Маленькие и неприметные. Заказ на заказчицу

Сергей Семипядный, 2023

Грустная история о киллере-везунчике, который не убивал. Дмитрию Подлесному его гражданская жена Марина Бояркина сообщает, что приняла заказ на убийство. Явившись на встречу с человеком, представившимся Иваном Ивановичем, Подлесный получает деньги и данные на будущую жертву. И с изумлением узнаёт, что убить он должен Марину Бояркину. Ошеломлённый Подлесный напивается, а поутру обнаруживает пропажу денег.

Незапланированный рикошет и понятой с револьвером

Подлесный весь день ждал звонка от Волчанкина, но так и не дождался. Ничего, конечно, страшного. Не позвонил сегодня, позвонит завтра или послезавтра. Если бы он сказал Волчанкину, что готов заплатить, скажем, тыщу баксов, то процесс приобретения оружия уже, без всякого сомнения, завершился бы. А найти что-либо более или менее приличное за триста долларов, которые мог выложить за огнестрельное оружие Подлесный, вероятно, не совсем просто. Даже не за триста, а, приблизительно, за двести, потому что наверняка часть денег Волчанкин захочет положить в собственный карман в качестве комиссионных. Помимо тех ста баксов, что пообещал ему за услугу Подлесный.

Однако настроение было паршивым. А когда ещё и Телешова напросилась ехать с ними, испортилось окончательно. К её услугам метро, автобусы, трамваи, троллейбусы, такси, наконец, а она лезет в машину своей начальницы. И сразу принимается болтать.

— Марина Григорьевна, а я тут прочитала про одни курсы. И мне показалось, что интересные курсы. И даже очень.

Бояркина выглядела усталой, разговаривать ей, судя по всему, не особенно хотелось, но, тем не менее, она всё же спросила:

— И что за курсы?

— Там всякие тренинги проводятся. Вот такой, например, в котором ставится походка женского могущества.

— Для метательниц ядра да дисков, что ли? — чуть повернула голову влево Бояркина.

Телешова вся подалась вперёд — иронии в голосе Бояркиной она, очевидно, не уловила — и радостно воскликнула:

— Да вы что, Марина Григорьевна! Женское могущество в смысле… Ну, в том смысле, что мужики просто падают.

— И в штабеля укладываются? — дополнила Бояркина.

— Вы напрасно смеётесь, Марина Григорьевна. Походка, между прочим, имеет преогромное значение. Да от того, как женщина ходит, как она держится на людях…

— А не на людях можно как угодно? — встрял Подлесный.

— Не на людях, Дмитрий, можете хоть по-пластунски, хоть носом поперёк канавы! — резко ответила Телешова, тоном, каким осаживают уличных хулиганов. — И не перебивайте, пожалуйста!

Затем, теперь уже снова с мягкой восторженностью в голосе, продолжила:

— Марина Григорьевна, ведь можно же было бы расширить сферу наших услуг. Это же — дополнительная клиентура. К тому же женщины, которые всегда и постоянно хотят быть красивыми и сногсшибательными.

— Мы и так уж, кажется, расширились дальше некуда. Чёрт-те за что уже берёмся.

— Но тут можно целое новое направление, Марина Григорьевна, развернуть. Вот на этих же самых курсах, как они пишут, работают и с улыбкой, тоже ставят её, и с голосом обольщения. И ещё что-то там с взглядом такое интересное делают. «Взгляд очарования», вроде бы, называется.

— Вот именно — пишут. Они там чего угодно понапишут. Им деньги, главное, содрать, — ворчливо произнесла Бояркина, отвернувшись к окну.

— Но деньги, потраченные на эти курсы, мы с лихвой вернём, Марина Григорьевна. Пошлите меня, Марина Григорьевна, а? Я вас первую, Марина Григорьевна, потом обучу всему. Поставим вам взгляд, улыбку, походку, макияж — кстати, там и макияж делать учат, — и вы будете просто неотразимы, Марина Григорьевна.

— Я считала, что и сейчас достаточно неотразима.

— Это да, конечно! — поспешила заверить Телешова. — Но если ещё поработать… Ведь, согласитесь, предела совершенству просто быть не может! Марина Григорьевна, мне думается, мы упускаем удивительнейшую возможность подняться на новый уровень! Да, я бы даже так сказала.

— Ты бы даже так сказала? Хм, новый уровень… Мне кажется, ты преувеличиваешь.

— Да нет же, Марина Григорьевна! И я уверена, что не пожалеете!

— Да мне уже сейчас жалко! — фыркнула Бояркина. — Денег. Денег, которые надо будет заплатить этим твоим шустрикам.

Подлесный с каждым днём всё более и более ненавидел Телешову. Выскочка и хамка. Его же она ни во что не ставит и может бросить ему прямо в глаза любую гадость. И всегда с такой миной на лице, что так бы и заехал ей кулаком в рожу. И, главное, таким тоном всегда… Когда подобным голосом кричат «Занято!», находясь в кабинке общественного туалета, то это как бы и нормально. Однако так разговаривать с работником фирмы, в которой она сама работает, причём без году неделя, — сверхнаглость. Чин его не велик, однако возраст могла бы и учесть, посикушка. На прошлой неделе на её столе он видел прокладки, какие ежеминутно рекламируют по телевидению. Они лежали на столе в то самое время, когда она щебетала самозабвенно, обувая, как они выражаются, клиента — мужчину в жёлтом пиджаке. А корчит из себя светскую даму. Тявкнет, как дворовая шавка, и — снова дама голубых кровей, интеллигентка в чёрт знает каком поколении.

Подлесный резко тормознул, и Телешова по инерции сунулась между кресел переднего ряда, едва не спланировав носом на рычаг переключения скоростей. Бояркина, с трудом удержавшаяся в кресле, гневно вскричала:

— Полегче, дорогуша! Не дрова везёшь.

— Извини, колдобину не заметил, — сказал Подлесный, а потом брезгливо осмотрел своё плечо и бросил Телешовой: — Ты не вывози меня чем-нибудь. Села бы нормально.

— Чем это я могу тебя вывозить? — разом взъерошилась Телешова.

— Ну, не знаю. Помадой или… соплями, например.

— Если у тебя сопли, то это вовсе не значит, что они у всех.

— У меня соплей нет. К тому же, между прочим, не лезу своим носом…

— Да перестаньте вы! — поморщилась Бояркина. — Как дети, прямо. Разошлись тут…

Действительно, как дети. Подлесный был недоволен собою. Лаяться с бабой — самому бабе уподобиться. Тьфу! Нервы что-то совсем ни к чёрту.

Женщины снова вернулись к обрядам на снятие порчи, приворотам-отворотам, кармам и талисманам на удачу, а Подлесный мрачно подумал, что не помешало бы, если бы и ему кто-нибудь сделал коррекцию критической ситуации, как они говорят, да подлатал бы карму и биополе.

— Мне здесь, — попросила Телешова.

«Могла бы и «пожалуйста» добавить, — зло подумал Подлесный. — Язык бы не отсох». И вслух сказал:

— Здесь остановка запрещена.

— А эти? — Телешова удивлённо махнула рукой в направлении приткнувшихся к обочине автомобилей.

— Это их проблемы, — дёрнул плечом Подлесный.

— Никогда ни про какой знак не слышала, — проговорила Телешова растерянно.

У следующего перекрёстка Подлесный остановил машину и, не дождавшись, пока пассажирка полностью покинет салон, тронулся с места.

— Э-э-э! — завопила Телешова.

Подлесный обернул к ней недовольное лицо.

— Из-за чего задержка?

— Но я же не каскадёр! Я же не могу блохой прыгать. До свидания, Марина Григорьевна!

— Мандавошкой можешь ползать зато, — проворчал Подлесный, когда дверь хлопнула, закрывшись.

***

Дмитрия Подлесного била крупная дрожь, и ему пришлось некоторое время постоять перед дверью, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться. Войдя в квартиру, Подлесный мельком глянул на Марину и поразился. Бояркина не была похожа на человека, десять минут тому назад пережившего покушение на собственную бесценную жизнь. Только уже зайдя вслед за нею в комнату (Марина шла с кухни с чашечкой кофе), Подлесный обнаружил на лице обернувшейся к нему женщины признаки волнения.

— Диман, ты представляешь, что сейчас тут творилось? Нет, у тебя не хватит воображения! — Марина поставила чашечку на журнальный столик.

— Ну-ну! — пробормотал Подлесный и присел на диван.

— Меня сейчас едва не замочили. Меня сейчас могли запросто укокошить! За милую душу! — Бояркина активно жестикулировала, и глаза её блестели.

— Что-что?!

— Меня чуть не укокошили! Чуть не убили! Я каким-то чудом осталась в живых!

У Марины был вид человека женского пола, увлечённо передающего свежую сплетню. Именно такого плана волнение играло чертами её лица.

— Ты такие страсти говоришь! — выпучив глаза, пожал плечами Дмитрий.

— Я тебе могу сумку показать! — продолжала Марина. — Пуля ударилась в стенку, а потом сумку мою продырявила. Насквозь! Попади одна такая пулька в меня, и я бы тут с тобой не разговаривала сейчас. Я бы сейчас лежала трупом на лестнице и не дышала. Ты только представь: грязный, заплёванный, захарканный подъезд и… Фу!

Марину всю передёрнуло, и она, съёжившись, отошла в сторону и присела в кресло.

— На тебя было покушение? — спросил Подлесный.

— Да нет, не на меня, — качнула головой Марина. — Но чуть не убили именно меня. Едва не укокошили за самую милую душу. Бах! Бах! Сумку чуть из рук не вырвало! Смотрю — дыра!

— В тебя, значит, стреляли?

— А я тебе что говорю?

— Тебя кто-то хотел убить? — сделал новую попытку поставить прежний вопрос Подлесный.

— Да нет, кому я нужна! — вновь качнула головой Бояркина и поморщилась. — Это Ветренко с третьего, видимо, пришить хотели.

— Почему думаешь, что это её? — удивился Подлесный.

— Ну не меня же! — усмехнулась Марина и посмотрела на Дмитрия как на малолетнего придурка. — Она ведь у нас тут крутая-деловая, супер-пупер-экстра-класс.

— Ты думаешь, этаж перепутали? — потёр лоб Подлесный, не ожидавший такого оборота.

— Конечно.

— Надо что-то делать, — проговорил Дмитрий.

— Полагаешь, во второй раз перепутают? — опять усмехнулась Марина. — А вот её, тут ты прав, надо предупредить. Да, надо обязательно позвонить. А то и сходить к ней.

— И как всё это произошло? Из чего в тебя стреляли и кто?

Подлесный лучше Бояркиной знал, кто и из какого вида оружия стрелял сегодня в их подъезде, однако полагал, что задать эти вопросы он просто обязан.

— Не знаю. Бах! Бах! Сумочку аж рвануло из рук. Когда я обернулась, то никого уже не было внизу. Потом дверь хлопнула. Вот и всё.

— Тебе никто не угрожал? — пристально глядя ей в глаза, поинтересовался Дмитрий.

— Я же говорю тебе, что это, видимо, Ветренко убить собирались.

— Не факт, — выразил сомнение Дмитрий.

Марина Бояркина нахмурилась. Действительно, ещё не известно, в кого метил убийца. А вдруг в неё? Марина вспомнила про случай на дороге. А ведь ездила Ветренко не на «Вольво», а на «шестисотом» ослепительно белого цвета. И дача у неё была не по Ярославскому шоссе, а по Рублёво-Успенскому.

Подлесный внимательно наблюдал за размышлениями Бояркиной, точнее, за отражением её мыслей на эмоциональном женском лице. Четверть часа тому назад он дважды выстрелил в стену, перпендикулярную двери квартиры Бояркиной, целясь таким образом, чтобы пули прошли в двадцати сантиметрах от Марины. О том, что возможен рикошет, он прежде как-то не подумал.

Оружие ему раздобыл Волчанкин. Газовый револьвер, приспособленный для стрельбы патронами от малокалиберной винтовки. Вязаную шапочку и халат синего цвета, какие носят уборщицы, Подлесный купил на рынке. Он всё продумал, рассчитал, спланировал. Результат — операция прошла безупречно. А вот выводы, которые сделала Маринка, додумавшись до того, что стреляли в неё по ошибке, вызвали у Подлесного лёгкий шок.

— А может быть, в меня? — Бояркина недоумённо уставилась на Подлесного. — Но — почему?! Я — маленькая и неприметная! Я — почти что никто в этом мире!

Дмитрий молчал. Сама пускай думает. Пусть думает и решает. Она, видите ли, никто! А он, Дмитрий Подлесный, в таком случае — что? Его, согласно её классификации, наверное, и вообще существовать не должно.

***

Спустя сутки Бояркина забыла о покушении на её жизнь. Провела широковещательную кампанию, обсудила со всеми практически знакомыми это жуткое происшествие да и выбросила его из головы, как выбрасывала всё, не имеющее рационального объяснения. Маг и колдунья Марина Григорьевна Бояркина в сугубо личной жизни предпочитала пользоваться достижениями кондового материализма.

Подлесный уже возложил на себя обязанности телохранителя, но, ввиду несерьёзного отношения Бояркиной к собственной безопасности, выполнять их в полной мере возможности не имел. Вот и сейчас она ушла в магазин одна, наотрез отказавшись от того, чтобы он её сопровождал.

Дмитрию вспомнилась та её усмешечка: «Ты думаешь, они снова этаж перепутают?» Нет, в следующий раз он проделает всё таким образом, что не останется у неё ни малейших сомнений в том, кто в действительности является объектом покушения. Даже не покушения, а целого ряда покушений. Ужас, который она вынуждена будет пережить, стимулирует работу её мозга, и жертва, наконец, осознает, что была на краю гибели не впервые. И все её ощущения удвоятся и утроятся. Инфаркт бы только не свалил несчастную, лишь бы не парализовало бедненькую.

Намечтавшись вволю, Подлесный приступил к обдумыванию конкретного плана, для чего поднялся с дивана и отправился на кухню, чтобы приготовить себе кофе. Попивая кофе, он строил планы предстоящей операции и при этом то улыбался, то хмурился. Когда, например, вообразил живописнейшую картинку расстрела Маринки из револьвера, заряженного как обычными пулями, так и пластиковыми, — пластиковая пуля травмирует её, достаточно легко, а настоящие оставляют жуткие пробоины или выбоины, — он смеялся. Когда же принялся размышлять, где достать хотя бы одну пластиковую пулю — одной, кстати, достаточно, — то нахмурился и помрачнел, ибо ничего путного в голову не пришло.

Очень эффектно смотрелся бы взрыв её «вольвёнка», доступ к которому для него, естественно, проблемой не является. Главное, напротив, состоит в том, чтобы не навлечь подозрений на себя лично. И он может не просто сунуть сумку с взрывным устройством в багажник или под сиденье, а установить, к примеру, взрыватель в глушитель, установить таким образом, чтобы замыкание контактов произошло спустя некоторое время после запуска двигателя.

Правда, браться за организацию взрыва, не имея достаточного опыта, очень опасно. Можно и самому взлететь, распавшись на кусочки, и Маринку убить, не желая того, и посторонних людей зацепить ненароком.

— Ладно, ещё раз обстреляем, — вслух сказал Дмитрий, выходя в коридор.

— Что? — спросила Бояркина.

Подлесный вздрогнул. Оказывается, она уже вернулась.

— Ты опять не закрывала дверь? — рассерженно произнёс он. Подлесного и в самом деле бесила эта привычка Марины не запирать дверь на замок, если она отлучалась ненадолго.

— С чего ты взял? — нагло глядя ему в глаза, вскинула бровки Марина.

— Я бы слышал шум замка.

Бояркина сунула руку в сумочку, вынула ключи и потрясла ими перед носом Подлесного.

— Видишь?

— Это ещё ничего не значит. Допускаю, что ключи у тебя с собой, но дверь ты не закрывала. Сейчас, по крайней мере, не отпирала замок.

— Ошибаешься.

— Я бы слышал.

— А если бы слышал, то не разговаривал бы сам с собой. Кстати, что за тему ты обсуждал тут с приятным собеседником? — Марина стала иронична.

— Тебя это не касается, — ответил Подлесный и направился в спальню.

— Слава Богу, если так, — бросила ему вслед Бояркина.

Присев на кровать, Подлесный попытался мысленно воспроизвести то, что он говорил вслух перед тем, как обнаружил неслышно проникшую в квартиру Бояркину. Он, определённо, говорил что-то про обстрел Маринки из револьвера. Неужели она всё слышала? Да нет, не может быть!.. А почему, опять же, не может быть? Взять хотя бы эту её реплику, брошенную ему в спину…

Подлесный ещё некоторое время пытался разобраться в этой нежданно обрушившейся на голову проблеме, но к однозначному выводу так и не пришёл. Вскоре к Бояркиной заявилась её подруга Никифорова, и Дмитрий с надеждой подумал, что пустопорожние бабьи разговоры заслонят своею громадой ту, судя по всему, единственную его фразу, неосторожно выданную в эфир.

А спустя три дня, в среду, Подлесный с волнением вынимал револьвер из тайника. Он сунул руку за обшивку проходящей через сквер трубы и почти мгновенно нащупал твердь завёрнутого в тряпицу и уложенного в полиэтиленовый пакет оружия. На месте, точно там, где и должен был находиться.

Дмитрий вынул свёрток и огляделся — никого. Да и кто тут способен оказаться в столь ранний час? Он выпростал из тряпицы револьвер, осмотрел и не спеша пристроил в районе нижней части позвоночника, засунув за пояс брюк. Сделав несколько проверочных движений, Подлесный решил, что ремень недостаточно плотно охватывает его талию, и затянул ремень потуже. Теперь отлично, хоть с поезда скоростного прыгай — не вывалится.

Вооружившись, Дмитрий почувствовал себя агентом всех мировых разведок одновременно. Не удержавшись, он несколько раз выхватил оружие из-за спины, каждый раз прицеливаясь то в дерево, то в пень, то в невидимого противника, затаившегося среди ветвей. А он, пожалуй, прекрасно мог бы сыграть какого-нибудь ковбоя в боевичке.

Пребывая в весёлом расположении духа, Дмитрий Подлесный энергичной и лёгкой походкой направлялся домой, когда его вдруг окликнули:

— Гражданин!

Подлесный быстро повернул голову на звук мужского голоса и словно на столб наткнулся. Внутри у него всё опустилось. К нему, обходя кусты и деревья, шёл старший лейтенант милиции. Милиционер был в десяти — двенадцати метрах. Выследили? Его выследили! Подлесный быстро глянул окрест, но больше никого не увидел. Один? Однако если он и не заметил кого-либо ещё, кроме этого старлея, это вовсе не значит, что из кустов не смотрят на него чёрные, но готовые вспыхнуть огнём смертельно-ослепительного цвета глаза акамээсов. Бежать? А если будут преследовать? Отстреливаться? Убьют или посадят. Или он убьёт и спасётся бегством.

Подлесный, кажется, не сумел принять какого-либо определённого решения, на уровне сознания, по меньшей мере, однако верхняя часть его тела подалась уже чуть вперёд, когда милиционер взмахнул рукой и крикнул:

— Товарищ, постойте! — Он был уже в нескольких шагах от Подлесного. — У нас («У нас? Он, значит, не один?») к вам небольшая просьба.

Подлесный открыл рот, чтобы поинтересоваться, что за просьба тут к нему, но слова комом застряли в его горле и наружу не пробились. А старлей уже стоял перед ним и говорил:

— Здесь, знаете, труп нашли, и, как вы, наверное, сами понимаете…

— Но я никакого отношения не имею!.. — прижав к груди руки, вскричал Подлесный.

— Минутку! — в свою очередь перебил его милиционер. — Я знаю, что не имеете отношения, но поймите: нам нужны понятые. И это — простая формальность.

— Простая формальность? — Подлесный невольно отстранился от старшего лейтенанта, который, разговаривая с ним, то и дело прикасался к нему чрезмерно подвижными руками.

— Да, формальность. Признаков насильственной смерти нет. Вы просто поставите свою подпись и всё. Там просто надо подписаться. Это же формальность и ничего больше. И займёт совсем мало времени.

Не услышав решительного отказа, старлей приобнял Подлесного правой рукой и сделал приглашающий жест левою.

— Сюда, пожалуйста.

Подлесный резко дёрнулся в сторону и выкрикнул:

— За вами!

— Да-да, хорошо, — обрадованно сказал милиционер и пошёл впереди.

Сейчас он спасся чудом. Окажись рука этого живчика на несколько сантиметров пониже, и он бы пропал. Глазом обнаружить револьвер невозможно: под ветровкой его не видно, а вот на ощупь — в два счёта. В один даже.

Они действительно пришли к трупу. Похоже, никакой ловушки для него подготовлено не было, и он на самом деле потребовался всего лишь в качестве понятого. Кроме старлея и трупа, были ещё трое, один в форме и двое в штатском. Один из штатских приблизился к Подлесному с какими-то бумагами.

— Сейчас я зачитаю протокол, — сообщил он дружелюбным тоном, — а потом вы сами взглянете на труп.

— Зачем? — удивлённо спросил Подлесный.

— Что — зачем?

— На труп смотреть.

— Чтобы знали, что мы всё верно записали.

— Да я так могу подписать.

— Отлично. Вот вам авторучка.

Подлесный торопливо поставил несколько подписей, где ему указали, и глянул через левое, а затем и правое плечо — позади него никто не стоял с оружием наизготовку.

— Так я пойду?

— Да, спасибо вам, — улыбнулся ему мужчина с протоколами. — До свидания!

— Всего хорошего!

Подлесный быстрым движением проверил, не задралась ли ветровка, чтобы обнажить револьвер в самый неподходящий момент, и поспешил прочь от опасного места, где трупы и менты.

Успокоился он окончательно только тогда, когда орудие смерти оказалось в куче подвального мусора, там же, где оно находилось накануне прошлой акции. Пускай полежит до вечера.