#mythistoria. Роман, не имеющий значения

Сергей Самсошко

#mythistoria – это роман, в котором автор, уже не в первый раз, выступил в духе трибунала, выразив своё личное отношение к рыночной и плановой экономике. А также разницу между ними. Сердито.

#2

Ненависть, неожиданно всплывающая из глубин моей порочной души, её необходимо сдерживать. Потому мне и приходиться каждый раз извиняться за своё поведение. Это та сторона моего существа, что не даёт покоя никому, даже мне. Оттуда прорастают самые дикие желания. Человеку с такой темнотой нет места среди людей.

Самое ужасное, что можно было бы придумать — это пытаться жить, как в древности. Тогда люди были жестокими. Как минимум. Но многие были, словно хищные животные. В такой атмосфере тяжело жить. И вообще, здесь можно не заводить речи о простых радостях, которые возможны в современном мире.

На какие низости способен человек, если речь заходит о том, что его эго, его начало, его смерть близится. Но, тем не менее, он заставляет себя жить, страдать, цепляться за каждую мелочь.

Страдающий, говорят, живёт дольше.

Невыносимо смотреть, как скандалят, не пытаясь друг другу помогать, не различая слов, не в силах остановить спонтанные мысли, которые, если разобраться, к делу не имеют ни малейшего отношения.

Переходя реку вброд, только и приходиться думать о том, чтобы самосохраниться. Всюду сплошные хозяева. Лишь ты унылым видом портишь здешнюю природу. Если тебе нечего делать, то занятий тебе найдут быстро. Начиная с того самого момента, когда ты приехал, лишь погостить. Ну, мы и сразу догадались, что приехал ты с чемоданом, но не… — что? Боюсь сказать.

Снова отправишься в путешествие. То есть, куда глаза смотрят. На телефонные звонки, даже никто не отвечает. И никто не желает справиться о состоянии моего здоровья. Одинокие, говорят, тоже долго живут. Тянут жизнь, день за днём, не смотря на все невзгоды.

Только не надо каяться в своих долгах и поступках. Никто не ожидал, что ты приедешь. И, уж тем более, никто не хотел, чтобы ты слонялся по углам, ища приюта, — но, не находя его никогда.

Мир пропах злобой и ненавистью. Довести человека до улыбки стало труднее, чем до истерики.

Всему виной глобальная экономика. Именно она заставляет нас тревожиться за каждую копейку. Монета пришла — купюра ушла — счета опустели — глаза отупели — одна крайность переплетается с другой. Лучше бы я ничего не говорил.

Беспечно мотаясь по городам, мне ничего лишнего на ум не приходит. Куда я еду? Зачем? Почему, у меня нет постоянного места жительства? Словно герой, не обретший себя. Сделай паузу и поклонись кому/нибудь. Вон, тому мусорному баку, около которого застенчиво писает собака. То ли во мне проснулся мизантроп, то ли мы настолько стали чужды друг к другу, что невольно возникает эта злоба и ненависть. Особенно, когда приземляешься.

Возможно, необязательно парить так высоко. Согласно той греческой песне, где некий вольнодумец обжёгся. Невероятно, даже немыслимо быть счастливым, если ты от кого/то зависишь. Я имею ввиду, мнения вышестоящих тебя людей. Им, видимо, удаётся оставаться такими, какие они есть. Или — это только моя выдумка.

При такой глубине чувств, практически невозможно разговаривать спокойно. Всякий раз, повторяя один и тот же вопрос, я разгоняюсь и не могу сдержать презрение эгоизму. Оно от человека происходит, или от зверя? Да, да, наш внутренний, неконтролируемый хищник, которого все боятся, ненавидят, стараются загнать в пропасть.

Быть ласковым способны только те, кто независим во всех отношениях. Это хозяева территории, жизни, событий. Они умудряются подчинить себе всё. Ну, или, во/всяком случае то, что им нужно.

Нет — я вовсе не борец за независимость. Откровенно говоря, плевать, отчего такая суматоха возникает вокруг моих высказываний. Я начинал трудиться, чтобы заработать себе на жизнь. И возможно, немного почувствовать себя значимым. После чего, испытал стыд, разочарование, множество обид, некоторые из которых уже прошли, а те, что саднят в душе червоточиной, я, иногда, стараюсь с этим что/то сделать, но не всегда получается.

Впрочем, кому интересно, что творится у меня в душе. Лучше сразу договариваться обо всём. Давать гарантии. Или наоборот — отказываться от всего, снимать с себя всякую ответственность.

Любопытно, как раньше ты жил, что сейчас, ты словно заново родившийся на свет. В твоём уме столько ясности, что трудно даже поспорить, или вообще, спросить, что тебя беспокоит, или, как обстоят дела. Труд — это всё, что ты делаешь. Хотя, иногда, есть предпочтения.

Мне обидно, что тебя унижают без конца. Сеют о тебе клевету. Видимо поэтому, ты стал циничен до такой степени, что аж противен. Но, если цинизм помогает тебе справиться с мировой славой, то… — ведь это и есть клевета, когда о тебе говорят немыслимочто и неведомокак.

Позор сотрёт их с поверхности жизни.

Никогда бы не подумал, что ты ведаешь, о чём говоришь. Все большие дела начинаются с маленьких. Если память хорошая, то можно много опыта извлечь. Потому и говорят, что переживания ни к чему не приводят. Необходимо обдумывать пережитое. На уровне привычки.

А если, просто, хочется погулять?

Надо идти гулять.

А если, просто, хочется повеселиться?

Надо скорее веселиться.

А если, просто, хочется сходить в кино?

Надо сходить.

А если…

Развернув газету, снова (пойми меня правильно) свежие новости, отличающиеся от предыдущих лишь тем, что изменились заголовки, и на фотографиях появились другие лица. Новый цикл событий. Чуть более другой. Чуть более ясный. Чуть более, чем вчера.

С некоторых пор, перестал кому/либо верить. Сначала говорят одно, буквально через секунду — совершенно третье. Сегодня тебя похвалили, а на завтра виселицу приготовили. Держи рот на замке. Неужели непонятно, что люди по своей природе жестоки. Они не стремятся к понимаю. Это было бы слишком приятно, очевидно, культурно. К чему эти сложности, когда страшно с людьми связываться, не оставляя себе на заметку, что в любую секунду ты жертва, а он победитель.

Если хочешь выжить в современных условиях, необходимо увлечь себя таким делом, где тебе ни от кого зависеть не приходится. Иначе — быть другим человеком. Уметь разговаривать, управлять, и вообще, спокойно реагировать на людскую неблагодарность. Все эти идеалы — они уже давно мертвы и ничего не значат.

Самое страшное, что человек мог бы совершить в жизни — это прожить её мёртвым сном.

Но зачем, спрашивается, куда/то торопиться. Говорят, пылкие натуры рано умирают. Мне приходится слишком серьёзно относиться ко всему, чтобы не попасть в скверную ситуацию. Выбираться оттуда будет нелегко, а порой, совсем невозможно. Во/всяком случае, мне приходится помнить о главном — самосохранение.

Мне никогда не понять, почему люди призывают друг друга к борьбе, но при этом, стараются держаться в пассивном состоянии, в ленивом и безответственном. Мы так привыкли снимать с себя ответственность, за которой следует привычка садиться кому/нибудь на голову. В этой связи, я слишком хорошо понимаю, как устроена современная жизнь, как надо держаться на поверхности, но мне абсолютно не хочется ни с кем иметь общих дел. А возможно, всё наоборот, я слишком плохо приспособлен, поэтому так тяжело становится среди остальных. Везде приходится договариваться. Однако, как можно договариваться с людьми, которые гражданский кодекс в глаза не видели.

Есть существенная разница между жить и выживать.

Иногда, а возможно, всегда, мне кажется, что жизнь среди людей напоминает некое поле боя, взаимное противостояние, где тебе регулярно приходится отстаивать себя, как личность, имеющее право на существование. Видимо поэтому, я стал таким непритязательным, необязательным, скромным.

Меньше всего на свете мне бы хотелось защищать то, что уже и без меня известно.

Осталось только дождаться, когда мне позволят жить своей жизнью. Так, как я это вижу. Не ввязываясь в склоки, горячие споры, попытки оправдать себя и свои действия. Помимо того, что я живу ради всех, мне ещё надо доказать, что это именно так — и никак иначе. Ведь, по/сути, я никому не нужен, кроме самого себя.

А что люди? Ну, мы привыкли к такому образу жизни, когда для нас что/то делают. Тогда и отношение другое, и симпатии появляются, и поменьше разговоров о том, что с твоим мнением никто не согласен. Здесь, либо приходится думать о самом себе, либо отдаваться во власть окружающим — пусть принимают решения.

Впрочем, это может оказаться настолько опасно, что всю оставшуюся жизнь будешь жалеть.

Бескостный мой характер. Или у меня его вообще нет. Мне только видится некое подобие моего состоятельного будущего. Но я боюсь даже заикаться об этом. Боюсь трогать. Трудно себе представить, на какие мерзости отважится ваша милость, когда вы обнаружите, что я вам уже надоел. Хоть и говорят, что ценность любви в том, что она может быть бесконечной. Однажды, всё равно, всё заканчивается. Это величайшая печаль, которую неспособны снести ни один человек на свете. Лучше, вообще, ничего не осознавать и тихо покориться судьбе, а не пытаться стать её хозяином.

Да, видимо, и седлать судьбу — дело небесполезное. Но слишком много проблем из/за этого возникает. Чем старше становишься, тем страшнее видеть, что происходит вокруг. Тем оно неприятнее. Но слепая отвага, всё/таки, гораздо глупее.

Ты и без того понимаешь, что существует только одно, что может поддерживать в тебе жизнь — это глубокий интерес к работе. А потом ещё, жениться ты ведь хотел. Передумал, что ли? Или, пока, не знаешь, как подойти к этому вопросу.

Умная, говорят, сама всё устроит.

Продолговатый стон. То ли от внутренней безысходности, то ли от усталости дня. Я живу ради будущих детей. Я стараюсь, чтобы они были лучше, чем мы есть. Мне нечего более им предложить.

Любовь к детям — это любовь ко всем детям, включая своих.

Стоило бы отметить, что любая награда — она не входит в сравнение с чувством собственной значительности. С чувством удовлетворения, испытываемое мной, когда некоторые из моих идей воплощаются в жизнь. Впрочем, если подумать, то никаких «моих» на свете не существует.

Кем я буду, если оставлю дом в увядании, позволю, чтобы в нём процветала разруха. Мой дом, купленный на мои собственные средства — это ещё не спасает меня от одиночества. Но я привык. Гордо следую порывам сердца своего, как предписывали древние греки. Слыхал, что всё образование основано на мыслителях того времени.

Как оказалось, нам этого вполне хватает, чтобы понять простые формулы существования. Одного только нам не объяснили — как бороться с самим собой. То ли мы сами должны будем догадаться. То ли подсказка лежит прямо под ногами, но мы её не замечаем.

Она спит. Вот, уже четыре года, как прошло наше тайное свидание. Мне стали сниться тёмные сны. Место, откуда прорастает любовь. Это совершенно странное место. Ощущение, словно кровь чернеет. В этом состоянии я вижу, как обессмысливается сфера существования. Но, она полагает, что это серость. Простота моей души. По обыкновению, ничего не желающая.

Томность обескураживает, обесточивает стремление… — куда? Помню, я куда/то направлял бег колен. Что/то меня, явно, обеспокоило. Но она владеет моей памятью. С этим я ничего не в силах поделать. Даже сам призыв к её телу, будто под гипнозом, я совершенно перед ней бессилен.

Вокруг, сразу, становится тихо. В этой тишине увядает изобилие. Чахнут амбиции. Ты ничего не сможешь изменить в одиночку. Главное, необходимо помнить, что всё на свете сплошной пустяк. Кроме неё. Всё на свете — это детская игра взрослых. Или нечто такое, что напоминает игру.

Бог в женском обличие — как вам такое представление?

Слишком много предстоит сказать прежде, чем коснёмся друг друга. Я на мели. Не успеваю понять, куда уходит всё, что нажито тем трудом, который когда/то был мне мил. Сейчас всё иначе. Приходится в тайне от людских глаз творить невозможное. Просто потому, что всякая одухотворённая мысль — она, как выстрел из пушки, поражает умы. Даёт иную почву для размышлений. И далеко не всегда приятную.

Слабый дух человека неожиданно наполняется некоей силой небесной, которая не видит никаких преград. Это, иногда, самая настоящая революция разума. Но — это развитие. Внутренний прогресс. Самая ненавязчивая форма существования.

Откровенно говоря, я не считаю себя гением. Ведь это просто слово, означающее высокую степень таланта. Я мог бы с тем же успехом продвигаться по службе. Или открыть магазин пластиковых товаров. Очень хорошо продаются резинки, чернила, краски для волос.

Развитие мысли превращает человека в сатану. Приходится выбирать между мирным и страстным.

Было время, и были мотивы. Иногда, хочется вернуть детство. Но, когда вернёшься в ту деревню, откуда тебя пригнали на каторжные работы в шумный, дерзкий, злобный, сумасшедший город, кишащий мошенниками и идиотами, невольно начинаешь понимать, что скука здесь непереносимая.

Мне никогда не хотелось быть вторым.

Движение жизни — это поток дел, шквал разговоров, стук каблуков, удары дверьми, звон телефонов, щёлканье зажигалок. Курить разрешается везде, где весит табличка — No smoking!

Свобода — она только для дураков придумана. Если нет возможности сдерживать свои амбиции — куда это может привести? Бегущий по улицам, по вокзалам, пристающий с вопросом, который тебя никак не касается. Чем, вообще, люди занимаются в свободное время, когда никуда не надо бежать?! Мне, скажем, некогда даже подумать о том, чтобы прекратить работать. Потому, что вокруг сплошная скукотище. Только она — работа отвлекает меня. Но я в восторге, что последнее время на меня накатила любовь. Чёрный ангел возмездия.

Теперь, я никогда не буду одинок.

Все мысли, так или иначе, я придумал для неё. Она слишком устаёт от моих разговоров. Она их едва понимает. Точнее, не старается. Ей ненавистны сплетни о бабушках, дедушках, козлах отпущения. В душе она — таинственный гном, который день ото дня бурит себя насквозь. Потому, что там интересно. Там много всяческих тайн из прошлого, которые теперь она сможет разгадать.

В юности ей не было дела до того, что творится в её душе. Она думала, что все эти мысли, посещающие её уникальную головку, лишь негативные эмоции, с которыми она не знает как бороться. Эти мысли ей досаждали, какое/то время, пока она не повзрослела. А потом, как будто бы, всё встало на свои места. Она поняла, что жизнь не проходит даром, что её истинное, подлинное, самое важное призвание, это растить детей.

Говорят, если жить ради детей, то им от этого только хуже становится.

Нет — она не принимает на веру подобных догматов. Ей прекрасно известно, что детям необходимо дать воспитание, образование, и поддерживать их, как морально, так и финансово, пока они не научатся жить самостоятельно.

С одной стороны, это правильно.

С другой, говорят, стимул отсутствует. Нечто, вроде, что они сами перестанут хотеть добиться чего/либо в жизни.

Впрочем, чего тут уже добиваться, лишь бы в кармане не было пусто. Это самое главное. А все эти призывы к активной деятельности. Героизм. Гедонизм. Всё это от глубочайшего одиночества. Когда никто к тебе не прилип, никто не донимает тебя повседневными разговорами, то никогда не знаешь, куда себя деть.

Нет — некоторые находят усладу в саморазрушении. То есть, видимо, это делается для того, чтобы не оставить надежды на лучшую жизнь. Хотя, это требует от нас хорошей дисциплины. Постоянно держаться на поверхности. Мне почти удалось прочувствовать свой уход, находясь в забвении. Однако, я потом подумал, что мне ещё многое нужно успеть сделать.

Сколько бы ни пытался я строить планы на будущее, а всё равно, судьба берёт своё. Она возвращает меня обратно. Туда, откуда я пришёл, будучи ещё с чистой совестью. Мораль.

Та песня, которую я хотел ей спеть, она сковала мне уста, заставила молчать. Глаза мои стали стеклянными. В них лучится свет. Я теперь слишком понятен для окружающих меня недомерков. Мне всегда хотелось оставаться самим собой. Но нет ничего страшнее на свете, чем убийство личности.

Я говорю, что в самом себе я вынашивал личность. А теперь, я же её и убил, задушил, отравил. Справился. Мне более ничего не нужно. Начиная с этого момента, мне приходится полагаться только на тех, кто вокруг меня.

Они желают мне добра. Во/всяком случае, я так думаю. Больше мне нечего бояться. Если не одно «но», которое постоянно смущает, заставляет задуматься о том, правильный ли выбор я осуществил. Только попробуй ей не угодить. Узнаешь, как слетает с плеч голова. Она — то ли фрацуженка, то ли северянка, — как узнаешь, если взор окутан туманной пеленой, а тело остаётся недвижимо до тех пор, пока тебе не прикажут, что делать. Жизнь слишком проста, чтобы не понимать, как с ней совладать.

Лгать или не лгать, спрашиваю я себя, не находя ни какого приличного ответа. Я слишком много знаю, чтобы оставаться искренним. Слишком многое видел. Но я надеюсь, мне никогда не придётся обличаться в маски. Все они — лишь жалкое подобие человеческого облика. Даже противно разбираться.

На самом дне, где чувства глубоки, а понятие «совести», далеко не пустое слово, там необходимо быть внимательным и бережливым. А здесь, на поверхности, всё растворяется. Становится слишком невидимым глазу. Почти у всех глаза стеклянные. Это новая форма существования.

Конец ознакомительного фрагмента.