Полоса разгона

Сергей Невраев

Кто-кто в гости к нам пришел, а что-то с чем-то не нашел?Или все-таки нашел? По любому – хорошо!Да, мы их позвали, но зачем они приехали?Это еще вопрос, которым необходимо заняться всем, кому следует.

Часть 2. Типа от Персоны Грата

Очень меня подзарадовало, когда дядюшка мой из самых верхних побуждений, вообще-то без левых сомнений сильно ему свойственных, ни с того ни с сего наладил меня на лекцию заезжего одного умника в целях повышения общеобразовательного уровня лично моего культурного облика. Дядя мой Вася мой недавно вернулся к нам из столицы, где долго ли коротко проработал все это последнее время до самого, что ни на есть пенсяка. А потом, столкнувшись со мной в моем нынешнем состоянии, нашел его немножко убогим, а самого меня малоразвитым, наверное, стопудово сравнивая с не давешним столичным окружением себя самого. Я обычно со старшими не спорю почти никогда, потому что незачем вроде бы, но дядечке Васечке все же возражал время от времени, что так, мол, и так, я как-никак и без того добился кое-чего в своей молодой еще совсем биографии, но тем не менее. Старикам походу сложно затевать переворот по поводу зависших в их мозговых извилинах убеждений, туго залипших на въевшиеся смолоду чужие предвзятые мнения, ну и пусть себе тешится, если хочется, а мне что, с меня не убудется. Так что я вежливо поблагодарил дядю за заботу вот так сдержанно по-мужски, да и двинул себя в администрацию, где должна была немедленно состояться та лекция.

Мероприятие организовал самолично наш главрайадмин, и он же непосредственно представил профессора собравшейся публике, которой набилось в отведенном на то зальчике под завязочку. В основном тут был представлен весь наш с района менталитет, то бишь полиция в полном штабном составе и еще кое-кто по мелочи, а залетных типа меня раз и обчелся. Но я, надо подсказать, не сильнее всех и стеснялся, потому что имел ответственное приглашение на документе за очень даже серьезной печатенцией.

Ну, так вот, профессор Слоносов, чтоб он был слишком нам здоров, как сказанул Кварталюк и все это усекли, слыл крупным экспертом в области самых, слышьте-ка, потаенных доктрин самых сумеречных зон эзотерики, метафизики и металирики. Сказал и сказал, спорить с этим особо было некому, так что следующим подорвался на трибуну с микрофоном уже сам себе Слоносов, раз передал ему-таки слово Кварталюк. И вот что оно самое все узнали от некислых щей профессора, постараюсь перетолкнуть его речугу дословно, я ведь все на моб запилил по своей простой привычке, а еще, чтобы с дядей потом доступней было инфу поделить.

Как всем подряд известно, современное естествознание плотно попало на такой уровень непонимания окружающей среды, где всем же без разбора ясно внятно, что самая грандиозная часть бытия отказывает в доступе даже самым дошлым умам из всех поныне возможных. И это потому, что всё и вся и так и эдак и без них переполнено непроницаемо темной материей в паре с неощутимо темной энергией. Так что весь наш проявленный в хорошем освещении космопорядок смотрится на таком-то вот фоне с подзатмением ничем не чище бесприметной букашки-потеряшки, барахтающейся в той тьме, что превыше света, туды ее сюды. Аналогично и сообщак архимагистров (не путать с архимандритами), сплотившихся из неких безразличных для нетренированного глаза их кругов, в обход всяких бяких там наук достиг якобы в своих эзоистерических изысках предела в виде определенной пороговой двери. Но вот обнаружили ее архаровцы сильно плотно закрытой для себя. Не согласные с таким голимым фактом, эти неумехи сообща и порознь упираются настырно биться и ломиться в эту дверь, не чая вырваться за пределы гравитационно заорганизованной родимой нашей вселенной, закованной в постылую, хотя и удобную по размеру кольчугу вечных возвращений одного и того же белого бычка. А вот тут уже в полный рост возвышается неслабо тревожная проблематичность, связанная с концами всех времен и не только. Ну, там еще с погружениями в истинные мотивы движущих сил — эволюционирующего к концу истории грехопрогресса, — так стремительно ускорившегося на заре новейшей эры Водолея (к слову, поспевшей не в лад с окончательным закатом эпохальной Кали-Юги), — со всеми ее геопатическими и недологическими транспермутациями сверхперезрелого материализма и квазилиберального капитализма.

Во как сильно выражаются настоящие заумные профи, прикиньте, я прям, аж запарился расшифровывать свой видосик. А дальше еще круче поехало у профессора, хоть и некуда.

Даже не вдаваясь во все тяжкие детали конспирологических мучений металогики истории, мало что мешает догадаться о причастности разных тайных и не очень формальных группировок к перипетиям исторического процесса, всячески подталкивающих его своими мохнолапами на извилистых виражах эволюционного устремления к знаменито-знаменательному концу. Иными словами, за внешне пристойно гуманитарными движениями в темах эволюции и выживания не могут не рисоваться представители Ордена вампиеров и его тени — Ордена зомбиеров, краеугольный принцип действия которых как раз и заключается в продлении любой ценой обычного заведомо конечного существования, сколь долго бы оно ни длилось, вплоть до неопределенных пределов. Вот и плодятся с размножением более или менее шифрующиеся научные центры, сильно замороченные проблемами медицинского бессмертия, да еще раскручиваются научно-морозильные центры, искусительно многообещающие искусственное бессмертие покойных, да еще незнамо, что и не снилось с бодреца.

Так пусть пока зомбиеры с вампиерами всячески интересуются ускорением и одновременно продвижением эволюции вплоть до ее логического абсурда. Что до глобальеров, то их так и рвет без удержу вырваться за все тот же тупо непроходимый пороговый предел на недомыслимо просторную магистраль цельного бытия, измеряемого высшими непроявленными порядками самой, что ни на есть, запредельной полновечности. А если и не сразу вырваться, то хотя бы проложить себе первопуток, подводящий за пределы мутно-гравитационных измерений, выйти, так сказать, для начала на полосу разгона, ведущую и даже примыкающую к главной магистрали несущегося по ней безраздельного До-и-после-и-вместо-бытия.

Есть мнение, что такую полосу разгона можно еще поискать в затерянном мире так называемой Подполой Земли. Эта самая Подполая, иногда еще называемая Зазерцальем, представляет собой потусторонне-зеркальное отражение и тем самым как-бы и продолжение нашей обыденно-грешной Земли, только проваленной в это самое продолжение, опрокинутой внутрь самой себя. И поскольку она вся такая опрокинутая, проход в нее может открыться где угодно, а не только в Антарктиде под Землей королевы Мод, как полагают отдельные шибко-псевдо грамотные недоумки. Это подтверждается алхимагическими опытами из области так называемой имплозивной науки, тщившейся решить задачу опрокидывания вещества внутрь него самого (кои ставились далеко не в Антарктиде так-то, а совсем напротив, в нацистской аж Германии), а также полу-вразумительными байками про одну всю такую из себя Олесю-нагличанку.

Не менее распространен и контра-контент, дающий знать, что полоса разгона может стартовать от легендарного города Ив, мерцающего в надмирном ореоле златого сечения неба и земли где-то на крайних рубежах Гималайщины… И тут мы торжественно вступаем в область горних высей чистейших предположений, поскольку имеющимися в недостатке данными контент ограничен более чем. В нашей воле назначить ту утайку запрятанным миром Надъюдолой Земли, но сим невинным каламбуром можно гордиться разве только из симметрии. Можно бы провозгласить также за Ноосферату, горнило незамутимого мегаразума, можно провозвестить и за обитель безвидных праведников Чакрадевы, Чакрамурти и Чакраварти, откуда грядет тренируемый ими пока что великий синарх Махатман, как учат-лечат нас теоариософисты, но по серьёзу затронутые версии никем и ничем не поддерживаются.

А что пока неплохо поддерживается, так это штаны, задрав которые нехило так бежать себе за космоголым недоразумением в виде очерченных идеек и похотелок.

Тут профессор взял паузу и забулькал как-то не вполне уже внятно через посредство в стакане воды что-то про созревшие вопросы касательно непоняток. А ничего, что для большинства, а то и всех собравшихся в неподъемном формате вырос от профессора сильно темный-темный лес, да еще как-бы и густой? Не растерялся один Искаев, которого не только хлебом, а вообще ничем не корми, дай до полной ясности подокапываться, потому что и по жизни-то сам он следователь и есть.

— Нельзя ли уточнить, — поинтересовался Искаев у поперхнувшегося от неожиданности лектора, — может, Вы как-либо прокомментируете сам факт организации такого вот конгресса у нас в Чудессе? И в частности насколько совпадает официальная версия заявленных им целей с истинными намерениями гостей наших дорогущих?

— М-да…, честно говоря, затрудняюсь с ответом, — отозвался, сдав паузу, Слоносов, — я ведь и сам бы хотел все это знать, зачем собственно и прибыл сюда вслед за этими господцами. М-да…, хотя и не только затем, ведь их приезд и сам по себе подарок, редчайшая возможность понаблюдать за объектом исследования изблизи, так сказать.

— Нет, я почему интересуюсь, — уточнил Искаев, — то, что вы тут рассказывали, вроде как беспокоить начинает, уж не на конец ли света Вы намекали всю дорогу?

— Да я вроде бы не намекал, — соответствовал Слоносов, — видите ли, эта тема всегда была ключевой для всех эзотерических сообществ, и в сообщениях о них обойти ее нельзя как-то никак. Дело даже не в самом конце света, а я бы сказал: в разных к нему подходах. В том, что рано или поздно всем нам придется вылупиться из нашего общего мирового яйца, сомнений нет никаких, загвоздка лишь в том с какого конкретно места его лупить, грубо говоря, — сверху или снизу, а тоньше выражаясь, — провалиться нам предстоит, или превозноситься? А еще, конечно, вполне ли созрел для того внутрияйцовый мир-то, пусть и плохонький, но весь наш пока, — вот тоже вам сам себе вопрос.

— Ну, все, будет ужо тебе валить профессора, — потрепал Искаева за рукав сидящий с ним рядом Бородан, — харе, завязывай с допросами.

— Не могу сказать, что стало намного понятней, — не в ответ пробурчал себе под нос Искаев, тем не менее, дисциплинированно опускаясь на свое место, — но кажется точняк, что еще интересней. Хорошо хоть не единым фронтом идет на нас вся эта шушера, легче будет отбиться, если придется.

Так что разошлись потом, конечно, одурелые все вовсю, после того как поблагодарил Кварталюк профессора с намеком, что просвещенный теперь народ ему безраздельно тоже благодарен и все такое. А дядя Вася, когда я ознакомил его дома с документально отснятым матерьяльцем, вот так как-то его прокомментировал, похмыкав поначалу для пущей важности.

— Ну, что ж, — говорит мне дядюля мой, — хм-м, надо бы по возможности приглядеться к этому чудному конгрессу-кенгуресу повнимательней, да и за профессором стоит приглядывать, как бы ему за непомерное любопытство весь его слонос не отодрался к чертякам. Согласен последить мало-мало за всем этим не нашенским зоопарком, не в напряг будет?

Само собой я согласен и с этим, и с дядей. А почему нет? Легко, самого все такое зацепило не меньше, чем следака Искаева. А интересно все-таки дядя мой выражается своими словами! Не хуже любого профессора, пусть даже и Слоносова.

**

Так я что подумал теперь: а не заглянуть ли не глядя на наш продуктовый рынок, а вдруг явятся туда понаехалы? Ведь что-то же они едят, а где еще у нас приличную еду доставать, как не на рынке? Ну и вот, выкроил я времечко ближе к обеду да прогулялся до самого того базара. Народ, конечно, толчется там как обычно бы. Вот всегда меня сильно интересовало, кто же это изволит у нас пахать на экономику? Впечатление такое, что гулеванит честной народ по-черному, как нечего делать будто ему. Нет, с другой стороны бывают разные отпуска-роспуска там, отгулы-прогулы, больничные-шмальничные, каникулы-шпаникулы, ну да без разницы и поровну еще. Нашел я себе худо-бедно свободное местечко у пустующего прилавка и по центру и не на проходе, устроился так не противно в тенечке и стою себе, зыркаю через забрала с тонировочкой по сторонам. Вижу — чапают отдельные легко выделяющиеся не бледным видом из толпы замухрышек, — ага, попались касатики-соколики, интуристы тоже мне совсем. Достаю я мобилу с приколом, будто сам себя фоткаю, ну, типа селфи-манечка у меня такая, а на самом деле легко и не в нагляк тех придуриков на фотосессию развожу — щелк, щелк. Так что перевел в электронный формат всех, кого засек без балды, и стою — гляжу, что с ними дальше будет. Однозначно было что посмотреть. Они походу тупые, по-нашему случаем от силы калинку знают, не то малинку еще кто повдумчивей, но это и все, так что лучшие их диалоги возможны только через распальцовку. К примеру, тычут они в клубнику перстом перстнёвым, а бабы наши базарные к хамству сразу непримиримые и ну хлестать их внахлёст по клешням, по перстням… А те конечно пальчата подсобрали, ручата поджали и стоят бедолагами, переживают, кумекают, как им дале быть и остаться при своих порядочными и плачь не плачь, а все выходит волчий вой. Смотрю, подвалил к ним в подмогу один кренделек из местных. Я знамо дело прикалываюсь его тоже зафотать, но тут он чуть развернулся, и все с ним ясно, и нечего там долго фоткать, и не мог же я не срисовать с ходу слишком знакомый большинству на районе профиль: ежу понятно, кто там отирается собственной персоной, — Стразень, вот же подлиза!

Пришлось мне чутка зашифроваться — ладошку добавил к профилю благо с фасу очками закамуфлирован, и отвернулся не совсем в другую сторону, а вполоборота тоже. Проглянул мельком взад, не утерпевши, а Стразень тем временем успел со всеми трудными бабами легко и быстро справиться, и даже умудрился насовать фруктов-ягод-овощей в кошелки своим новым приятелям — и вот те на! Не, ну нормас испарился, я даже не успел заметить куда! Да ладно, меня не проведешь, я-то хорошо осведомлен его нехитрыми приемами, знаю, что таким манером он всего-то обозначает пример своей бескорыстной незаинтересованности и безразмерной скромности, и чтоб была тема вернуться еще к которой, если что.

Ну-ну, прикидываю, неважнецкие дела-то…, ведь если и не подумать, то не исключено, что где Стразень крутится, там и самый мутный шлейф за ним тянется-потянется в виде разной подозрительной шпаны, тем более на таком вот на базаре не при вокзале. И чтоб нет так да, вон же они как на подбор — корешки-свояшки с проходной не заводской понтуются в рассып среди общенародной толчеи без порядка и дальше больше норовят втихарца просочиться поближе к нечаянным беспечным клиентам Стразня и вряд ли невзначай. Чувствую, совсем заинтриговалась моя мобила за всеми этими нормальными героями нетрудового резерва, где там она плачет без дела? Надо бы просвежить ей фотопамять можно сказать почти что свеженькой козлятинкой поверх старых баранов в заливке. Щелк-пощелк — пара пустяков не заняла у времени много драгоценных мгновений.

Но что это? Ого, кажись пошла движуха полным ходом воровским: один шустрый ухарь борзанул метнуться на подрез компашке инофраеров, да и обронил пухляк кожухи аккурат им под белы ноги, — шмелем, значит, подначил их. А тем хоть бы хны, культурно переступили и идут себе дальше аллес-нормалес, а лажовый подгон даже пинком не удостоили. Вот значит, какая безмазовая бедуля вышла бугайщикам… Ладно, еще один поспел навстречу им пострел с предъявой на картонке: «поможите бездомному, чем могите». Ну что же ты, бомбила-чудила, не будет всяк родным язык, соображать надо бестолковкой, к кому не в жилу обращаешься, так что вот, получи ноль внимания за чистенько знание родненькой речи, раз заслужил.

В таком вот разрезе кучеряво пофартило иноуродцам свинтить с рынка благополучно не задетыми, не придав ни малейшего даже повода никому хоть-бы потешиться, а остатним ширмачам-щипачам конкретно походить по их бокам-верхам-низам. И все потому, что оказались ко всем косячным бурчалкам сильно устойчивыми ни дать ни взять их, ни на фиру, ни на понт. Слинял и я следом, хотя и совсем в другую сторону, потому как немножко не терпелось мне задвинуть дома показушную презентацию успехов своего мастерства для родных мне близких. А дядь Вася, когда я уже предметно ознакомил его с документально отснятым матерьяльцем под обычное хмыканье его вальяжное, вот так как-то его откомментовал.

— Ну, что ж, — говорит, — картинки занимательные, развеселые даже, но не более чем. Это я о том, что пищи для размышлений как с куста, а не густо, да и к суровой справедливости пока мало что взывает. Давай, продолжай в том же духе, не то мало ли что. А памяти у твоего адского гаджета как, достанет до наших аппетитов?

— А то, — заверил я дядюшку, — мобила — зверь, современная, памяти немеряно на любой аппетит. А если что я всегда могу лишний контент на комп слить. Заведу себе прямо на рабочем столе отдельную папку, назову ее «Дело номер раз»… Вот только не вполне пока ясно, по какому именно вопиющему факту мы это хорошенькое дельце замутили.

— Лучше сплюнь, наживем еще фактов на свои седые… и не очень головы, — посмотрел на меня дядь Вась придирчиво и строго, — как чую, не заставят себя долго ждать факты-то, еще удивишься. А главное, чтобы все они свершались под неусыпным присмотром — во избежание страшных мучений совести потом с недосыпом.

***

Да что ж такое-то! Как выходные так опять ничегошеньки не запасено от мориловки. Чем только всю неделю прозанимались до одури? С самого утра в холодильнике голяк, в морозилке порожняк, даже в хлебнице — пустяк. Впрочем, это горюшко не горе хочу сказать поправимо устранимо, всего делов — вне плана сгонять в магаз по-быстрому, там уж всегда что ни что ни на что, а есть наготове, лишь бы рук хватило унести… Ну вот, метнулся, обернулся, навел красоту и порядок, теперь в холодильник хоть гостей води завидовать. А где же мне сильно интересно дядюшка весь наш такой родименький до сих пор отсутствует? Я понимаете с ранья шустрю всем на удивление как пчелка заведенная, а он? Небось, дрыхнет себе спокойно как собака на мягком сене без задней совести наоборот?

Ан нет, слышу теперь — чу, что называется, как он горло взялся драть в одном из разделов санузла. Ну, все с ним ясно, в котором из тех разделов еще потянет на песнопение нормального чела, даже гадать не интересно. А кто фанатеет от угадайки, сам может выбрать, где он там размяк — в ванной или в душе, у меня, то есть у нас, конечно, его заодно считай и то и то имеется…

Вот и все я приготовил для завтрака, сел такой ждать-пожидать, когда это дядёк наш напоется дочиста (никто не выбрал где пока?). Ай, самому спеть что ли? Начал потихонечку подтягивать второй дядьку. Тут он вдруг замолкает, потом появляется на кухне и таращится на меня с нескрываемым тем незнамо чем, а я отчего-то вошел аж в раж прямо и направо и налево и заткнуться сразу как-то не могу, не тянет и все.

— Что это с тобой, — выражает мне типа подозрительность дядя Вася вместо здрасьте, — никак с накидухи дразнишься? Не ожидал…

А и то мог бы я сподобиться для подзарядки легко, потому как все для того есть — но нет, ни в одном даже глазу!

— Не, ничего такого, а что? — прервал я все-таки свое непоказательное выступление ради безотлагательного коммента. — Это я так, за компанию чисто — наверняк заразился настроением, уж больно мотивчик душевный!

— Да неужели? Тады лады, а то я ведь грешным делом пуганулся, что ты успел неслабо клюкнуть в мое тут отсутствие, нет? А уж как я рад за тебя, настроение и без того вещь всегда полезная, если, кстати, утро доброе.

— Доброе! — зарадовался я легкости, с какой миновала нелепость положеньица. — А еще, кстати, прошу к столу откушать, чем Бог послал.

— Ага, — согласился дядя Вася, — не было ничего на перекус, да Бог послал. А ты прямо не побоюсь такого слова волшебник! Откуда все это изобилие взялось, ничего же не было до того Бога? Или рога?

— Знаем откуда, — возразил я довольный своей эффективностью, — и еще: знаете, наука окончательно убедилась, что Бога нет уже давно, а заместо него — одна квантошняга, причем она такая совсем даже непроглядная.

— Дай угадаю, это тебе давешний профессор наплел? — добродушно поинтересовался дядюшка.

— Скорее нет, хотя и это подразумевалось, Вы же сами запись просматривали. А так это еще до него просекли в минувших веках. Да Вы ешьте, угощайтесь пока все свежее.

— Думаю, я бы тоже мог кой-какой науке подучить тебя легко, — предложил дядя Вася, затеяв наваливание на хлеб рыбной пасты до образования правильно питательного бутерброда, — вот слушай. Мы с моими коллегами в сих краях уже опробовали на практике один хитрый приемчик, и он показал неплохие результаты, когда мы применили его непосредственно в оперативно-розыскном мероприятии.

— Ого! — не удержался я от примечания. — Так Вы что, к делам нашей политуры успели подвязаться? Почему же раньше-то ничего не рассказывали?

— Да не то что бы, — замялся дядюшка, — так, подвернулся случай пообщаться с некоторыми, само собой как-то вышло, но сейчас не об этом. Я ведь что хочу сказать: этот самый способ, о котором ты никак не дашь мне мысль до ума довести, вполне может сгодиться и для теперешнего нашего предварительного расследования, да он не такой сложный, просто послушай, тебе это интересно будет. Чтобы все стало сразу понятно, мы с коллегами совместными усилиями назвали его вжи-вле-ни-ем, ну, еще потом интраполяцией, но это неважно. Подожди, вот только представь себе, как электрод в мозг вживляется, или как зубной имплант вживляется в челюсть, или как искусственный сустав тазобедренный в таз…, — в этом месте дядя плотоядно прикусил свой бутер.

— Ой, по-моему, мне уже поплохело!… Это что-то медицинское, нет? Мы что, наготове какие-нибудь безумные опыты ставить прямо на врагах народов нашей Родины?

— Ну вот, опять, какой же ты торопыжка! Обожди пока, не уходи никуда, — докладчик дожевал откушенный кусманец и продолжил, — не буду гадать, что ты там обо мне предполагаешь, но почему-то кажется, тебе уже достаточно ясно представилось все, что нам нужно. А теперь будь добр представь еще немного, будто все эти втиснутые в чужой организм приспособления и не они вовсе сами с усами с волосами, а ты сам как был и есть внедряешься туда и потом естественным образом там обвживляешься.

— Фу, аж отлегло, — поспешил я не нарадоваться, — это хорошо, что мысленно, тогда это скорей всего безопасно, я имею в виду, чем обойтись без всех этих неприятностей с отторжением…

— Да, итак смотри, — продолжил дядюшка, не проявляя любой реакции на мои подтексты, — представит сам себе сыщик, как он вживляется в организм подозреваемого, и таким-то манёвром почти полностью с ним сольется. А уж после этого слияния он способен без помех проследить как-бы изнутри все его действия и возможно даже и мысли.

— А кажется, что-то похожее мне попадалось уже, — заметил я, не имея в виду ничего разоблачительного, — послушайте, а разве актерская работа над ролью не то же самое подразумевает? Актеры ведь точно так же в роль вживаются, ну, чтобы потом воплощать своих персонажей при полной достоверности своих сценических игр.

— И дались всем эти актеры! Зачем вообще кого-то там воплощать? Как преступник, то есть подозреваемый сам по себе, то же самое и с сыщиком — все остаются при своих с полными самостоятельностями собственных личностей. Задача не в том состоит вовсе, чтобы действовать и мыслить по аналогии с объектом вживления, а в том, чтобы, в конце концов, поймать его с поличным непосредственно в момент действия или умысла, потому как сам он внутри преступника соблюдается, субъективно конечно.

Походу родной даже дядька начал терять со мной терпение и занервничал. Оно мне надо? Прогоню-ка я умняк, чтобы он тоже прочуял насколько я смышленый и понятливый.

— Все ясно как день, — изрекаю я глубоко осмысленно, — тут диалектика субъекта и объекта работает. Все дело в шляпе, вот и отлично, когда приступаем к операции? Я готов хоть сейчас.

— Ммм,… — немножко не лишенным сомнительности глянулся мне дядик Васик, — если ты и впрямь говоришь, что думаешь, можно и сейчас. Тогда нам еще раз понадобится вернуться к твоим давешним съемкам. Ну что, все за компьютер?

А то, переадресовались мы на комп, быстро вывели на чистой воды монитор мной же сотворенный последним видос про тех базарных косячелло, глядим, значит, как они пыжатся по новой озоровать-базаровать, хороводить-воловодить. Это было то еще кино, там весь базар потухал от их усилий. А не ошибусь подметить, что всегда приятно так-то вспомнить пережитое в части светлого прошлого? Хотя не все из зрителей аналогично переживали, дядя Вася, например. Не в пику мне он и не расслаблялся и не терял бдительности. Немного пролетело балдёжных минут, как он уже настойчиво призвал меня, а то кого же еще к правильному порядку ведения следственных действий:

— Смотри не абы как, а прицельно, не забывай, что мы всерьез на тренировке. Так что гляди-ка не проморгай шанс подобрать подходящую аватарку и вперед, можно без песни.

— Не, дядь Вась, может не надо? — ударился я, было, в отказку. — Аватарку я не потяну, аватара — еще куда ни шло, а так я пасану!

— Ох, ну и дурень же у меня племяш, оказывается, — непритворно расстроился дядюшка, — не успели мы позавтракать, а он уже и позабыл все, чему я его учил столько! Аватаркой будет образчик твоего объекта, любого какой сам выберешь, точнее та его конкретно малая часть, через которую тебе нужно непосредственно вживляться. Вникаешь?

— А! Кажись, въезжаю, — отозвался я мигом, — это типа иконка, через которую можно перейти по ссылке в другое приложение! Сейчас все будет сделано, даже не волнуйтесь, дядя!

— Иконка так иконка, выбирай уже и молись на нее, пока не пропустила куда следует…

Дядькин втык меня подстегнул, и я как примерный ботан усидчиво заскользил внимательным взглядом по вдоль и поперек экрану, внимательно ища глазами, за что бы ими зацепиться. Вскоре присмотрел я одну перспективную образину и забил видос на паузу.

— Вот этот как Вам, подойдет нам? — обратился я к дяде за одобрением моего выбора. — По-моему он ничего так податливый, и чуточку на меня вроде похож.

— По-моему тоже, — подкрепил мои предрасположения тот, — конечный выбор всегда за тобой, потому некому кроме тебя нужную связь расчухать. Так что вперед, действуй!

Легко сказать: действуй! Но придется, никудышником с того не денешься, раз подписался. Так что сосредоточил я взгляды на обозримой видимости того, кого сама судьба предназначила мне в экзо-скелеты, потом собрал в кулак всю волевую силу своей мысли и устремил ее исключительно ему в лоб. Это потому что так вот захотелось мне вообразить себя титановой пластиной, затачанной в его черепушку спереди. Сильно убедительным показалось мне с чего-то, что там уж она непременно должна быть на все сто пудов. Ну, удачи! — Тыри-пыри…

Бац! Неужто пробился?! Ошарашенный нечаянным успехом я встряхиваю пробивной головушкой — о да! Тама я, только немножко интересно, где реально? Поначалу перед глазами все расплывается, не сразу доходит, что глядеть на наше все надо не своими глазами, а моего носителя, а еще объекта. Так, где тут у нас его глаза? Вот же они, нашлись, подключаюсь, ага…

Смотрите, пожалуйста, где я рисуюсь — за высоким-высоким столом, покрытым черной-черной скатертью, свисающей вниз до самого черного-черного пола. Мои руки (то есть они условно мои, а так-то они получается носителевы) упрятаны в черные-черные перчатки, вытянуты вперед на уровне плеч как у зомби и возложены по краю столешницы, вознесенной как раз на нужную высоту почти до подбородочка. Да уж, за такенным столиком не покушаешь с удобством, больно он высоченный. И зачем только их мастырят?

А еще удивляет, что руки-то мои лежат на столе не то чтоб как попало, а всеми пальцами вразнос. Вдобавок мои большие палешники впритирку сдвинуты и мизинюшки в свой черед тоже достигают соприкосновения с мизинцами стоящих рядом кентов, и все они в черных-черных плащах с капюшонами, таинственно надвинутыми на неузнаваемые головы. У меня походу такой же, будь спок!… Так что в совокупности руки всех случившихся за нашим конкретно высотным столищем образуют неразрывный черный-черный круг, наверно так сильно надо для… — спиритического сеансу! Теперь понятно, чем они тут занялись, пока я не подскочил. Непонятно только, как долго придется при всем при том стоять так ровно, или у них колени не рассчитаны на подгиб? Да без разницы, ноги-то все равно не мои, насовсем не куплены.

Наша высотка тут не единственная, рядом таких же еще несколько и ни одна не пустует, все битком заняты и все кенты за ними в тех же распальцованных позах стоят себе постаивают. Какой-то ничего так сеанс одновременного спиритизма может получиться — сразу на нескольких столодосках!… Пока торчим молча, и ничего заметного не происходит, а вокруг простирается полутемный зал, все стены которого сплошь задрапированы черными-черными портьерами, так что не видать нам ни разу ни входов, ни выходов. Вся эта мрачноватая безнадега жиденько освещается одиночными бездымными факелами, запиханными в черные-черные треножата, подпирающие редкие углы, а бездымные они, потому что пламя их походу искусственное, такое по любому в декоративных каминах бывает. Да, чуть не забыл упомянуть о черной-черной жаровне, установленной по центру, в которой на еле-еле тлеют угольки, как пить дать тоже имитированным тлением. А соблюдают черти противопожарную безопасность-то, молодцы, сильны в регламентах!

Конец ознакомительного фрагмента.