Венгерская вода

Сергей Зацаринный, 2022

1355 год. Торговец благовониями из Египта бесследно исчезает во время поездки в Золотую Орду. На поиски отправляется его брат. Идя по следу, он все далее углубляется в просторы Великой Степи, пока не оказывается в городе Мохши, затерянном в глухих лесах у самой окраины таинственной Страны Мрака. Ему и его новым друзьям предстоит распутать клубок старинной тайны, завязанный вокруг гробницы некогда могущественной царицы Баялунь, супруги хана Узбека. Ожившая сказка оказывается смертельно опасной.

III. В Страну Мрака

Древние говорили: человек может быть живым, может быть мертвым и может плыть по морю. То есть он еще не умер, но и живым его считать неблагоразумно. Плывущий по морю идет по грани между жизнью и смертью. Лучше всего справедливость этих слов чувствуешь в ветреную ночь на борту корабля, ушедшего вдаль от берега. Когда качаются стены и пол под ногами, скрипят снасти и ты всеми поджилками ощущаешь, что от бездны тебя отделяет только обыкновенная доска.

Я лежал в трюме, закутавшись в плотный плащ из грубой шерсти, и думал.

Рядом со мной спали Самит и Симба, за зыбкой перегородкой ворочали тяжелыми веслами гребцы, а прямо над головой слышались шаги кормчего, управлявшегося с рулем. Палубы у нашего корабля были только на носу и корме, остальную часть прикрывал лишь навес из циновок. Кают тоже не было. Путники, доверившие себя воле волн, ютились посреди грузов, укрытых в трюмах от превратностей непогоды. В этот раз нас, пассажиров, было всего трое.

Корабль шел в порт Лимасол на Кипре. Это был шейти, принадлежавший александрийскому патриарху. Ему предстояло взять там на борт ценный груз: кувшины какого-то особенного вина, которое делали рыцари ордена святого Иоанна Иерусалимского в своем замке, в паре фарсахов от гавани. Самит сказал, что оно называется королевским с тех самых пор, как его по достоинству оценил французский король Филипп, прибывший сто лет назад в наши края освобождать Гроб Господень. Вино отличалось сладостью, крепостью и особенным вкусом, а самое главное, переносило долгую перевозку и хранение. То, что оно долго не закисало и не портилось, будучи откупоренным, делало его очень удобным для причастия в христианских храмах.

Самит, которому были не впервой морские путешествия, едва ступив на палубу, сразу неодобрительно буркнул, что этот корабль больше похож на пиратский. Места для груза мало, зато большая команда, попеременно сидящая на веслах. Это позволяло двигаться с большой скоростью и не зависеть от ветра, а еще при нужде легко превращало гребцов в абордажную команду или десант. Благо осадка у судна тоже была низкая и давала возможность подходить близко к берегу, не опасаясь мелей. Еще это позволяло тайком принять или выгрузить товар вдали от гаваней и таможен, не платя положенных пошлин. Скорее всего, с драгоценным кипрским вином на обратном пути так и поступят.

Нам до всего этого дела не было. В Лимасоле мы покидали корабль вместе с несколькими ящиками белого оманского ладана, предназначенного для того самого командорства ордена Иоанна Иерусалимского. Продавцом значился управляющий александрийского патриарха, который должен был закупить столь необходимое для причастия королевское вино.

Запрет папы римского на торговлю с Египтом создавал купцам некоторые трудности. И если здесь на Востоке коммерсанты попросту плевали на все эти церковные условности — в Александрии было множество франкских контор и даже целый укрепленный фондук для хранения их товаров, — то кастелянам рыцарских замков, которые принадлежали католическому ордену, приходилось соблюдать условности, торгуя через греческих или армянских посредников.

Впервые после того самого разговора с дедом, который так резко переменил мою жизнь, у меня появилось время спокойно подумать. До этого все крутилось и менялось в страшной спешке и суматохе.

Дед не зря говорил, что все подготовил. Оказалось, что распоряжения уже отправлены голубиной почтой нашему управляющему в Александрии, и там нас ждали все необходимые бумаги и вещи. В путь отправились немедленно, в ночь, прихватив с собой по паре самых лучших лошадей на смену. Так и скакали без отдыха. Немудрено, что мои спутники сразу заснули, едва оказавшись на судне.

Я же наконец, радуясь покою, предался размышлениям.

В голове потихоньку начинал раскладываться весь план деда. Прежде всего я задумался о причине такой странной спешки. Старый опытный лис сразу заподозрил неладное. Заемное письмо было выписано неким купцом Авахавом из Солхата. Кто был этот загадочный торговец, рискнувший огромной суммой, да еще в делах с пришельцем из-за тридевяти земель? Почему Омар не обратился к меняле? Ведь, судя по тому, что этот самый Авахав без проблем перепродал потом долг, у тамошних кредиторов не было сомнений в платежеспособности заморского гостя.

Франки торгуют по всему Востоку, у них конторы и в Крыму, и в Египте. Очень может быть, во всем этом замешаны те, кто сидит здесь, в Александрии. Что у них на уме и что кроется за всем этим?

— Кто знает? — печально сказал дед, пока мы разделывались с остатками кебаба на крыше его усадьбы. — Может, весь расчет как раз на удаленность Крыма от Египта?

Он помолчал и сказал жестко, с видимым усилием и каким-то чужим голосом. Так говорят, когда не хотят, но приходится.

— Заставили купца подписать заемное письмо, самого убили, а долг перепродали еврейскому меняле, который спокойно сможет его взыскать через своих соплеменников в наших краях. Обычное дело. Я так и сказал меняле, который пытался получить с меня деньги. Он сразу все понял. Если я пойду в суд и изложу там свои сомнения, ему легко оказаться под подозрением в соучастии. Дальше все уже зависит от судьи. Ты ведь много лет изучал право — знаешь, как оно может причудливо изгибаться. Если судья заподозрит соучастие всерьез, можно надолго оказаться за решеткой и близко познакомиться с палачом. Поэтому умный меняла не стал спешить вешать это дело на ворот своего халата. Он согласился подождать, пока придут известия о судьбе Омара, и даже со своей стороны помочь узнать правду. Вот возьми, — дед протянул сложенную и прошитую шнуром с печатью бумагу. — Это письмо к тому самому меняле, который перекупил письмо. В нем просьба оказать тебе содействие.

После этого можно было бы уже ничего не говорить. Я сам все понял. Если кто-то не хочет, чтобы правда в этом деле выплыла наружу, то сделает все, чтобы я не добрался до Крыма. Дальше — просто. Чтобы не попасть в засаду, нужно бежать быстрее охотника.

Легче всего доплыть отсюда до улуса Джучи на генуэзских или венецианских кораблях. С пересадкой в Константинополе, а то и прямиком от Александрии до самого Крыма — ходили и такие. Но это как раз тот случай, когда самый привычный путь одновременно и самый опасный. Если кто пойдет по моему следу, он как раз и будет искать меня на этой дороге. Тем более, что время работает на него. Генуэзским кораблям их закон не разрешает выходить в море зимой. Только с пятнадцатого марта. Значит, почти через две недели.

Вот с этого места старый хитрец и начал путать следы. Он отправил своего управляющего к генуэзцам, зимовавшим в Александрии, чтобы договориться о моей поездке в Константинополь или Каффу, но в то же время тайно переговорил с верным человеком из окружения патриарха, предложив быстро и без лишней огласки отправить партию ладана на Кипр, в обмен на вино.

Привычные к секретам монахи умели хранить тайны, но дед даже здесь принял меры предосторожности. Мое имя даже не прозвучало. На Кипр отправлялся поверенный Мисаил из Пальмы. С двумя слугами. Все выглядело очень пристойно и не вызывало подозрений. Кого же еще посылать к франкам, как не их соплеменника? Благо он имел наследственные дела с домом Тарик.

В тот же день ладан был погружен на борт быстроходной шейти вместе с нашими дорожными вещами, а вечером прибыли и мы.

Помня о предостережении деда, я внимательно осмотрел гавань, когда мы ее покидали. На ночь глядя, да еще при усиливавшемся ветре, в море, кроме нас, не вышел ни один корабль.

Мисаил, к которому теперь надлежало обращаться только по имени и с надлежащей почтительностью, как к хозяину, спросил у капитана, когда мы доберемся до Кипра. Тот сердито пробурчал, что не надо раздражать шайтана и строить планы, отправляясь в плавание. Однако один из матросов, не столь суеверный, как его начальник, шепнул нам, что, если все будет в порядке, нам придется просидеть в тесном трюме всего две ночи.

Был еще виден удалявшийся берег, залитый медными лучами заходящего солнца, темнели высокие деревья, и совсем рядом безразлично дремали в вековой пыли развалины древнего маяка. Корабль уверенно резал волны, мерно подрагивая в такт гребкам весел.

Мысль о том, что человек в море ни живой, ни мертвый, полезла в голову, только когда стемнело. Мрак обступил корабль со всех сторон, небо покрыли тучи, и лишь звуки царили во тьме, заполнившей мир. Страшные и непонятные звуки, которые даже не замечаешь при свете дня. Зловещий скрип мачты, ровный плеск весел и ветер. Нечеловеческий грозный посвист из непроглядной бездны.

Сразу пришли на ум слова из десятой суры: «Когда они плывут при благоприятном ветре, тогда радуются этому; а когда застигнет их буйный ветер, когда со всех сторон настигнут их волны и представится им, что они поглощены будут; тогда они призывают Аллаха».

Я вдруг ощутил себя песчинкой на ветру судьбы.

«В Его власти корабли с поднятыми парусами, плавающие в море, как горы».

Разве это только про море? Вчера вечером я не торопясь шел на предвечерний намаз в мечеть нашего медресе, дома меня ждала жареная курица и недочитанный свиток с мудрыми мыслями. С кем-то я благодушно попрощался до завтра на ступенях. А через мгновение увидел Симбу и Самита. Съел ли хоть кто-нибудь мой остывший нетронутый ужин сегодня утром?

Как приятно было вспоминать свою теплую мягкую постель, лампу с добавленной в нее благовонной смолой, так уютно освещавшую мою уединенную келью! Шелест огромных платанов в ночной тишине. Теперь это в одночасье стало прошлым. Милым, дорогим и ушедшим. Вернусь ли я туда? Может, потому так приятно думать о нем, что будущее мое неясно и полно неожиданностей. Только Всевышний знает, что ждет меня впереди.

Я поправил под головой сумку, которую дал дед. Все остальные вещи ждали нас на корабле, и только ее он вручил лично. Там было его любимое снадобье из тех самых абиссинских ягод, дающих бодрость и снимающих усталость. Их варили в жире и, добавив сахар, скатывали в застывшие шарики. Весьма полезная вещь в дальней дороге.

Еще там лежал пакет с бумагами. Кроме запечатанного послания менялы к своему соплеменнику-единоверцу в Каффе, здесь была точная копия самого заемного письма. На отдельных листках опытный резчик печатей срисовал подписи. В кошельке, висевшем на шее, хранилось самое ценное: перстень с печатью и подписанный кади документ, в котором говорилось, что я уполномочен действовать от имени деда.

Мне предстояло добраться до Константинополя, где я должен был обратиться к тамошнему патриарху Филофею. Давным-давно, еще молодым монахом, он бывал в наших краях, направляясь в монастырь святой Екатерины на Синае. Тогда и познакомился с дедом в караване, следующем в сторону Дамаска. Потом, когда странствующий монах сделался у себя в Романии сначала настоятелем большого монастыря, а потом и митрополитом где-то во Фракии, это обернулось выгодными торговыми связями. Церковь испокон века была самым крупным покупателем ладана. Теперь старый знакомый деда сидел на самом Патриаршем престоле. Часть ладана в наших ящиках предназначалась ему в дар, вместе с просьбой дать проезжую грамоту в Крым. Это было самое большее, что дед мог для меня сделать. Дальше я уже должен был действовать сам.

Только теперь, на склоне лет, я понимаю, с каким тяжелым сердцем он отпускал меня тогда. Привыкший все держать в своих крепких руках и предусматривать всякую неожиданность, дед вынужден был положиться на желторотого юнца, не сведущего в делах и не имеющего опыта в жизни.

— Все, чем я могу тебе помочь, — сказал он на прощание, — это сделать твой путь до улуса Джучи безопасным. Если будешь делать все, как я велел, доберешься туда без особого риска. Дальше тебе придется действовать самому. Поэтому крепко запомни мое наставление — будь осторожен! Царство Джанибека считается землей ислама, но само оно лежит у самого края Страны Мрака, о которой рассказывают столько небылиц. Поэтому будь готов к любым неожиданностям. И помни — ничто не сгубило столько людей, сколько самонадеянность. Я простой купец, пытающийся узнать судьбу своего внука, пропавшего в тех краях. Чтобы ты хорошо представлял, как сложна эта задача, расскажу тебе, что это некогда оказалось не по зубам самому великому султану Насиру.

Лет сорок назад жил в наших краях генуэзец Сигурано Салваиго. У нас его звали Шакран. Вот зовут же Мисаила Самитом. Был он очень большой человек. И страшно богатый. Сам султан Бейбарс именовал его братом. В великой милости он остался и при Насире. Однажды Шакран отправился в улус Джучи с кораблем, полным всякого товара. Больше его никто не видел. Ханом там тогда был Узбек. У нас с ним была великая дружба, незадолго до этого его племянница стала женой нашего султана. Поэтому первое же посольство ко двору хана попыталось выяснить, что случилось с купцом. Ответом было, что он стал жертвой пиратов, укрывающихся на островах. Однако ходили и другие слухи. Многие облеченные доверием люди говорили, что это сам Узбек велел казнить Шакрана и забрать его товары. То ли обидевшись за то, что султан развелся с его родственницей и отдал ее в жены своему подданному, то ли из-за наветов своего любимца и наставника шейха эн-Номана, крепко повздорившего с султанскими эмирами во время своего приезда в Египет. Истина так и осталась сокрытой. Судьба Сигурано Салваиго неизвестна и по сей день. Одно можно сказать наверняка — генуэзца погубила самонадеянность. Он привык считать опасности уделом маленьких людей, дрожащих перед городскими кади и придорожными разбойниками, а себя считал избранником и баловнем судьбы. Она жестоко посмеялась над ним.

Пусть эта история послужит тебе уроком. Всегда помни о судьбе несчастного Шакрана, пока твоя нога будет ступать по земле хана Джанибека. Опасность там может исходить как от преступников, так и от власти.

Дед был очень мудрым человеком. Он пережил многих султанов, всех своих детей и даже всех внуков, кроме меня. Теперь я понимаю, что и из этого своего путешествия к самому порогу Страны Мрака я вернулся живым только потому, что мой дед все предусмотрел. Тогда я еще не обо всем догадывался. Лишь потом мне вспомнились его любимые слова: у предусмотрительного не бывает неожиданностей.

Впрочем, не буду забегать вперед, как это обычно делают плохие рассказчики.