хоть на всю ночь. Моих предков срубило. — Он гордо выпячивает грудь: — Я подмешал им снотворное тёти Эльзы в чай.

— Молодцом, — хлопает его по плечу Брет. — А ты, Гарольд?

— Чёрта с два на всю ночь! У меня нет снотворного. И сегодня «За пригоршню долларов»^[14] полдесятого. Бродите сколько хотите, но без меня.

— До девяти успеем, — обещает Брет. Он выдёргивает столярный нож из земли, переступает линию скоса и быстрым шагом направляется через поле, приминая кедами клевер.

Гарольд и Пол бегут следом.

— Эй, Брет, ты даже не посмотрел, что в корзине.

Салливан глянул сначала на полотенце, скрывающее содержимое корзины, затем на Пола.

— Зачем? Я и так знаю.

— Врёшь! — кричит Гарольд. — Даже я не знаю!

— Гарольд прав. Хрен я ему покажу.

— Тебя никто и не просил показывать, — фыркает Гарольд. — Таких, как ты, ждёт эпизод войны.

— Что?!

И Гарольд начинает петь писклявым голоском:

— Эпизод войны! Эпизод войны!

У Пола от недоумения глаза из орбит вылезают.

— Песня такая есть, — говорит Гарольд. — Радио надо слушать. Песня о том, как один крутой парень надирает задницу другому, плохому парню. То есть про меня и тебя песня. — Маринвилл поворачивается к Брету: — Спорим на бакс, ты не знаешь, что у Пола в корзине?

— Моя собака не продаётся, — говорит Брет. — А тех, кто торгует собаками, «Гринпис» трахает в задницу.

— «Трахает в задницу»? — мальчик озадачен. — «Гринпис»?

— Так говорят, — отмахивается Брет.

Но Пол с умным видом поясняет:

— Это, как «надирает». Только по серьёзному.

— А. — Гарольд кивает.

Брет щурится.

— Чертовски знакомая песня. — Он пытается вспомнить имя исполнителя. — Ну-ка, напой ещё разок, Гарольд.

— Эпизод войны! Эпизод войны!

— Что за стрёмный день, — вконец разочаровывается Пол.

— Точно, — кивает Брет. — Это Элтон Джон.

— Король лёгкого рока, — говорит Гарольд.

— Он в порядке.

— В полном порядке.

— Так что у меня в корзине, Брет? — повторяет Пол.

Салливан молча вышагивает по полю. Мальчики за ним еле поспевают. Он выше их на голову.

Первым ликующим оказывается Гарольд:

— Я так и знал! Всё ты врёшь! Клинт Иствуд лгунам яйца отстреливает.

— Брет безъяйцевый! — подхватывает Пол. — Брет безъяйцевый!

Но Брет с яйцами. Он отмеряет ещё десяток шагов и говорит:

— Три парафиновые свечи, масляные краски, остатки мебельного лака в жестяной банке, три кисточки, коробок спичек, холодный чай в термосе, сэндвичи и фирменный яблочный пирог от миссис Кауфман. — Он качает головой: — Когда наступает день моей очереди приносить корзину с ланчем, это не так вкусно. Мой отец не верит в стряпню, а сам я люблю готовить бургеры, в которых из начинки всё подряд, да побольше.

— Зря ты так, — говорит Гарольд. — Я люблю твои бургеры.

— Иисусий ангел! — удивлённо выкрикивает Пол. Этой фразе он научился у покойного прадедушки, тот употреблял её по сто раз в день без всякого повода: «Подай мне, иисусий ангел, банку с горчицей». «Зачем нам, иисусий ангел, дождь зимой?» Иисусий ангел то, иисусий ангел это. Даже перед смертью широко открыл глаза, пробормотал: «Иисусий ангел», — и отбыл. Правнук принял эстафету. Он кричит во второй раз ещё громче прежнего, и на этот раз фраза означает крайнюю степень восторга:

— Иисусий ангел, откуда ты знаешь, что у меня в корзине?! Всё верно перечислил. — Пол подбегает к Брету, поднимает край полотенца, заглядывает внутрь и говорит: — Точно. Ничего не упустил. Как ты это делаешь?

— Дело в звуках. И в запахах.

Поляну одуванчиков сменяет пашня. Здесь начинается картофельное поле. То самое, на котором впервые встретились трое друзей. Ровные ряды зелёной ботвы возвышаются над гребнями земли. Отец Брета гордится своим полем и делает это не зря — в уплату за литры пролитого пота оно приносит тонны урожая, оптовики из Большого Города скупают весь картофель фермера уже в первых числах сентября, сразу после уборки. За что платить есть — и Генри знает цену. Но картофельным поле является только для отца Брета и его клиентов, для самого Брета, Пола и Гарольда это Угодье Дружбы. Салливан-младший всему даёт названия, он считает, так нужно, и сегодня даст ещё пару. Фантазия у него хорошая, Брет умеет придумывать игры, бои, фантастические истории и даже эротические — про «киску» внучатой племянницы Джеймса Грэхема (самого зажиточного фермера в окрестностях), которую он изловчился увидеть прошлым летом, — всё это восхищает ребят, придаёт Брету взрослости.

Глаза Гарольда вспыхивают, ступив на пашню, он вспомнил про истории Брета.

— Фантастические истории! — выкрикивает Маринвилл. — Брет, ты ведь расскажешь нам сегодня одну из них? Истории у тебя получаются не хуже бургеров.

— Мне как-то попалась кинза в бургере Брета, — говорит Пол. — Кинза.

— Я люблю кинзу, — говорит Гарольд. И, немного подумав, добавляет: — И финики.

— В бургере, Гарольд, — акцентирует Пол.

— Я люблю бургеры, — мечтательно говорит Гарольд.

— Мне иногда кажется, что этот парень слабоумный, — шепчет Пол Брету.

— Он просто любит поесть, — шепчет Брет Полу.

— Все жиртресты, — делает вывод Пол, — слабоумные.

Но Гарольд непробиваем.

— Бургеры и истории, — говорит он. Маринвилл обожает рассказы Брета, в них есть рыцари, кровь, пытки. — Сегодня ведь будут истории, Брет?

— А ты взял повязки? — спрашивает Салливан.

Маринвилл останавливается и испуганно ощупывает карманы джинсов.

Повязки тоже придумал Брет. «Чтобы погрузиться в историю и отсечь себя от реальности темнотой» — так он говорит. И Пол с Гарольдом всегда послушно завязывают узлы на затылках. Пол настороженно следит за поисками Гарольда. В кулинарных изысках маленький Кауфман критичен — его мать работает поваром, — но рассказы Брета ему тоже нравятся, в них есть рыцари, схватки, доблесть.

— Есть! — кричит Гарольд и достаёт из кармана два чёрных платка.

Пол облегчённо выдыхает.

Картофельное поле близится к концу. Ребята проходят мимо громадного чучела с военной каской на соломенной голове, вместо правой руки у чучела ржавые садовые ножницы. Это Фриц Воронье Мясо. Сделал его Генри Салливан, имя дал Брет Салливан. Три головы поворачиваются на девяносто градусов: мальчики всегда оборачиваются, но чаще — останавливаются и подолгу разглядывают соломенного монстра. Пытаются уловить движение. Брет рассказал друзьям, что оно живое, но действует только ночью: весь день даёт воронам пообвыкнуть, посидеть, погадить на себя… а ночью ЩЁЛК — и рассекает одинокую прилетевшую птицу пополам своей железной рукой. Гарольд и Пол говорят Брету, что никогда не видели рядом с чучелом разрубленных ворон. Брет говорит им, что каждое утро убирает тушки, чтобы остальные птицы не заподозрили неладное. Генри говорит Брету, что его друзья — маленькие доверчивые идиоты, потому что вороны не летают ночью. Так или иначе, Фриц Воронье Мясо вызывает у мальчиков восхищение — от него веет древним и чем-то потусторонним. Такие вещи всегда привлекают детей.

Когда чучело скрывается из виду, друзья поворачивают головы, и перед ними выстраивается древний лес.

— Пришли, — говорит Брет.

* * *

Брет любит лес. Большую часть своего свободного времени он проводит именно здесь — на окраинах сосновника. Заходить вглубь Генри Салливан запрещает сыну, хотя и догадывается, что граница запрета — пятьдесят метров — всё равно будет нарушена.

Брет, Гарольд и Пол переходят черту. Пахнет хвоей, мхом, сыростью. Пол наступает на ветку, и ребята слышат, как треск уходит во все стороны, затем тонет в привычных звуках леса — дятел, сойка, клёст. Сквозь кроны высоких деревьев во мрак чащи пробиваются лучи солнца, каждый луч превращается в прожектор из-за миллиона микроскопических частиц, парящих в воздухе. Мальчики поднимают головы и как загипнотизированные смотрят в эти столпы света. От переизбытка кислорода друзья ощущают лёгкое головокружение и приятную слабость по всему телу — лес наполняет их своим густым духом, даёт осязать себя. Брет любит это первое прикосновение, от него бегут мурашки по затылку.

Древнюю чащу перед фермой Салливана рассекают две тропы. Гарольд, Пол и Брет стоят перед их началами: одна ведёт налево, другая — направо. Раньше собиратели ягод, грибники и охотники ходили по обеим, но три года назад проход по той, что ведёт направо, стал невозможен. Всё дело в ручье. Львиная Струя — так его окрестил Брет. Ручей пересекает тропу. Раньше поток был мощный, но не настолько широкий, чтобы человек не смог перепрыгнуть. И люди прыгали, потому что на той стороне ручья, в двухстах метрах к югу, находилось самое большое клюквенное болото. Люди прыгали через ручей с пустыми корзинами, а спустя час прыгали обратно с корзинами, наполненными до краёв красными ягодами. Клюква собиралась не поштучно, а гроздьями — мох болота был окровавлен её плодами. Но теперь всё по-другому. Многочисленных голосов собирателей со стороны болота уже давно не слышно, туда больше никто не ходит. Дело в том, что ручей набрал силу и мощь — сказались дождливые сезоны, которые пошли один за другим. Строительство моста через вышедший из берегов ручей никто не хотел финансировать, а все сваленные деревья-переправы уносило потоком, который успел прославиться своей яростью.

«Львиная Струя. — Трое друзей стояли у кустов акаций и справляли малую нужду, когда Брет решил пояснить, что к чему. — Лев ведь огромное животное? Огромному животному — огромную струю».

Ручей и вправду был длинным, широким и далеко не прозрачным. Матово-жёлтая масса бурлила от истока до устья.

Из-за недостатка средств провалилась первая затея — строить мост, а вторая — обогнуть ручей пешком — доказала абсурдность первой: когда собиратели всё-таки добрались до легендарного болота в обход, то не увидели ягод. Клюква скрылась под водой и загнила.

«Чего и стоило ожидать, — скажет Брет. — «Ушла, как «Титаник». Львиная Струя берёт своё начало на болоте, и ручей — это только показатель того, что творится на самом болоте. Если ручей превратился в реку, значит, болото превратилось в море».

Собиратели ушли с затонувшего болота ни с чем. С тех пор оно перестало быть легендарным в плане ягод и стало легендарным в плане историй. А тропа, которая вела к ручью, заросла за ненадобностью. Что не дало ей исчезнуть окончательно, так это грибники, не оставляющие попыток обогнуть ручей в жаркую погоду, ну, и, естественно, сам Брет, истоптавший все окраины леса. Хоть ручей и находится дальше разрешённых отцом пятидесяти метров, Брета это не останавливает: «Слушать рык Львиной Струи я готов вечно. Она в порядке».

И сейчас.

Брет стоит на перепутье двух лесных троп. Он поворачивает голову направо, вытягивает шею в сторону заросшей тропы и прислушивается. Пол и Гарольд следуют его примеру. Шелест листьев, стрёкот насекомых, пение птиц… и вот он, накрывающий все эти звуки утробным монотонным рыком. В жаркую погоду ручей, конечно, не так агрессивен, как в дождливую, но Брет удовлетворённо кивает — этот рёв он ни с каким другим не спутает. Салливану не терпится побыстрее добраться до ручья, и он знает, как это сделать.

— Вы видели задницу Бакса? — говорит он друзьям.

— А кто её не видел?

— Он всегда голым ходит, — соглашается Гарольд.

— Хорошо, что вы в курсе. — Брет назидательно поднимает палец: — Потому что на этой кудлатой заднице расположился клещ, настолько здоровенный, что сам Генри Салливан не решается его вытащить. А вы знаете моего отца.

— Он не из робких, — соглашается Пол.

— Крутой мужик, — кивает Гарольд.

— И это только подливает масла в огонь, — говорит Брет.

— В какой такой огонь? — спрашивает Гарольд.

— В огонь азарта. — Салливан прижимает корзину к груди, делает шаг в сторону заросшей тропы, той, что ведёт вправо, а затем срывается с места и кричит уже на ходу: — Кто последним прибежит к поляне у ручья, тот вытаскивает клеща из задницы Бакса!

Пол без лишних слов срывается следом. Гарольд, отчаянно взвизгнув, — последним. Лесная тропа заросшая и узкая, так что к поляне у ручья после пятиминутного забега мальчики прибегают в таком же порядке: Брет, Пол, Гарольд.

— Нечестно! — канючит запыхавшийся Гарольд. — Там было не обогнать!

— Ты просто поддался! — Пол смеётся. — Тебе нравится объёмный зад Ублюдка, в этом всё дело, я видел, как ты его сегодня елозил. Разминался перед боем, парень?

— Иди ты. — Гарольд показывает ему средний палец. — Ещё одно слово, и я расскажу миссис Кауфман, что ты накачал её снотворным.

— Стукач.

— Дипломат, — поправляет Гарольд.

— Чего?!

— Регулировщик отношений, — гордо объясняет Маринвилл то, что ему сегодня объяснил отец за просмотром политических новостей по кабельному.

–…отношений между задницей и насекомым. — Пол кабельное не смотрит.

Брет ставит корзину в центр поляны и обходит прилегающие к ней кусты, он ищет оставленные им с утра заготовки. Находит. Вытаскивает из-под барбариса три одинаковых полена. Мальчики сразу прекращают спор и смотрят на старшего друга в предвкушении хорошей новости.

— У нас будет свой флот, — объявляет Брет и достаёт отцовский столярный нож.

* * *

С одной стороны поляну отсекает ручей, с другой — замыкает дугой лес. Эта поляна-полукруг становится на ближайшие два часа мастерской Брета и его друзей.

Столярным ножом Салливан вырезает стружку, в воздухе пахнет деревом, лезвие, сверкая на солнце, всё глубже уходит в нутро полена. Брет смахивает тыльной стороной ладони пот со лба и сосредоточенно высматривает «лишнее» для палубы дерево. Работа идёт быстро. Первый корабль готов через полчаса: небольшой, остроносый, с закруглённой кормой, он напоминает марсельную шхуну. Брет передаёт своё детище Полу и Гарольду. Мальчики, вооружённые кисточками, приступают к покраске. Несмотря на свои восемь лет, получается у них вполне неплохо. Брет не кривит душой:

— Вполне неплохо.

Производство кораблей набирает ход. Один выстругивает, двое красят. Пол с Гарольдом, поочередно подбегают к ручью, чтобы промыть кисточки.

— Крутой у тебя нож, Брет, — подмечает Гарольд.

— Это отцовский. Он сдаёт мне его в аренду за помощь в хозяйстве. Говорит, что подарит на четырнадцатилетие. Говорит, в четырнадцать я стану мастером и заслужу его.

— А пока не заслужил? — Пол указывает на кораблик кисточкой: — Ведь похоже на работу мастера. Разве нет?

— Это многофункциональный нож, — говорит Салливан. — Им можно создавать и разрушать. Я должен научиться делать и то и другое.

— Например?

— Убивать животных.

— Это ж проще, — Пол пожимает плечами. — Убить каждый может, а вот корабль попробуй, сделай.

— Я не могу, — говорит Брет. — Свежевать могу, а убивать — нет.

— Если полоумный Джо Пепси может, то и ты сможешь.

— Джо Пепси? — переспрашивает Гарольд. — Это ещё кто?

Пол удивлён, но скорее даже возмущён незнанием Гарольда:

— Парень, ты телик вообще смотришь?

— Серийный убийца, орудовавший в Большом Городе, — объясняет Гарольду Брет.

— Он потрошил своих жертв — девушек-студенток — столярным ножом, — говорит Пол.

Брет отвлекается от работы и поднимает нож:

— Таким как этот.

— И у него был почерк. — Пол рассказывает: — Джо брал с собой на охоту две стеклянные бутылки пепси-колы. Выслеживал жертву в тихом месте, убивал, потрошил, затем садился на труп, прямо на грудную клетку, и отдыхал.

— Что-о? — Гарольд не верит своим ушам.

— Отдыхал, — кивает Пол. — Неспешно выпивал две пепси-колы, а бутылки всегда аккуратно складывал в выпотрошенное тело. Подробности узнали, когда его зафиксировала парковая камера.

— И его поймали? — Гарольд с надеждой смотрит на Пола.

— Не-а, — качает головой Кауфман. — В объектив не попало лицо. На данный момент Джо Пепси уже выпил и «употребил по назначению» двадцать четыре бутылки.

— Два ящика, — говорит Брет.

— Двенадцать жертв, — говорит Пол.

— Господи, — выдыхает Гарольд. — Почему такие вообще рождаются?

Салливан пожимает плечами:

— Львов много рождается.

— Причём здесь вообще львы? — морщится Пол.

— Лев ведь ест зебр? — Брет говорит: — Мы просто не львы, нам не понять Джо Пепси, потому что мы — зебры. Он в наших глазах всегда будет монстром.

— Это другое, — говорит Пол.

— Совсем другое, — говорит Гарольд.

— Одно и то же, — говорит Брет. — Никто не виноват в том, каким его сделала природа. — Он строгает, вглядывается в форштевень корабля и говорит белым стружкам: — Сегодня ты один, а завтра другой. Человек меняется. Я боюсь убить животное ножом, но мне нравится, как сталь входит в мёртвую тушу при свежевании, хотя раньше я боялся и свежевать. Возможно, завтра мне будет нравиться убивать. Кто-то может обуздать свои желания, кто-то нет. И дело не только в силе воли, чаще всего дело именно в силе желания.

— Возможно, — кивает Гарольд. — Но если я стану таким, как Джо Пепси, пообещай убить меня, Брет.

— И меня, — говорит Пол.

— Для начала мне нужно перейти на зверьё. — Брет улыбается. — А потом я займусь вами.

Дети смеются.

Затем Салливан говорит уже серьёзно:

— И меня тоже. Пообещайте.

Гарольд и Пол молча кивают.

Через час флот готов: три корабля выстроились в ряд и сохнут на солнце. На борту у каждого название: «Непобедимый» — Пола, «Серебряный» — Брета, «Эпизод войны» — Гарольда.

Маринвиллу не терпится начать гонку, но Брет вовремя перехватывает его руку:

— Дай им время, Гарольд. Они не просохли.

— Ага, — поддерживает Пол. — Или ты хочешь, чтобы борта нашей флотилии были заляпаны отпечатками лап какого-то идиота-великана?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

14

«За пригоршню долларов» — классический художественный фильм Серджо Леоне, первый «спагетти-вестерн» из «долларовой трилогии». Главную роль исполняет Клинт Иствуд.