Ой ты, глушь! (Из воспоминальника отставного майора)

Сергей Невраев

Много тайн скрывает наше недавнее прошлое. И одна из них не дает покоя майору полиции даже после отставки. Но молодая смена уже спешит на помощь нуждающемуся в ней ветерану. С улыбкой на устах новые кадры решают все, даже самые застарелые загадки.

Иллюстратор Максим Литвинов

© Сергей Невраев, 2021

© Максим Литвинов, иллюстрации, 2021

ISBN 978-5-0053-2419-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тихие ясени разлаписто млели под лучами полуденного солнца у осеняемого ими крыльца отделения полиции заштатного, но вполне себе уютного райцентра, неизвестно каким образом заполучившего когда-то в незапамятные времена нерядовое звание Чудесса. Правда налетавший порывами легкий ветерок заставлял их, ясени, время от времени встрепенуться, чтобы сбросить с себя аккуратно сдуваемые тем же ветерком прочь отжившие свое листочки, редкие еще в эту пору позднего и, тем не менее, жаркого лета, все еще баловавшего и нежившего Чудессу. Предобеденное затишье на крылечке в свою очередь сменилось своевременным оживлением, двери захлопали, череда служащих потянулась на выход. Один из них замешкался, потоптался в нерешительности и все-таки приостановился поодаль под одним из ясеней, скорее всего в ожидании застрявшего где-то в здании коллеги. Это был сравнительно молодой человек приятной, хотя и мало чем выдающейся наружности, в кармане которого лежало удостоверение на имя капитана полиции Драппая Александра Сергеевича. Вскоре на крыльце появилась симпотная блондинка в лейтенантской форме, которую капитан, по всей видимости, и дожидался. Коллега Мысец, как звали блондинку, на ходу пристрелялась окрест невинными небесно голубыми глазками, и узрев поджидающего Драппая, зазывно махнула ему рукой: догоняй, мол. Капитан радостно устремился за ней следом. Его всегда восхищало умение этой своей коллеги вывернуть любую ситуацию изнанкой себе на пользу. Вот и сейчас выходило так, что он нечаянно оказался в роли тормоза, а она, конечно же, как всегда на нужной высоте, ну и на шаг-другой впереди даже.

Впрочем, спешить было особо некуда. Конечная цель непродолжительной прогулки ждала их уже за углом. Это была популярная у служащих полиции столовка, пригревшаяся под вывеской с неброским названием «Борщовский и Пампушкин и все, все, все», где кормили и быстро и недорого и вполне-таки сносно. Даже вкусно, можно сказать, если не придираться. Не сбавляя ходу, на всех парах они влетели в столовую и притормозили только затем, чтобы зайти на мягкую посадку у свободного столика, удачно расположенного у окна, затененного снаружи все таким же раскидистым ясенем. Уф! Теперь, когда место забито, можно и отдышаться да глянуть в меню, что же там обещано вкусненького на сегодня.

Пристально изучая нацарапанные вручную под красивым типографским заголовком «М е н ю» каракули, они так увлеклись, что и не заметили поначалу, как за их столик подсел пожилой мужчина в штатском, который явно счел за лучшее сначала присесть, а уж потом вежливо поинтересоваться, можно ли. Чрезмерно эмоциональная, как и все не сильно зрелые особы, коллега Мысец возмущенно открыла было рот, чтобы как следует отчитать зарвавшегося незнакомца, но Драппай успел остановить ее предостерегающим жестом. Он смутно опознал в подсевшем к ним старикане легенду местного сыска, чей портрет до сих пор красовался на дальнем краю доски почета, висевшей в красном уголке отделения полиции. Мысец же приступила к службе недавно и скорее всего до этого края еще как-то не дошла.

— А я, кажется, Вас знаю, — обратился Драппай к предполагаемой легенде сыска, — Вы вроде бы служили у нас когда-то до перевода в Москву, а сейчас Вы какими судьбами к нам? Вы ведь…

— Так точно, майор Пасмурков в отставке я, Василий Егорыч, — с готовностью отрапортовал легендарный сыскарь, — у меня тут дом свой остался в пригороде, я ведь из местных, вот и возвернулся к своим корням на дожитие. А вы, я так полагаю, наша доблестная смена? Ну что ж, молодым у нас, как в старину пелось, — везде…

Между делом подошедшая официантка приняла у них заказ и удалилась исполнять, а Пасмурков продолжил разговор по душам с хорошей у нас молодежью.

— Так что, сменщики, может, познакомимся поближе, если нет возражений?

Возражений не последовало, и молодые, не чинясь, представились.

— Хорошо, Анна Петровна, Александр Сергеич, очень приятно познакомиться. Теперь сделайте милость, поделитесь со стариком, как вам, интересно служится? Чем наши внутренние органы дышат нынче?

— Отчего ж не интересно, — первой решилась милостиво поделиться Мысец, — в целом ничего так, полиция же по определению в центре событий — всегда и всех. Вот только события эти в наших местах мелковаты, сами знаете — в основном бытовуха, а если нет, то изредка махач какой по пьяни. Но с другой стороны мы как-никак людям помогаем, приучаем их жить прилично — дружно.

— Порядок, он во всем быть должен, а мы на то и поставлены, чтоб так все и было, — неизобретательно вставил скучный, даром, что молодой Драппай, — тем и живем.

— Вот и молодца, так держать, — одобрил Пасмурков, как-будто вовсе ничего и не слушавший.

— Да, на наших местных происшествиях особо не разгуляешься… — осмелилась закинуть вдаль удочку Мысец. — Я что подумала: мне тут нужно курсовик серьезный подготовить с заделом на дипломную квалификационку, а материал для этого подобрать не получается никак. Может, подкинете что-нибудь выдающееся из ваших старых дел, поможете? У Вас такой богатый опыт!

— Что еще за курсовик? — удивился Драппай. — Ты же всё, разобралась со своей академией, закончила со всем этим?

— Так подруга попросила, — пояснила Мысец, — она академический брала, ну и поотстала, а теперь тяжко ей приходится на доучке, с малышом-то своим. Я просто обязана ей помочь.

— Так пусть в Инете пошарит, там полно всякого, — продолжил нудить Драппай.

— Да ну тебя совсем, с твоим Инетом заодно, — возмутилась Мысец, — один отстой там, всем давно сто раз известный. Сейчас с этим не очень, все тупые заимствования отслеживаются и далеко не приветствуются. А потом мне и самой интересно чем-нибудь живым заняться. Ой, а вот и наш обед!

Подоспевшая приветливая официантка споро сгрузила с тележки им на стол заказанные блюда, попутно сопровождая свои высокопрофессиональные действия пожеланиями приятного аппетита, а после получения платы поулыбалась приятным клиентам на прощание, и обратно шустро удалилась.

— Я могу попробовать помочь, — великодушно откликнулся на просьбу юной офицерши Пасмурков, придвигая к себе тарелку с первым, — вот только не знаю, как с живым, а есть у меня в заначке один довольно примечательный казус из здешнего прошлого. Есть чем записать?

Он взял протянутую Драппаем ручку, пометил что-то на бумажной салфетке и передал ее Мысец.

— Вот смотрите, я набросал тут по памяти реквизиты дела, надеюсь, должно быть все правильно, ну и свой телефон оставил. Вы поднимете в архиве это дело, посмотрите предварительно, а потом мы встретимся и тогда уже предметно поговорим обо всем. Не здесь же это обсуждать, а то обед стынет, да и время у вас должно быть ограничено. Договорились?

Довольная Мысец одобрительно кивнула, и все плотно занялись обедом, похваливая и Борщовского, и Пампушкина, и всех остальных безымянных, не удостоенных чести попасть на вывеску из-за скаредной ограниченности ее размеров и непреклонной суровости законов грамотного маркетинга.

* * *

Дело было в Свистоплясово, оно же колхоз «Верный путь», где в самом начале восьмидесятых рулил председателем Вольновой Михаил Михайлович. Так вот, не успело это начало кончиться, как Вольновой М. М. куда-то пропал, и с тех пор его никто не видел. Так он и не нашелся. А человек он был заметный, как тогда выражались — энергичный руководитель, крепкий хозяйственник и все такое, и всего-то было ему около тридцати пяти от роду. Маловероятно, чтобы он самовольно сбежал и нигде не всплыл потом, тем более что в те времена строгого (до о-го-го как!) паспортного режима с миграцией было совсем не так все просто. В итоге Вольновой был объявлен без вести пропавшим, на том дело было закрыто.

Мысец разочарованно вздохнула, и брезгливо отодвинула ветхую папку в сторону. Чего стоило уломать Жилдабылина, их заведующего делопроизводством, чтобы он разворошил весь свой архив сверху донизу! И ради чего это? Дверь приоткрылась, и в проеме показалась сперва до боли знакомая кружка, а следом в кабинет заглянул ее владелец, как всегда радостный такой.

— Привет, Аннет! — шутливо поздоровался Драппай. — Не испить ли нам чайку, что скажешь? Самое время горлышко от пыльцы архивной сполоснуть. Наглоталась, небось, пылюки-то?

— И тебе привет, Сашет, заходи, заботливый ты наш, — ответила Мысец и поднялась из-за стола, чтобы включить электрочайник.

— Что там выдающегося? — кивнул на папку Драппай. — Ничего себе, висяк?

— Он самый, — кисло подтвердила Мысец, — да еще какой отстойный…

— Шутканул Пасмурков, наверное, — предположил Драппай, — эти лобастые столичные штучки не упустят приколоться, какие мы тут на районе лохастые.

— Уж и не знаю, — задумалась Мысец, — зачем он тогда нам собственное дело подсунул? Он сам с ним походу лоханулся.

Она поставила на стол подоспевший чайник, достала из ящика стола свою кружку, затем хлипкий коробок с чайными пакетиками.

— Знаешь, у меня только Липтон. Тебя как, устроит Липтон? — в меру гостеприимно предложила Мысец, — и к чаю ничего нет, предупреждаю.

— Ничего, объедаться вредно, — заметил неприхотливый, как почти что все холостяки, Драппай, — а хлиптон я тоже уважаю.

Он подождал, пока Мысец разольет кипяток по кружкам, припеваючи за этим делом: «Липтон, ах, Ли-иптон…», — была у нее такая привычка, и деликатно подцепил заварки на свою долю.

— Ну, я думаю, со временем Пасмурков выложит карты на стол, раскроется, надо только с ним встретиться, — рассуждала вслух Мысец, полоща в кружке заварочный пакетик, — пока что я склоняюсь к тому, что он хочет довести до ума это дело, и не исключаю, что с нашей помощью. Единственно, чего не могу понять, — зачем это ему?

— Наверное, он идейный, — предположил Драппай, — такой, знаешь ли, настоящий советский человек с большой буквы Эс. А потом есть и другой вариант, что дело он раскрыл, но результат кого-то не устроил, вот его и прикрыли, списали в глушняк. Тогда ведь всякое бывало: позвонит кто-нибудь из обкома партии, и досвидос. Позвоночное право называется. А Пасмуркову тупо рот заткнули. Слушай! А может его и в Москву перевели как раз для того только, чтобы здесь не сильно бряцал своими принципами?

— Вот это уже интересно, — недоверчиво произнесла Мысец, — прям, какой-то политический заговор вырисовывается. Слушай! Так может быть тот звонок даже не из партии был, а напрямки из ЦРУ? Как тебе такая версия: жертву похитили инопланетяне, такие осьминоги с Альфы Центавра воспользовались своим беспозвоночным правом и похитили. А Пасмурков их засек, и такой: сдавайтесь, гады ползучие! А те — ну жаловаться на него тайному мировому правительству и ну угрожать разбомбить Землю нафиг, если от них не отстанут! И вот уже пришлось подключать к этому делу ЦРУ, а оно давай названивать, только вот кому, а? Кому, по-твоему, там звонили-то?

— Красиво сочиняешь, — засмеялся необидчивый на нее Драппай, — складно! Так бы слушал и слушал…

— Да, смех смехом, а теперь я вижу, что в этом деле могут быть очень даже закидонские повороты, — вернулась с Альфы Центавра на грешную Землю Мысец, — да и шутка ли, человек пропал! Давай, наверное, звонить уже нашему ветерану.

Она взяла телефонную трубку и набрала номер с салфетки Пасмуркова.

— Алло, Василий Егорович? Здравствуйте! Это Аня из полиции… Да, дело отыскалось… Что, что? Привет Жилдабылину? Нет еще, но если нужно, передам… Ну, сами так сами… Да, дело посмотрели, теперь неплохо бы нам встретиться. Вы когда сможете?.. Хорошо, будем Вас ждать завтра, до встречи, всего Вам доброго.

— Ну, вот. Он придет к нам завтра, — сообщила Мысец, повесив трубку, — а пока можем забыть обо всей этой темной истории и заняться чем-нибудь более своевременным. Если на обед пойдешь, меня позвать не забудь.

— Есть не забыть, — ответил Драппай, подымаясь с места, — да я на такое и не способен. Ты у нас как устав — незыблемая незабываемая, без тебя нам как без инструкций наших — никак и никуда…

— Ладно, ладно, все я поняла, — рассмеялась Мысец, — кто ж не слыхал такого-всякого: направо пойдешь — ни к чему не придешь, налево пойдешь — никуда не дойдешь, прямо пойдешь — с горя запьешь, так что на месте-е — стой! На раз-два вольно, товарищ сказочник! Рразой-дись!

Конец ознакомительного фрагмента.