Волчья тропа

Сергей Самаров, 2021

Эмир Бацаев по кличке Волк пришел с небольшим отрядом в родные края, чтобы подготовить базу для прибывающей из-за границы крупной группировки моджахедов. На родине бандиту не рады. В отместку он устраивает карательную операцию, в результате которой случайно получает тяжелое ранение его дочь. На ликвидацию банды отправляется отряд спецназа под командованием капитана Василия Одуванчикова. Бойцы окружают лагерь противника, но нескольким бандитам во главе с эмиром удается бежать. Преследуя беглецов, Одуванчиков и не предполагает, что получит помощь от дочери своего врага…

Глава третья

Майор Смурнов пошел проводить капитана Одуванчикова на плац, который давно уже стал вертолетной площадкой — строить отдельную не захотели, использовали стандартный проект военного городка. Это было правильным решением, поскольку традиционный плац сводному отряду спецназа военной разведки был без надобности. Для проведения строевых занятий у бойцов просто не было времени. Строевой учебной подготовкой солдаты занимались в своих бригадах, а на Северный Кавказ приезжали только воевать.

Два взвода роты должны были ждать командира в двух вертолетах «МИ-24». Но по дороге майор с капитаном, чтобы потом не возвращаться, свернули к воротам, где стояли три грузовика и где командир разведроты должен был передать карту и инструкции оставленному вместо себя командиру первого взвода старшему лейтенанту Анисимову.

— Кого вместо себя оставишь? — поинтересовался начальник штаба, как показалось командиру роты, излишне заинтересованно.

— Как всегда, командира первого взвода старшего лейтенанта Анисимова.

— Не слишком ли он мягкий? — выразил майор свои сомнения.

— Он самый толковый, и по выслуге пора уже ему свою роту получать. А мягкость его… она…

— Мягкость с женщинами хороша, — не дал ему Смурнов завершить фразу. — А с солдатами пожестче надо! Так они лучше понимают!

Одуванчиков снова не стал спорить, только пожал плечами, оставляя свое мнение при себе. Сам он всегда старался вести себя с солдатами как можно мягче. А женщины в его роте не служили.

— Ты это… Василий Николаевич… — начал было майор, но остановился, видимо не решаясь затронуть тему.

— Что, товарищ майор? — Одуванчиков уже, кажется, понял, что хотел сказать начальник штаба и на какую тему желал перевести разговор.

— Да, я хотел с тобой поговорить о твоей семейной жизни… Извини уж, что на ходу, просто к месту пришлось.

— Я слушаю, товарищ майор, — Одуванчиков внешне оставался невозмутим, но внутренне весь напрягся аж до боли в мышцах. Он понял, что вести, а точнее, как он сам их называл, сплетни, дошли уже даже сюда, до командования отряда, и наверняка как-то скажутся на его службе. А служба для капитана была не менее важна в жизни, чем семейные отношения.

— Ты, случаем, не стремишься подставить старшего лейтенанта Анисимова?

— Напротив, товарищ майор. Я стремлюсь предоставить ему возможность зарекомендовать себя с наилучшей стороны. Добавляю ему ответственности, а также предоставляю возможность показать себя в качестве командира роты. Я правда считаю, что он давно уже этого достоин.

— С одной стороны, это мудро. Анисимов себя отлично проявит, ему дадут очередное звание и отправят дослуживать в другую бригаду на первую же свободную должность. При этом твое решение и благородно. Как ни поверни, ты все равно в выигрыше. Но с другой стороны, а если со старшим лейтенантом что-то случится? Как ты тогда себя будешь чувствовать?

— Что с ним может случиться, товарищ майор? Вы о чем?

— Ну, у нас же боевые действия идут… Случиться может всякое…

— Мы все под богом ходим. И Анисимов, и я, и вы. И подполковник Репьин тоже не смог от пули спрятаться. Вы правильно говорите, у нас идут боевые действия. И никто не застрахован от ранения или смерти. Если с Анисимовым что-то случится, значит, судьба так распорядилась. И я отнесусь к этому так же, как к потере другого командира взвода, не больше.

— А разговоры пойдут… Ты сам понимать должен…

— Так что же мне, собой Анисимова закрывать прикажете, товарищ майор? Он единственный старший лейтенант среди других командиров взводов. Есть еще один, командир саперного взвода, но он летит со мной в одном вертолете. И именно Анисимов, я считаю, должен меня заменять в роте. А от вражеской пули я защищен не больше, чем он.

— Ну смотри, Василий Николаевич. Мое дело — предупредить. А твое — обдумывать каждый свой ход.

— Спасибо за заботу, товарищ майор, — сухо и сдержанно, с некоторой обидой в голосе, ответил капитан Одуванчиков.

Но подумал он о другом. Майор Смурнов жаждет рассчитаться с Нариманом Бацаевым за свое старое поражение в «шестиугольнике». Но использовать желает не собственные силы, а силы разведроты, многократно превосходящей банду по численности. Если Бацаев погибнет, что будет чувствовать Смурнов? Удовлетворение? Радость? Все это как-то не вязалось в голове командира разведроты с понятием о благородстве бойца.

* * *

Три тентированных грузовика стояли перед воротами. Там же был сержант из комендантского взвода, готовый по команде дежурного по КПП прапорщика распахнуть ворота. Последний в ряду грузовик, обладавший иными осветительными приборами в отличие от двух первых, светил рассеянным зеленым светом.

— Прислали на испытания светодиодную ленту. Пока поставили на одну машину, — объяснил майор Смурнов, опережая вопрос капитана. — Мы же здесь как подопытные кролики, все на нас испытывают, только вот за сами испытания недоплачивают… На всем экономят.

— А почему поставили только на одну машину? — спросил командир разведроты.

— На другие просто еще не успели.

Зеленый свет выходил из фар узкой маскировочной полосой, как только допускали специальные накладки на фары.

Старший лейтенант Анисимов вышел из кабины переднего грузовика, едва заметив приближение командира роты и начальника штаба сводного отряда.

— А что с кузовом? Тоже испытания? — спросил Одуванчиков.

— Да. Керамические противопулевые панели высотой в человеческий рост. Теперь борт можно прострелить только из крупнокалиберной снайперской винтовки или из крупнокалиберного пулемета. Но такое оружие даже бронетранспортер рвет, как бумагу. Считай, что машину значительно бронировали, при этом практически без утяжеления. Панель легкая, руками ставится.

— Проверим, — согласился капитан. — Надеюсь, сгодится, — и протянул руку старшему лейтенанту Анисимову, словно давно с ним не виделся.

— Товарищ майор, — согласно Уставу внутренней службы обратился Анисимов к старшему по званию, — разрешите обратиться к товарищу капитану?

— Обращайся, — махнул рукой Смурнов, вытаскивая свою старенькую кнопочную трубку и набирая под светом фонаря у ворот какой-то номер.

— Товарищ капитан, три вверенных мне взвода ждут команды. Все сидят по машинам, — доложил Анисимов.

Одуванчиков разложил на ступеньке кабины передового грузовика карту с отметками оперативного отдела.

— Сюда смотри, Сергей Николаевич, — показал капитан пальцем. — Вот этот поворот дороги в оперативном отделе оценили как идеальный для осуществления засады. Предполагают, что эмир Волк устроит ее именно здесь. — Одуванчиков посмотрел на свои командирские часы — подарок после выпуска из училища. — Ты должен ехать не спеша. Скорость не более тридцати пяти километров в час. Тогда прибудешь вовремя. Засада будет тебя ждать, обстреляют. Ты высадишься в кювет — он там достаточно глубокий, как полнопрофильный окоп, и развернешь взводы к обхватной атаке. Предупреди бойцов, чтобы стрельба велась только понизу, потому что сверху ударим мы. У нас как раз времени останется на высадку и на марш-бросок. Мы практически на бегу в бой ворваться должны. Если успеем, местность заминируем. Это значит, что твоим трем взводам глубокое наступление противопоказано. Все понял?

— Так точно, командир. Все ясно.

— Тогда сам пересядь в кузов и других командиров взводов пересади. А в кабину усади заместителей командиров взводов. Эти места пустовать не должны. Бронежилеты у всех завкомвзводов есть?

— Так точно. Все к бою готовы.

— Выполняй!

Майор Смурнов как раз убрал в карман свою трубку, завершив разговор. А со стороны гаража уже слышалось лязганье гусениц.

— Обнаружил, что БМП в строю нет, — объяснил майор. — А мы запланировали прикрытие для роты. Вот позвонил дежурному по автороте. Оказывается, машина уже выехала… Вон она. Зря звонил, деньги тратил…

— Так деньги-то на трубке, наверное, казенные, как у всех офицеров отряда? — заметил капитан Одуванчиков, которому фраза о деньгах резанула слух.

— Куда их потратить, мы бы нашли… — отмахнулся Смурнов.

Боевая машина пехоты как раз пристроилась за последним грузовиком и грозно пошевелила спаренной с пулеметом тридцатимиллиметровой пушкой на башне, подтверждая свои намерения выступать в виде прикрытия и бороться со всякой угрозой.

Майор махнул рукой в окно КПП, где его команду ждал дежурный прапорщик, приблизившись для лучшего обзора к стеклу. Прапорщик, в свою очередь, вышел на крыльцо и дал команду сержанту комендантского взвода, который сразу распахнул ворота. Грузовики двинулись на выезд, а БМП последовала за ними, по-прежнему пошевеливая пушкой вместе с башней — то ли с преждевременной угрозой неведомо кому, то ли просто проверяя механизм после ремонта. Начальник штаба только головой покачал:

— Едва отремонтировать успели, и сразу в бой. Когда только новую технику пришлют? А то все обещают и обещают… А ты все — «деньги, деньги». Пойдем, что ли, на площадку…

Когда офицеры приблизились к бывшему плацу, два вертолета «МИ-24» уже были готовы к взлету, их лопасти крутились, создавая ветер. Но этот ветер не поднимал пыль, потому что вертолеты отсюда взлетали по несколько раз в день и всю пыль давно уже разогнали в стороны…

* * *

Место для командира роты было забронировано у передней стены, рядом с дверью в кабину пилотов. Там располагались три кресла от пассажирского самолета. То, что лететь пришлось спиной вперед, Василия Николаевича ничуть не смущало. Он легко переносил любые перелеты и связанные с ними неудобства. Возраст и физическая подготовка позволяли не считаться с ними.

Пожав на прощание руку начальнику штаба и ничего не разобрав за шумом лопастей из того, что майор говорил, Одуванчиков закрыл дверь. Бортмеханик, проверив дверь, ушел в кабину, и вертолет почти сразу загудел натужнее, готовясь набрать высоту. Усевшись в кресло, он рассмотрел солдат, расположившихся на боковых раскладных сиденьях — не слишком удобных, особенно если сидишь с парашютом за спиной. Но в этот раз парашютов у бойцов не было, но стандартные рюкзаки тоже мешали. Более того, парашют носится так, что на нем можно даже сидеть, чего нельзя себе позволить, используя рюкзак. Он и носится значительно выше и вообще содержит в себе предметы, которые можно раздавить собственным весом. Командир осмотрел бойцов, убедился, что все спокойно, и закрыл глаза, мечтая уснуть и увидеть тот же сон, что снился ему, когда Одуванчикова подняла «тревога», через дежурного объявленная командиром сводного отряда подполковником Репьиным.

Но приятный сон возвращаться не желал. Вместо этого перед закрытыми глазами вставало мягкое и спокойное, даже отчасти красивое лицо с правильными чертами — лицо старшего лейтенанта Анисимова. И такое же правильное, почти кукольное лицо жены капитана Александры. С этим капитан Одуванчиков и уснул, приказав себе проснуться, когда вертолет будет сбрасывать высоту и приближаться к месту высадки спецназа. Он хорошо знал, что тренированное подсознание разбудит его строго в нужный момент, как бывало всегда. Точно так же, как командир, спали и бойцы разведроты, обученные тем же Одуванчиковым засыпать по приказу и просыпаться в нужный момент.

Кому-то снился дом, домашнее застолье, когда вместе собираются за столом по случаю какого-нибудь праздника отец, мать и сестра, кому-то снилась его девушка, любящая и ждущая возвращения солдата со службы. Кому-то снился его собственный сын — был в роте и такой солдат, которому пришлось отправиться служить, оставив дома жену с ребенком, причем служить в спецназ военной разведки этот призывник напросился сам, поскольку подходил для такой службы по всем физическим параметрам^[20].

А самому командиру разведроты снилась, если только можно было назвать сном его полубредовое состояние, естественно, его красавица-жена. Снился ему и командир первого взвода, и другие солдаты и офицеры, которые, конечно же, не могли не заметить, что старший лейтенант Анисимов начинает неровно дышать, стоит только ему увидеть Александру. Началось это давно, еще с тех времен, когда Одуванчиков получил под свое командование разведроту и приехал из другого региона в военный городок. Старый командир роты не только передавал новому свои дела, он еще и оставлял ему свое жилье — половину дома на две семьи в ДОСе^[21]. А вторую половину дома занимал со своей семьей немолодой уже старший прапорщик Михаил Юрьевич Шевченко, служивший в должности старшины той же разведроты и носивший среди солдат кличку Лермонтов — за имя и отчество.

Когда прибыл контейнер с вещами, Александра встретила его на семейной машине на станции и сопроводила грузовик до места назначения, после чего позвонила на службу мужу. Тот хотел было попросить помочь с разгрузкой старшего прапорщика Шевченко, чтобы тот и сам занялся физической работой, и солдат свободных подогнал, но старший прапорщик оказался занят: в ротной каптерке раскладывал для солдат нижнее белье — рота, как оказалось, готовилась к бане. Одуванчиков еще в дверях каптерки понял, что он со своей просьбой пришел не вовремя — старшина роты обычно сопровождает солдат в баню, это его прямая обязанность, — и не стал ни о чем просить Михаила Юрьевича. Вместо этого он обратился с просьбой о помощи к оказавшемуся там же командиру первого взвода старшему лейтенанту Анисимову. Тот пообещал подойти, взяв с собой несколько солдат из взвода.

— Да у меня вещей мало, половина контейнера едва набралась, — успокоил командир роты старшего лейтенанта, видя его недовольное лицо. — Вдвоем бы справились.

Но Анисимов не только пришел раньше Одуванчикова, он все же взял с собой парочку солдат крупного телосложения, и, когда капитан подошел к своему дому, разгрузка контейнера уже была завершена, а старший лейтенант, стоя у калитки палисадника, разговаривал о чем-то с Александрой. При этом лицо у старшего лейтенанта было красное, как у рака, и капитан Одуванчиков сначала списал это на физическую работу, к которой Анисимов был непривычен, хотя и имел разряды по нескольким видам спорта. Но вскоре он свое мнение переменил.

— Уже завершили? Опоздал я… Начальник штаба батальона задержал, — словно извиняясь за опоздание, проговорил Одуванчиков.

— Представляешь, Вася, а мы с Сережей не только земляки, мы еще и в одной школе учились, только я на два года младше, — отчего-то смущаясь, стала что-то объяснять Александра. — И вот, надо же, где встретиться довелось…

— Так вы что, незнакомы? — спросил Василий Николаевич.

— Знакомы… — покраснев еще сильнее, хотя, казалось, больше уже и некуда, сказал старший лейтенант.

— Хорошо знакомы, — добавила Александра многозначительно.

Это ее «хорошо» наверняка что-то значило, но капитану Одуванчикову было не до расспросов. Он сам смутился от своего опоздания и от того, что всю работу уже сделали без него. Его смущение не позволило ему сразу выяснить отношения. Тем более неподалеку, на крыльце дома, стояли два солдата из взвода Анисимова. А выяснять отношения при посторонних капитан никогда не любил.

Он прошел в дом мимо солдат, вытянувшихся по струнке перед новым командиром роты, пожал им руки и поблагодарил, чем несколько смутил парней — обычно офицеры подобные услуги воспринимают как обязательные. Александра прошла за ним в дом и сразу направилась в кухню, где уже был накрыт стол.

— Сначала солдат накорми, им в баню надо торопиться… — остановившись в дверях, сказал ей Одуванчиков.

В ответ жена только сердито громыхнула какой-то посудой.

В тот день она все сделала, как он просил. Накормила сначала солдат, для которых домашнее застолье было праздником после гарнизонной столовой, потом позвала в кухню мужа и Сергея Николаевича. За столом все прошло обыденно, без каких-либо эксцессов.

Эксцессы начались через несколько дней, когда Василий Николаевич пришел домой пообедать чуть раньше, чем обычно, и увидел, как входит в дом его жена — с растрепанными волосами и в слегка порванном на груди платье.

— Что-то случилось? — спросил Одуванчиков.

— Случилось, — коротко и сердито ответила жена.

— Что такое?

— В магазин пошла, очередь отстояла, все нормально. Потом заходит эта ненормальная, хватает меня за волосы и при людях таскать начинает! Вон, платье порвала! Ладно хоть один мужчина в магазине оказался, оттащил ее. А то ведь убить обещала, если я от ее мужа не отстану! А я его и видела-то за все последние годы только один раз, когда контейнер с вещами пришел! Не знаю уж, что он ей наговорил!

— Кто? — не понял Одуванчиков.

— Да твой Анисимов! Старший лейтенант.

Василий Николаевич вспомнил красную физиономию Анисимова в тот самый день и понял, что покраснел старший лейтенант не от физической работы. Вспомнил он и то, как непривычно вела себя тогда же и сама Александра, и ему многое стало понятно.

— Между вами раньше что-то было? — спросил он более серьезно, чем тема разговора того заслуживала.

— Еще не хватало, чтобы и ты меня сейчас начал за волосы таскать и бить! — Александра поддержала тон разговора и ответила так же: — Ну, было когда-то… Это же школьная любовь. Дела давно прошедших дней… Об этом сейчас и вспоминать нечего. — Она вдруг резко сменила тон разговора и на какой-то момент стала прежней, хорошо знакомой и нежной: — Но ведь сейчас у меня есть ты. Самый лучший на свете, самый любимый и любящий. И я ни на кого тебя менять не собираюсь. А то, что раньше было, — это детство.

— День вчерашний, — в свою очередь сменив тон разговора, сказал он и обнял жену.

— День вчерашний, — твердо повторила Александра и прижалась лицом к плечу мужа. — Но ты все же поговори с Анисимовым. Пусть он свою жену утихомирит. А то я и в магазин выходить не смогу…

— Поговорю… — пообещал Одуванчиков, даже не понимая, как и с какой интонацией он заведет подобный разговор со своим командиром взвода. — Завтра же поговорю. Обещаю…

Примечания

20

Согласно существующему Положению, на срочную воинскую службу не берут только тех призывников, у кого два ребенка в семье.

21

ДОС — дом офицерского состава.