Седобород

Сергей Игоревич Пахомов, 2019

В один чудесный день бродяга по кличке Седобород знакомиться с человеком, предложившим ему подработать. А может день не чудесный, а ужасный? Рассказ, ставший призером «Кубка Бредбери» в жанре мистика/хоррор, фаворит читательского голосования.

Посвящается моему брату Иллюше, которого я, надеюсь, привел на стезю писательства

В протянутой и единственной руке попрошайки звякнула очередная монетка. Хорошее место выбрал. Перспективное, блин!

Но не всем так везет. В этом дрянном городе даже чтоб просить деньги, нужно сначала заплатить деньги. Седобород уже знал. Научили. Воспоминание об уроке резкой болью отозвалось в колене. А язык машинально коснулся десны, где раньше обитал зуб. Никудышный, конечно, был зуб, прогнивший, как и этот мир, но все равно рановато он покинул челюсть, мог бы ещё послужить чутка.

«Потеплеет — переберусь, пожалуй, в деревню. А пока тут покручусь, зимой в селе ловить нечего». Зависть завистью, но уж лучше какая-никакая, но свобода. Всяко приятнее отрубленной руки, потому что с культей больше дают.

Седобород достал из мусорной корзины недоеденный кебаб, быстро огляделся, бросил в рот, напоследок жадно слизав соус с салфетки. Баранина опять, а хотелось, конечно, курочки, но на безрыбье и сам раком встанешь.

Еда тут была стремная, поэтому Седобород здесь и крутился — недоедали часто. С утра, к сожалению, больше кофе пьют — чёрный, как человеческая зависть. Вечером получше будет.

Прохожий покосился на него.

Что ты смотришь? Осуждаешь? Да что ты знаешь обо мне, чтоб осуждать? Жизнь меня так… покромсала, тебя пока — нет. Вот, блин, и вся разница.

Седобород взглянул на свои руки. Запачканные в какой-то темной дряни пальцы выглядывали сквозь рваные перчатки. Что за?.. Когда успел? Принюхался. Странный запах, одновременно палеными волосами воняет и рыбой. Выругался. Сплюнул.

Вокзал как всегда гудел своей песней, неустанно сигналили автомобили, торгаши орали, звучали смех и ругань. Седобород уже давно на нее не обращал внимания.

Другой прохожий, даже не отлипая от огромного телефона, выбросил папироску. Окурок источал соблазнительный дымок, обещая ему, Седобороду, не меньше четырёх смачных затяжек, а если не бояться обжечь пальцы, то и все пять.

Сегодня везет.

Седобород взглянул на вокзальные часы. Скоро восемь, а значит, придет Сидор. С восьми до девяти это его точка.

Опять звякнула монетка. Какой-то тип с довольной рожей и важным видом бросил попрошайке денег. Ха. Да тот попрошайка имеет в день больше, чем ты в месяц. Ну, не попрошайка. А хозяева его.

Седобород затянулся пятый раз, даже не задев пальцы. Ну точно его день!

Вот в тот момент он и увидел, как рядом остановился автомобиль. Дорогой. Мотор мурлыкал тихонечко, словно грех.

Общее, что рано или поздно случалось с такими, как он — теми, кого жизнь поломала — это автомобиль.

Слухи ходили разные. Порой можно было сделать грязную работу и неплохо поиметь. Мужики рассказывали, как-то один толстосум повез их в лес (они поначалу жутко напугались), достал из багажника мертвую овчарку, выдал лопаты и попросил похоронить. Поблагодарил здоровски: деньгами, едой, согревающим, ещё и назад привёз. Всем бы так.

Порой приходилось делать такое, о чем поскорее хотелось забыть.

А иногда тех, кого забирали на авто, больше не видели. О таком предпочитали помалкивать и не вспоминать. В жизни всякое бывает, ему ли не знать.

Седобород ещё ни разу не садился в автомобиль. Но рано или поздно автомобиль всегда случался с такими, как он.

Страшно? Да, страшно. Но не так страшно, как если кто из знакомых, из той, другой жизни, увидит, кем он стал.

Окошко беззвучно опустилось.

Седобород бросил взгляд на часы (без десяти, еще можно рассчитывать как минимум на два кебаба, эх!), оглянулся по сторонам и, шурша ногами по утоптанному снегу, направился к автомобилю.

Окошко поднялось прежде, чем удалось разглядеть водителя. Седобород помедлил лишь миг и потянулся к отполированной задней дверце.

— Ты это, Седобород… Удачи, короче, — прозвучал за спиной хриплый голос Сидора.

Седобород не ответил, даже не оглянулся. Открыл дверцу и сел в авто.

Машина тронулась с места.

***

Внутри было тепло и приятно пахло кожей. Играла спокойная музыка. Седобород виновато посмотрел себе под ноги. Вроде не намусорил.

Водитель — коллекционирующий подбородки толстяк — молчал. Седобород — тоже. А смысл говорить? Нужно — сам скажет, что к чему. Да и это мог быть просто водитель, который вёз к… заказчику.

Седобород старался не думать и безразлично смотрел, как в окне мелькают дорожные знаки, нуждающиеся в ремонте дома, серые и угрюмые прохожие, натыканные вдоль дороги рекламы, кастрированные деревья. Вместо белоснежного снега грязная коричневая жижа. Седобород знал эти места сейчас, знал и раньше — когда ещё не назывался Седобородом, — но все равно из окна дорогого автомобиля город виделся по-другому. Не хуже, не лучше. Иначе.

Раньше город притворялся радушным и любящим, манящим, точно проститутка, но когда Седобород упал в грязь и стал никому не нужным, город резко сбросил маску и предстал таким, как есть.

Седоборода легонько подкинуло. Даже дорогая машина не спасена от дырявых, как истоптанные ботинки, дорог.

— Прошу прощения, — наконец подал голос толстяк. Голос оказался приятным. — Музыка не мешает? Проголодались? Может, пить хотите?

— Нет, благодарю, — соврал Седобород.

Пока лучше ничего не пить и не есть, а то можно проснуться, и… А можно уже и не проснуться.

— Предложил бы кофейку, — сказал толстяк — видимо, потому, что на светофоре остановились рядом с кофейней, — но вы же не любите… э-э-э… наверное.

Седобород промолчал. Кофе он действительно не любил. Откуда водила узнал?

Они покинули город, и хотя дороги лучше не стали, автомобиль набрал скорость. Седобород слегка нервничал. Ну а чего волноваться? Сел уже, так сиди ровно.

— Можем на «ты»? Вам, к слову, сколько? — сам предложил, и сам же «выкает».

— Сорок четыре, — честно ответил Седобород. — Почти.

Промолчал. Наверняка дали бы намного больше. Ничего удивительного. Неухоженная спутанная борода, нестриженые волосы — и то, и другое давно тронула седина. Старая затасканная одежда наверняка тоже добавляла лет. Плевать. Давно уже плевать. Так теплее, а главное — его не узнать. Грязный бомжара, как и все такие же. Как вообще в машину пустил? Небось, потом сразу химчистку закажет.

Конец ознакомительного фрагмента.