Наркомент

Сергей Донской, 2000

Хитрый способ перевозить героин придумала наркомафия. Но не очень надежный. Дилер торговой фирмы Игорь Бодров довольно легко его обнаружил. А заодно уложил несколько видных ее заправил. В результате милиция навешала на него всех собак – он и наркодилер, и убийца. Вскоре выяснилось, что менты сами охотятся за партией героина, попавшей в руки Игоря. И теперь он оказался между двух огней – с одной стороны бандиты из наркомафии, с другой – бандиты в погонах…

Воскрес я и сейчас же к людям в гости.

Я уж и руки для объятий распростер:

Но гвозди! до сих пор мешают гвозди

Обнять любимых братьев и сестер.

Неизвестный поэт конца второго тысячелетия от рождества Христова

Глава 1

1

Я проснулся и одним открытым глазом увидел свою домохозяйку. Этой женщине я задолжал квартплату за два месяца, а значит, ее появление не сулило ничего хорошего. Я выдавил из себя сиплое:

— Здрас-сть.

Никакой реакции. Поджав губы, домохозяйка молча ждала чего-то. Наверное, чтобы я потрудился открыть и второй глаз. Пришлось подчиниться. И вот я обнаружил в комнате присутствие еще одного персонажа: незнакомого мужчины в до боли знакомой форме участкового милиционера.

— Чем обязан? — поинтересовался я с фальшивым любопытством, когда принял вертикальное положение и натянул штаны.

— Он еще спрашивает! — Это была единственная членораздельная фраза, вырвавшаяся из уст домохозяйки, а потом тирада перешла в пронзительный визг, смысл которого был понятен без слов: она хотела денег.

Мое удрученное молчание было не менее красноречивым: платить мне было нечем.

Сообразив, что диалога у нас не получится, участковый счел своим долгом вмешаться в события.

— Так, так, гражданин Бодров Игорь Михайлович, одна тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения. Нарушаем, значит?

Хилая милицейская папочка перекочевала под мышку, а в освободившихся руках гость тискал мой паспорт, которым успел завладеть, пока я мирно спал.

— Три месяца не платит, обнаглел вконец! — плаксиво пожаловалась домохозяйка.

— Два! — обиделся я на поклеп.

— Два месяца и две с половиной недели, я специально сосчитала!

— Нарушаем! — убежденно подытожил участковый.

Спорить с ними было бесполезно. Они явно давно спелись: надтреснутый милицейский баритон и визгливое хозяйкино меццо-сопрано. Затянув свою обличительную песнь разом, они вроде как перебивали друг друга, но все равно звучали слаженно, как оперные солисты, ведущие каждый свою арию. И, как водится в опере, отдельные слова воспринимались с трудом, но общий текст либретто был доходчив. Я был законченным мерзавцем, наглым проходимцем, обманувшим достойную женщину, давшую мне приют. Но пришел час расплаты. Именно так участковый и выразился: «час расплаты». Видать, не только оперативные сводки вперемешку с циркулярами читал, но и беллетристикой в свободное время баловался, может быть, даже сам тайком пописывал.

Домохозяйка опять заголосила. Если пропустить все междометия, оскорбления и угрозы, то мне предлагалось немедленно выметаться вон и не возвращаться за вещами без требуемой суммы. В такт своим завываниям домохозяйка позванивала связкой моих ключей, конфискованных навеки. Оказывается, какой-то хмырь вручил ей задаток и желал вселиться на мое место немедленно. И хмырь этот характеризовался как оч-чень порядочный молодой человек, не чета мне, разгильдяю и голодранцу.

— Я заберу только самое необходимое, — примирительно сказал я, взывая к здравому смыслу участкового. — Документы, сменное белье.

Он не дал мне закончить, а продолжил перечень с явным знанием дела:

— Продукты питания, кроме требующих тепловой обработки, постельные и туалетные принадлежности, посуда, футляры для очков и мыла, зеркало, бритва механическая или электрическая. Там еще много чего, в приложении номер три.

— Приложении к чему? — осведомился я, уже догадываясь о происхождении списка, составленного суконным канцелярским языком.

— К правилам внутреннего распорядка ИВС. — Участковый принял такой торжественный вид, словно только что процитировал мне Библию. А закончил вполне прозаически: — Если будете продолжать препираться, то трое суток я вам обеспечу. Минимум.

— На каком основании? — мне очень хотелось, чтобы голос мой звучал уверенно и внушительно.

— Основания найдутся, гражданин Бодров. — Он потряс моим паспортом. — Нарушение режима прописки, раз. Бытовое пьянство, два. — Милицейский палец обличающе ткнул в одинокую бутылку из-под водки на подоконнике. — А также оскорбление должностного лица при исполнении обязанностей. Служебных обязанностей, между прочим. Вот таким образом, Бодров, таким вот макаром.

Лицо у него и впрямь было должностное, дальше некуда. Проще говоря, гнусная харя, испытывающая миг торжества над человеком, оказавшимся в безвыходном положении. Домохозяйка тоже сияла, хотя подозревала, что за своим небогатым скарбом и паспортом я могу никогда не вернуться, — об этом свидетельствовала трагическая морщинка, которую ей не удалось окончательно согнать со лба.

Я высказал им все, что о них думал. Употребил при этом массу самых нелестных эпитетов. Мысленно, конечно. Проигравший, покидающий поле боя с угрозами и проклятиями, жалок и смешон вдвойне.

Я просто оделся, гордо прошествовал к двери и хлопнул ею настолько громко, насколько это было возможно при наличии войлочной прокладки.

И оказался разом отсеченным от прежнего монотонного, но зато беззаботного существования.

2

Очутившись на зимней улице без вещей, документов и даже без права на жилплощадь, я сразу почувствовал себя полноценным бомжем.

Шагали мимо по скрипучему снежку прохожие, спешили в разные стороны машины, вороны настороженно хохлились на голых деревьях. И никому не было дела до моей беды, никто не собирался протягивать мне руку помощи. Я был предоставлен сам себе, неприкаянный и растерянный. Похоже, у меня отныне осталось одно-единственное пристанище — место работы. Туда-то я направился.

Я являлся региональным менеджером столичной фирмы «Айс», торгующей оборудованием для магазинов, баров и ресторанов. Трудился не сказать чтобы в поте лица, но и получал не густо — 3 500 рублей в месяц. Едва хватало, чтобы одному сводить концы с концами. О моей личной жизни сказать в общем-то нечего. Она была именно такая, какую способен построить малообеспеченный тридцатилетний холостяк с никому не нужным высшим образованием.

Выставочный центр холодильного и торгового оборудования, которым я заведовал, оставался моим последним оплотом. Я трудился там на пару со своим помощником Серегой, молодым коммуникабельным парнем с улыбкой и свежим анекдотцем наготове. Торговали мы тем, что бог пошлет и чем наградит Москва. В наш стандартный ассортимент входили всевозможные морозильные шкафы, лари, витрины, стеллажи и так далее, вплоть до ярких пластиковых муляжей всяких вкусностей, вызывавших одним своим аппетитным видом стойкий слюноотделительный рефлекс. Кроме этой фальшивой мелочевки, все в нашем центре было настоящим и дорогим.

Обычно выставка пополнялась раз в месяц, и сегодня был как раз такой день: с утреца мне и Сереге предстояла разгрузка очередной фуры. Наймем пару мужиков в подмогу, да и сами до седьмого пота покорячимся с тяжеленными экспонатами, чтобы сэкономить сотню-другую на карманные расходы.

Бодро выдыхая морозный пар вперемешку с сигаретным дымом, я свернул к своему центру и издали заметил заснеженный грузовой фургон с изображением белого айсберга на темно-синем борту. Рядом, будто пингвины на льдине, перетаптывались мужские фигурки, среди которых я узнал Серегу. Я даже обрадовался, что скучать сегодня не придется. Может, правду говорят, что работа позволяет отвлечься от невеселых мыслей?

Так и случилось. Я работал как вол, лишь изредка отвлекаясь на пустяки: то кому-нибудь пальцы придавит, то лопнет витринное стекло, то просто наемные мужики потребуют немедленного перекура и передышки проспиртованным организмам. А когда большая часть оборудования была выгружена и занесена внутрь выставочного центра, я даже позволил себе откликнуться на звонок телефона, который до сих пор упорно игнорировал.

— Слушаю.

— Добрый день. Сейчас с вами будет говорить Черняков, — сообщила мне «айсовская» секретарша таким приподнято-торжественным тоном, словно собиралась соединить меня минимум с президентом.

— Игорь? — долетел до меня приглушенный барственный голос.

— Я, Леонид Александрович. Добрый день.

Он, как обычно, приветствие проигнорировал. Как-никак мой шеф — не самый главный, но зато самый непосредственный. Черняков Леонид Александрович являлся коммерческим директором фирмы. Ему я докладывал об успехах на торговой ниве, сдавал отчеты и черный нал, с ним же пытался решать возникающие проблемы, в которые он никогда не желал вникать. Обычно Черняков общался со мной через губу, но сегодня снизошел до нескольких теплых ноток:

— Как дела, Игорь?

— Нормально. Разгружаемся.

— Не забудь все принять по накладной. И командировки водителям подпиши. А то вы в своем Курганске вечно все путаете.

Я поморщился: за год работы в «Айсе» у меня не случилось ни одного серьезного прокола, но столичное руководство вечно подозревало меня в провинциальной тупости. Впрочем, спорить с Черняковым было бессмысленно. Там, в Первопрестольной, он вряд ли считался такой уж великой шишкой, но для регионального менеджера коммерческий директор — бог и царь. Хотя за минувший год мы с Серегой отгрузили клиентам оборудования примерно на триста штук баксов, наш центр числился среди отстающих, и Москва полагала, что имеет полное право смотреть на Курганск свысока. Что Черняков с удовольствием и демонстрировал мне, сирому и убогому.

— Как с продажами? — Тон коммерческого директора остановился на нейтральной отметке: ноль градусов по Цельсию. — Есть какие-нибудь сдвиги?

— Есть, — уверенно соврал я. Если номер не пройдет, мне от этого хуже не будет, а если сдвиги действительно произойдут, то именными часами «Ролекс» меня награждать не станут. — Конечно, есть, — повторил я с истовой убежденностью политика, которого спросили, имеет ли он реальную программу по выводу России из экономического кризиса.

— На словах у тебя всегда все гладко. — Черняков недоверчиво хмыкнул. — Активнее надо быть, родной мой. Вечно приходится за тебя работу выполнять.

Я представил себе напыщенного Чернякова при двухсотдолларовом галстуке, принимающего из кузова на свою хилую грудь морозильный ларь «Фрамек» весом в 150 килограммов, и саркастически ухмыльнулся. А он тем временем продолжал:

— Вот, между прочим, я вам клиента нашел на «Текну».

Это такой прозрачный холодильный шкаф с вращающимися полочками внутри, самый наш ходовой товар. Он бы и без помощи коммерческого директора не залежался, поэтому я не спешил рассыпаться в благодарностях, просто констатировал:

— Мы как раз только что разгрузили «Текны», обе.

— Я имею в виду золотистую, — уточнил Черняков. — Сегодня ближе к концу дня за ней явится некий Геворкян. Он позвонил мне и сделал заказ. Я дал ему хорошую скидку, так что примешь у него 1300 у.е., запомнил? Если потребует накладную — выпиши. Задача ясна?

— Ясна, Леонид Александрович.

Чего уж тут непонятного? Нужно всего лишь получить чужие доллары и отдать чужой товар. А у самого голова болит, где бы деньжатами разжиться, чтобы не остаться без имущества и крыши над головой. У Чернякова просить бесполезно: зарплату за предыдущий месяц мы с Серегой уже получили и благополучно профукали. Теперь еще несколько недель куковать, положив зубы на полку. Зубастая кукушка, надо же! Вообразив себе такую абстрактную нелепицу, я неожиданно так разозлился, что бросил трубку и больше ее не снимал, несмотря на отчаянные телефонные трели. Мне и без московских указов забот хватало.

3

Удача, как всегда, улыбнулась совершенно неожиданно. Она явилась ко мне примерно в три часа дня в облике богато одетого лоботряса с замашками щедрого покупателя. Ядовито-желтое пальто на нем было длиною с добротный боярский кафтан, зато кепочка на голове подкачала: очень уж малюсенькая. Шикарное пальто сопровождали два замшевых кожуха внушительных размеров. У всех троих — босса и его холуев — квадратные носы штиблетов сверкали новизной.

— Я Валера, — представился некто в пальто, а вместо фамилии или отчества присовокупил: — Ночной клуб «Мистер Икс», слыхал?

— Конечно, — подтвердил я как можно более почтительно.

Состоятельные лоботрясы любят, когда их значимость в этом мире бывает оценена по достоинству. К тому же я действительно был наслышан про клуб «Мистер Икс». Кто же в Курганске не любовался неоновой вывеской этого наизлачнейшего заведения города? Сиживали в клубе лишь избранные счастливчики, денежные ребята.

— Это чего такое? — Валера подцепил рукой пластмассового лобстера и искренне восхитился: — Как живой, в натуре! А, пацаны?

Валерины спутники одобрительно загудели, а он, прихватив муляж, прошествовал вдоль наспех расставленного оборудования. Его бодигарды и я с подоспевшим Серегой тянулись следом почтительной свитой.

— Откуда купец? — спросил Серега шепотом.

— Не встревай, — так же тихо отозвался я. — Не спугни мне этого жирного толстолобика.

Валера тем временем продолжал обход наших владений, на которые смотрел с интересом потенциального собственника.

— Что это у вас все в ящиках? — сделал замечание он. — Ни хрена не видать!

Румяный, гладкокожий, с большой красной игрушкой в руке, издали он напоминал разочарованного ребенка. Я бросился его утешать:

— Просто мы только что закончили разгружать новое оборудование. Если вас интересует что-нибудь конкретное…

— Интересует, — надул щеки Валера. — Очень даже конкретно интересует. Хочу в баре какую-нибудь хреновину для тортов и пирожных поставить. Такую, знаешь, чтобы… ых! — Его рука сжалась в кулак, как бы желая раздавить невидимый эклер.

— Витрину? — высунулся Серега.

— Не-а. — Валера отмахнулся лобстером, а свободной рукой изобразил в воздухе нечто высокое и прямоугольное.

— Кондитерский шкаф? — проявил сообразительность я.

— О, братишка! — обрадовался Валера. — Шкаф. Такой, понимаешь, навороченный. Сделаешь?

— Пожалуйста, — я увлек его к «Текнам», заманчиво притаившимся под прозрачной полиэтиленовой упаковкой. — Вот. Не Польша какая-нибудь, не Турция даже. Италия.

Поглаживая белый бок шкафа, я самозабвенно заливал, какой он весь расчудесный, как лихо крутятся-вертятся его стеклянные полки, как ярко сияют его лампы, как стабильно сохраняется заданная температура внутри. Валера прервал мою лекцию:

— Да я с ходу врубился, что это — вещь. Хватит по ушам мне ездить. Лучше скажи, сколько этот гроб с музыкой стоит?

Гроб с музыкой! Он выразился достаточно точно. Правда, это выяснилось несколько позже. А в тот момент я даже немного обиделся.

— Вы имеете в виду шкаф «Текна»? — переспросил я назло Валере.

— «Фуекна»! — передразнил он. — Сумму назови.

— В рублях? — я продолжал изображать из себя примороженного специалиста.

— Тормозишь, да? — Валера раздулся в своем желтом пальто до размеров небольшого паруса. — Я же сказал, кто я такой и откуда. Нормальную цену назови. В баксах.

— Сергей, — одернул я Серегу, открывшего было рот. — Сходи принеси каталоги на продукцию фирмы «Ифи».

Когда дело доходило до подсудной купли-продажи за иностранную валюту, я всегда старался обойтись без лишних свидетелей. Имелась еще одна веская причина держать Серегу на расстоянии в эти щекотливые моменты: называемая мною цена иногда незначительно отличалась от указанной в прайслистах. В сторону увеличения, разумеется. Тут главное было угадать клиента, который не станет торговаться из-за каждого доллара или нудно выяснять принципы «айсовских» скидок.

Отослав помощника, я, похолодев от собственной наглости, заявил шикарному Валере:

— Полторы тысячи.

Он даже бровью не повел. Важно принял к сведению мою информацию и, отступив на шажок, принялся сравнивать оба красавца-шкафа — белоснежный и бронзово-желтый.

— Этот беру. — Валерин палец ткнулся в облюбованный холодильник. — Золотой. Будет под цвет всех прибамбасов в баре.

Этого и следовало ожидать. Два массивных перстня на пальцах, на шее наверняка толстый жгут из того же благородного металла. Зачем ему белая «Текна»? Он ведь не невесту выбирает.

— Путево, шеф, — польстил один из бодигардов.

— Золото — оно и есть золото, — глубокомысленно изрек второй.

Ну вот. Неведомый мне Геворкян, сосватанный Москвой, рисковал остаться с носом. Я забрал принесенные Серегой каталоги и отправил его за новыми, выдумав название несуществующей фирмы, чтобы копался подольше. Выдержал драматическую паузу и соврал совсем уже напропалую:

— Золотистая «Текна» стоит дороже.

— Ясный перец, — понимающе кивнул Валера. — Сколько?

— Тысяча шестьсот пятьдесят, — обнаглел я почти до предела, но кое-какой запасец нахальства еще остался, поэтому я обескураженно развел руками и соболезнующе вздохнул: — Только этот шкаф уже продан. За ним вот-вот должны приехать.

Валера не согласился с предложенной версией:

— Если шкаф стоит здесь, то ни хрена он не продан. Я плачу штуку семьсот и забираю. Станет клиент возникать — ссылайся на меня, я отвечу.

Колебался я недолго. От неведомого Геворкяна, если таковой и обнаружится, мне радости мало: он, памятуя утвержденную Москвой цену, заплатит тютелька в тютельку. Вот пусть и берет белую «Текну». Чернякову, по большому счету, все равно, чьи деньги я ему вручу в конце отчетного периода.

— Ну? — поторопил меня Валера. — Грузовик вызывать?

Из бездонного кармана его желтого пальто вынырнул мобильный телефон с выжидательно торчащей антеннкой. Я завидовал Валериному напору и решительности, с которой он настаивал на своем. Одного я не понимал: какой же он бизнесмен, если совершенно не умеет торговаться? Оказалось, тут я ошибался. Дождавшись моего утвердительного кивка, Валера безапелляционно заявил:

— Только этого рака я забираю бесплатно. В качестве презента от фирмы.

— Это лобстер, — вежливо уточнил я.

— А мне похрен, — признался Валера. — Для меня главное, чтобы вещь нравилась.

Интересно, каким своим новым приобретением он был доволен больше: дорогущим холодильником или грошовой игрушкой?

4

Я сразу опознал Геворкяна в приземистом чернявом посетителе с аккуратной бородкой и томными глазами навыкате. Он нарисовался перед самым закрытием, когда Серега был отпущен к жене с малюткой дочуркой, а я после трудов праведных баловался кофейком и докуривал вторую пачку сигарет.

Геворкяном он был с ног до головы, и даже белое легкое кашне под кремовой дубленкой говорило об этом. Надменный и важный, как полномочный посол иностранного государства, вошел он в зал, сопровождаемый стайкой юрких молодых людей, походивших в своих черных плащах и куртках на оживленных ворон.

— Гыр-гыр-гыр, — переговаривались они на своем языке, еще больше усиливая сходство с вороньей стаей.

— Ты Игорь, да? — спросил Геворкян с едва уловимым южным акцентом.

Отпираться я не стал. Но на всякий случай пожелал знать, чем обязан.

— Я Геворкян. — Он сказал это с таким превосходством в голосе, словно произнес не фамилию, а дворянский титул.

— Очень приятно. — Только теперь, допив кофе, я соизволил встать и сделать шаг навстречу посетителю. Небольшой такой шажок, единственный. Дело было в плохо скрываемом презрении, которое проявляли эти ребята ко мне, представителю великого русского народа. Это неправильно, когда гость ведет себя как полноправный хозяин. И уж совсем обидно, когда настоящих хозяев вообще за людей не считают.

— Тебе из Москвы звонили, слушай? — Волоокий Геворкян смотрел на меня так, словно не я был на полторы головы выше, а он.

— Звонили, — легко согласился я.

— Я принес деньги. Хочу забрать холодильник.

— Вы поздновато пришли, — посочувствовал я, коря себя за то, что профессиональный этикет не позволяет мне тоже перейти на «ты». — Я уже отпустил помощника. Грузить «Текну» некому.

— Мальчики погрузят, — пообещал Геворкян.

Четверо мальчиков, которые в своей жизни вряд ли поднимали что-нибудь более тяжелое, чем запасные колеса от своих автомобилей, согласно загомонили. А я тем временем обдумывал, как бы половчее сбагрить Геворкяну белую «Текну». Нетрудно было догадаться, что он любит все блестящее не меньше, чем воронье или «новый русский» Валера.

— И? — этим возгласом Геворкян высказал свое нетерпение. — Так где мой холодильник?

— Вот он, — я указал на оставшуюся «Текну». — Платите и забирайте. Товар даже не распакован, так что с транспортировкой не будет никаких проблем.

— Конечно, не распакован! — Геворкян засмеялся.

Я тоже вежливо улыбнулся, хотя не понимал причины его внезапного веселья, довольно обидного, между прочим, потому что, прыская, Геворкян глядел на меня как на дурачка. На Иванушку-дурачка.

Чтобы подчеркнуть свое равнодушие к происходящему, я демонстративно посмотрел на часы, но он не обратил на мой жест внимания, он переключился на шкаф «Текна», затянутый прозрачной пленкой и обмотанный скотчем туго, как мумия.

— Э, почему белый, слушай? — Южный темперамент Геворкяна наконец прорвался сквозь невозмутимую маску. — Речь шла о золотистом!

— Нет. — Я уверенно покачал головой. — Черняков сказал, чтобы я отдал вам именно белый.

— Он лично тебе сказал?

— Лично мне.

— Сам Черняков?

— Сам Черняков.

— Тогда ладно, — смирился Геворкян.

Насколько я понял, авторитет коммерческого директора фирмы «Айс» был для него непререкаемым. Если Черняков рекомендовал белый холодильник, то Геворкян покупает белый. Если бы Черняков посоветовал радужную или даже пятнистую расцветку, то и этот вариант был бы принят. Впрочем, мне было наплевать на эти мелкие странности. Главное, я лихо продал оба шкафа, что называется «с колес», а победителя не судят.

Геворкян еще с полминуты изучал итальянское чудо техники, а когда он развернулся ко мне, в его ловких руках шуршали пересчитываемые купюры, долларовые, но почему-то большей частью мелкого достоинства и такие мятые, как будто ими на базаре за семечки расплачивались.

Потом, перекликаясь по-своему, гости выкатывали «Текну» из зала и грузили ее в микроавтобус, а я, словно меня все это не касалось, чинно заполнял под копирку бланки накладных, потребованных Геворкяном для беспрепятственного провоза покупки. Холодильный шкаф якобы возвращался из ремонта, а потому ни стоимость, ни НДС в бумагах не фигурировали. Левые деньги, липовые документы. Бизнес по-нашенски, по-славянски. За каких-то несколько часов он принес мне ни много ни мало 400 долларов навара, и я полагал, что это весьма знаменательный день в моей жизни.

Так оно и было, если разобраться. Хотя, как выяснилось вскоре, я очень и очень недооценивал значение произошедших событий.

5

Тем вечером я не бросился на поиски вредной домохозяйки, размахивая деньгами и требуя возврата своих шмоток. Все равно, если верить ее угрозе, мое место было занято чужаком, а искать новое пристанище было поздно.

Я трижды пересчитал доллары, ласково отделяя купюру за купюрой от общей стопочки, удостоверился, что все сходится, и стал устраиваться на ночь в большом и пустынном зале выставочного центра. Для начала отключил все работающее оборудование, чтобы избавиться от тихого, но навязчивого гудения компрессоров и люминесцентных ламп. Потом снял со стены немнущийся итальянский флаг, которым можно было хоть как-то укрыться за неимением уютного пледа, и занес топчан в холодильную камеру. Пока не был подключен соответствующий моноблок, нагнетающий холод, в семикубовой камере было значительно теплее, чем в плохо отапливаемом зале со сквозняками, рыскающими из угла в угол.

Топчан, на котором можно было вытянуться во весь рост, Серега похитил из вестибюля Дворца молодежи «Юность», где мы арендовали одноэтажное правое крыло с отдельным входом. С тех пор нерабочая холодильная камера превратилась для нас в подобие комнаты отдыха. Здесь можно было вздремнуть после бессонной ночи, а еще женатый Серега использовал помещение для тайных свиданий со своими многочисленными подружками. Бурные встречи происходили на том самом топчане, который находился теперь подо мной, но я-то лежал на нем совсем один, и мне было ужасно одиноко. К тому же заработанные американские доллары грели меня ничуть не лучше, чем итальянское трехцветное знамя из искусственного шелка. Согреваться же русской водкой не хотелось — я прекрасно знал, что лед на сердце ею не растопишь, пробовал.

Я не всегда был так одинок. И семья имелась, и друзья, и собственное дело. Все было да сплыло, вернее, утонуло в болоте всеобщих рыночных отношений. Банальная и скучная история, которую мне давно уже не хотелось вспоминать. У каждого крах случается по-своему, а конец всегда один: неприкаянные ночи и бесцельные дни. В таком вот упадочническом настроении я сомкнул веки, а потому снилась мне всякая дрянь и мерзость, так что вряд ли я почивал с блаженной улыбкой на устах.

Очередное пробуждение было таким же безрадостным, как и все прочие за последние несколько лет. Осторожно проникнув в здание Дворца молодежи, я прокрался в туалет и совершил там утреннее омовение. Это только на бумаге арендуемое крыло здания числилось отдельно стоящим, на самом деле между выставочным центром и Дворцом молодежи имелась неприметная дверь, к которой у нас с Серегой были подобраны ключики. Наше праздношатание по чужой территории вахтерами не приветствовалось, но мы научились обманывать их старческую бдительность и даже изредка пробирались в плавательный бассейн, когда там было мало народу.

В этот раз мне резвиться в хлорированной водичке абсолютно не хотелось. Я взбодрился парой чашек крепчайшего кофе, подымил как следует, а когда здоровье было должным образом подорвано, от нечего делать пошел открывать наружную дверь, чтобы за полчаса до начала рабочего дня выставить у входа рекламные щиты с логотипом «Айс». Считалось, что это непотопляемый айсберг в океане. Мне же картинка напоминала жалкий осколок льда, обреченный растаять на общем оптимистичном фоне. Точно так же, как это произойдет однажды со мной.

— Оба-на! Наконец-то нарисовался!

Торжествующий рык означал, что кому-то я еще очень нужен в этом большом неуютном мире. Подняв глаза, я обнаружил перед собой внушительную фигуру в замшевом кожухе. Парнягу я узнал по одежке и гренадерской стати, а не по среднестатистической физиономии — это был один из вчерашних Валериных холуев, которые числились при нем какими-нибудь телохранителями. Представитель ночного клуба ценителей золотистых кондитерских шкафов.

— Привет, — без воодушевления поздоровался я. В душу закралось подозрение, что «Мистер Икс» решил расторгнуть сделку и моя радость по поводу легких денег оказалась преждевременной.

Валерин посланник поспешил рассеять мои сомнения.

— Не фурычит твой агрегат, — заявил он так угрюмо, словно являлся тем самым тортом, который испортился по моей вине.

— В розетку-то включали? — спросил я со слабой надеждой, что сейчас он хлопнет себя по лбу и умчится с глаз долой исправлять досадную оплошность.

— Ты не умничай, — предупредил парняга. — Я слишком умных не люблю.

В этом не было ни малейших сомнений. Стараясь ненароком не задеть парнягу чересчур мудреными оборотами речи, я успокаивающе заговорил:

— Я позвоню нашим мастерам по сервисному обслуживанию, и они все наладят. Для них это пара пустяков.

Я не очень-то верил своим словам. Исправные «Текны» включаются элементарно, как утюг. Если из Москвы мне прислали бракованный экземпляр, то с четырьмя сотнями баксов все-таки придется расстаться.

— Мастеров не надо, — отмахнулся посланник «Мистера Икс». — Валера сказал тебя привезти. Конкретно.

— Живого или мертвого? — попытался пошутить я.

— Все равно какого.

Шутка не удалась. Пытаясь найти выход, я стал объяснять, что в технике ни бум-бум, что без специалистов запустить «Текну» все равно не удастся, но Валерин двухметровый паж призывного возраста все мои доводы отметал протестующими взмахами башки, походя при этом на молодого бычка, отгоняющего назойливых слепней.

— Валера сердится. Очень. — Вот и все, что я услышал в ответ на свои увещевания.

Я сдался и пошел за спортивной сумкой, в которой хранились нехитрые причиндалы для распаковки и сборки оборудования. Не верилось мне, что я сумею реанимировать холодильник. Из всех инструментов за время работы на фирме «Айс» я приучился орудовать разве что разнокалиберными отвертками да гаечными ключами, которые пускались в ход, когда приходилось отвинчивать витрины от сосновых поддонов.

Мог ли выручить меня в создавшейся ситуации даже самый здоровенный гаечный ключ? Я сильно в этом сомневался.

6

Валера действительно меня ждал и действительно выглядел сердитым. Вообще-то, судя по его виду, он ночь напролет куролесил в своем заведении, не выспался и теперь был зол на весь мир. На меня — в первую очередь.

— Ты что, блин, мне подсунул? Лоха нашел, да?

Валерины глазки так и сверкали над набрякшими сизыми мешками. Он принимал меня в личных апартаментах, одетый прямо-таки со спартанской простотой: ядовито-зеленое банное полотенце, обмотанное вокруг чресл, плюс шлепанцы. Наверняка недавно плескался в джакузи. А вот насчет золотого жгута на шее я вчера ошибся. Это была сравнительно тонкая цепочка с крестиком. Но христианского милосердия распятие обладателю не придавало. Пришлось мне спешно выстраивать правильную линию самообороны.

— Вы же сами видели, — я как можно непринужденнее пожал плечами, — что холодильный шкаф совершенно новый, упакованный. Надо было договориться насчет установки, и тогда…

— Надо было, — согласился Валера. — Что ж ты тогда не предупредил заранее?

Это был резонный вопрос. Если бы не неожиданное богатство, свалившееся на меня, я бы ни за что не забыл про эту очень важную деталь. А теперь оставалось лишь неуклюже изворачиваться:

— Я думал сделать это сегодня. Кто подключает оборудование на ночь глядя?

— Я! — рявкнул Валера. — Я подключаю! Хотел похвастаться вчера дружбанам обновой, а ты мне праздник испортил!

Пока он орал, я скользнул взглядом по интерьеру и обнаружил весьма настораживающую деталь: останки игрушечного лобстера, прихваченного Валерой в качестве презента, валялись у его ног, напоминая о бренности всего земного. В том числе — и приязненных отношений с малозначительными представителями иногородних фирм.

— Понимаете, — начал было я, но Валера меня перебил:

— Хочешь, чтобы я тебя понял, чтобы вошел в твое положение, да? Но тогда и тебе придется войти в мое: сегодня в бар завозят партию тортов, а выставлять их где? Тебя с подносом поставить? Или убытки на тебя повесить?

— Я пришлю мастеров, и все будет в порядке, — гнул я свою линию, никак не реагируя на эти провокационные предложения, плавно переходящие в один сплошной наезд. — За чисто символическую плату они…

— Ни копейки больше не заплачу! — Валера даже пристукнул по столу кулаком от избытка чувств, заставив испуганно подпрыгнуть чашечку с остывшим кофе. — Ты бабло получил? Получил! Теперь действуй. Чтобы через час твой долбаный шкаф функциклировал как часики. Время пошло. По-ал?

Некоторые слоги он просто ленился выговаривать, считая их лишними. Но я был не учителем изящной словесности, а региональным представителем фирмы, отвечающим за бесперебойную работу проданного оборудования. Если кто не знает, то это то же самое, что козел отпущения.

— Топай! — подогнал меня очередной хозяин положения. — Вадюля, проводи!

Вадюлей звали доставившего меня парнягу. Получив приказ, он ухватил меня за плечо, развернул и подтолкнул к выходу. Хорошо еще, что руки за спину не стал заламывать! Обитатели клуба «Мистер Икс» не желали слышать никаких оправданий, заверений и торжественных обещаний. Они хотели одного: чтобы вложенные ими деньги начали окупаться сию минуту. И что я мог на это возразить? Покупатель всегда прав, особенно, если это какой-нибудь Валера, который погоняет десятками здоровенных вадюль.

Занятый этими невеселыми размышлениями, я не заметил, как очутился в огромном высоченном зале — бывшем кинотеатре, переоборудованном в молодежный храм, именуемый дискотекой. Тут было уже тихо, темно и пусто, но воздух еще хранил экзальтацию минувшей ночи со всеми ее миазмами, среди которых преобладал стойкий запах пота, отчего казалось, что находишься в исполинской раздевалке.

Мягкое ковровое покрытие приглушало наши шаги. Запоздалая парочка, устроившаяся на полу между столами в углу, не услышала нашего приближения или просто не обратила внимания на подобные пустяки. Приблизившись, я с изумлением обнаружил, что эти двое мирно спят. Если бы они валялись под забором, их наверняка посчитали бы пропойцами. А так они принадлежали к элитной молодежи, щедро платя за право надираться в самом дорогом заведении Курганска. Лично я позволил себе появиться здесь впервые. И никакого желания продолжать знакомство с клубом «Мистер Икс» у меня не было, я просто подчинялся необходимости.

— Налево, — скомандовал Вадюля. Он шел немного позади, как конвоир. От этого я волей-неволей ощущал себя пленником.

Поднырнув под тяжелые портьеры, мы оказались в длинном, плавно изгибающемся коридоре со стенами, обтянутыми изумрудным шелком. В конце его и обнаружился вход в бар, впечатляющий обилием мрамора, полировки, зеркал и позолоты. Нерабочая «Текна» сиротливо приткнулась в углу, как бедная родственница, не оправдавшая возложенные на нее надежды богатого окружения. Даже ее броский колер выглядел теперь каким-то поблекшим и унылым.

— Вот смотри, — сказал Вадюля таким тоном, словно предлагал полюбоваться подложенной лично ему свиньей. Дохлой.

Я развернул шкаф на скрипучих колесиках и принялся безрезультатно щелкать рычажком включения и манипулировать колесиком терморегулятора. С таким же успехом мне можно было поручить запуск космического спутника.

— Осталось пятьдесят минут, — злорадно сообщил Вадюля, перетаптываясь рядом.

— А потом?

— А потом подвал.

— И что в подвале?

— Узнаешь. — Вадюля растянул губы в многообещающей ухмылке. — Мало не покажется.

Я на всякий случай прикинул его весовую категорию. Получалось ого-го сколько! Не меньше, чем у злополучного шкафа «Текна» с его двойными стеклопакетами, металлическими ребрами, полками и компрессором. Подвели меня неведомые итальянские мастера, ох как подвели! Захотелось достать из сумки что-нибудь поувесистее и разнести это чудо дизайна вдребезги.

Верно вчера Валера выразился: гроб с музыкой. Она называлась реквием. Золотистый саркофаг предлагал мне похоронить все надежды на благополучное разрешение конфликта.

7

Ненадолго отлучившийся Вадюля возвратился в еще более приподнятом настроении, чем то, которое владело им до сих пор.

— У тебя еще полчаса, — сообщил он, энергично булькая пивом и чавкая гамбургером. — Если не уложишься, будем из тебя отбивную делать.

А я, голодный и невыспавшийся, был вынужден корячиться под бдительным оком своего надзирателя, изображая трудовой подъем! Вот она, эксплуатация человека человеком, вот он, звериный оскал капитализма!

Пока я, проклиная денежные отношения вместе с рыночными, пытался вдохнуть жизнь в спящую красавицу по имени «Текна», Вадюля все больше наливался азартом предстоящей расправы. С гамбургером уже было покончено, и теперь он развлекал себя прочими доступными способами: звучно отрыгивал, давал идиотские советы, отсчитывал минуты, один раз даже своим тупорылым башмаком мне на руку наступил.

Жизнерадостный дебил с детским лицом и телосложением молотобойца.

Отчего-то мне вспомнились армейские годы, когда меня, салажонка, впервые «бросили на полы», как это называлось. Я драил куском байкового одеяла цементное покрытие необъятной столовой, а «дедушка» с первым пушком под носом точно так же топтался вокруг и подгонял, подгонял. Сапоги у него были грязнющие до невозможности, поэтому все мои старания пропадали даром. И подошвами своих грязных сапог безусый «дедушка» норовил наступить на мои онемевшие от ледяной воды пальцы. Помнится, тогда, доведенный до яростного отчаяния, я выпрямился и надел ведро на голову своего мучителя. Стоило мне это двух поломанных ребер и свернутого набок носа, но до свадьбы все зажило. Главное, тогда, будучи забитым и запуганным новобранцем, я нашел в себе мужество встать во весь рост. А теперь? Покорно дожидаться, пока переросток Вадюля начнет подбадривать меня пинками в зад?

Нет! Пятнадцать лет спустя я снова сцепил зубы и распрямился.

— Ну, ты! — Вадюлин голос уже приобрел те самые нотки, которые принято называть командирскими. — Отдыхать потом будешь, а сейчас паши, пока не…

Вадюля запнулся. Сначала он заметил в моей руке гаечный ключ, которому я впервые за все утро нашел достойное применение. Потом его глаза встретились с моими, и он окончательно понял, что означает моя поза.

Здоровенного парнягу это не остановило, напротив, подтолкнуло к ответным действиям. Он привык действовать нахрапом, он был моложе, сильнее и весил, минимум, на тридцать килограммов больше. Жалкий гаечный ключ в моем кулаке никак не мог уравнять наши шансы.

— Ты что, не понимаешь, где находишься?

— Понимаю. В ночном клубе, куда принимают на работу кого попало. Например, ублюдков вроде тебя.

— Да я…

— Ты просто мальчик на побегушках с глупой детской кличкой. Ноль целых шесть десятых.

— Урою! — истово пообещал Вадюля, драматически возвышая голос и делая шаг вперед.

— Попробуй. — Я удивился тому, как ровно звучит мой голос.

Вадюлю не насторожило мое поведение. Он находился на своей территории, где действовали особые законы, по которым всякую пришлую шелупонь, вроде меня, можно было безнаказанно размазывать по стенкам, гноить в подвалах или даже закатывать под асфальт. Моя строптивость его не только разозлила, но и обрадовала. Он заметно просветлел лицом в предвкушении предстоящей расправы. Смерил меня плотоядным взглядом и, сверившись с часами, торжественно провозгласил:

— Хана! Твое время вышло! Ща я тебе рога пооблома-а-аю!

Еще один шаг в моем направлении. Я знал, что сейчас произойдет. Прикинул все свои шансы и, вызвав на лице Вадюли глумливую усмешку, выпустил из разжавшихся пальцев бесполезную железяку. Вовремя. В дверном проеме за Вадюлиной спиной возникла женская фигура, привлеченная его громогласными угрозами. Наверное, та самая сердобольная работница кухни, которая пичкала парнягу гамбургерами. Выкормила на мою голову!

— Вы бы не мешали работать, молодой человек, — возмущенно произнес я, играя на публику, о присутствии которой Вадюля не подозревал.

Похоже, обращение «молодой человек» задело его похлеще любого ругательства. Неужели он считал себя не молодым? Или не человеком?

Закончить эту мысль я не успел. Рявкнув от негодования и натуги, Вадюля метнул свой объемистый кулак вперед, метя мне в лицо.

Я ждал этого момента, ловил его. Когда Вадюля еще только начинал свой богатырский замах, я обхватил гладкие бока «Текны», и узкий высокий шкаф покатился на своих писклявых колесиках прямо навстречу удару. Грохот получился впечатляющий. Но еще до того, как стеклянные осколки дружно посыпались на пол, все перекрыл рыдающий Вадюлин вопль:

— У-уй, бля!!!

Тут любой заголосил бы благим матом. Кулак прошиб двойное стекло дверцы и снес центральную стойку вместе со всеми круглыми полочками, рухнувшими вниз. Очень шумное, очень эффектное зрелище.

— Девушка! — окликнул я оцепеневшую зрительницу. — Зовите руководство! Этот пьяный придурок сейчас все здесь разнесет вдребезги!

Ойкнув, она исчезла в дебрях ночного клуба.

— Гад! Вот же гад!..

— Сам напоролся. — Я пожал плечами. — Кто виноват, что ты вдруг разбушевался? Припадочных в роду случайно не было?

Вадюля с мучительным стоном опустился на колени. Здоровой рукой он бережно придерживал искалеченную и таким образом постепенно извлекал ее из зубчатого пролома. Мелкие осколки весело бренчали на протяжении всей спасательной процедуры. А когда рука оказалась снаружи, все днище изуродованного шкафа было покрыто кровавыми потеками. Теперь «Текна» стала не просто нерабочей, теперь это был вообще никакой не холодильник. Меня это вполне устраивало.

Вадюля жалобно вскрикнул, извлекая из руки самый большой осколок, изогнутый, как стеклянный ятаган.

— Больно? — посочувствовал я. — Ничего, сейчас шеф тебя вылечит.

Валера был легок на помине. Он шагал к нам так порывисто, что, не смени он своевременно полотенце на костюм, быть бы ему голым.

— Дыхни! — приказал он и, шумно втянув носом опасливо выпущенную Вадюлей струйку воздуха, зажмурил глаза.

Я уж испугался, что он грохнется в обморок, сраженный этой гремучей смесью гнильцы и тухлятины, но Валера не только устоял, но даже обрел удвоенную энергию.

— Пивком с утреца балуемся?! — проревел он, занося карающую длань.

Тресь! — обрушилась оплеуха на повинную голову денщика. Хрясь! — отозвалась подставленная щека под хозяйской ручищей. Но этого оказалось мало для выхода ярости, переполнявшей Валеру. Озирнувшись в поисках следующего подходящего объекта, он азартно вскрикнул и без видимого усилия с грохотом опрокинул многострадальную «Текну» на пол, довершая ее бесславный конец.

— Мне этот утиль не нужен! — бушевал Валера. — Я новый холодильник хочу, непокоцанный! И ты, сучара, — указующий перст ткнулся в побелевшее Вадюлино лицо, — ты мне точно такой купишь. Хоть у этого, — палец переметнулся на меня, — хоть у любого другого хрена с бугра!

По завершении тирады указательный палец Валеры присоединился ко всем остальным, и образовавшийся кулак саданул денщика по скуле. Тот даже не попытался отшатнуться. И все смотрел на меня ищущим взором. Я медленно покачал головой:

— Ничем не могу помочь. Только под заказ. Поставка в течение двух месяцев.

— Слышал, Валера? — подал робкий голос Вадюля. — Я бабки хоть сегодня соберу и отдам. Но где ж я…

— Не колышет! — отрезал Валера.

Челядь, наблюдавшая за происходящим изо всех щелей, мигом попряталась кто куда, когда мрачный Валера зашагал восвояси. Верный денщик униженно засеменил следом, надеясь вымолить хозяйское прощение. А я стоял как истукан и смотрел на останки золотистого чудо-шкафа. Нижняя панель при падении отвалилась, и теперь даже я, полный профан в холодильном деле, сообразил, почему не работал компрессор. Потому, что его не было и в помине. Вместо него в нутро шкафа был запихнут черный полиэтиленовый пакет размером с хорошую подушку.

С помощью отвертки я надорвал уголок и поинтересовался содержимым. В свертке обнаружились пакетики поменьше, туго наполненные скрипучим белым порошком. Я бы очень хотел, чтобы это оказалась мука или сода, но рассчитывать на это не приходилось. Килограмм этого порошка стоил неизмеримо дороже муки самого высшего качества. За одну его щепоть люди отдают свои жизни и забирают чужие. И как только я окончательно осознал, какой именно товар случайно попал в мои руки, мне сразу вспомнился обманутый Геворкян, отчего внутри у меня произошло резкое похолодание.

Запихнув пакет в сумку, я поспешил прочь, надеясь, что еще не поздно исправить свою катастрофическую ошибку.