Полет в неизвестность

Сергей Трифонов

Роман известного новгородского историка и писателя Сергея Дмитриевича Трифонова рассказывает о действиях в послевоенной Германии 1945–1946 годов советской оперативно-разыскной группы военной контрразведки «Смерш» по поиску немецких реактивных двигателей и реактивных самолетов, привлечению немецких авиаконструкторов и инженеров к созданию отечественной реактивной авиации и противодействию американским и британским спецслужбам в вывозе этой техники на Запад. В основе сюжета – противостояние главных героев произведения: личного пилота Адольфа Гитлера, группенфюрера СС и генерал-лейтенанта полиции Ганса Баура и контрразведчика, подполковника Александра Савельева.

Глава 5

Однажды в палату вошел раненый военнопленный, достал из-под койки утку и, не взглянув на Баура, удалился. Через некоторое время он вернулся с чистым сосудом.

— Добрый день, господин группенфюрер. — Пленный вытянулся в струну, по уставу прижав ладони к бедрам и чуть назад отодвинув локти.

Баур внимательно разглядывал пленного, но никак не мог признать его, облаченного в мешковатую застиранную больничную пижаму, с повязкой, скрывавшей правую сторону лица вместе с глазом.

— Простите, — Баур попытался привстать, но боль отбросила его на подушку, — не узнаю вас. Представьтесь, будьте добры.

— Штурмфюрер СС Миш. Телефонист коммутатора рейхсканцелярии.

Баур вспомнил этого скромного связиста, сутками несменяемого в фюрербункере, валившегося от усталости, но всегда приветливого и отзывчивого на шутки. В последние дни рейха к нему заходили все обитатели подземелья узнать последние новости с фронта, сплетни и слухи, расползавшиеся по еще уцелевшим телефонным кабелям. От него Баур получал информацию с западных аэродромов, куда из Берлина перегонялись тяжело груженные документами, картинами, драгоценностями, дорогой мебелью самолеты его особой правительственной эскадрильи.

— Приветствую вас, Миш. Присаживайтесь. Бергмюллер небось проболтался?

— Никак нет, господин группенфюрер. Бергмюллер тут ни при чем. — Миш присел на краешек кровати и поправил одеяло. — Я немного знаю русский. Краем уха слушаю, о чем говорит персонал и охрана. Узнал кое о ком из наших, находящихся здесь, в госпитале. Вот про вас услышал и осмелился навестить.

— Как в плен попали, Миш? Куда ранены?

— Уходил я из бункера, господин группенфюрер, в составе сводного взвода, прикрывавшего отход вашей группы. Перед отправкой господин группенфюрер Раттенхубер построил нас и предупредил: вы, мол, выполняете особо важное задание, отвечаете за жизнь господ лехляйтера и рейхсминистра Бормана, группенфюреров СС Мюллера и Баура. Ну, мы, ясное дело, и прикрывали вас, как могли. Но на Цигельштрассе нас отрезали русские танки и пехота. Думаю, от взвода мало кто остался в живых. Ранило меня осколком танкового снаряда. Задело ухо и бровь, содрало кожу на щеке. Жить можно. — Миш улыбнулся.

Баур, с нескрываемым интересом выслушав рассказ телефониста, спросил:

— Про кого еще слышали здесь, в госпитале? Что-нибудь известно о Бормане, Мюллере, Раттенхубере?

— Раттенхубер, — Миш перешел почти на шепот, — со слов русских, тоже ранен, но, говорят, его самолетом отправили в Москву. О Бормане и Мюллере противоречивые сведения. Некоторые наши и русские говорят, сбежали они, вырвались из Берлина, значит. И что их даже американцы с англичанами не схватили.

Баур не слышал последней фразы. Он вспоминал ту страшную ночь прорыва второго мая. Он хорошо видел бежавших перед ним Бормана и Мюллера неподалеку от железнодорожной станции Лертер, взрыв русской мины, выпущенной тяжелым минометом и поднявшей столб огня и дыма, скрывший бежавших впереди. Он был абсолютно уверен в гибели своих коллег. От осколков 120-миллиметровой мины, разлетавшихся в радиусе ста метров, на открытой местности спастись невозможно.

Миш продолжал:

— Другие утверждают, что оба погибли, что сами видели, как русские хоронили их останки в общей могиле у железнодорожного полотна вместе с десятками трупов наших солдат. Одеты ведь они были в десантный камуфляж, как и мы все, как простые солдаты. Даже и не знаю, господин группенфюрер, кому верить.

— Они погибли, Миш.

— Откуда вам это известно? Прошу меня простить, господин группенфюрер.

— Я видел своими глазами, как их убило осколками русской мины. Можете всем нашим об этом сказать. Никому не позволяйте спекулировать фактом их спасения. Они погибли, Миш. Кого вы еще видели в госпитале и о ком что-нибудь слышали?

Миш потер ладонью лоб и поднял вверх указательный палец:

— Вот, вспомнил. Один русский капитан говорил другому офицеру, чина которого, простите, не рассмотрел, что в госпиталь поступили контуженный или раненый штурмбаннфюрер Гюнше и…

— Какой Гюнше, Отто, адъютант фюрера? — прервал его Баур.

— Похоже, он самый, господин группенфюрер. А еще они говорили о бригаденфюрере Монке и генерале артиллерии Вейдлинге. Но я не понял, в госпитале они или в лагере.

— В каком лагере? О каком лагере речь?

— Как в каком? В этом самом, в котором мы с вами находимся, господин группенфюрер.

Баур остолбенел. Он был уверен, что с момента пленения находился в госпиталях, вначале во фронтовом, а теперь в тыловом.

— Не понимаю вас, Миш, мы что, содержимся в лагере?

— Конечно, господин группенфюрер. Мы находимся в Позене^[12], в лагере № 173 для германских военнопленных. А при лагере имеется госпиталь. — Миш вынул из кармана пижамы замусоленный клочок бумаги, расправил его и протянул Бауру. — Вот видите, эвакуационный госпиталь № 2805 при лагере НКВД № 173.

Баур увидел на клочке жирный фиолетовый штемпель с реквизитами госпиталя и лагеря. Мурашки побежали по коже. Только теперь до него дошло: началось настоящее пленение, госпиталь — лишь часть этого унизительного процесса. Но он взял себя в руки, нельзя нижним чинам даже на секунду показывать свое смятение.

— Послушайте, Миш, у вас остались в Германии родные?

— Никого, господин группенфюрер. Я сам из Цинтена, что в Восточной Пруссии. Слыхали, наверное? Маленький тихий и очень зеленый городок. Ничего от него не осталось. Русская авиация стерла его с лица земли. Бомба попала в наш дом. Разом все и погибли — бабушка, мать и сестра. Теперь я один.

— Примите мои искренние соболезнования, Миш. А я, как вы видите, отныне инвалид. Буду просить русских дать мне в помощники кого-либо из немецких солдат. Если удастся решить этот вопрос, не согласитесь ли принять на себя это бремя?

Миш поднялся с койки, вновь встал по стойке смирно и, как положено по уставу, ясно и громко ответил:

— Так точно, господин группенфюрер! Сочту за честь!

— Ну вот и прекрасно. — Баур улыбнулся. — Только, прошу вас, не так громко. Не ровен час, все русские сбегутся. А пока раздобудьте для меня блокнот и карандаш и узнайте, работает ли почта. Можем мы отправлять почтовые сообщения родным?

Примечания

12

Позен — немецкое наименование польского города Познани.