Пастель для Галатеи

Сергей Е.ДИНОВ (2022)

Трагикомические арабески из жизни разгильдяя фотографа, его подруг и друзей в бандитские девяностые годы Петербурга… Даже «тварь дрожащая» может дать отпор сильным мира сего.

Экскурс

Тяжёлые фасады домов сумрачно нависали над каналом. К Сенной площади, рынок на которой в дореволюционное время звался «Брюхом Петербурга», ещё не добрались нынешние реформаторы. Не было новых вывесок магазинов, не было разномастных торговых ларьков. Этот район доживал последние дни патриархального запустения. Притих перед новым пришествием варваров.

По тротуару набережной вышагивал худой Кирпичиков, кутаясь в долгополое пальто, напоминающее шинель. Уродливая, фетровая шляпа на его макушке хлопала под ветром ломаными полями. Снова было серо и сыро в Ленинграде-городе, а нынче снова — Петербурге. Снова дул пронизывающий мокрый ветер.

Кирпичиков хрипло покашливал в кулак.

— Можете себе представить, — прокричал он, будто обращаясь в пространство, — во времена Достоевского вода в Екатерининском канале была настолько чистой, что бабы с этих спусков воду брали для самоваров? А там, извините, — он махнул растрёпанным рукавом назад, — мы миновали мостик, с которого Ефросиньюшка сбросилась.

Кирпичиков, как театральный оппозиционер на собрании труппы, вдруг отчаянно, истерически завопил:

— Утопилась! Утопилась!

Испугавшись собственного пронзительного возгласа, он снизил тон до громкого шёпота, наклонился с тротуара, доверительно цитируя дальше известный роман:

–…кричали десятки голосов; люди сбегались, обе набережные унизывались зрителями, на мосту, кругом Раскольникова, столпился народ, напирая и придавливая его сзади.

Кирпичиков пересказывал заученный текст классика русской литературы эмоционально, нервно, размахивал рукавами пальто, будто взмахивала крыльями и не могла взлететь нелепая страдающая чёрная птица. Рядом с ним, по проезжей части, по встречной полосе величественно плыл ослепительный, как зеркальный рояль, огромный чёрный «мерседес-600». Следом броневиком двигался грозный джип охраны.

— Он вдруг вспомнил слова Сони… Мармеладовой, — проговорил задумчиво Кирпичиков и остановился. Взор его затуманился, наполнился вселенской тревогой за будущее. Он самозабвенно актёрствовал, полностью вжившись в образ одного из персонажей романа Достоевского. — Поди… поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и пред ней согрешил, и скажи всему миру вслух: «Я убийца!» — истошно закричал Кирпичиков, повалился на колени на мокрый асфальт.

Конец ознакомительного фрагмента.