Адские врата

Сергей Фокин, 2013

Прошло пять лет после того, как мать кузнеца Степанида вместе со снохой Оксаной изгнали неудачливого чёрта из села. К тому времени родились у молодых дети – мальчик Алёша и девочка Настенька. И получились они ой какие непростые! Мог Алеша взглядом любой металл, будто пластилин, лепить – отцу в помощники готовился! Настенька же читала на таких языках, о которых, на Земле уже и забыли, наверно. Только вот не жилось чёрту спокойно в своей преисподней. Показалось обидным ему чистить клозеты у кредиторов. Месть задумал – кузнеца со света сжить. Не остановила его даже мысль, что бабы-то у Николы тоже все как одна особенные. Их силушку своей хитростью превозмочь решил. План вынашивал все эти годы, и потом осуществил его в одночасье, как по нотам. А, совершив пакость, нанёс чёрт кузнецу последний удар ниже пояса – похитил любимых детей, без которых тот уже и жизни не мыслил. Лишённому бабьей поддержки, впасть бы Николе в отчаяние. Только ответственность за детей всё-таки сильнее оказалась, и пришлось ему, рискуя жизнью, искать ту единственную ниточку, которая вела к воротам в ад…

2

План мести чёрт вынашивал не год, и не два. Это по земным меркам прошло всего пять лет с тех пор, как «уволили» его с рабочего места Степанида Ивановна с Оксаной. Применив, надо сказать, оружие нелогичное и нетипичное. Что называется, бабье. Но подействовало оно на все сто процентов. Поскольку оказался чёрт особью противоположного пола, к тому же нечистью, на которых и было направлено заклинание двух ведьм.

По меркам же преисподней, где за вредность молока не платили, надбавку к пенсии не давали, тянулось время заключения, будто срок каторжанина. При том, что находился чёрт у себя дома, и мог бы расслабиться по полной. Но, если в кармане нет ни гроша, а за душою одни долги, не до веселья.

Словом, встрепенулись и наехали на него кредиторы. Комитет по выделению волшебства сверх возможностей требовал спустить с должника шкуру, а бывшие товарищи, которые под те же проценты ссужали деньгами, взяли его в рабство. И все годы он за харчи отрабатывал то, что брал с лёгкостью, а вернуть в срок не сподобился.

Это было так унизительно, что, оставаясь один и мучаясь болью в пояснице и суставах, скрипел чёрт зубами, когда представлял себе Николу и его семью. Днём же приходилось выполнять самую грязную работу — выгребать золу из кострищ, драить отхожие места, прочищать дымоходы, отмывать котлы со сковородами после того, как закончатся пиры. Всё это время питаясь объедками с чужих столов, исхудал чёрт. Только глаза его год от года приобретали всё более зловещий блеск. И характер тоже изменился. По крайней мере, не думал он больше раболепствовать перед красотой Оксаны, смелости набрался. Мечтал — встречу, мало ей не покажется, стерве!

Конечно, тянула нечистого к себе девка. Справная, не худая, не жилистая. Но как она с ним поступила — за то не было ей никакого прощения.

Потому и в план мести включил он пунктик, по которому и на долю Оксаны выпадала бы своя печаль.

Едва отработал он последний долг, клятвенно пообещав себе больше не связываться с кредитами, как в тот же день выбрался на землю и хорошенько осмотрелся. И то, что увидел, одновременно огорчило его и обрадовало.

Задавшись целью погубить Николу и подгадить его родне, первым делом прознал он, как они теперь живут. И весьма расстроился, узнав, что покорилась Оксана кузнецу, сделалась послушной и любящей женой. И дети у них здоровы, и хозяйство крепкое, и золотишко в укромном месте откладывается регулярно… Впору бы пуще прежнего зубами заскрипеть, а вместо этого затрясся нечистый от радости, даже руки потирать стал, пока не разогрел их до дыма. Ведь чем лучше живётся людям сейчас, тем горшими для них станут потери. Понятно, что укради он золото, спали сеновал и даже дом — это настоящим горем Никола не назовёт. С такими руками заработать новый слиток для него ничего не стоит. Тем более, что слава кузнеца разнеслась по всем окрестным деревням. Люди к нему очередь занимали. А на золото дом снова отстроить можно.

А вот потеря жены и детей — это статья особая. С первого взгляда определил чёрт — любит Никола всех их больше жизни. Коли так — есть реальный шанс одновременно выполнить обе части плана.

Губить детей в аду не приветствовалось. Что с них взять? Грехов не накопили, вероятность того, что Высший суд определит им наказание, ничтожно мала. А вот украсть, заставив кузнеца позеленеть от злости и натворить кучу глупостей — это в самый раз. Оставалось опасение, что придут ему на помощь ведьмы из родни. Только одна ещё слаба как колдунья, хотя и её со счетов сбрасывать нельзя (материнский инстинкт всякого натворить может!), а вторая — знатная мастерица — своё слабое место имела.

И решил тогда чёрт первые удары нанести именно по женщинам. Они хитрые, изворотливые — не ровен час, найдут на него управу. Только сильнее тот, кто держит в своих руках ниточки от происходящего, и кого не разглядеть за тёмной ширмой.

Посему, вооружившись ядовитыми мечтами, отправился нечистый прямиком к Кикиморе.

Странная она была баба, противоречивая. Этакий собирательный образ всевозможных злодеев, при этом с весьма обманчивой внешностью. Представлялась она всегда по-разному, в зависимости от того, кого в гости принимала. Причём догадывалась о визите задолго до него, иной раз успевала, если в настроении была, и на стол накрыть.

Сколько лет Кикиморе, никто не знал. Когда-то встарь, ещё по молодости, жила она с Лешим, вела его хозяйство и считала себя лесной. Но, видно, обходился с ней муженёк не всегда по-доброму, поэтому с возрастом становилась Кикимора всё сварливее и нетерпимее. А может, как обычный человек, дал Леший слабину бабе, а та и рада стараться. История об этом умалчивает. Только однажды то ли выгнал он её из дому, то ли сама подалась на болото — да так и обосновалась там.

Леший-то для себя деревенских девок воровать начал, поэтому больше человеческого сохранил. А подруга его бывшая, по этой же причине, осерчала на людей. На дух их не переносила. И если забредали они в болото, назад уже не возвращались. Могла она использовать мужиков, обернувшись красавицей (для неё это было пустяковым делом), а потом съедала растомленных и обессиленных; иногда сразу заводила в трясину и пополняла свою коллекцию утопленников.

В её дела даже Леший особо не лез. Конечно, связь они со временем наладили, только женщины ведь стареют быстрее — после молодухи возвращаться к старой жене вряд ли надумаешь. А надобно ещё сказать — не в укор, а по совести: настоящий вид Кикиморы стал очень отталкивающим. Покажи её младенцу — имелся риск, что будет дитя заикой. И сделать с такой внешностью ничего не получалось. Волшебство в этом случае не работало во избежание нарушения вселенских законов, а пластические хирурги почему-то в болото забираться не торопились.

Одно обстоятельство Кикимору успокаивало: могла обернуться она на время хоть девочкой десятилетней. И активно пользовалась этим, когда людей губила.

Лучшего помощника в деле мщения чёрту вряд ли было сыскать. Особо наряжаться он не стал, помня, как попал однажды впросак с настроением хозяйки. Обернулся он тогда щёголем да приволок букет чуть ли не из магазина, а встретила его старая карга, которая к тому же была не в духе. Цветы пришлось срочно бросать в трясину, чтобы не позориться.

В этот раз всё вышло иначе. Кикимора предстала его взгляду сочной моложавой женщиной, чем-то напоминающей Степаниду Ивановну, и приветливо пригласила в дом. Сарафан одела самотканый, каких даже в тяжёлое время народ не производил — забыл, как это делается. Поверх накинула кофточку с затейливым рисунком — ни дать ни взять деревенская модница.

Жила она в самом центре болота — там, где человеку делать просто нечего, только смерть искать. Изба стояла на четырёх сваях в обхват толщиной, вбитых в самое дно — а до него, почитай, пешком идти полдня. Шутка у хозяйки такая имелась. Если серьёзно, проверить её слова никто не мог: опускалась туда одна Кикимора — чтобы пообщаться со своими любимчиками. И в последние десятилетия делала это всё чаще. Утопленники, потерявшие всякую связь с землей, были рады и такому развлечению. Это вам не на тёплом кладбище лежать, где каждый червяк тебе друг, товарищ и брат. Раствориться можно от тоски…

Внутри дом ничем не отличался от обычного деревенского. Тут имелось всё, что требовалось в хозяйстве. Даже мебель фабричная стояла. А закупалось это на обычном рынке. Пользуясь способностью к превращениям, старуха могла себе такое позволить. От скуки делала она иногда набеги на окрестные деревни. Угадывала с торговым днём — чего-нибудь покупала и возвращалась домой довольная. Нет — значит, обязательно встретится со своими сестрами двоюродными — домовыми Кикиморами — напьётся самогона и набедокурит. То детей крала, то молоко у коров высасывала, как телёнок — прямо из вымени. В общем, с одной стороны, паскудная была баба. А с другой…

С удовольствием обратив внимание, что на белой скатерти стоят десяток тарелок, наполненных разной снедью, чёрт одёрнул себя: не для того пришел, чтобы утробу набить. Хотя за последние пять лет ему досыта удавалось поесть нечасто.

— Милости прошу к столу! — широко улыбаясь, проговорила хозяйка. — Давненько не захаживал.

— Да и сейчас по делу, исключительно по делу, — скроив строгое лицо и подсаживаясь на лавку, ответил чёрт.

Кикимора извлекла из шкафа литровую бутылку какой-то жидкости, наполнила рюмочки чуть выше половины и сказала со смехом:

— Знаю я твои дела! Опять на кого-нибудь глаз положил?

Нечистый фыркнул, опрокинул самогонку, закусил маринованным белым грибочком, и покачал головой:

— Нет, хозяюшка, теперь всё по-другому! Не до женщин мне нынче.

— Что так? Или хворь замучила? — участливо спросила Кикимора, хитровато сощурив глаза, и предложила: — Могу помочь, если что. Травы и настои имеются.

— Не до того мне. Лелею мечту одну заветную. Уже много лет, как лелею. Скажу даже больше, — чёрт многозначительно поднял указательный палец, — вынашиваю!

— Ого! — Хозяйка сделала круглые глаза и налила ещё по рюмочке — на этот раз до краёв. — Поведай, если не скрываешь чего.

Они выпили разом, так что чёрт даже вздрогнул. Потом, откашлявшись, ответил:

— Скрывать нечего, и так всем позор мой известен. Выгнали меня из села с треском, не помогла даже силовая артиллерия. Это образно, конечно.

— Кто же тебя так, родимого? — участливо потрепав гостя по волосатой щеке, спросила Кикимора. Щёки у неё раскраснелись, и по всему было видно, что получает она от разговора сплошное удовольствие. Да и то сказать — нечасто нынче выпадает вечерок новостями побаловаться.

— Известно, кто — кузнец Никола со своей женой Оксаной и матерью.

— А! — оживилась хозяйка, снова подливая самогона. — Кажется, я кое-что о них слышала. Знатный, поговаривают, мастер. Может блоху подковать. Да и жинка ему досталась на загляденье. Не в ней ли всё дело, признавайся? — Кикимора даже хохотнула, что заставило чёрта ещё больше насупиться.

— Может, и было такое мнение с моей стороны, — отозвался он слегка обиженно и икнул, — только после того, что они со мной сделали, месть моя будет страшной…

— Вот что, касатик, я тебе скажу… только вначале… — Она опрокинула рюмку и знаком потребовала, чтобы гость не отставал. — Дело ты затеял хорошее. Но, похоже, не с теми связался. Мать-то кузнеца — бой-баба. Пролетала она несколько раз над болотом. Даже поцапались мы с нею из-за одной травки. Не растёт она нигде в округе, только у меня под боком. А кому попало я её не раздаю. Эффекты та травка оказывает в отварах необыкновенные. Не ведаю, откуда Степанида про неё узнала, но… поговорила я с нею — и дала, что она просит.

— Ик!.. Испугалась? — сощурив глаза, предположил чёрт.

— Нет. Зауважала. За знание её, за напористость, за подход.

— Она с твоим мужем живёт! — съязвил нечистый.

— Так ему и надо, стоеросовому! — благодушно отмахнулась Кикимора. Чёрт ожидал не такой реакции. — К тому же он бывший муж! — Она снова усмехнулась и взглянула на него по-особому — да так, что гостю сделалось не по себе. Закрались в его голову первые сомнения насчёт правильности выбора союзника. Похоже, женщине нужно совсем другое.

— Размажут они тебя по своему огороду — без скребка не собрать, — продолжила хозяйка, снова погладив собеседника по щеке, потрепав за бакенбард и плавно перейдя к голове. Зарывшись пятернёй в куцую шевелюру, пробормотала про себя: «Лысеет ведь… Помочь нужно мальчишке…» Потом добралась-таки до рогов, взялась за один и притянула чёрта к себе. Впившись в его губы, смачно поцеловала, оттолкнула, и, вздохнув, снова наполнила рюмки.

— Вот ведь народ пошёл! — произнесла при этом. — Сами не понимают, на что идут. Амбиции глаза туманят. — И скомандовала: — Пей! Ещё по одной — и баста. Не люблю, когда наутро болит голова.

— Что мне…ик!.. посоветуешь? — спросил озадаченный её поведением чёрт.

— Ну, как ты за руль-то теперь сядешь? Оставайся, коли напился до чёртиков. Кстати, это мне достаточно, а ты наливай, сколько влезет. Такого добра не жалко, — ответила она, потом спохватилась: — Да, только не забывай закусывать. Самогон — вещь коварная. Сама гнала.

— Я про Николу! — Чёрт попытался было направить разговор в нужно русло. Опрокинув ещё рюмку, он почувствовал, что наконец-то, расслабился. — В печёнках он у меня сидит… Сжить его со света хочу, понимаешь?.. Нет, ты скажи, ты меня понимаешь?

— Понимаю! — кивнула Кикимора. — Ой, как понимаю! Тебя!

— А эту Оксану положу на одну руку, а другой…

— Дурак! — тотчас отозвалась хозяйка. — Она баба, к ней подход нужен. А ты, как коновал, напрямую прёшь. Вот Никола — тот артист! О, какой артист. Ты думаешь, что на ладони он весь — смотри на него со всех сторон, ничего не скроется? Как бы не так. Есть у него двойное дно. Как у моего болота! — И Кикимора нехорошо усмехнулась. Впрочем, это была не угроза, а только констатация факта.

— Он мужик-лапотник! — скривился в усмешке чёрт. — И я его тоже…ик!

— Лапотник не отхватил бы себе такую кралю! — покачала головой женщина. — И если я тебе не помогу — считай, пропала твоя лысеющая голова.

Нечистый испуганно взглянул на неё, силясь понять: это пьяный разговор, или под сказанным кроется какая-то реальная угроза.

— Жалко мне тебя… по-бабьи, — пояснила Кикимора и поднялась. — Ладно, пошли спать. Завтра дам тебя одну волшебную вещицу. Поможет она вывести из игры Оксану. С матерью сам разбирайся. Не боюсь я её, но и связываться не стану.

Чёрт будто вспотел весь. Значит, посодействует ему хозяйка болота. Не зря, видать, обратился. Плеснул из бутыли уже сам, поздравил себя с победой и спросил, заикаясь — всё-таки плохо закусывал:

— А что… дашь-то?

— Яблочко наливное. Не переживай. Завтра всё и объясню…