Линда

Сергей Демьяненко, 2023

"Когда преисподняя раскроется и демоны тьмы покинут свои убежища, а огненная геенна накроет человечество, только абсолютная мудрость сможет сокрушить зло, вернув на землю мир и справедливость." Акстон Спаркс, последнее слово перед казнью, 13 июля 2035 года. Официальная дата окончания третьей мировой войны.Но закончилась ли война, если остались те, кто жаждут мести?....Максим, главный герой этой истории, просто хочет стать богаче и не работать больше на своей унизительной третьесортной работе. Для этого он прилагает максимум усилий. И в какой-то момент ему кажется, что он уже на вершине.

Глава

вторая

Пока разум пребывал в вязкой уютной тьме, он ничего не чувствовал. Не было ни страха, ни паники, ни боли. Будь возможность оценить это состояние трезво, находясь в сознании, Максим бы предпочёл оставить всё как есть. Приходить в себя на фоне произошедшего было бы не самой хорошей идеей. Однако реальность не оставила ему выбора, и в его мир пришла боль.

Очнувшись, Максим обнаружил себя лежащим на полу грузовика со связанными за спиной руками. Голова раскалывалась, нестерпимо хотелось пить, но просить воды он бы не стал. Сидящие вокруг него люди в форме выглядели не слишком дружелюбно. Один из них, вероятно, старший, уперся коленом в его грудь. Из лёгких разом выдавило большую часть воздуха, заставляя мелко закашлять. Где-то в глубине сознания всё ещё теплилась мысль, что происходящее — кошмарный сон, и он вот-вот проснётся в своей постели, а не на холодном трясущемся полу. Но пол, как и колено на груди, оставались на месте. Кошмар продолжался.

— Кто тебя послал? «Чёрный огонь»? — прорычал в лицо грубый мужской голос.

— Я думал, вы из «Чёрного огня», — прохрипел Максим.

— Издеваешься? По-твоему, офицер спецназа похож на сектанта?

Мужчины в форме засмеялись.

— Откуда мне знать, как они выглядят? Их никто не видел, — отрывисто говорил Максим между попытками вдохнуть.

Действительно, секта была настолько скрытной, что массовый зритель видел только их главарей. Они сами присылали в СМИ видеоролики, в которых брали ответственность за очередной теракт и выдвигали требования. Их выполнение, по заверениям говорящих в кадре, должно было остановить насилие, но правительство отказывалось вести любые переговоры с террористами.

— Не придуривайся. Ты по их приказу бомбу принёс? — в голосе офицера лязгнула сталь.

— Я не знал ни о какой бомбе, — пробормотал Максим и отрицательно затряс головой.

— В таком случае, почему у тебя ни одной царапины? — резонно заметил полицейский. — Ну, не считая той, что тебе наш боец оставил, — он ухмыльнулся. — Странно получается, не находишь? Самое закрытие магазина, толпа людей торопится закупиться. Один ты гуляешь в пустом зале и оказываешься вне зоны поражения.

— Это просто совпадение. Я задержался. Не знал, что купить на закуску.

— А я смотрю, от тебя водкой на всю машину воняет. Ну и что у нас в этом сезоне к водочке берут? — осведомился офицер.

— Ну, это… Бананы, — Максим сам понимал, как это прозвучит со стороны.

В этот раз громогласный хохот сотряс всю машину.

— Они дешёвые были, а у меня денег мало, — попытался оправдаться Максим, но его голос потонул в многоголосом смехе.

— Вам в вашей секте кто легенды пишет? Стендап-комик? — с улыбкой спросил офицер.

Стендап, довольно популярный до ядерной войны, сейчас считался низкопробным юмором, которым занимаются старики для того, чтобы смешить других стариков.

— Ладно! — офицер убрал колено с груди и поднялся, отчего дышать Максиму стало не в пример легче. — Скоро ты нам всё расскажешь.

Грузовик остановился, задние двери распахнулись, и Максим увидел затемнённое пространство, похожее на подземный паркинг. Его взяли под руки и повели к металлическим дверям, на которых была напечатана круглая эмблема полицейского департамента. Он судорожно озирался, пытаясь рассмотреть лица мужчин, которые чуть ли не волоком тянули его вперёд.

Тревога нарастала с каждой секундой. Максиму отчего-то казалось, что он никогда отсюда не выйдет и не увидит больше солнечный свет. Чувство беспомощности парализовало мозг и тело. Должно быть, именно так себя чувствует скот, отправленный на убой, в последние минуты жизни.

Полицейские провели Максима через стальные двери. За ними располагался короткий коридор, ведущий к лифту. Он уже был на месте, возможно, вызванный кем-то заранее. Стража с несчастным узником зашли внутрь, и кабина поехала… вниз.

Максиму сразу вспомнились детские страшилки про утилизацию людей в подземных бункерах посредством их сжигания в печах. Чтобы хоть немного внести ясность в происходящее, он спросил у конвоира:

— Почему мы едем вниз?

— Камеры для допросов людей из третьей касты внизу, — сухо пояснил офицер.

Максим сглотнул:

— А чем они отличаются от камер для второй касты?

— Те повыше расположены, и там есть окна, — посмотрев на него, хмыкнул полицейский.

— Я солнце последний раз видел даже не сегодня, — заметил Максим.

— Ничего страшного. Мы сюда не загорать приехали.

Лифт остановился. Заскрипели, открываясь, двери, и они двинулись по коридору. Третья дверь слева была самой массивной, к ней и подвели Максима. Посредине небольшой комнаты, что скрывалась за дверью, стоял обшарпанный стол, кресло, несколько стульев, в углу притулилась кушетка.

«На случай, если забьют до потери сознания», — подумал Максим, и от этой догадки мурашки забегали по спине.

Ему освободили руки, но лишь для того, чтобы привязать их к подлокотникам кресла, в котором он должен был сидеть во время допроса. Пятна крови на обивке отсутствовали, что говорило либо о гуманности офицеров, либо об их тяге к чистоте. В комнату вошёл полицейский в штатском. Смуглый, поджарый и седоватый, с тяжёлым взглядом и тонкими губами, он произвёл на Максима неприятное впечатление.

— Меня зовут Филипп, — коротко представился полицейский. — Я проведу с тобой допрос по факту теракта в магазине, который произошёл полчаса назад. Ты должен сказать мне всё, что знаешь. И главное, какова твоя роль в этом?

Один из полицейских, сопровождавших Максима, выдвинул предположение:

— Я думаю, это он пронес взрывчатку. Он — единственный, кто не пострадал при взрыве.

— Нет! — Максиму впервые удалось повысить голос, почти закричать. — Я уже говорил, я не знал ни о какой бомбе!

В этот момент в дверь просунулся молодой парень в форме и обратился к Филиппу:

— Капитан, здесь журналисты, — сообщил коллега. — Они требуют, чтобы допрос проходил в их присутствии.

— Пропусти их, — распорядился Филипп. — Но скажи, чтобы рассчитывали только на пять минут. Я не смогу работать при журналистах. Вся информация, получаемая при допросе — это тайна следствия.

Минуту спустя в помещение, словно жужжащий пчелиный рой, влетела толпа представителей СМИ. У каждого журналиста имелась портативная камера с подсветкой, сбоку которой находился небольшой микрофон с логотипом компании на ветрячке. На Максима посыпались вопросы подобно тому, как недавно на него валились товары с магазинных полок:

— Кто вы? Как вас зовут?

— Зачем вы совершили теракт?

— Сколько вам за это заплатили?

— Вы верите в бога?

— Какие требования предъявит «Чёрный огонь» на этот раз?

— Вы поддерживаете утилизацию массовых убийц?

— Почему вы не скрылись с места преступления?

— Кто из лидеров «Чёрного огня» отдал вам приказ?

Максим окончательно растерялся. На большинство вопросов у него попросту не было ответов. Он тупо переводил взгляд с камеры на камеру, жмурился от слепящего света и молчал. Журналисты не унимались и продолжали кричать наперебой. Хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этот шум, не пропускать в своё сознание творящийся вокруг абсурд. Но даже такое простое действие Максим не мог сделать — руки были обездвижены зажимами.

Пытку Максима, как ни странно, прекратил Филипп:

— Всё, господа, ваше время истекло! — он поднял ладонь в выпроваживающем жесте. — Уверен, вы собрали достаточно материала, чтобы сделать отличный репортаж. А теперь выходите, мне нужно работать с нашим общительным подозреваемым.

Журналисты шутку не поняли. Они начали требовать извинений и дополнительного времени, а некоторые даже пригрозили судом за препятствование работы СМИ. Филипп, слышавший подобное неоднократно, снисходительно улыбался в ответ. Его улыбка исчезла, когда он остался наедине с Максимом и полицейским из конвоя.

— Проклятые журналюги. Терпеть их не могу. Они самозабвенно кричат о правде и свободе слова, но интересуют их лишь громкие заголовки и деньги. Ни один не спросил тебя о том, каково видеть разорванные твоей бомбой тела? Не хотел ли ты посмотреть в лица детей, оставшихся без родителей? Жертвы их не интересуют. Их интересуешь ты — человек, создавший инфоповод. Такие, как ты, дают им работу. Такие, как ты, их восхищают. А все эти мертвецы лишь повод написать о тебе. Они им не интересны. Им интересно лишь их количество. Каждый новый человек, погибший в реанимации после взрыва, продлит жизнь этой новости, пока она не будет высосана до дна.

— У меня был выбор, идти в магазин или нет, — заговорил Максим, когда наступила тишина. — Я же мог пойти сразу домой, доесть эти чёртовы консервы и лечь спать. Но нет, захотелось чего-то другого. Теперь сижу здесь, как идиот, и пытаюсь доказать, что не убивал людей. Посмотрите на меня. Посмотрите на мою квартиру. Такой человек, как я, не способен на убийство. Просто смелости не хватит.

Чуть-чуть помедлив, Филипп кивнул:

— Согласен, на матёрого террориста ты не похож. Поник, вон, как прыщавый мальчишка после первого девичьего отказа. Но говоришь ты правду или просто хорошо играешь свою роль, мы сегодня проверим. У нас впереди занимательная ночь.

— В чём же её занимательность? — осмелился уточнить Максим, снова ощутив мерзкий зуд между лопаток.

Проигнорировав его реплику, Филипп продолжил:

— Когда ты зашёл в магазин, не заметил ли ты там чего-либо подозрительного?

— Нет, — уверенно мотнул головой Максим.

— Может, каких-то людей, которые вели себя странно, или странные предметы? Может быть, что-то странное было на улице? Машины, голограммы. Что угодно.

— Нет, я не видел ничего странного, совсем! — голос Максима сделался хриплым. В горле окончательно пересохло. — Я просто хотел купить что-нибудь выпить и поесть.

— Ну да, водочку с бананами. Оригинально, — усмехнулся Филипп.

— Именно так. Смешно, но это правда. А сейчас я хочу простой воды, — прохрипел Максим.

— Я бы отказал тебе, знаешь, в воспитательных целях, но из тебя же тогда слова не вытянешь, — вздохнул Филипп. — Ладно, обеспечим.

Конвоир тут же взял рацию, дал команду, и спустя полминуты в дверях появился молодой парень, который предупреждал о журналистах. В его руке была полулитровая бутылка воды.

— Я принёс, — сказал юноша и поставил её на обшарпанный стол.

Он уже собрался уходить, когда его остановил Филипп, сказав:

— Это вода для подозреваемого. У него связаны руки. Считаешь, я должен его поить?

Конвоир коротко хохотнул.

— Простите, я не подумал, — замялся молодой человек.

— Тот, кто не думает, отсюда быстро вылетает, сынок, — сказал Филипп, приподняв брови. — А теперь напои нашего подозреваемого. Он сегодня убил больше двадцати человек и очень утомился.

Парень взял бутылку в руки, подошёл к привязанному, открыл крышку и замер в нерешительности.

— Поверь, мне тоже неловко, — хрипло усмехнулся Максим.

— Давай-давай. Я ж тебя не кровь с мозгами отмывать прошу. Да шучу. Я сам отмою, если что. Аккуратно, он же захлебнётся. Приподнимай бутылку медленно. Вот так. Ты посмотри, какой водохлёб. Почти всю бутылку выдул. Давай, ещё чуть-чуть. Теперь всю. Вот и молодец, — комментировал Филипп.

— Спасибо, — сказал Максим юноше и вздохнул с облегчением.

— Не стоит благодарности, это его работа, — фыркнул Филипп. — Ты только бутылку не выбрасывай, — обратился он к молодому коллеге. — Если подозреваемому понадобится по малой нужде, мы тебя снова позовём.

Парень скривился, представив, как выполняет это малоприятное задание, и вышел из допросной.

— Что ж, — после секундной паузы Филипп хлопнул себя ладонями по коленям. — Напомню, мы в комнате для допросов третьей касты. Здесь разрешается использовать все наработки следственного дела.

— Что это значит? — Максим задышал чаще. — Бить будете?

— О, нет, — многообещающе заверил Филипп.

Он отошёл в сторону, начал разминать руки и делать небольшие наклоны вправо-влево, как боксёр на тренировке, после чего скомандовал:

— Доставай!

Конвоир подошёл к Максиму сзади, извлек из сумочки на спинке кресла малогабаритный пистолет и протянул его Филиппу.

— Классная штука! — сказал тот и покачал оружие в руке, как бы оценивая его на вес. — Я пару раз испытывал, хорошо себя показала. Вредная, малость, но ты молодой, переживешь.

Филипп обошёл стол и приблизился к своей жертве. Максим заёрзал на месте. Он чувствовал себя глупым и беспомощным, словно лягушка, которая ползёт прямо в пасть змее. Что собирается делать офицер? Как далеко ему позволено зайти? Выстрел в голову подозреваемому ему ничем не поможет. Мертвецы, как правило, немногословны. Проделать пару непредусмотренных физиологией отверстий подальше от крупных артерий помогает развязать язык. Но что делать, если язык и так развязан? Максим крепко зажмурился, ожидая самого худшего.

Филипп, чувствуя страх подозреваемого, мерзко ухмыльнулся. Он приставил пистолет к его руке и нажал на спусковой крючок. Максим стиснул зубы, часто дыша, но выстрела всё не происходило. Тем временем на затворе пистолета загорелась красная светодиодная лента. Из дула выскочила короткая тонкая игла, попав точно в вену. Укол по ощущению можно было сравнить с укусом комара. По мере того, как в организм поступал препарат, красная лента на затворе постепенно окрашивалась в зелёный. По завершении инъекции раздался короткий мелодичный сигнал.

Максим открыл глаза и изумленно посмотрел на место укола. Не считая крошечной красной точки на коже, его рука осталась невредимой.

— И это всё? — не веря своему счастью, спросил Максим.

— Ты что, правда думал, что я в тебя стрелять буду? — усмехнулся Филипп.

— Ну, предполагал, — замялся Максим.

— Какие вы все, гражданские, смешные, — Филипп закатил глаза. — Выстрел даже из мелкокалиберного пистолета в таком тесном помещении бьёт по ушам, как ботинок 45-го размера. Если бы я хотел проделать в тебе дырочку, я бы дверь открыл, надел наушники и мясницкий фартук с защитной маской. Случайные брызги крови моему костюму ни к чему. Не буду говорить, сколько он стоит. Завидовать будешь. И, чёрт возьми, когда я говорил про вредность, я не имел ввиду пулю. Называть огнестрельное ранение вредным всё равно что называть взрыв вспышкой.

— У страха глаза велики, — смущённо ответил Максим, стараясь сгладить впечатление от своей трусости.

— Тоже изучаешь древние тезисы? Или как их называли тогда — поговорки. Не суть. В общем, причинение физического вреда подозреваемым это метод такой же древний, как и поговорки. Это, — Филипп ещё раз продемонстрировал пистолет. — Это Т-14, применяется только для третьей касты или по разрешению спецсуда. Минут через пять ты заметишь его действие. Тебе понравится.