Фирс Фортинбрас

Сергей Носов, 2023

Трудно подобрать в мировой литературе более непохожих героев, чем ветхий слуга Фирс из «Вишнёвого сада» и молодой Фортинбрас, сверхуспешный норвежский принц из «Гамлета». В новом романе Сергея Носова, лауреата премии «Национальный бестселлер», оба имени относятся к одному лицу. Недаром автор – король абсурда. Вряд ли эта книга обманет ожидания знатоков и ценителей творчества писателя: это всё тот же неподражаемый Носов, умеющий удивлять.

5

Брат мой Петя вот уже полгода в Иностранном легионе. По характеру он холерик, думаю, там ему нелегко. Он меня младше на три года. Отношения у нас по-разному складывались — в раннем детстве он мне во всём подражал, ходил за мной хвостиком, повторял, как попка, всё, что я говорил, а подрос и делать всё стал так, чтобы на меня не быть похожим. В десятом классе я курил открыто, иногда с отцом из одной пачки, баловался с друзьями портвейном, а он, семиклассник, стал закаляться, обливаться по утрам холодной водой, отжиматься, подтягиваться, беспрестанно талдычил о здоровом образе жизни, пил морковный сок, который себе производил в соковыжималке, подаренной нашей маме на сорокапятилетие, и это потому только (уверен!), что я морковный сок не переношу — натурально, физически. То же с театром. Я лицедействовал едва ли не с пелёнок, меня и дразнили «артистом» — ну и додразнились, прямо скажем. Братец мой Пит мечтал открыть новый химический элемент, доказать теорему Ферма (к счастью, это длилось недолго), стать психотерапевтом вроде Кашпировского, он, вообще говоря, легко увлекался — всем, чем угодно, но только не театром. В семье полагали, что антипатии к театру нашего Пети связаны с детской травмой — всему виной новогодняя ёлка. Он плохо помнит, а я хорошо. Я учился во втором, знал правду о Деде Морозе и мог бы уже на это представление не ходить, но мама повела нас обоих. Мы с ним сидели в первом ряду. Всё это происходило в Доме культуры железнодорожников. Деду Морозу и Снегурочке с их благими намерениями мешала целая прорва мелкой нечисти, возглавляемая Бабой-ягой. У Бабы-яги был длинный многогорбый нос и большие зелёные ресницы; свои гадкие помыслы она декларировала с откровенностью, пугающей малышню. Исполнительница, похоже, переусердствовала — мелкота действительно перепугалась, а наш расплакался, закрыл глаза ладонью и наотрез отказался смотреть на сцену. Мама вместе с другими родителями стояла где-то в дверях, так что мне первому пришлось его успокаивать, говорить, что это всё театр, всё понарошку и всё такое. Напрасный труд, с ним просто произошла истерика. Мы, кажется, не дождались подарков, так и ушли — точно! — судя по тому, что я дома ужасно злился на него, так и было. Хотя успокоительная компенсация нам от родителей перепала какая-то: шоколадки-медальки да вафли… хотел соврать про чупа-чупс, но вспомнил, что тогда нам в страну эту штуку ещё не завозили… А вечером родители ожидали гостей; мама наводила макияж, красила ресницы, Пит угрюмо наблюдал за ней со стороны и вдруг сказал: «Не делай так!» — «Как?» — «Как Баба-яга». И она смыла косметику.

Вот он и вырос таким, он всем недоволен. Только он всё это держит в себе, он скрытный; что ему не нравится, я уже давно не понимаю. Он интроверт, я, «артист», экстраверт. С некоторых пор он стал стесняться моего «артистизма», ну, что ли, моей открытости. А что до нелюбви к театру (пожалуй, это всё же сильнее равнодушия), так откуда ему знать, что она за штука — сцена? Возможно, что-нибудь вроде «Волшебника Изумрудного города» его заставили посмотреть в малолетстве, но не более этого, вот разве ещё из вежливости побывал на нашем курсовом «Вишнёвом саде», где я изображал Фирса. Очень ему не понравилось. Он сказал, что театр завтра умрёт, всё это пустое. Я сказал, ты просто не любишь театр. А он сказал, ты сам не любишь театр. Ну конечно — я не люблю. Он считал, что я случайно стал актёром, и даже не стал, а всего лишь просвистел свой срок в Театральном, да и поступил-то туда случайно. Ага, «случайно», а ты поступи!.. Мне он в актёрских способностях отказывал, считал меня вообще по жизни неудачником (и это ещё не в самое трудное время) и с характерным юношеским максимализмом смел утверждать, что я занят не мужским делом.

На мужском у нас и произошло с ним охлаждение — это случилось за год до этого.

Я тогда на втором курсе учился и привёл домой подружку. А мы с ним в то время вдвоём жили в квартире, родители в Ригу уехали. Он в своей комнате сидел безвылазно, это нас никак не касалась, нам с ней было где — у меня; девушка, ну да, была без комплексов, я любил таких, с ними проще. Потом мы с ней пошли на кухню варить пельмени, у нас была бутылка вина, я позвал его пообедать, он пришёл нехотя, как одолжение делал. Вина не пил, чем произвёл на гостью сильнейшее впечатление. Посидели, разошлись по комнатам. А когда мы с ней потом лежали и когда балакали о третьем-десятом с пепельницей на моём животе, откуда-то эта тема проклюнулась — невинность моего младшего брата, она сказала «да нет проблем», я пошел к нему и спросил его, что он об этом думает. Спросил деликатно, клянусь. Я как лучше хотел. Чтобы по-братски. А он психанул. Стал кричать на меня, вспомнил обиды, не имеющие отношения к ситуации, потом вскочил и вообще убежал из квартиры. Неадекват. И она тоже сказала, что с моим братом всё ясно. Ну, она-то, по-своему, задета была — пренебрежением, но я сам задумался. Вот после этого у нас и наступило с ним в отношениях охлаждение. Причём это он, а не я, это он стал обозначать дистанцию.

Тут можно разное вспомнить. Например, в детстве никогда не играл в солдатиков. Фильмы про войну не любил. Зато гербарии собирал. От армии откосил, допустим, без усилий, почти само получилось — в год призыва государство наше великое развалилось практически вместе с армией — в известных пределах, ну и вот. Да это ладно, но всё равно удивительно: в своей не служил, а в чужую подался. Самое невероятное, его туда взяли, вот что меня поражает. Монастырь ему лучше бы подошёл, чем Иностранный легион Франции.

Но я был неправ. Или не совсем прав. Я уже институт окончил — он нашёл женщину. Даже не знаю, как зовут её, никогда не видел. Знаю, что старше была. И что градус драматизма там был очень высокий. Она его прогнала, в общем. А он не умеет проигрывать.

Он из той категории — «назло мамке уши отморожу».

Если что-то не получается, будет делать себе хуже. И тем наказывать Вселенную.

Даже когда с ним в детстве в морской бой играли и он чувствовал, что проигрывает, начинал специально бессмысленные ходы делать — чтобы себе хуже было.

Иностранный легион — это из той же серии.

Случилось как?

Я тогда жил в другом конце города. Позвонил отец, сказал, что Петя домой возвращается, у него проблемы, похоже, — не хочу ли заглянуть вечером? А проблемы у Пети — это значит все должны быть виноваты. Когда-нибудь он руки на себя наложит — в укор человечеству. Позже мы узнали, что у него действительно была (не вполне последовательная, впрочем) попытка суицида из-за той женщины. Но в этот вечер он мне не показался подавленным. Я застал их за столом, чай пили — батя наш, Петя и ещё один хмырь лет тридцати, некто Фёдор. Отец мне обрадовался, сразу достал свою хреновуху из холодильника и две рюмки, нам с ним, потому что эти двое непьющие — они и общую тему нашли себе сепаратную: здоровый образ жизни, дыхательная гимнастика, и всё такое. Положение до моего прихода, полагаю, было за столом напряжённое — ну я разрядил, как умею: рассказал анекдот в лицах; отец посмеялся. Вышли мы с ним покурить на балкон. Отец говорит, плохо дело, похоже. А я ему: не похоже, что похоже. Он: да нет, похоже, похоже. А кто этот Фёдор, спрашиваю. «Просто к столу позвал, он у нас по квартирам колбасу разносит, дешёвую, в полцены, — ты попробовал, ну как тебе, ничего?» А мне что «ничего»; ну, попробовал, ну, колбаса, ну, нормальная. Полукопчёная. На столе из еды ничего, кроме колбасы, не было. Шучу: «Ты его специально за стол позвал, посмотреть, будет ли сам есть?» — «Ладно, — отец отвечает, — не первый раз покупаем». — «Так она что — ворованная?» — «Откуда я знаю, — он говорит, — может, и так». Стал я подтрунивать над ним: уважаемый человек, а с шаромыжником связался. «Ты вот не знаешь, — отец говорит, — он недавно с войны, где-то воевал с кем-то — солдат удачи». — «Наёмник, что ли? Что-то не похож на наёмника». — «Между тем», — ответил отец.

И вот пока мы так с ним разговаривали на балконе, за какие-то три-четыре минуты этот Фёдор сумел нашего Петю распропагандировать. Петя, брошенный любимой женщиной, с пол-оборота согласился вступить в Иностранный легион, осталось им обсудить детали и разобраться с инструкциями. Но это позже.

Ситуацию того застолья мы уже потом реконструировали. А тогда ни о чём таком даже знака нам не было.

Мы вернулись за стол — Фёдор домой засобирался.

Отец об Иностранном легионе вообще ничего не знал, я краем уха что-то слышал. Тогда всё, что угодно, в стране могло происходить. Было кому и в чужую армию зазывать. В нашей общегородской газете объявления о призыве в Иностранный легион, с контактным телефоном, печатали в разделе «Работа», сам видел. А почему бы и нет, если в том же разделе могли себя предлагать с формулировкой «готов к работе, связанной с риском»? А в разделе «Отдых» разные предъявители сексуальных услуг обоих полов рекомендовали свои возможности, причём с учётом специализации.

Что бы я ни говорил нашей сценаристке, но самому мне кажется маловероятным, что поквартирная распродажа ворованной колбасы могла быть естественным прикрытием для агитации в Иностранный легион. Колбаса и агитация, мне кажется, Фёдора занимали как независимые направления. Хотя, надо отметить, в данном случае они, по крайней мере, в одной точке нашли соприкосновение: наш брат и сын попал в расставленные для него сети.

Скоро я узнал, что Пит собрался в турпоездку во Францию. За границу он выезжал впервые. Так и выехал с билетом в один конец. В Париже он по известному ему адресу добрался до вербовочного пункта и произнёс по-французски волшебную фразу, заученную наизусть. Его взяли.

Дома он, не иначе как в подражание самоубийцам, оставил записку с объяснениями и извинениями. Позже продублировал её письмом родителям; содержание мне его неизвестно. На мой день рождения прислал открытку из Франции с незамысловатым текстом: «Поздравляю, брательник, будь здоров и счастлив!»