По следам барона

Сергей Казакевич

Любовь и эротика, счастливые моменты детства и рассказ-мультик, игры со Временем и вероятность появления на свет каждого из нас.А также отрывок из приключенческого научно-фантастического романа «Барон ВВВ» и несколько историй из жизни прототипа главного героя.Скучать некогда!

Колыбельная

Серёжа открыл глаза. Эх, сейчас, наверное, придёт мама, начнёт собирать его в садик. «Не хочу в садик!»

Он отвернулся к стене, на которой висел ковёр. Пара молодых оленей стояла возле ручья, желая, видимо, утолить жажду. Олени настороженно всматривались в склон, поросший кустарником и небольшими деревцами.

Интересно, попьют они когда-нибудь, или так и будут пугливо озираться…

Серёжа вдруг перевернулся на другой бок, резко усевшись на краю кровати. Какой садик? Бабушка в отпуске! Он же целый месяц будет сидеть дома! Ур-ра!

Сонливость исчезла. Он быстро оделся и вышел из комнаты, намереваясь пройти через кухню к лестнице, ведущей на первый этаж. В огороде есть хорошее местечко, где можно быстро набрать червей. Серёжа только папе показал однажды это место, больше никому, никогда и ни за что! Кому надо, пусть сами ищут!

— Стой! — бабушка, возившаяся возле плиты, схватила его за руку. — Каша готова.

…Кошка проводила его до калитки, держа хвост трубой. Тёрлась о ноги, мягко урча. Потому что в руке у Серёжи была удочка, в этой же ладошке он держал ведёрко, на дне которого перекатывалась баночка с червями и землёй.

Пройдя вдоль поликлиники, он свернул направо, к речке.

— Жили у бабуси три весёлых гуся, — затянул он негромко, останавливаясь иногда, чтобы рассмотреть что-нибудь интересное на дороге. Только на дороге можно найти что-нибудь заслуживающее внимание. Больше нигде! Нет, ну, иногда глаза-то надо поднимать. А то пропустишь дупло, в которое надо заглянуть и, если ничего не увидишь в темноте, засунуть руку в надежде нащупать нужную вещицу.

— Один серый, другой белый… три весёлых гуся… Один серый… другой белый… три весёлых гуся…

Он хотел продолжить песню, но дорогу ему преградил какой-то дядя. Дядя сидел на корточках, рассматривая пацанёнка с оттопыренными ушами. Шорты с сандаликами дополняли картину. Сам дядя был одет в тёмные брюки и белую в полосочку рубашку.

— Три гуся? — спросил он.

Серёжа молчал, разглядывая незнакомца. Тот снова заговорил:

— Один серый — раз, другой белый — два… А третий?

После недолгого молчания Серёжа ответил:

— Вы нискакой. Мне мама не разрешает разговаривать с чужими дядями.

— Какой я? — удивился дядя. — Нискакой?

— Да. Мама так и говорит: иди, гуляй и нискакими дядями не разговаривай. Вы — нискакой!

Дядя громко рассмеялся, Серёжа тоже улыбнулся.

— Я — нискакой?

Посмеявшись, дядя стёр тыльной стороной руки слезинку с краешка глаза и заметил:

— Вообще-то я хороший. Мне просто интересно, какой там у тебя третий гусь.

— Да, я вижу, Вы — хороший.

Серёжа зашагал в сторону реки, рассуждая. Дяде пришлось встать и идти рядом.

— Один серый. — Серёжа посмотрел на дядю. Тот кивнул.

— Другой — белый.

Дядя опять кивнул и спросил:

— А про третьего что скажешь?

Серёжа вздохнул, удивляясь такой непонятливости.

— Три весёлых гуся, понимаете? Понимаете?

— А! — дядя покрутил перед собой ладонью, повертел головой, что-то прикидывая. — Получается, третий тоже был весёлый?

— Да!!

Серёжа едва оглянулся, заставляя незнакомца поспешать за собой.

— Ну, хорошо, — дядя не отставал. — Ты загадки любишь?

— Люблю.

— Вот слушай. А и Б сидели на трубе. А упала, Б пропала. Что осталось на трубе?

Серёжа молчал, недовольно поглядывая на дядю. Тот решил повторить:

— А и Б сидели…

— Да что Вы заладили сто раз, — Серёжа не хотел обижать незнакомого дядю, но решил передразнить его, — А и Бэ, А и Бэ…

— Ты же сказал, любишь загадки.

— Загадки — люблю. — Серёжа почесал нос. — Разгадывать не люблю.

Он покосился на дядю.

— Там осталась «И», — добавил.

— Вот!

Дядя замахал руками, ему понравился ответ мальчишки.

— Эта буква «И» — такая же лживая, как твой третий гусь.

— Мой гусь честный! — выдал сразу же Серёжа. — А Ваша буква… Ваша буква…

Он не нашёлся, что сказать. Поэтому честно ответствовал:

— Я пошёл. Мне сегодня ещё рыбу ловить.

Мужчина понял, что пора откланиваться.

Противоположный берег утопал в кустах. На этой стороне железобетонные плиты круто уходили прямо в воду. Но настоящему рыбаку это не помеха.

…Пять плотвичек да пара ёршиков. Вот и весь улов. А удовольствия сколько. А-а?..

Мама, пришедшая после работы, заставила Серёжу переодеться в другие шортики и рубашку. Что им, взрослым, нужно? Только бы командовать!

Серёжа с бабушкой и с мамой должен был идти в магазин на той стороне, за рекой. Ему туда нравилось ходить. Магазин был классный! Баржа, тихо покачивающаяся на воде. К барже ведут мостки. Они немного ходят под ногами, гуляют, поскрипывают, от этого и жутковато становится, и озорно.

— Серёжик, — услышал он мамин голос, — вот гольфики, давай быстрей.

Бе-е… Какой дурак придумал гольфы?

Мама шла чуть впереди, разговаривая с бабушкой. Серёжину руку она крепко держала в своей. Иногда оглядывалась.

Серёжа любовался в эти моменты мамой, её улыбкой, движениями плеч. Копна светлых волос. Он знал, что там какой-то шиньон, иногда он видел эти волосы отдельно от мамы.

И всё равно. Она такая красивая!

Перешли мост. Спустились к барже. С замиранием сердца прошёлся он по сходням, останавливаясь, когда они шевелились.

Несколько отделов на первом этаже, несколько — на втором. Внизу интереснее. Особенно в отделе с конфетами и пряниками.

— Мам, я тут постою.

— Хорошо, — её голос был строгим. — Мы с бабушкой пойдём наверх. Жди тут. И никуда. Понял?

— Да понял я!

Серёжа отвернулся к витрине, рассматривая фантики на конфетах и просто кусочки колотого шоколада неправильной формы россыпью.

«Сейчас будут выбирать себе рубашечки да юбки, а я тут стой… Фантики красивые. Придут, попрошу купить вот эти. И зефир. Не, не купит… Диатез! Диатез!»

Он представил себе, как мама будет кривить лицо, произнося это слово.

Серёжа подошёл к окну. Отсюда за рекой была видна набережная, по которой они шли до моста, а немного под углом — и сам мост. По мосту иногда проходили легковушки, дребезжащие грузовики. Очень редко — автобусы. В них летом очень жарко. А зимой печки греют так, что на улицу потом выходить не хочется. Папа сказал, имя этому чуду — ЛАЗ. Серёжа стал считать автобусы. Со счётом у него проблем не было. Один, два, три… Стало интереснее. Он даже к конфетам не отходил, чтобы не сбиться со счёта. Шесть, семь… А если в другую сторону под углом посмотреть, то вон там он сегодня рыбу ловил. Десять, одиннадцать… Пятнадцать… Сейчас бабушка с мамой придут с сумками в руках. Девятнадцать. Вот автобус едет… как его… десятнадцать? Где мама?

Он прошёл по всем отделам на втором этаже. Где мама с бабушкой? Спустился вниз. Надо спросить. Десятнадцать?

Прошёл отделы с колбасой, хлебом, посмотрел опять на конфеты. «Почему они без меня ушли?» Осторожно по мосткам сошёл на землю. Дорогу домой он знал. Перейти обратно мост. Затем по набережной…

— Нагулялся?

Папа подхватил Серёжу на руки. Дома, кроме папы, никого не было.

— Мы с мамой и бабушкой ходили в «Поплавок».

— Сейчас придут?

Серёжа молчал. Улыбка сошла с папиного лица.

— Они идут?

Серёжа пожал плечами, не поднимая головы. Буркнул:

— Я их искал, искал в магазине…

Когда мама ругалась, было очень страшно. Он не плакал. И даже обрадовался, оказавшись в углу. Громкие возгласы сместились в другую комнату. Он вздохнул. Рядом было открытое окно. Прислушиваясь, не идёт ли кто, можно было лечь животом на подоконник и плевать вниз, на широкий железный скат над окнами первого этажа. Железо давно не красили, оно было ржавое, но слюни на нём смотрелись очень живописно. Надо было попасть в предыдущую слюну, тогда, если солнце уже ушло за крышу, слюни копились и не сохли. Постепенно они набирали критическую массу, начиная медленно сползать по рыжей железяке, гремевшей обычно во время дождя. Так, слюна потекла… Задача в том, чтобы докатилась до края и начала капать вниз.

На дороге за калиткой заскрипели тормоза. Напротив дома остановился грузовик. «Может, к нам», — подумал Серёжа. Но выскочивший из кабины дяденька с досадой открыл капот и, ругнувшись, полез ручищами внутрь неведомого зверя.

«Какой наглый…»

Серёжа, не сводя глаз с шофёра, слез с подоконника, шаря рукой по столику, установленному между двух окон. Там он нащупал рогатку из толстой проволоки. Резинку к рогатке приходилось вытаскивать из поясной резинки от трусов, иногда из колготок. Квадратные не подходили, быстро рвались. Лучше всего годились «венгерки», круглые в сечении.

Взяв рогатку, он натянул резинку, целясь в незваного гостя. «Сейчас мы тебя…»

Отпущенная упругая форма довольно дзенькнула. Серёжа улыбнулся. Теперь надо нащупать там же, на столике, заранее подготовленные из проволоки пульки.

«Держись, дяденька…»

На этот раз резинка с грузом коротко свистнула, когда Серёжа отпустил её. Серёжа спрятался за стену, осторожно выглянул. Дядя продолжал ковыряться в моторе. Промазал! Ну-ка… а ещё раз!

Пульки улетали одна за другой, однако дядя упорно продолжал свою работу. Вот теперь Серёжа по-настоящему расстроился.

«Снаряды» закончились. Слюни на ржавом скате высохли. Он встал в угол и заплакал.

За столом сидели молча. Бабушка поворчала сразу, когда пришла. Мама выплеснула весь свой гнев, похоже, тогда же. Молчал папа, подмигнув сыну один раз. Наверное, у него было своё мнение по поводу случившегося. А у Серёжи и после ужина кошки скребли на душе. Мама с бабушкой не разговаривали с ним. Папа трепал по волосам и улыбался. Настроение всё равно было скверное.

Серёжа не стал дожидаться, пока ему укажут на кровать. Сложив покрывало, лёг, повернувшись к оленям. Его друзья всё ещё высматривали опасность в кустах, не успев попить воды. По щеке опять поползла слеза.

…В прошлом году поздней осенью они вечерами сидели перед телевизором, следя за соревнованиями олимпийцев в Мехико. Больше всего разговоров тогда было про американца Боба Бимона, прыгнувшего дальше всех. И ещё запомнилось, как не хотелось после трансляций лезть в постельку, настолько она была холодная. Мама грела простыню утюгом, Серёжа быстро ложился. Обняв сына, мама пела колыбельную. Затем, думая, что сын уснул, уходила, а он не один раз вылезал из тёплого уютного гнёздышка, надеясь разглядеть за окном того самого цыплёнка из колыбельной. Его ждали разочарование и холодная постель.

И всё-таки настоящий цыплёнок существовал! Серёжа видел его, закрыв глаза, пока мама пела. Это в том году…

Сейчас он проснулся оттого, что чья-то тёплая рука коснулась волос. И тут же услышал родной голос, в тысячный раз начавший петь его любимую песню. Мамин голос дрожал, а по щеке её медленно сползала слезинка. Не успев ни о чём подумать, он быстро прильнул к её груди. Мама не допела, прижав его к себе.

— Спой ещё, — глухо попросил Серёжа.

— Когда зимний вечер уснёт тихим сном,

Сосульками ветер звенит за окном,

Луна потихоньку из снега встаёт

И жёлтым цыплёнком по небу плывёт.¹

«Жёлтый цыплёнок… по небу… пл… плы…»

Пришедший следующим вечером дядя Валера, мамин брат, спросил:

— Ты помнишь, куда мы сегодня идём?

— А как же! — запрыгал Серёжа. — Воздушного гуся запускать!

— Сам ты гусь! — папа и дядя Валера засмеялись. — Воздушного змея!

Они втроём вышли на улицу.

— Дядя Валера! А помните Боба Бимона? Вы с папой в том году все уши прожужжали мне про него.

— Кто ж его теперь не помнит!? — воскликнул дядя Валера.

А папа добавил:

— Его рекорд теперь тысячу лет никто не улучшит.

Серёжа хитро посмотрел на папу, перевёл взгляд на дядю Валеру.

— А вы можете мне показать, на сколько метров он прыгнул?

Мужчины посмотрели куда-то вперёд.

— Вот как отсюда… — начал папа.

–…и до колонки, — закончил дядя Валера.

— Не-ет! Так не пойдёт! — капризно заявил Серёжа. — Поднимайте меня за руки!

Он протянул одну руку дяде Валере, другую — папе.

— Поднимайте! — скомандовал. — Поднимайте же!

До них дошло. Двум молодым мужчинам не составило труда поднять Серёжу за руки, и вот он уже полетел над землёй!

Колонка осталась позади.

— Дальше! — крикнул пацан. — Я лечу-ууу!

Они несли Серёжу ещё больше сотни метров, возбуждённые его смехом и криками. Остановились только у городского окольного вала, упав в траву.

— Серёжик, — папа задыхался, — мы сейчас… этого Бимона… америкашку… уделали. Теперь твой рекорд никто не переплюнет.

— Советский рекорд! — авторитетно заявил дядя Валера.

…Воздушный змей радостно трепыхался над валом. «Жаль, — подумал Серёжа, — у людей нет столько сил, как у этого змея». И, словно в подтверждение его слов, папа грустно произнёс:

— Пора домой. Завтра на работу.

Пока мужчины подтягивали змея, Серёжа запел себе под нос:

— Три танкиста, три весёлых гуся, экипаж машины боевой…

Они сбежали с вала и пошли к дому.

— Я ж тебе говорил, — взял его за руку папа, — не «гуся», а «друга». Три весёлых друга.

— А я так по радио слышал! — возразил сын.

— Три танкиста, три весёлых… — запел дядя.

–…три весёлых… — подхватил Серёжа.

–…гуся! — пропели неожиданно все трое, рассмеявшись. Они шли по дороге и задорно пели про трёх танкистов-гусей. Они пели про гусей, входя в калитку, и пели про гусей, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

Кто-то завтра шёл на работу. У кого-то было самое счастливое время в жизни.

Примечания

1

«Зимняя сказка», Сергей Крылов (1962г.)