Автостопом по восьмидесятым. Яшины рассказы 06

Сергей Саканский, 2012

Мы видим Яшу и Серегу в поезде, в момент получения известия о смерти К.У. Черненко, наблюдаем реакцию на это событие как главных, так и эпизодических персонажей. Яша и Серега совершают победоносное турне по маршруту Москва – Таллинн – Ленинград – Угловка – Гульбарий. Им открываются новые онтологические истины. Книжки эти веселые, на первый взгляд – развлекательные. Вместе с тем, в такой шутливой форме нашлось место для серьезных вопросов – история страны, истоки современных проблем, национальная идея, религия, тема внутренней и внешней свободы.

Пшикалка

Было это в марте 1985 года, накануне великих перемен. На самом деле, Новые времена уже наступили, поскольку Черненко уже кинулся, но пиплу об этом еще не сообщили — мартовские праздники дали спокойно отгулять.

Славная это была эпоха — Золотой век генеральных секретарей. Пипл держали в тепле, в неведении, не то, что сейчас — каждый день мучить всякими катастрофами, подводными лодками Курск, ядерными ударами террористов. Даже о таком событии, как смерть генерального секретаря, тоже не сразу сообщали.

Итак, решили мы на мартовские праздники в Таллинн выступить, в неизведанные земли, в пиджаках и галстуках, и непременно — взять с собой Пшикалку.

Идея Пшикалки нас с Серегой давно мучила, еще с тех самых времен, когда мы с Дезодорантом из Гурзуфа в Краснодар выдвинулись.

Я сказал:

— Точно. А то ведь — проснешься в гостинице, а душ принимать — влом. Вот и возьмем Пшикалку, одеколоном побрызгаемся и — вперед.

Серега сказал:

— А когда у нас деньги кончатся, мы эту Пшикалку выпьем. Поэтому Пшикалку надо будет непременно питьевым одеколоном заправить, а не какими-нибудь там французскими духами.

И вот, нашли мы свои школьные галстуки глубоко в шкафах. Галстуки нас на НВП заставляли надевать. Пиджаки достали старые, к выпускному вечеру пошитые. Кейс один одолжили черный, а второго так и не нашлось. Ну, решили наш черный кейс по очереди носить. Заранее взяли билеты в купе.

Тройного одеколона нигде не могли найти. Взяли одеколон Саша, два флакона. Пшикалку закачали до краев, а остаток под пиво освоили. А Пшикалку саму в камеру хранения сдали, от греха. И взяли ее оттуда только перед самым отправлением.

Вот, выступили мы в Таллинн. Только входим в поезд, в галстуках и пиджаках, с кейсом черным, тугим, словно Енин крокодиловый портфель, как сразу к нам и проводница, и пассажиры — все стали по-эстонски обращаться, и весьма были удивлены, когда мы им по-русски отвечали.

Серега сказал:

— А вот, если бы мы в галстуках, в пиджаках и с кейсом не в Таллинн, а в Вильнюс поехали, то тогда бы все с нами не по-эстонски, а по-литовски говорили.

Я сказал:

— Это точно. И если бы мы в галстуках, в пиджаках и с кейсом не в Вильнюс, а в Ливерпуль поехали, то тогда бы все с нами не по-литовски, а по-английски говорили.

Вошли мы в купе, поезд тронулся, сидим, едем. Напротив — эстонка и эстонец, настоящий, тоже, конечно — в пиджаке, в галстуке и с черным кейсом. А мы, надо заметить, друг друга решили в Таллинне называть не Серега и Яша, а Сергей Юрьевич и Яков Викторович.

Вот я и говорю:

— Сергей Юрьевич, не желаете ли по чуть-чуть?

Серега говорит:

— Отнюдь, Яков Викторович.

Я говорю:

— Господа эстонцы. А вы не желаете по чуть-чуть?

Ну, конечно, я по-другому как-то к ним обратился, не по национальному признаку. И не господами их назвал, а товарищами. Но это не имеет значения, ибо они все равно отказались от предложенного по чуть-чуть. Тогда Серега достает с полки черный кейс и открывает его. А там — два батла водки и два бутилена по 0,8 — розового вермута за рубль-девяносто-семь. И еще — четвертинка водки, запасная, как у Венички. У этих эстонцев аж глаза на лоб вылезли.

Я говорю:

— Спокуха, эстонцы. Это мы не прямо сейчас выпьем, а в течение всего нашего пути.

Начали. Эстонцы уговорились пулю расписать. Мы квасим, а они свой чай прибухивают и кофе. Играли по копейке за вист. Серега очень скоро стал кричать Мизер. Да и я еле сдерживался, чтобы Мизер не закричать.

Когда побухиваешь, играя, то всегда почему-то так и тянет Мизер вскрикнуть. Ну, а по-трезвому мы никогда не играем. Поэтому мы всегда Мизер кричим. Если говорить обобщенно, то мы вообще ничего по-трезвому в своей жизни не делаем, потому что трезвыми никогда не бываем.

Но это я отвлекся — в лирическое отступление ушел. Ближе к полуночи все же настал момент, когда Серега вместо Мизера Нину прокричал. Только и видели, что вдруг, без всякого предупреждения, средь сданных карт и прикупа возник Серегин черный ботинок, оттолкнулся от стола, и рухнул Серега на верхнюю полку, и уже оттуда, с небес, донеслось затихающее — Нина…

Утром воскресли, Таллинн уже надвигается — трясун, колтун. На эстонцев даже не смотрим, залезли в наш черный кейс, быстренько открыли водочки, да из горла по глотку. Потом — и на эстонцев посмотрели. Серега вспомнил, как вчера Мизер кричал, хотел эстонцам за пулю деньги отдать, а я сказал:

— Да ну их в пелвис.