Ужин с волками

Сергей Сахнов, 2013

Село полностью накрыла зимняя забайкальская ночь. Только четвертушка луны слабо освещает заснеженные улицы да поле за огородами, которое простирается до самой реки. За рекой – глухая тайга. Тишина, и только волчий тоскливый вой вызывает ответный нервный лай у деревенских псов, трусливо поджимающих хвосты в своих будках. Стайка ребятишек 11—12 лет собралась в переулке, ведущем к реке Онон. Сегодня ночью произойдет необычное событие: один из нас, на спор, должен в одиночку добежать на лыжах до реки, а это почти два километра, бросить там гильзу от ружья 16 калибра и вернуться назад. И, как вы понимаете, это был я.

Два билета на дневной сеанс

— Рота-а-а-а, в одну шеренгу становись!

Старшина Консевич руками показывает направление построения. Зная, что последует за этим, встаю в строй третьим, поближе к двери выхода, хотя по «ранжиру» должен быть тридцатым. В кармане — два билета в кино, меня ждет Татьяна, моя невеста. Я уже опаздываю и хочу как можно быстрее выбраться из экипажа (казармы).

— Равняйсь! Смирно! По порядку рассчитайсь!

— Первый, второй, третий… сорок второй, — кричит последний по счету в строю курсант. Старшина с неодобрением смотрит в сторону первых пяти курсантов, явно не по росту вставших во главе шеренги и, конечно, понимает наше намерение поскорее сбежать из расположения бригады. Всем прекрасно известно, что на этом построении нас распределят по экипажам подлодок, которые стоят в ремонте в Дальзаводе, и распустят.

После построения мы будем обязаны в течение двух месяцев находиться в расположении бригады и «впитывать» военно-морской опыт. Получение звания лейтенанта по окончании училища обязывало нас проходить практику на боевых подлодках ВМФ. В походы на действующих кораблях нас, практически, никогда не брали, но в этот раз все пошло иначе.

— Старшина, ко мне! — зычно командует офицер в погонах капитана первого ранга, только что появившийся в дверях. Признав в офицере начальника штаба бригады, старшина командует.

— Смирно! — и браво докладывает, — Товарищ капитан первого ранга, курсанты третьей роты четвертого курса судоводительского факультета ДВВИМУ в количестве сорока двух человек прибыли для прохождения военно-морской практики. Старшина роты Консевич.

— Вольно! — командует офицер и проходит к середине строя.

— Товарищи курсанты, через час подлодка 690 проекта «Кефаль» «снимается» в море на боевое патрулирование. Командиру лодки приказано взять в поход пять курсантов вашей роты. Времени очень мало, поэтому на выбор кандидатур даю две минуты, желательно, чтобы были добровольцы.

Строй курсантов застыл в томительном ожидании: «Боже, пронеси!» — думал каждый про себя. Провести несколько недель в железной вонючей трубе в зимнем штормовом море не хотелось никому.

— Кстати, — добавил офицер, — обязательно нужно, чтобы у всех было теплое белье, иначе отморозите свое хозяйство.

— Добровольцы есть? — громко выкрикнул старшина — строй курсантов угрюмо молчал.

— Так. Значит, добровольцев нет.

Консевич посмотрел на меня и ухмыльнулся. В его голове уже созрело какое-то решение. Странное недоброе предчувствие отозвалось холодком в моей спине, и я не ошибся.

— Равняйсь! Смирно! На первый — пятый рассчитайсь!

— Первый, второй, третий, — слышу свой голос, — четвертый, пятый.

— С первого по пятый. Шаг вперед, шагом марш! Направо! На причал бегом — марш!

— Сходили в пивбар, — сокрушаются мои друзья по несчастью. Придерживая рюкзаки, бежим к причалу, где стоит подлодка. Остается слабая надежда — уговорить командира лодки не брать нас в поход.

Прибежали. У причала ошвартована субмарина около 55 метров длиной и 7-8 метров шириной. Корпус обшит толстыми квадратами резины. Небольшая рубка невысоко возвышается над корпусом лодки. Топчемся на причале, не знаем, к кому обратиться. Через минуту подходит офицер, знаки различия скрыты под кожаной теплой курткой (альпак).

— Так это вы курсанты ДВВИМУ? Меня предупредили. Снимаемся через час в море, поэтому срочно на корабль, и не путайтесь под ногами, у всех дел по горло. Мы пытаемся объяснить, что не готовы к выходу в море, да и зачем командиру нужна морока с лишними ртами. Вместо этого звучит жесткая команда: «Смирно! На лодку бегом — марш!» Матерясь и чертыхаясь, поднимаемся по узкому трапу на палубу лодки и протискиваемся в узкую дверь, ведущую в надводную рубку. По одному пролазим в трубу, ведущую вниз на центральный пост. Медленно опускаемся по вертикальному трапу, проклиная все на свете.

— Это что за колхоз? — встречает нас среднего роста офицер, тоже в альпаке. — Старпом, — обращается он к нашему провожатому, — научить, как нужно правильно спускаться по трапу в центральный отсек! — и добавляет к этому незлобивое ругательство.

Мы уже догадались, что это — командир лодки, а офицер, встретивший нас на причале, старпом.

— Оставить рюкзаки в центральном посту. Показываю один раз, — говорит старпом. — Подниматься проще простого, все это вы умеете и без меня. Спускаться надо следующим образом, — он поднимается на полтора метра вверх по трапу, останавливается, обхватывает внутренней частью ступней ног боковые направляющие трапа и, практически на одних руках, скользит вниз, притормаживая ногами. Затем легко касается палубы центрального поста и отскакивает в сторону. — Это затем, — объясняет он, — чтобы вам на голову не упал следующий моряк. Во время срочного погружения наружная вахта должна мгновенно спуститься вниз, так как лодка в это время уже проваливается под воду.

Не сняв шинелей, лезем вверх, все еще не воспринимая происходящее всерьез.

Первым начинаю скользить по трапу я. Согласно инструкциям, вовремя не успеваю затормозить и растягиваюсь на грязной палубе центрального поста. На меня сверху падает Коля Серебрянников, на него Ситкин и Витя Рыльцов. Короче, получается куча-мала. Матросы и офицеры в центральном посту незлобиво подшучивают над нами. Старпом отдаёт команду: «Наверх!» И мы, вспотевшие и злые, снова лезем вверх по трапу.

Наконец он удовлетворен. С третьего раза у нас начинает получаться. Первое учение в боевых условиях для нас закончено. Подсчитываем убытки. Все хлястики на шинелях оборваны, ладони рук черные, как у кочегаров, и нестерпимо горят от трения. Только сейчас начинаем ощущать запахи подводной лодки: смесь соляра, фекалий и чего-то еще более мерзкого и непонятного. Пробыть здесь несколько недель!!! Наше сознание не может смириться с этим. Весь экипаж, включая офицеров, имеет какой-то помятый и не очень опрятный вид. Скрученные погоны у офицеров, синие и белые полосы на тельняшках матросов почти не различимы. Но, несмотря на это, бодрый вид экипажа и командира вселяет уверенность в наши оробевшие души. «Не все так плохо, как могло бы быть!» — появляется у меня первая позитивная мысль.

— По местам стоять, сниматься со швартовых! — раздается команда. Все люки между отсеками лодки наглухо задраены: в случае повреждения и затопления или пожара в одном, остальные должны быть в безопасности. Нам приказано не мешаться. Мы все впятером теснимся в штурманской рубке. Это — маленький закуточек по левому борту, с входом из центрального поста. Переборки утыканы различными приборами, в углу — стол, на котором лежит карта грязно-серого цвета бухты «Золотой Рог». Вдоль стола узкий диван, на котором в походе днюет и ночует штурман, молодой лейтенант, выпускник прошлого года ТОВВМУ.

Где-то на корме грохочет двигатель. Штурман, закончив «отшвартовку» на палубе, появляется на своем рабочем месте. К нему сразу же начинают поступать доклады. Расстояние — пеленг, глубина под килем.

«Кефаль» на малом ходу проходит бухту Золотой Рог, поворачивает влево и добавляет ход до среднего — впереди Японское море.

Старпом смотрит на часы — 12.00. Война войной, а обед по расписанию. Клацает включенный микрофон громкой связи.

— Бачковым на камбуз, команде мыть руки.

Мы вопросительно смотрим на штурмана.

— На кают-компанию не рассчитывайте, но голодными не останетесь. — Ты, — тыкает он мне в грудь пальцем, — первый отсек. Ты, — указывает на Серегу Ситкина, — второй отсек.

Так нас и распределили по отсекам. Надо сказать, в дополнение к своим обязанностям, штурман на лодке является завпродом, и от его поворотливости и смекалки во многом зависит питание экипажа, а значит, настроение и боевой дух. Впрочем, об этом немного позднее.

Неизвестная обстановка, в которую мы внезапно попали, незнание правил поведения — все это делало наши перемещения по лодке замедленными и осторожными.

Прежде всего, где подводный гальюн? Гальюн нашелся быстро. Сделав все, что положено, стою и не решаюсь открутить вентиль смыва унитаза. Еще в училище мы наслушались страшных туалетных историй, когда моряк откручивает вентиль, а вместо смыва, все вылетает под давлением на него, и попробуй потом отмойся. Подозрительно осматриваю систему трубопроводов и многочисленные клапаны неизвестного мне назначения. Спросить некого, да и неудобно. Вжавшись в угол гальюна, и закрыв, на всякий случай глаза, кручу маховик. Раздается приглушенный хлопок, и я открываю глаза. Пронесло! Не спеша добираюсь до первого отсека. Пир, как говорится, в разгаре. В отсеке по расписанию питается около двадцати человек. Но при этом почему-то пять гнутых ложек, пять глубоких тарелок из неизвестного сплава, бачок с борщом, бачок с кашей и бачок с теплой водой. Стола, естественно, нет, все располагаются там, где есть место. В недоумении смотрю на грязную посуду и молчу. Затем беру грязную тарелку и намереваюсь помыть в бачке с водой.

Конец ознакомительного фрагмента.