Гарнизон

Сергей Иванов, 2023

Серия коротких рассказов о жизни офицеров Советской Армии в конце восьмидесятых годов прошедшего века.

Гарнизон.

1.Общежитие.

… Нетрезвой походкой старший лейтенант Иванов добрался до офицерского общежития. Добираться было не очень далеко — от танцплощадки гарнизонного Дома офицеров, на которой по субботам проводились дискотеки для офицеров и разного сверхсрочнослужащего люда. А так же для дам-военнослужащих и не только. Как водится, танцующие находились на дискотеке в различных степенях алкогольного опьянения — от легкой эйфории, до, что называется «в кашу». Немало этому способствовало и расположенное неподалеку безалкогольное кафе «Десна», где администрация кафе, не то что бы поощряла, но и не препятствовала принесению с собой и распиванию всевозможных напитков, позволяющих взглянуть на суровые армейские будни под несколько иным углом зрения. Местные правила хорошего тона требовали, что бы водка в стаканчиках на столах была разбавлена продаваемой в кафе пепси-колой, а самих водочных бутылок на столе не было — два-три года назад в стране была объявлена перестройка и борьба за трезвость. В следствии принятых мер этой самой борьбы, в гарнизонном универмаге водка не продавалась, но по каким-то причинам продавался коньяк(считалось дорого) и «жигулевское пиво» — 10 руб. ящик. Кроме того, в деревне за гарнизонным забором можно было разжиться по сходной цене местным самогоном. Вместе с пучком зелени на закуску, бутылка деревенского зелья обходилась где-то в рупь с мелочью.

Как бы то ни было, старший лейтенант посетил гостеприимное кафе, потом обозначил свое присутствие на дискотеке, планы на вечер со знакомой телефонисткой с коммутатора штаба соседнего полка как-то не сложились, и вот он добирался домой, в общагу. Общежитие было большое, новое, недавно построенное, предназначалось для холостяков дивизии. И порядки в нем были строгие. Каждому полку дивизии полагался свой этаж в общежитии, за порядок в комнатах то есть, за поведение офицеров вне службы, отвечали командиры частей, а за морально-политическим духом холостяков-военнослужащих следили заместители командиров по политической части. В любой момент в общежитие могла нагрянуть комиссия с проверкой, какой-нибудь «Комсомольский патруль» из числа замполитов рангом помельче и освобожденных от других обязанностей воинской службы секретарей комсомольских организаций батальонного уровня. Комиссию, в зависимости от поставленной задачи, могло интересовать всё — от нахождения проживающего в служебное время не по месту службы, а в означенных апартаментах, и — до разбросанных носков под кроватью. Разумеется, с последующим докладом в политотдел дивизии о царящем беспорядке в комнатах какого-нибудь артиллерийского, или там, танкового полка. Впрочем, если военнослужащий был нетрезв, но не при исполнении, например выходной, на это смотрелось сквозь пальцы.

Именно поэтому, а может по иной причине, Иванов бесстрашно миновал бабку-вахтершу, поднялся на свой этаж, открыл ключом дверь, заглянул в соседнюю комнату. Соседей, таких же холостяков — старших лейтенантов, примерно одного возраста с Ивановым не было — где-то шлялись, по случаю субботы. Не став закрывать входную дверь, (припрутся среди ночи, начнут тарабанить), Иванов разделся, лег на кровать и погрузился в неровный, хмельной сон. Снилось всякое, но вникнуть суть не удалось, неожиданно в дверь постучали. Сквозь сон Иванов лениво подумал: «Если свои, то и так зайдут, а если чужие, то и не хрен…». Входная дверь открылась и захлопнулась — « так и знал, сосед». Погружаясь обратно в сонную чепуху, Иванов похвалил себя за то, что не пошел открывать дверь. Однако, через минуту в дверь позвонили и сразу же сильно затарабанили. Делать нечего, Иванов встал, и как был в трусах, побрел к двери. Щелкнул замок и в дверях возникло разъяренное лицо бабки — вахтерши:

— У вас в номере женщина, пусть выходит!

— Нет у меня никого.

— Нет, есть я видела! Она убегала по коридору от меня и забежала к вам!

— Идите, смотрите, никого нет!

Вахтерша быстро осмотрела одну комнату, вторую, заглянула на кухню и остановилась перед дверью в ванну. Дверь была заперта изнутри.

— Кто там?!

— Откуда я знаю? Тебе надо, ты и смотри, — старший лейтенант повернулся и пошел в свою комнату. Час ночи. С утра Иванов был в роте «ответственный офицер». Вставать нужно в пять утра — на подъем в казарму, контролировать выполнение распорядка дня в роте… Короче, надо хоть немного выспаться. К херам собачьим всех бабок….

2. Полк.

Примерно через неделю Иванова вызвали к замполиту полка:

— На тебя пришла бумага из политотдела дивизии, — подполковник кивнул на лежащий на столе рапорт-донос бабки-вахтерши в КЭЧ, добравшийся из коммунально-эксплуатационной части до политотдела дивизии и спущенный в полк со всевозможными «разобраться — доложить». Из рапорта следовало, что старший лейтенант Иванов из «N»-ского танкового полка, проживая во вверенном вахтерше общежитии, ведет распутный образ жизни, водит в себе падших женщин и вообще позорит моральный облик советского офицера. Особенно вахтерша напирала на то, что Иванов открыл ей дверь в трусах.

— Во бл.. Тащ подполковник, я там совсем не причем. Спал себе, никого не трогал. Кто-то забежал..

— Неважно. Это Ольга, местная знаменитость, Козлов со 2-й роты, к себе приводил. Она от него уходила и наткнулась на дежурную. Но пряталась она у тебя. Знаешь, где она живет?

— Где-то в деревне, за гарнизонным КПП, а что?

— Ничего. Командир приказал провести воспитательную беседу с вами обоими. И даже дал свой уазик, съездить в деревню, найти Ольгу и провести с ней очередную разъяснительную работу.

— Ох тыж…

— Да, я понимаю… Но приказ.

Через час, подняв облако пыли на деревенской улице, скрипнув тормозами, командирский уазик остановился посередине центральной и единственной улицы деревни.

3. Деревня.

Деревня была непростой. Ходили упорные слухи, что во время войны Деревня была награждена Гитлером Железным крестом за борьбу с партизанами. Иванов эти слухи, конечно же слышал, но юридический аспект такого награждения представлял себе довольно слабо. Например, как могло происходить такое награждение? Что, приезжал какой-нибудь гаулейтер с охраной, собирал жителей на сход, зачитывали приказ фюрера и старосте вручали заслуженную награду? Или как? И где хранился этот крест, и куда делся, когда пришли наши? Чепуха какая-то. Вторым по разгоняемости был слух, что летчик Беленко, угнавший МИГ-25 в Японию, в 1976 — м, что ли году, был родом из этой самой Деревни. Подтвердить этот слух тоже было нечем.

Сами же жители Деревни словно из кожи вон лезли, что бы своим поведением подтвердить все эти бредни. Особенно это проявлялось в то время, когда привозили очередную партию новобранцев с закавказских и среднеазиатских республик. Непривыкшие ни к чему новоявленные «защитники родины», затосковав по дому, первое время ударялись в бега. Не все, конечно, далеко не все. Но такие были. Путь домой лежал через Деревню. Неискушенные беглецы, по 1-2 человека, срезав погоны и обрезав по щиколотку кирзачи, придав себе, таким образом, по их собственному мнению, вид абсолютно гражданских людей, озираясь и пугаясь всего, брели через Деревню. Завидев такую легкую добычу, какая — нибудь бабка зазывала бедолаг попить молочка, которое находится «вон там, в сарае». Как только беглецы заходили в сарай, дверь за ними захлопывалась на засов. Дед усаживался на мотоцикл с коляской и летел в комендатуру, с докладом о пойманных дезертирах. После чего приезжал патруль и задержанные доставлялись в часть, откуда сбежали. Вознаграждение селянам за это не предусматривалось. Впоследствии Иванов иногда размышлял о мотивах, которые заставляли жителей деревни вести так, а не иначе. «наверное, что-то на генетическом уровне», — думал Иванов, — «последствия пережитой войны». Немаловажным, и можно сказать, градообразующим фактором существования Деревни, являлось то обстоятельство, что в шаговой доступности за окраиной деревни был кирпичный забор, призванный оградить территорию гарнизона от различных напастей. Собственно, заборов было два — один по периметру военного городка, второй внутри военного городка, ограждавший уже территорию непосредственно воинских частей, с их казармами, учебными корпусами, парками боевой техники и тому подобным. Военный городок был огромный: 12 тысяч военнослужащих и членов их семей. С трех сторон гарнизон окружал сосновый лес, а с четвертой стороны притаилась Деревня. Вожделенной мечтой для сельчан был универмаг военторга, попасть в который они могли перемахнув через забор и миновав часть территории, покрытой кустами и деревьями. После чего, под видом жителей военного городка, счастливцы могли беспрепятственно посещать торговые точки гарнизона. Командование гарнизона всячески противилось такому ходу событий и ежедневно отряжало патрули, которые исправно отлавливали лезших через забор деревенских, и доставляли их местному участковому, которому была отведена специальная комната при комендатуре. Участковый выписывал горемыкам по десятке штрафа за нарушение пропускного режима и неудачников выставляли за ворота КПП. Кроме военторга, лакомым куском являлся пункт приема новобранцев, расположенный фактически за околицей Деревни. Когда прибывала свежая партия новобранцев, в несколько десятков человек, на этом пункте происходило переодевание призывников в военную форму. Руководил этим действом прапорщик с вещевого склада и солдат, в обязанности которого входило рубить топором на большом пне гражданскую одежду и обувь, в которой прибывали призывники. Как только солдат уходил на перекур или куда-то отлучался, приготовленная к ликвидации куча одежды и обуви умыкалась деревенскими, дежурившими неподалеку в засаде. Дальнейшая судьба этих тряпок никого особо не интересовала. Справедливости ради, нужно сказать что часть прапорщиков гарнизону предоставляла Деревня, в том смысле, что выходцы из Деревни охотно поступали в Школу прапорщиков, после окончания которой получали должность в гарнизоне, от старшины роты до начальника какого-нибудь склада. Везло, конечно, не всем. Складов на всех не хватало. И чего уж совершенно никто не слышал, так это то, что в деревне что-то сеяли или пахали. Нет. Зато совершенно точно было известно, что часть территории гарнизона было поделена отставными прапорщиками на"зоны ответственности", где военные пенсионеры осуществляли сбор пустых бутылок из-под пепси-колы, в изобилии продававшейся в военторге и полковых"чипках". особое внимание уделялось спортгородкам и приказарменной территории.

Размышляя подобным образом о странном симбиозе Гарнизона и Деревни, Иванов вспомнил беседу с водителем «ГАЗ-53», странном дедугане, подвозившем Иванова с товарищем-сослуживцем, когда они возвращались пешком с полигона. Желая скоротать время, товарищ Иванова, такой же старший лейтенант, ради прикола спросил: «А что, отец, у вас партизаны в войну были?». Дед, махнув бородой и крутя в руках руль, разразился длинной тирадой, суть которой сводилась к тому, что железных дорог в ихней местности отродясь не бывало, а стало быть и взрывать нечего, а ежели одного немца убьют, но в отместку всю деревню сожгут. Дед помолчал, подумал и сказал: «а что партизаны? Те же бандиты. Придут, последнюю корову в лес уведут.» и добавил: «а прислали им из Москвы полковника Реутова, организовывать партизанское движение, они его сами и грохнули. Власть делили». Иванов, ошарашенный такой трактовкой событий, вспомнил, что памятник Реутову он видел сам, где-то в придорожных кустах….

От раздумий его отвлек голос замполита:

— который дом Ольги, этот что ли?

— да я точно не знаю, по описанию — вроде он.

Дом ничем не отличался от соседних. Бревенчатые стены, соломенная крыша, через окно видна «лампочка Ильича» свисающая с потолка на крученом шнуре электропроводки. Для Иванова, родившегося и выросшего в рабочем поселке на Севере, все это было в дикость, — и соломенные крыши и убогое освещение. Он думал, такое осталось в 30-х годах, во временах коллективизации…

Поднялись на крыльцо.

— стучи, — сказал подполковник, — да стань в сторону, о то стрельнут через дверь.

И добавил:

— шучу.

Дверь никто не открыл. Постучав еще раз и постояв минут пять, замполит махнул рукой:

— поехали, ну ее на хрен. Будем считать приказ выполнен — съездили, поискали, не нашли, с тобой беседа поведена. Всё, в машину.

4. Комбат.

Командир батальона относился к своим офицерам по разному. Например, молодых офицеров, которые в свое свободное время(выходной), могли прийти в роту заниматься там рисованием контрольно-выверочных мишеней для танков и прочей мудотой, (с точки зрения Иванова), комбат любил. Но таких в батальоне было меньшинство. Тех, которые в свой выходной, предпочитали надраться и пойти на дискотеку(а сколько их тех, выходных — один в месяц), было больше, и комбат, мягко говоря, их недолюбливал. Иванов принадлежал ко вторым. Комбату было около 35-38 лет, и с точки зрения Иванова, он был уже далеко не молод. Поэтому к проявлению командирской нелюбви Иванов относился снисходительно. Но на глаза комбату старался попадаться пореже. Иногда это удавалось. Прибывали командиры взводов в полк к 8 утра, а тот кто был в этот день «ответственным» по роте, так и вообще — к 6 утра. К назначенному времени, рота заканчивала завтрак, у полковой столовой взвода строились «в линию взводных колонн» и командир роты производил развод на занятия. Иногда развод был полковой, иногда батальонный. Был еще дивизионный, но это совсем уж другая история. После занятий, к обеду взвода прибывали казарму. После обеда была самоподготовка, потом, часов в 17, командир полка прибывал с совещания у командира дивизии, в 18 часов командир полка собирал командиров батальонов, в 19 часов комбаты собирали ротных, в 20 часов командиры рот ставили задачи командирам взводов на следующий день. Задачи были разные: или подготовить материалы для проведения занятий с солдатами «по системе Шаталова», или убрать снег на территории «как в соседнем полку, что бы было однообразно», да мало ли… После чего, все ждали когда в кабине у командира полка погаснет свет, и он пройдет через плац в направлении жилого городка. Или уедет на уазике. Когда гас свет, комбаты выждав минут 10, тоже уходили домой. За ними на удалении зрительной связи, но не попадаясь на глаза, тянулись ротные. Командирам взводов приходилось торчать минимум до отбоя, до 22-х часов. И так каждый день. В дни, когда командир полка уходил, оставляя свет в кабинете включенным, ситуация усугублялась. Никто не знал, сколько именно времени нужно выждать, что бы не попасться на глаза старшему начальнику. Поэтому сидение у окна затягивалось.

… Иванов стоял у комбата в кабинете. То на вытяжку, то переминаясь с ноги на ногу. Зависело от тона, которым комбат выговаривал Иванову за какое-то чепуховое упущение.

Задребезжал звонок телефона. Звонили из штаба полка, из строевой части:

— нужен один офицер на замену, в ГСВГ. Магдебургский танковый полк.

Комбат задумался. Отдавать офицеров, которые на хорошем счету, было бы крайне неразумно. Кто будет сдавать всевозможные проверки, если отдать всех лучших? худшие что ли? Решение пришло неожиданно, и комбат ответил в трубку:

— Иванов вот есть. Отличный офицер!

Иванов внутренне напрягся и сглотнул слюну во внезапно пересохшем рту: «Неужели, за границу, в Германию?!»

В трубке пошуршали бумагами:

— Не, не пойдет!

— Почему??

— А у него «аморалка» по линии политотдела дивизии!

Комбат обмяк и обессилено кинул взгляд на Иванова:

— И когда только ты всё успеваешь. Иди отсюда!

… в Магдебург Иванов так и не поехал.

Хор.

Солнце, отвисев положенное время на небосводе, неспешно двинулось в сторону заката. Оставалось совсем немного времени, когда его лучи, скользнут по кромке леса, на несколько секунд зацепятся за вышки часовых, и уползут за крыши дальних боксов, в которых уже дремали уставшие за день танки. Давно стихли двигатели, обслуживающие танки экипажи с шумом и гомоном построились в «колонну по три» и под командой старшины промаршировали через ворота парка. Дневальный по парку затворил за ними ворота и в парке наступила относительная тишина. Вечерело. Тишину в парке нарушала песенка, доносившаяся из приемника, который был в руке у сержанта. Такие приемники, размером с мыльницу только начали входить в моду. Сержант покрутил настройку, одна песня сменила другую, и сержант двинулся между боксами, проверяя правильно опечатаны ли боксы и просеян ли песок граблями на дорожках, как было издавна заведено, в основном, для красоты. Сопровождали сержанта два солдата, неотступно следовавшие за ним по пятам. Солдаты были заняты делом — они несли танковый аккумулятор, на 140 ампер-часов. Весила эта штука около 60 кг. От аккумулятора тянулись два проводка. Тянулись они не куда-нибудь, а к приемнику в руке у сержанта. По всей вероятности, у сержанта были проблемы с батарейками. Так или иначе, решив проблему с энергопитанием своей мобильной радиоточки, сержант добросовестно исполнял служебные обязанности, которые в настоящее время заключались в сличении слепков печатей на воротах бокса с имевшимися у дежурного по парку образцами. Дежурным по парку был старший лейтенант Иванов. Засунув большие пальцы рук за портупею, сдвинув кобуру с пистолетом как можно дальше назад, он стоял на крыльце контрольно-технического пункта, раскачиваясь на каблуках и наблюдал за происходящим у бокса. Отдав должное изобретательности и смекалке сержанта, Иванов все же усомнился в целесообразности разработанного способа электропитания приемника и приказал вернуть аккумулятор наместо. На тележку с аккумуляторами аварийно–стартерной группы, предназначенной для экстренного запуска двигателей. Сказать еще-что либо он не успел, так как его отвлек зашедший на КТП командир взвода соседней роты:

Конец ознакомительного фрагмента.